9.1. «Адмирал Ушаков»

9.1. «Адмирал Ушаков»

Ну, покойнички, выпьем!

По счастью подвиг «Адмирала Ушакова» подробно и неоднократно описан уцелевшими участниками славного боя. Героическому кораблю посвящены многочисленные статьи, даже книга написана^{270}.

Последний его день запечатлен буквально поминутно, начиная с памятного завтрака утром 15 мая в кают-компании, когда старший офицер капитан 2-го ранга Александр Александрович Мусатов, человек удивительного хладнокровия, поднял рюмку водки со словами: «Ну, покойнички, выпьем!»

«Через несколько часов эти слова оказались пророческими для него самого и некоторых присутствующих, но в этот момент они всеми были приняты как шутка, и все единодушно потянулись чокнуться с Александром Александровичем. В душе же каждый, я не сомневаюсь, был уверен, что старший офицер был прав»[325].

В погоню за трудно шедшим на север «Ушаковым» были посланы броненосные крейсера «Ивате» и «Якумо». Бронированные гиганты суммарным водоизмещением превышали русский броненосец в шесть раз. На разницу в броневой защите можете глянуть сами. Про подавляющую мощь их орудий с фугасными снарядами, снаряженными «жидким огнем», и 21 — узловую скорость хода не приходится и говорить.

^{«Адмирал Ушаков»}

^{«Ивате»} 

«Ушаков» мог с трудом развивать 10 узлов из-за тяжкого повреждения, полученного им в бою 14 мая, когда он своим корпусом прикрыл горящий «Александр III» от огня японских броненосных крейсеров. Носовое отделение броненосца было затоплено. 

Теперь и умирать можно

Когда «Ивате» и «Якумо» уже были в виду «Ушакова», команда и офицеры переоделись во все чистое, готовясь к последнему бою.

Одному из офицеров командир, капитан 1-го ранга Владимир Николаевич Миклуха — младший брат знаменитого путешественника, выйдя из своей каюты сказал: «Переоделся, даже побрился. Теперь и умирать можно»[326]. 

Еще раз о русской стрельбе и наших снарядах…

В ответ на предложение японцев сдать корабль Владимир Николаевич ни минуты не раздумывая резко приказал: «Дальше разбирать не надо, долой ответ, открыть огонь!»

«Не ожидавшие такого отпора, японцы неосторожно приблизились и поплатились за это, получив залп 10-дюймовой башни в борт.

Это наше первое попадание показывали нам японские офицеры на крейсере “Иакито”[327]. Снаряд ударил в борт крейсера впереди кормового левого трапа, сделав в борту отверстие по своему калибру, и затем разорвался внутри на семь кусков, не причинив судну серьезного повреждения, но убив два-три десятка японцев».

В очередной раз — снайперское мастерство русских комендоров, уже сто лет охаиваемых всеми, кому не лень, на фоне «качества» врученного им оружия! И ведь на «Ушакове» снаряды были лучшие из возможных: всего лишь «хорошо вылежанные» в ораниенбаумском и либавском снегу. 

Характерная черта

Японские крейсера поспешно отошли и стали расстреливать «Ушакова» с расстояния 70 кабельтовов. Спокойно, как на учениях, без малейшего риска, что, как неоднократно с одобрением подчеркивается, является характерной чертой флотоводческого почерка адмирала Того и его учеников.

^{_{Броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков»}}[328]

Максимальная дальность при максимальном угле возвышения старых 10-дюймовок русского броненосца береговой обороны была 53 кабельтова.

На «Ушакове» начался пожар. Через подводные пробоины в корпус вливалась вода. Через 20 минут крен броненосца на правый борт стал мешать вращению орудийных башен. А еще через 10 минут башни заклинило, огонь орудий главного калибра вообще пришлось прекратить. По врагу продолжала стрелять только 5-дюймовая (120-мм) пушка мичмана И.А. Дитлова. Для подбодрения команды и… «на страх врагам». Мичман держал слово, данное накануне погибшим героям «Александра III».

Все возможности сопротивления маленького броненосца были исчерпаны. Командир приказал прекратить огонь, старшему механику — открыть кингстоны, минному офицеру — взорвать подрывные патроны, людям же — спасаться. Минный офицер лейтенант Борис Константинович Жданов, исполнив приказание командира, начал помогать судовому врачу доктору П.В. Бодянскому привязывать раненых к плотикам и спускать их в море. Когда же доктор спросил его:

— А что же у Вас самого нет ни пояса, ни круга? Жданов ответил:

— Я же всегда говорил всем, что я в плену никогда не буду!

Сняв фуражку, как будто прощаясь со всеми, он спустился вниз. 

27-летний лейтенант Б.К. Жданов погиб со своим кораблем, повторив подвиг капитана 1-го ранга В.И. Бэра и лейтенанта В.Л. фон Нидермиллера с броненосца «Ослябя».

Можно добавить еще, что лейтенант Борис Жданов — сокурсник и друг по Морскому корпусу славного лейтенанта Петра Вырубова, накануне ушедшего в бессмертие на броненосце «Суворов», а также шафер на недавней свадьбе последнего.

Лейтенант Борис Константинович Жданов

Мичман Александр Александрович фон Транзе 2-й 

Бог поможет

«На баке тонущего броненосца произошла трогательная сцена, — вспоминает Александр Петрович Гезехус. — Стоял наш батюшка, отец Иона, с юным фельдшером, почти мальчиком. Этот последний почему-то мешкал и не решался броситься в воду. На вопрос батюшки, отчего он медлит, он ответил, что забыл в каюте образок — благословение матери, и не знает, как ему быть. Раздумывать было некогда, но батюшка все-таки ему сказал:

— Если благословение матери, то попытайся достать. Бог поможет. Быстро фельдшер исчез, слова батюшки побороли в нем колебания, и через

весьма короткий промежуток времени он с сияющим, счастливым лицом появился на верхней палубе с образком в руках». 

О пользе коньяка

«У меня же в башне произошел комичный эпизод. Еще до Цусимского боя я, по совету судового врача, взял в башню бутылку коньяка на случай поддержать силы раненых. Бутылку эту я сдал башенному артиллерийскому унтер-офицеру с приказанием хранить ее до моего распоряжения. Во время дневного Цусимского боя, ночных атак и последнего нашего боя я и все в башне совершенно забыли об этой бутылке.

В последний момент, когда часть прислуги уже выскочила из башни, артиллерийский квартирмейстер обратился ко мне с вопросом:

— Ваше Высокоблагородие, а как же быть с коньяком? Ошеломленный таким неуместным вопросом, я ответил:

— Какой там коньяк, брось его к черту, нельзя терять ни минуты.

— Никак нет, разрешите прикончить?

— Ну быстро, всякая задержка может стоить нам жизни.

В момент вылетела пробка, появились кружки. Оставшиеся в башне “прикончили” бутылку, и все благополучно выскочили на палубу и выбросились за борт. Я думаю, что этот глоток коньяка оказал впоследствии даже некоторую пользу, ибо я сравнительно легко перенес трехчасовое плавание в 11° воде». 

Ура!

«Как на последний факт укажу на громовое “ура” плавающих в воде беспомощных людей при виде гибели своего корабля с гордо развевающимся Андреевским флагом. Этот восторженный крик продолжался довольно долго под градом сыпавшихся неприятельских снарядов по пустому месту. Когда зыбь разметала плавающих, постепенно затих и этот крик.

Впоследствии, уже в плену, мы, офицеры, неоднократно получали письма от наших матросов с выражением глубокой благодарности за сохраненную честь и сознание исполненного долга перед Царем и Родиной»[329].

Лейтенанту Гезехусу вторит мичман Александр Александрович фон Транзе.

«“Адмирал Ушаков”, перевернувшись, шел ко дну; кто-то из плавающих матросов крикнул: “Ура! «Ушакову»! С флагом ко дну идет!”

Все бывшие в воде ответили громким долгим “ура”, и действительно: до последнего мгновения развевался над броненосцем Андреевский флаг. Несколько раз был он сбит во время боя, но стоявший под флагом часовой строевой квартирмейстер (строевой унтер-офицер) Василий Прокопович каждый раз вновь поднимал сбитый флаг.

Когда разрешено было спасаться, старший артиллерийский офицер лейтенант Николай Николаевич Дмитриев в мегафон крикнул с мостика Прокоповичу, что он может покинуть свой пост, не ожидая караульного начальника или разводящего, но Прокопович, стоя на спардеке вблизи кормовой башни, вероятно, оглох за два дня боя от гула выстрелов и не слыхал отданного ему приказания. Когда же к нему был послан рассыльный, то он был уже убит разорвавшимся вблизи снарядом». 

Бессильная злоба

«После того как “Адмирал Ушаков” скрылся под водой, японцы еще некоторое время продолжали расстреливать плавающих в море людей».

Об этом же говорит и лейтенант Гезехус:

«Через несколько минут после того как команда бросилась в воду, броненосец перевернулся на правый борт, после чего корма быстро опустилась и, показав таран, вертикально пошел ко дну. Когда броненосец исчез, стрельба с японских крейсеров еще долго не прекращалась — били по плавающим людям. Много людей погибло от этого огня.

Трудно объяснить себе, чем вызвано было такое бессмысленное, жестокое истребление совершенно беззащитных людей…» 

Потом стали спасать

«Прекратив, наконец, стрельбу, они не сразу, а значительно позже, вероятно, получив по радио приказание, спустили шлюпки и приступили к спасению погибающих. Спасали долго и добросовестно; последних, как говорили, подобрали уже при свете прожекторов»^{271}.

«Гибель броненосца произошла около 5 часов вечера, крейсеры же подошли к месту гибели только по прошествии трех часов… Люди держались в воде около 3-х часов при большой зыби и температуре воды 11°. Несколько человек умерло в воде от разрыва сердца, не выдержав температуры…

…Когда люди были подняты с воды на крейсеры, там было оказано должное их героическому подвигу. Отношение японцев было крайне сочувственное и заботливое….Они не только не намекали на наше тяжелое поражение, но даже избегали всяких разговоров на эту тему… Впоследствии, на пути к месту нашего назначения и пребывания в плену, мы имели немало случаев подтверждения, насколько японцы ценили доблестного врага…»^{272}

И это тоже правда. Мичман Дитлов говорит, что даже шампанским поили, а кормили как в хорошем ресторане. По пути в Японию «ушаковцев», — как выяснилось, по недоразумению — перевели с их комфортабельного транспорта на транспорт со сдавшимися «небогатовцами», где разместили в грязном трюме. Но через самое краткое время с извинениями вернули на «свой прежний транспорт», где, пишет Дятлов, «нас приветливо встретил судовой персонал». 

«Адмирал изъявляет свое удовольствие»

«Так погиб в Цусимском бою 15-го мая 1905 года броненосец береговой обороны “Адмирал Ушаков” и его командир капитан 1-го ранга В.Н. Миклуха- Маклай, а с ним старший офицер капитан 2-го ранга

Мусатов, минный офицер лейтенант Жданов, старший механик капитан Яковлев, младший механик поручик Трубицын, младший штурман прапорщик Зорич, комиссар-чиновник Михеев и около ста матросов.

^{Капитан 1-го ранга В.Н. Миклуха}

В японских газетах при описании боя и гибели броненосца “Ушаков” было напечатано, что, когда к плавающему в море командиру броненосца подошла японская шлюпка, чтобы спасти его, Миклуха-Маклай по-английски крикнул японскому офицеру: “Спасайте сначала матросов, потом офицеров!”

Когда же во второй раз подошла к нему шлюпка, он плавал уже мертвый на своем поясе. В кают-компании броненосца был прекрасно написанный портрет Адмирала Федора Федоровича Ушакова. Часто на походе офицеры обращались к портрету и спрашивали: “Ну, что нам суждено?”

И им казалось, что на портрете лицо Адмирала меняло свое выражение. Было решено, что в случае боя тот из офицеров, кто будет в кают-компании, должен посмотреть на портрет, чтобы узнать, доволен ли своим кораблем Адмирал?

Один из офицеров, бывший случайно в кают-компании незадолго до гибели корабля, взглянул на портрет и ему показалось, что “Адмирал изъявляет свое удовольствие”». 

Победа духа

«В 1912 году я имел счастье командовать миноносцем в финляндских шхерах в морской охране Е.И.В. Государя Императора.

Во время Высочайшего смотра миноносцу Его Величество, спустившись в командирскую каюту и увидя висящую на стене фотографию броненосца “Адмирал Ушаков”, изволил меня спросить:

— Почему у вас фотография “Адмирала Ушакова”? Я ответил:

— Я участвовал на нем в Цусимском бою.

— Доблестный корабль, — сказал Государь Император, на что я позволил себе ответить:

— Если когда-либо Вашему Императорскому Величеству благоугодно будет назвать новый корабль именем “Адмирала Ушакова”, я почту за счастье служить на нем и, надеюсь, уже с большим успехом.

— Почему с большим успехом? — спросил Государь, делая ударение на слове “большим”.

— Потому, что тогда мы на нем потерпели поражение, — ответил я.

— Нет, это была победа духа. Один из лучших кораблей будет назван именем “Адмирала Ушакова”, — милостиво изволил сказать Его Величество. Слова Государя Императора несказанно меня обрадовали.

Царское слово крепко. Уже во время войны в Николаеве был заложен крейсер “Адмирал Ушаков”, но незаконченный до революции, не под этим именем, и не под Андреевским флагом, и не в строй Российского Императорского Флота вступил он для защиты чести и целости Великой России…

Но возродится Великая Россия, возродится под славным Андреевским Флагом Русский Флот, а в нем — крепко верю — в честь когда-то грозного для турок “Ушак-Паши” и в память доблестно погибшего в Цусимском бою броненосца один из кораблей с честью и гордостью будет носить имя “Адмирал Ушаков”, а другой — имя его доблестного командира — “Капитан 1-го ранга Миклуха-Маклай”»^{273}.