6.1. Пером и эскадрой

6.1. Пером и эскадрой

Несмотря на глупость и измену, царившие вокруг, Адмирал продолжал служить. Не правительству и чинам — Царю и России. Во все время похода Адмирал внимательно следил за развитием ситуации в России, видел, как она стремительно выходит из-под контроля правительства. Еще 20 февраля 1905 года Рожественский писал жене с Мадагаскара:

«…А что за безобразия творятся у вас в Петербурге и в весях Европейской России. Миндальничание во время войны до добра не доведет. Это именно пора, в какую следует держать все в кулаках и кулаки самые — в полной готовности к действию, а у вас все головы потеряли и бобы разводят. Теперь именно надо войском все задушить и всем вольностям конец положить: запретить стачки самые благонамеренные и душить без милосердия главарей»^{343}.

Сто лет спустя надо быть большим лицемером или ненавистником России, скрытым или явным, чтобы не признать абсолютную правоту этих слов.

И Адмирал не ограничивался эпистолярным протестом. Зиновий Петрович понимал, что после Артура и Мукдена необходимо зримо показать всему миру, что не пропала еще русская сила, есть еще русский дух. На тот момент это было важнее даже соображений секретности. Переход 2-й эскадры через Индийский океан был похож на марш победителей. Ночами суда несли все отличительные огни, что тоже было потом отнесено к числу тактических ошибок Рожественского. Со стороны эскадра казалась освещенным городом в тропической ночи.

«Милей на пять линии двух кильватерных колонн со своими многочисленными разноцветными огнями представляются громадной, хорошо освещенной улицей вроде Невского, возникшей посреди океана», — писал в своих путевых заметках командир «Авроры» капитан 1-го ранга Е.Р. Егорьев.

И эскадра верно поняла своего Адмирала: «Идем, не хоронимся, никого не боимся, приходи хоть сейчас», — и это еще более подняло веру в свои силы, в свою даже, возможно, непобедимость^{344}.

Не случайно японцы побоялись брать Владивосток.