4.2. 10 июня
4.2. 10 июня
Рано утром 10/23 июня эскадра вышла на внешний рейд. Началось траление рейда и фарватеров. Было вытралено 15 мин. Только после 2 часов пополудни эскадра в составе шести броненосцев, пяти крейсеров, двух минных крейсеров и шести миноносцев 1-го отряда, предшествуемая тралящим караваном, вышла в море.
Вот что рассказывает об этом не раннем выходе эскадры и обстоятельствах, ему сопутствовавших, старший офицер броненосца «Полтава» Сергей Иванович Лутонин, с которым нам еще не раз придется встретиться{69}.
Мы сделали совершенно наоборот
«К началу июня броненосцы были починены, оставалось только выбрать удобный момент и выйти в море. Сведения, полученные нами от наместника о состоянии японского флота, были самые утешительные; нам сообщалось, что у японцев осталось всего два броненосца и несколько крейсеров, остальные частью утоплены, частью чинятся в доках, но японцы по свойственной им хитрости подделывали под боевые суда свои большие коммерческие пароходы.
Если задача Артурской эскадры была прорыв во Владивосток, то естественно было прорваться внезапно ночью, тем более что в это время[67] блокада была ослаблена и можно было надеяться проскочить незаметно за ночь мимо базы Того — островов Эллиот. Мы сделали совершенно наоборот. 3 июня оповестили всему миру, что эскадра починилась и готова к выходу, а выходить ночью почему-то признали рискованным.
Рейд тралился ежедневно, мин попадалось все меньше и меньше[68], можно было с уверенностью сказать, что намеченный путь выхода очищен, и если бы мы, как предполагалось, вышли 9-го, а не 10 июня, то случая с “Севастополем” не было бы, а, может быть, эскадра и успела бы проскочить. Наши приготовления, конечно, скоро стали известны японцам, их шлюпки не зевали, и вот в ночь с 9 на 10 июня на рейд явились японские миноносцы и заградили.
Стоявший на наблюдательном пункте у брандера “Гиляк” прозевал работу японцев, с приморских батарей тоже видели, что ходят какие-то миноносцы, но, приняв, вероятно, их за свои, не сообщили адмиралу Витгефту. Только квартирмейстер с броненосца “Ретвизан” понял в чем дело и побежал докладывать адмиралу, но расстояние от батареи № 21 до Восточного бассейна было немалое — пока добежал квартирмейстер, эскадра начала уже выходить.
Наш выход не был похож на прежние при адмирале Макарове, суда медленно выползали на рейд, я помню, что когда “Полтава” вышла уже за линию затопленных пароходов, то крейсера, броненосцы “Цесаревич” и “Севастополь” были еще на рейде. Вслед за “Полтавой” шел “Пересвет”.
Внутренний рейд Порт-Артура. На первом плане крейсер «Аскольд»
Я стоял на верхнем мостике рядом с командиром, вблизи меня были мичман Пчельников и старший боцман Зинченко. Как-то моментально я взял бинокль и стал смотреть на поверхность моря, вдруг я вижу что-то плавающее, по форме — мина заграждения. Вглядываюсь внимательнее, сомнения нет — это японская мина. Тотчас докладываю командиру и указываю на мину, но командир решительно отверг, что это мина.
Мичман Пчельников взял бинокль и подтвердил, что это мина. Тогда командир сделал нам обоим выговор, что мы на рейд не ездили, ничего не знаем, что поставлены для указания прохода буйки и эти-то буйки принимаем за мины и зря делаем переполох. Тогда уже старший боцман Зинченко, рассмотрев плавающий предмет, доложил: “Ваше высокоблагородие, да это мина, вон и цепочка видна”.
Капитан 1-го ранга Успенский против такого аргумента спорить уже не мог, тотчас же мы по семафору донесли адмиралу, предупредили об опасности идущий сзади “Пересеет”, стали сами на якорь и спустили вельботы и паровой катер, чтобы расстрелять мину.
Переполох на эскадре был полный, эскадра остановилась, пошли с тралами паровые катера, миноносцы, то там, то сям стали взлетать столбы воды от взрывающихся в тралах мин — японцы приготовили форменный сюрприз. Конечно, о дальнейшем выходе в море, пока не очистим проход, и думать было нечего, мы до двух часов тралили, около 16-ти мин было уничтожено, но сказать, что выловили все основательно, не было уверенности, и, действительно, при возвращении обратно в Артур “Севастополь” наткнулся на 17-ю[69].
Помнится мне, что только в третьем часу мы тронулись тихо в море, перед нами шел тралящий караван, “Полтава” в строю броненосцев была головным, “Цесаревич” с адмиралом — концевым. Мы уже далеко отошли от Артура, но адмирал не отпустил караван».
Порт-Артурская эскадра на внешнем рейде. На первом плане эскадренный броненосец «Пересвет»
Ползли черепашьим шагом
«В это время из Дальнего показался “Чин-Иен”, из его труб валил густой дым, видимо, шел полным ходом, но мы знали, что больше 12 узлов он не ходит. Горизонт был совершенно чист, ни одного дымка не было видно, “Чин-Иен” ясно шел одиноким и прямо лез в наши руки, но адмирал сохранял 4-узловой ход, он не рискнул броситься на старый броненосец с “Цесаревичем” и “Ретвизаном”, которые могли бы, дав по 17 узлов, быстро догнать врага и утопить его безнаказанно.
Расстояние до “Чин-Иена” было не более 90 кабельтовых, виден был весь его корпус, но мы ползли черепашьим шагом и дали добыче ускользнуть».
В дальнейшем Витгефт говорил, что, по имевшимся у него сведениям, японский флот в Желтом море был слабее русского и находился в разных районах. Поэтому он рассчитывал, что без помехи за ночь уйдет далеко в море. На другой же день он, Витгефт, предполагал идти к островам Эллиот и атаковать находившиеся там основные силы противника.
В 4 часа 40 минут пополудни эскадра вышла на глубокую воду, и сопровождавший ее тралящий караван под охраной пяти миноносцев был отпущен в Порт-Артур.
Неприятельский флот в составе 4 броненосцев, 4 броненосных крейсеров, 1 устаревшего броненосца, 13 крейсеров и 30 миноносцев появился на видимости в начале шестого часа, когда эскадра уже прошла 20 миль. Он шел четырьмя отрядами. Три из них легли на параллельный с нашим курс, а четвертый пошел е обход эскадры, отрезая ей обратный путь в Порт-Артур.
В начале появления противника Витгефт пытался занять выгодное положение для боя, но затем проявил, по-видимому, непростительное малодушие. Считая без всякого на то основания бой безнадежным, он изменил свое первоначальное решение и приказал возвращаться в базу. В 6 часов 50 минут по сигналу флагмана эскадра повернула и пошла к Порт-Артуру.
Комментирует капитан 2-го ранга Лутонин.
«Цесаревич» дает полный ход. Назад в Артур
«Выйдя на простор, адмирал перестроил свою эскадру в кильватер и пошел головным, концевым шла “Полтава”. Море было спокойное, ветер не более двух баллов. Перед закатом солнца на Ost показалась масса дымков, это шел нам навстречу адмирал Того.
Курсы были сходящиеся, и потому корпуса японцев быстро обрисовались на горизонте. Вон головным идет “Микаса”, его ни с кем спутать нельзя, за ним “Асахи”, “Сикисима”, двухтрубный “Фудзи” или “Ясима”, типичные “Ниссин” и “Касуга”, четыре броненосных крейсера и более десяти бронепалубных с тремя соглядатаями типа “Касаги”, затем мелкие суда и, как саранча, миноносцы.
Мы идем на сближение, тревога пробита, расстояние около 60 кабельтовых — вдруг адмирал поворачивает на 180 градусов, за ним последовательно поворачивают все броненосцы, “Полтава” по-прежнему осталась концевым. “Цесаревич”, повернув на Артур, дает полный ход, мало-помалу мы начинаем все отставать и отставать, но адмирал хода не уменьшает, расстояние все увеличивается и увеличивается. “Полтава” брошена на произвол судьбы, так как со своими 13-ю узлами хода ей не догнать головного, идущего по 16».
Все летописцы Порт-Артура объясняют нежелание адмирала Витгефта выходить в море, в частности, тем, что очень он берег временно доставшиеся ему в команду броненосцы. Заботился о сохранности, значит, сильно. Случай оставления на произвол судьбы тихоходной «Пролтавы», что, как мы увидим дальше, вообще, явится типичной чертой флотоводческого почерка «не флотоводца» Витгефта, заставляет в значительной степени усомниться в этом неукоснительном стремлении контр-адмирала сберечь вверенную его попечению материальную часть.
Посмотрим, кстати, как сложилась судьба отставшего корабля.
Японские миноносцы
«Мимо нас проходят наши крейсера, японцы нерешительно следуют за эскадрой, огня не открывают, хотя было время, что дистанция между ними и нами была 52 кабельтовых.
Зато три отряда их миноносцев охватили нас с боков и кормы, шли вне выстрела и, видимо, ждали наступления темноты, чтобы броситься в атаку. Солнце, к счастью, заходило поздно, была продолжительная заря, и японцы долго не решались атаковать. Их три отряда, численностью более 60 миноносцев, все более и более охватывали нас, все ближе и ближе с наступлением темноты подвигались к броненосцу.
Артур был уже недалеко, виднелись огни стоявших на рейде судов, японцы начали атаку. Так как внезапности никакой не было, враг ожидался каждый момент, то атаки не удавались. Мы на ходу выдержали их четыре и успешно отразили.
Один миноносец, разрядив свои аппараты и не попав, с досады открыл по нам огонь из 75-мм и 57-мм пушек. Один снаряд его угодил в палубу около носовой 12-дм башни, через мостик просвистело еще несколько снарядов, но выстрелы из 6-дм наших пушек скоро отбили охоту у храброго неприятеля.
После сигнальщики с батареи № 20 говорили, что один миноносец был утоплен последним идущим кораблем, значит “Полтавой”. Лично мы этого не видели, поэтому и приписывать себе утопление миноносца не можем. Особенно яростна была четвертая атака, когда мы подходили уже к якорному месту».
На «Полтаве», задний ход!
«Тут случился необъяснимый до сих пор факт: мы были уже близко от своего места, впереди нас виднелся высокий силуэт броненосца типа “Пересвет”, на рейде был мертвый штиль, так что все звуки отчетливо слышались. На мостике стоял командир, я и еще два офицера, вдруг мы ясно услышали:
“На «Полтаве», задний ход!”
Командир, думая, что “Пересвет” идет задним ходом, сразу застопорил машину и дал самый полный задний ход, в это время с бака кричат:
“Под тараном мина пошла!”
Не сделай мы этот маневр, мина ударилась бы в наш нос и взорвала бы “Полтаву”. Сколько мы потом ни спрашивали на “Пересвете” и на “Победе”, никто с них нам ничего не кричал, так и не удалось выяснить, кто спас “Полтаву” от японской мины».
Капитан 1-го ранга Эссен очень сожалел
«Во время атаки по правому борту мы услыхали из воды голоса:
“На «Полтаве», спасите!”
При свете прожекторов увидели, что в воде барахтаются три человека и отливное течение их уносит в море. Оставить на погибель трех людей нельзя, но и спасать их очень трудно. Надо спустить из ростр катера, в это же время откинуть шесты и поставить сетевое заграждение, а раз шесты откинуты — шлюпку спустить нельзя.
Решено было спускать шлюпку, постановку сетей задержать и отбивать атаки. Все-таки маневр был очень затруднителен, потому что японцы не дремали, атаки шли своим чередом, электрическую лебедку приходилось стопорить, катер висел в воздухе, а под ним стреляли из 6-дм пушек. Наконец удалось спустить, двое людей подобраны нами, один “Новиком”.
Сети тотчас же откинуты, ну теперь легко на душе — пусть их атакуют. Когда спасенные люди были приняты на палубу, то я спросил у них: каким образом они очутились в воде и с какого судна. Оказалось, с “Севастополя”, но как попали в воду — не помнят. Предполагая, что сбросило их в воду при постановке сетевого заграждения, я высказал им это, и они подтвердили, что именно сетями их сбросило.
На деле оказалось совершенно другое.
“Севастополь”, отклонясь влево, случайно наткнулся на поставленную и не вытраленную японскую мину. Произошел взрыв в левом носовом 6-дм погребе, броненосец вздрогнул, и командир его решил идти на мелководье под Белый Волк, чтобы там выяснить степень серьезности полученной пробоины. Когда произошел взрыв, то эти три молодца, кстати, призванные из запаса, в паническом ужасе прыгнули за борт и искали спасения вплавь.
Когда на следующий день мы сдали их на “Севастополь”, то командир его капитан 1-го ранга Эссен очень сожалел, что спасли таких трусов».
Подсчет потерь по-японски
«Вся эскадра стояла на внешнем рейде в одну линию, судовые и прибрежные с фортов прожектора ярко освещали всю местность впереди нас, проскользнуть незамеченным было невозможно.
Но японцы этим не смущались, по два, по три, группами их миноносцы смело шли в атаку, и картина этих атак так была величественна, так грандиозна, что мы невольно восхищались безумной отвагой нашего врага.
Град снарядов с фортов, грохот чудовищных 12-дм пушек, огоньки взрывов бомб, спокойное море, синеватый свет фонарей и несущийся полным ходом японский миноносец среди кипящего от падения снарядов моря — все это походило на феерию, на феерию полную крови, смерть витала там, на этих маленьких суденышках.
Вот лучи прожекторов открыли несущийся двухтрубный миноносец, он пойман, теперь его не упустят. Из труб вылетают снопы искр, пламя, ход, видимо, самый полный, вокруг шлепаются снаряды, 12-дм бомбы поднимают огромные фонтаны воды — вдруг миноносец сразу как бы остановился, середина его погрузилась, нос и корма поднимаются кверху, он переломлен пополам и быстро погружается в воду.
Другой миноносец, проскочив безнаказанно вдоль нашего левого фланга, шел в атаку правого. Шел он параллельно линии эскадры самым полным ходом, вода вокруг него кипит от снарядов. Вдруг миноносец сразу юркнул носом в воду — вероятно, 12-дм снаряд разорвал его на части.
Мимо нас несется двухтрубный; чтобы ввести нас в обман, он выпускает сзади себя облако пара, но метко пущенный 6-дм снаряд из башни мичмана Ломана угодил в минный аппарат, огромный столб пламени взлетает в воздух, и миноносца нет — ушел в воду. Проскочить незаметно не мог, на него были направлены все наши фонари.
Морские агенты Германии и Франции были на Золотой горе и оттуда наблюдали за атаками[70]. По их счету, японцы в эту ночь потеряли семь миноносцев.
Того же доносил, что потерь не было».
Как не вспомнить бумеранг информационной лжи[71]!
«Когда рассвело, мы увидели — под Белым Волком стоит на якоре “Севастополь”, а на горизонте два японских крейсера, наблюдающие за нами. Эскадра один за другим втянулась в бассейны. “Севастополь” быстро приступил к заделке пробоины, и работа пошла так удачно, что через месяц он починился и был готов к выходу в море.
Итак, своим выходом 10 июня мы не достигли никаких положительных результатов, скорее, получился уже отрицательный, так как подорвался “Севастополь” и Того ясно увидел, что мы всячески уклоняемся от боя. Неожиданность выхода была упущена, японцы теперь знали, что эскадра починилась, всегда может выйти в море, поэтому караулить нас стали строже, стали и мины забрасывать на рейде чаще».
И тем не менее.
О пользе выходов в море. Эскадрой
Эскадра не выполнила поставленной перед ней задачи, но даже этот выход ее в море оказал существенное влияние на сухопутные операции японских войск в Маньчжурии. 24 июня, в день предполагаемого наступления против Куропаткина, командующими 1-й и 2-й армиями Оку и Куроки была получена из Токио следующая директива: «Факт, что русский флот может выходить из Порт-Артура, осуществился: перевозка морем продовольствия, потребного для соединений маньчжурских армий, подвергнута опасности. Было бы неосторожным 2-й армии подвигаться севернее Гайчжоу в настоящее время»{70}. В результате Ляоянский бой, который должен был произойти до наступления дождей, отложен на период времени после их окончания.
Таким образом, мы видим, что любой выход Порт-Артурской эскадры в море, становился зримым воплощением принципа известного адмирала Мэхэна: «Fleet in being»[72]. Существенным фактором военных действий. Эскадру, стоящую во внутреннем бассейне Порт-Артура, таковым фактором наши оппоненты не считали.
Адмирал Витгефт, как известно, еще до выхода в море утверждал, что главной задачей флота в сложившейся обстановке является защита крепости. Нерешительный выход эскадры 10 июня он предпочел считать решающим аргументом в пользу того, что прорвать блокаду не удастся.
После возвращения флота в базу по распоряжению адмирала был разработан план по поддержке фланга русских войск, отходивших к Порт-Артуру. По этому плану корабли с конца июня почти ежедневно выходили в море и обстреливали фланги наступавшей японской армии. Иногда флот действовал в усиленном составе.
Флот защищает Порт-Артур
13 июня, спустя три дня после выхода в море русской эскадры, возобновились бои на Квантунском полуострове. Генерал Ноги решил оттеснить русских с горы Куинсан, с которой хорошо просматривались тыл его армии и, в частности, город и порт Дальний. После артиллерийской подготовки части 11-й дивизии перешли в наступление. Начались ожесточенные бои.
Наступление японских войск было поддержано с моря 2 вспомогательными крейсерами и 16 миноносцами. В сражении приняли участие и русские корабли, выходившие для этого в бухты Сикоу и Лунвантан. Крейсера «Новик» и «Всадник», канонерские лодки «Отважный», «Гремящий», «Бобр» и 14 миноносцев отогнали корабли противника и в течение нескольких часов обстреливали фланг неприятельской позиции, но потом при появлении 5 японских крейсеров были вынуждены уйти.
Корабли эскадры выходили для содействия своим войскам, дравшимся на морском фланге 20, 21, 22 июня и 1 июля.
13 июля для поддержки правого фланга войск по просьбе сухопутного командования в бухту Лунвантан выходили крейсера «Баян», «Аскольд», «Пал-лада», «Новик» и «Всадник», три канонерские лодки и 11 миноносцев. Корабли не только поддерживали огнем войска, не только расстреливали артиллерийские позиции неприятеля, но и вели успешный бой с миноносцами и крейсерами противника. Во время перестрелки в крейсер «Итсукишима» попало несколько снарядов, крейсер «Чиода» во время маневрирования подорвался на мине, потеряв до 50 человек команды.
Об эффективности поддержки сухопутных войск флотом свидетельствует следующая телеграмма генерала Кондратенко морскому командованию: «Сердечно благодарю за содействие флота, благодаря которому удалось успешно отразить сильнейшие пехотные и артиллерийские атаки на нашем правом фланге»{71}.
15 июля японцам удалось занять высоту 93, господствующую «на перевалах». Захват высоты не имел решающего значения, но генерал Стессель, не представляя себе обстановки на фронте или представляя ее как-то весьма по-своему, приказал очистить «позицию на перевалах». Солдаты и офицеры недоумевали: кто приказал отступать и почему? Японские войска потеряли «на перевалах» за три дня до 12 тысяч человек. Нам нужно было продержаться еще несколько дней, и Ноги был бы вынужден прекратить атаки и снова ждать подкреплений.
Недаром японский офицер Тадеучи Сакурай, участник боев, писал впоследствии, что неприятельская артиллерия в боях перед крепостью не давала двигаться вперед, огонь ее был меткий, и снаряды сыпались, как дождь. Убитых и раненых было так много, что не хватало носилок. В батальоне Сакурая были перебиты все офицеры и очень много солдат, хотя батальон и находился в резерве. За несколько часов боя многие японские части перестали существовать. Японцы никак не предполагали, что русские так скоро оставят «перевалы» и уйдут в крепость{72}.
Оставление без упорного сопротивления «позиций на перевалах», очевидно, было одним из звеньев в цепи предательских действий генералов Фока и Стесселя, которые старались как можно быстрее отвести полевые войска в крепость, укрыться за фортами и укреплениями и отсиживаться там в лучшем случае ожидая выручки извне.
Воспользовавшись гибелью адмирала Макарова и ослаблением боевой деятельности русского флота, японцы в течение мая — июля высадили на Квантуне две армии, тесно обложили Порт-Артур и вышли на подступы к Ляояну, где Куропаткин делал вид, что все еще сосредоточивает свои силы.
«Японские генералы, в частности Оку и Ноги, также не отличались качествами военачальников, и успехи их объясняются главным образом бездарностью и предательством царских военных руководителей. Именно эти предатели в первую очередь виновны в том, что японцы, действуя, правда, неумело и робко, все же вышли к Порт-Артуру и осадили его»{73}.
Маневренный период войны на Квантуне закончился в конце июля 1904 года. Начались осада и оборона крепости — базы русского флота.
Порт-Артурская эскадра насчитывала к этому времени 6 готовых к выходу и бою броненосцев, 6 крейсеров различных классов, 2 минных крейсера, 4 канонерские лодки, 19 миноносцев, минный транспорт «Амур», 2 транспорта и 2 парохода Красного Креста. Личный состав эскадры и Квантунского флотского экипажа насчитывал 10 тысяч моряков. Это была мощная сила. Следует также учесть, что значительная часть японского броненосного флота — отряд крейсеров адмирала Камимура — блокировал в Корейском проливе возможные действия Владивостокских крейсеров.