6. От Хеллвилля до Камранга
6. От Хеллвилля до Камранга
До сих пор нет аналога 4500-мильному эскадренному переходу парового броненосного флота на такое расстояние. По-прежнему без баз.
Следует учесть, что при сверхоптимальном режиме расходования угля, будучи заваленными этим самым углем до тех самых клотиков мачт, броненосцы типа «Бородино» могли пройти «без дозаправки» не более 1900 миль. Это абсолютный рекорд, достигнутый 2-й эскадрой, для судов такового типа. Но даже этот рекорд подразумевал несколько заправок в походе. С угольщиков, на океанской волне. А волна эта ничуть не напоминает знакомые всем волны Балтийского, Черного и Средиземного морей. Для волны этой и сотню человек слизнуть при случае не вопрос. Как и сейчас бывает. То на Филиппинах, то в Бангладеш. А если не там, то где-то рядом. В данном случае речь идет в основном о сверхдлинных волнах типа цунами, в океане совсем почти не ощутимых.
Но бывают и вовсе тайфуны. Как сказал один литератор — обычно с ласковыми именами. И тоже ни таиландцам, ни кораблям мало не кажется.
Так что потрясение цивилизованного человечества, когда русская эскадра прошла 26 марта 1905 года походным строем визави Сингапура, не поддается описанию. Все думали, что она уже потонула давно.
Русский консул в Сингапуре господин Рудановский, встретивший эскадру на зафрахтованном пароходике в открытом море, поспешил донести, что недавно здесь был Того со всем флотом. Это была чистой воды гипербола, но меры предосторожности на эскадре были приняты.
Вечером эскадра вышла в Южно-Китайское море. На многих судах эскадры начали готовиться к бою: возле орудий подвешивали сети минного заграждения, клали в них ряды коек и устраивали траверзы для защиты расчетов орудий от осколков. Командиры некоторых судов сами приказали выбросить за борт горючие материалы типа деревянных рубок, рундуков, внутренних деревянных бортов и обшивки.
В тайне даже от старших служащих
В полдень 29 марта от эскадры отделился госпитальный пароход «Орел» и согласно приказанию Командующего пошел в Сайгон, чтобы запастись провизией, медикаментами, сдать в госпиталь больных, а также отправить телеграммы.
Командующий эскадрой телеграфировал в Петербург:
«29 марта нахожусь в 300 милях от бухты Камранг, в которой полагаю ожидать приказаний, если не буду атакован и недопущен в бухту следящим за эскадрою японским флотом. Испрашиваю Высочайшее повеление о дальнейшем движении соответственно положению дел на театре военных действий и положению Владивостока особенно. Если надо идти дальше, то необходимо очень поспешить»{205}.
«По-видимому, японский флот близко, получаем беспроволочные телеграммы, нам непонятные. Если эскадра нужна еще Владивостоку, если там есть пища для лишних тридцати тысяч, если остались боевые запасы для флота, то необходимо идти немедленно, не ожидая Небогатова. Потеря одной недели была бы трудно поправима. Если будет повелено идти во Владивосток, то необходимо, чтобы Министерство держало это в тайне, даже от старших служащих, и поддерживало агентскими телеграммами мнение, что эскадра будет ожидать здесь соединения с Небогатовым и с весенним отрядом. Если же поздно уже высылать эскадру во Владивосток, то необходимо возвратить ее в Россию — без базы она существовать долго не может»{206}.
Телеграммы были получены в Петербурге 1 апреля. В тот же день Адмиралу было отвечено, что Владивосток с суши не блокирован, запасы там есть, и он может идти туда, не ожидая Небогатова.
Утром 31 марта эскадра подошла к входу в бухту Камранг, а на следующее утро после траления входа и рейда расположилась в ней. «Настроение личного состава эскадры после 28-дневного океанского перехода было превосходное и весьма приподнятое»{207}.
Но вот с углем вновь были напряги. Ни правительственные агенты, ни командир «Дианы» светлейший князь Ливен обеспечить надлежащее количество угля эскадре для немедленного перехода во Владивосток не смогли.
Фактическая задержка эскадры продолжалась. Интересно, что в ней многие любители и профессионалы военной и военно-морской истории обвиняют уже адмирала Рожественского: ему ведь разрешили идти, не ожидая Небогатова. А нехватка угля — это такой грубый материализм!
«Я выйду в море для боя с ним»
«Не встретив неприятеля до захода в бухту Камранг, Командующий эскадрой 3 апреля 1905 года отдал приказание за № 182, начинающееся следующими словами:
“В случае появления в виду бухты значительных сил неприятеля я выйду в море для боя с ним…”»{208}Но неприятель не появлялся. Эскадре предстояло еще одно испытание перед боем. Почти месячное пребывание у берегов Аннама под парами в ожидании отряда Небогатова и пароходов с топливом для последнего перехода. Просто стоять в одной из многочисленных бухт не позволили французские союзники и правила «нейтралитета», которые Владычица морей Британия меняла как ей заблагорассудится.
Надо признать, что французским морякам и их командующему адмиралу де Жонкьеру было стыдно за свое правительство.
Глазами французского адмирала
До конца дней своих не смог забыть адмирал де Жонкьер потрясение, испытанное им, когда он увидел, как русский адмирал, о котором говорит весь мир, идет навстречу ему по палубе своего флагмана, заметно волоча за собой правую ногу.
Высокая изможденная фигура, казалось, состояла только из кожи и костей. Измученное вытянутое лицо, выражавшее безысходную печаль, долго потом преследовало Жонкьера наяву и во сне. Лицо это было туго обтянуто желтой кожей — как у покойника, но на этом мертвом лице горели горячим яростным огнем живые черные глаза. Французский адмирал физически ощутил исходящую от этого человека невероятную, почти демоническую энергию, передающуюся каждому, кто хоть на мгновение вступал с ним в контакт{209}.
Иначе и не мог человек — хороший и благородный! — но чуждый православию, ощутить и расценить Веру, Верность Царю и Отечеству адмирала Рожественского, черпающего в этой вере и верности силы, необъяснимые для неверующих людей ничем, кроме демонизма. Огонь всепобеждающей веры в глазах человека далекие от жизни духа люди часто путают с мрачным пламенем бездны.
Но впечатление все равно было невероятным!
И, где было в его силах, старался де Жонкьер саботировать подлые и позорные распоряжения Парижа. Между французским и русским адмиралами возник род своеобразной дружбы двух солдат, честно выполняющих свой долг и, где возможно, старающихся помочь друг другу в его исполнении.
А в остальном… Читайте Альфреда де Виньи «Величие и неволя солдата». Очень поучительная книга. И написана хорошо.
Версии и мнения
Есть разные версии и мнения, почему адмирал Рожественский почти месяц ждал Небогатова. Есть и такая, что он тянул время, ожидая, что эскадру отзовут, а получившейся грандиозной демонстрацией воспользуются для заключения мира. Более выгодного для России, чем стал Портсмутский. Об этом говорят такие разные авторы, как Борис Жерве и Франк Тисе.
Последний добавляет, что, после того как эскадра адмирала Рожественского в полном составе прошла в виду Сингапура, рейтинг ее возрос мгновенно до недосягаемой высоты, а в Токио один из английских военно-морских наблюдателей при Соединенном флоте даже написал статью, что русская эскадра, возможно, превосходит силой японскую. Уж не знаю, насколько серьезно писал ценный иностранный специалист, но в Токио все это произвело крайне неприятное впечатление.
Так что, подведя без потерь свою эскадру вплотную к зоне боевых действий, адмирал Рожественский уже совершил подвиг, результатом которого высшее руководство в Петербурге не захотело воспользоваться, по-прежнему ставя эскадре невыполнимые задачи.
Заметим, кстати, что генерал Кондратенко, душа обороны Порт-Артура, незадолго до своей гибели также предлагал попытаться заключить мир, пока держится Порт-Артур. Возможно, своим военным чутьем Кондратенко понял уже тогда, что Куропаткин не собирается выигрывать войну, а потому дальше все будет только хуже, а значит, условия мира могут стать лишь тяжелее[203].
Когда Кондратенко высказал свое предложение, Порт-Артур еще держался, а 2-я эскадра уже шла. Не было еще Мукдена. Но зато было уже обращение японцев к Тедди Рузвельту с воплем о помощи. Такое сочетание факторов вполне могло благоприятно отразиться на условиях заключения мира. Но даже сейчас русский флот как «fleet in being» мог сыграть весомую роль в мирных переговорах.
Однако также несомненно, что для успеха этой демонстрации наряду с подходом к берегам Страны восходящего солнца русского флота — весьма солидного по количеству вымпелов, числу орудий главного калибра и теоретически возможной огневой мощи — требовались хоть сколько-нибудь активные действия отдохнувшей, пополнившейся людно и оружно русской армии, застывшей с февраля на Сыпингайских позициях. Армии требовалось сделать хоть шаг вперед.
Среди военных историков, не задающихся целью показать отсталость и гнилость русского самодержавия, единодушно мнение, что этим шагом вперед наша армия просто раздавила бы противостоящую японскую, пополняемую гимназистами 1907 года призыва. А японское главнокомандование, как мы знаем, не сомневалось в этом и весной-летом 1905 года.
Но Командование русской Маньчжурской армии удержало ее — армию — от этого шага, одновременно заверив любимое Отечество и лично Государя Императора в своей неизменной готовности жизнь положить за перечисленные ценности.
И армия продолжала смирно стоять на указанных позициях, наращивая силы, бесперебойно получая подкрепления и требуя — в лице Командования — от Родины все новых и новых.
С Японией по-прежнему вела войну только 2-я эскадра
Мы никогда не узнаем уже, что происходило в это время в душе адмирала Рожественского, а объяснения, даваемые нашими даже флотскими историками прошлого и настоящего, не представляются соответствующими действительности.
И действия его и «бездействия» объясняли весьма по-разному, но на ум скорее приходит уже упомянутая фраза Франка Тисса из его «Цусимы»: адмирал Рожественский настолько превосходил по своему уровню современных ему, а скорее всего, и большинство последующих русских, а также иностранных адмиралов, что не был понят тогда и также не понят теперь.
Фактом остается то, что 2-я эскадра не сдалась, не пошла ни назад, ни в нейтральные порты.