Любовь

Любовь

Кому судьбою непременной

Девичье сердце суждено,

Тот будет мил назло вселенной;

Сердиться глупо и грешно.

А. С. Пушкин

Капитан-лейтенанту Леве Олейнику катастрофически не везло в личной жизни. В свои неполные двадцать девять лет он уже был дважды женат. Оба раза крайне неудачно. С первой женой, севастопольской студенткой Мариной, Лева познакомился еще в училище. В конце третьего курса на танцах в Доме офицеров он заметил красивую черноволосую девушку, стеснительно жавшуюся в углу среди подруг. Понравилась она ему с первого взгляда. Природа не обидела Леву ни ростом, ни статью, ни внешностью. Горячий третьекурсник атаковал стремительно, и уже вечером, провожая Марину домой, сорвал поцелуй.

Роман развернулся серьезный. Лева, обычно компанейский и заводной малый, не пропускающий ни одной юбки и ни одной курсантской гулянки, теперь улетал в город со скоростью ракеты, тратил нищенскую зарплату на цветы и, по нашему разумению, съехал с катушек. Так продолжалось почти два года. Пока общение Левы с Мариной оставалось на уровне походов в кино, на море и тихих поцелуев у подъезда, ее родители смотрели на все сквозь пальцы. Мол, девочке тоже нужна разрядка после настойчивой и упорной учебы. Но когда Лева, собравшись с духом, сделал Марине предложение, они встали на дыбы. Дело в том, что, когда они познакомились, Марина была еще на первом курсе, а Лева уже на третьем. Теперь ему предстояло через полгода уехать на флот уже в качестве офицера, а Марине надо было доучиваться еще пару лет. Да и не очень хотели ее предки, чтобы их чадо стало верной офицерской женой. Их амбиции простирались гораздо дальше и базировались на действительно эффектной внешности дочери. А упирали они в основном на то, что она еще девочка, ей рано думать об этом. Сама Марина на предложение ответила довольно вялым согласием, на что в своем решительном запале Лева внимания не обратил. Постукавшись лбом с ее родителями, Лева принял решение применить тяжелую артиллерию. Во время одного из споров он признался, что Марина уже давно и с удовольствием живет с ним физически, а над пестиками и тычинками в наше время смеются даже первоклашки. Шок родителей был непередаваем. А когда сама Марина подтвердила эти факты, бастион пал. Обалдевшие родители дали согласие на брак с одним условием: Марина доучивается в институте очно. Т о есть на Север в ближайшие два года не едет. Воодушевленный успехом, Лева согласился. Что такое два года, когда впереди вся жизнь с любимой.

Свадьбу сыграли скромную, во время последнего курсантского отпуска Левы. Потом начались странности. Марина с Левой жили у ее родителей. Прибегает Лева в увольнение обнять дорогую супругу, а ее мама и говорит: иди-ка ты сегодня обратно в училище, у Мариночки завтра зачет, ей выспаться надо. Да и вообще, приходи только по выходным, зачем тебе посреди недели на ночь бегать. А сама супруга — ни рыба ни мясо. Против родителей ни-ни!

Потом пятый курс уехал на стажировку на три месяца. Лева с Камчатки письма писал ровно через день. Получил в ответ всего три. Но не сдался. По приезде устроил всей Марининой семье головомойку, Марине высказал все, что думал, и на последние свои севастопольские месяцы снял квартиру и почти насильно утащил жену жить туда. Родители Марины снова сдались и скрепя сердце дали Леве свое согласие ночевать у них каждый день и даже исполнять супружеские обязанности. Теперь без пяти минут офицер спал с супругой каждую ночь, а ее мама и папа мучились от бессилия за стеной в соседней комнате. Но все хорошее когда-то кончается.

На суровую флотскую службу Марина проводила Леву, смахнув случайную слезу, а ее оскорбленные самоуправством дочери родители на вокзал не пошли совсем. Далее продолжилось прежнее. На каждые десять посланий Марина отвечала одним коротким, больше смахивающим на отписку. Прошел почти год. Сходив в первую автономку, Лева получил гигантский отпуск в три месяца и сразу же, не заезжая к своей маме и не дав никому телеграммы, рванул в Севастополь к жене.

Дверь открыла Маринина мама. Никаких эмоций на ее лице не возникло. Она очень буднично сообщила Леве, что у дочки сессия, ее отвлекать не надо, мол, поживи, дорогой, пока в гостинице, а там посмотрим. После чего дверь захлопнулась перед его носом. Жену он так и не увидел. Все его попытки поймать ее в институте ни к чему не привели. Она как сквозь землю провалилась. Попьянствовав с тоски пару дней в гостинице «Крым» и пропив добрую треть отпускных денег, обманутый офицер принял наконец решение. Пафосное, с пьяной головы. Обладая с детства недюжинной физической силой, Лева, придя к ее родителям, на их глазах смял обручальное кольцо двумя пальцами, бросил им под ноги и молча ушел. Затем подал заявление на развод и уехал к своим родителям. Развели его через полгода по почте, прислав свидетельство. Марина прислала письмо, в котором сообщила, что их брак был ошибкой и она его вовсе не любила. Больше он ее никогда не видел.

Второй супружеский союз Лева заключил, скорее, из чувства мести Марине. С Леной он познакомился в конце этого же отпуска, заехав на неделю к товарищу перед возвращением в часть. Лена оказалась полной противоположностью Марины. Настоящая русская красавица. Натуральная блондинка, ноги от коренных зубов, абсолютно нетерпима к любому виду диктата, особенно родительского. Лена уже закончила педагогический институт, факультет иностранных языков и работала в специализированной школе учителем английского.

Встретились они случайно — оказались рядом за столом на дне рождения Левиного друга. Лена была подругой его жены. Все дни до Левиного отъезда они пробродили по Ленинграду, и расклеившийся каплей поведал Лене о своих жизненных злоключениях. Лена утешала, как могла, пришла провожать Леву на вокзал и просила не теряться. Адрес и телефон написала сама. До следующего отпуска Лева грезил о встрече. Правда, памятуя о прошлом опыте, письма писал не очень часто, зато объемные. Лена отвечала на все. Окончательно она сразила его, когда прислала ему на день рождения огромную посылку, полную всевозможных подарков и сладостей. Ведь он не говорил ей, когда его именины, значит, она специально узнавала через общих знакомых!

Лева влюбился. В ожидании очередного отпуска он категорично отметал все притязания местных гарнизонных обольстительниц, давно положивших глаз на симпатичного молодого офицера.

Подошло время отпуска. Лева взял билет на ближайший самолет в Ленинград и прилетел в город в двенадцать часов ночи. Без колебаний взяв такси, он поехал к Лене. Та словно ждала его. Возникнув на пороге в полупрозрачном пеньюаре, скорее обнажающем, чем прикрывающем все ее женские прелести, она без прелюдий бросилась в объятья счастливого офицера. В эту ночь свершилось все, о чем целый год грезил Лева. Лена жила одна в однокомнатной квартире, и шорохов за стеной бояться не приходилось. Женщиной она оказалась страстной и горячей, любила во весь голос и была во много раз опытнее в постельных делах, нежели Марина.

Лева был на седьмом небе. Не желая тратить время зря, он с ходу предложил Лене руку и сердце. Та согласилась. Свадьбу в отличие от первой сыграли пышно, с фатой, торжественным заездом в ЗАГС, кавалькадой машин и прочими традиционными аксессуарами. Лева очень понравился Лениным родителям, а Лена пришлась по душе Левиной маме, не очень одобрявшей его первый брак. Казалось бы, полная идиллия. Весь отпуск прошел, как один большой медовый месяц. Но все хорошее рано или поздно кончается. Лева уехал на Север пробивать своей молодой семье квартиру, а Лена осталась в Питере увольняться и рассчитываться. Квартиру дали на удивление быстро, и вскоре Лена перебралась к мужу. Началось обустройство семейного гнезда. Вкусом к хорошим и красивым вещам природа Лену не обделила. Вскоре малогабаритная квартирка оказалась заставленной изящной и удобной мебелью. Правда, для этого пришлось изрядно попотрошить сбережения мужа, но чего не сделаешь для семейного счастья. Да и внешний вид бывшего «холостяка» Левы изменился до неузнаваемости. Он остепенился, перестал носить вытертые джинсы и растянутые свитера, стал каждый день менять носовые платки, а по вечерам спешил домой, не оставляя никакой надежды друзьям-собутыльникам. Лева буквально растворился в новой жизни. Лена прочно забрала бразды управления всеми аспектами совместного существования в свои руки. От еды до одежды. От Левы требовалось лишь одно: зарабатывать средства. Он и зарабатывал. Напросился в одну автономку, другую, третью: супружество требует жертв.

Отпуска они проводили в санаториях. Лена считала ниже своего достоинства принимать участие в массовых заездах экипажа, поэтому Лева хорошо освоил технику пробивания отдельных путевок в престижные места отдыха. Кое-какие наводящие на размышления издержки, конечно, наблюдались. Например, острый интерес жены к темпам развития Левиной карьеры и нежелание пока заводить детей. Или стремление познакомиться со всеми его друзьями и начальниками. Лена в отличие от большинства жен офицеров с удовольствием посещала всевозможные заседания женсоветов экипажа и дивизии и даже умудрилась за очень недолгий срок войти в женсовет флотилии, проводя время в чаепитиях с женами командного состава.

Она понемногу становилась популярной личностью в поселке подводников. Это не очень нравилось Леве. Но все компенсировалось одним. Ночью Лена становилась соковыжималкой. Ее темперамент был поистине вулканическим и изощренным. Как мужчине, Леве большего нечего было и желать. Изможденный, он засыпал на упругой груди жены, чтобы на следующий вечер история повторилась вновь.

Так пролетело года три. Развязка наступила неожиданно. После очередной автономки Лена не встретила мужа на пирсе с другими женами. На все вопросы о ней знакомые женщины, потупив взгляд, бормотали, что не в курсе, где она. А дома. Квартира была девственно пуста. В углу примостилась большая коробка из-под телевизора со всеми, аккуратно сложенными Левиными вещами. У стены сиротливо приткнулась раскладушка. И все! Главным ударом было письмо, лежавшее посреди опустевшей квартиры. Короткими скупыми фразами Лена сообщала, что их союз был обречен с самого начала, но она его по-прежнему любит, хотя возврата к прошлому быть не может. Иссяк родник чувств, так сказать! Мебель же она продала в связи с тем, что ей начинать новую жизнь не на что, и все автономочные деньги, выданные ему вперед, она тоже взяла вместе со всем содержанием Левиной сберкнижки, на которую он по глупости оформил ей доверенность. Ну и далее, целую и прощай навеки, твоя безутешная Елена.

Немного придя в себя, Лева кинулся по знакомым выяснять, что же произошло в его трехмесячное отсутствие. Никто никаких вразумительных объяснений ему не дал. Жены товарищей, если и знали, то хранили молчание, жалея покинутого мужа. Ленины родители на звонки не отвечали, а телефон на ленинградской квартире Лены все время был занят. Суд да дело, но через пару недель экипаж отправили в послепоходовый отпуск. Лева понесся в Ленинград, в душе надеясь, что все происшедшее — страшный сон. Но самое ужасное было впереди! Когда наконец ранним утром он добрался до Питера и позвонил в дверь любимой, ее открыл его бывший старпом в майке и трусах. Он полгода назад перевелся в академию, был разведен и не отличался привлекательной внешностью. Зато пер по служебной лестнице, как танк, несмотря на свой статус разведенного, что для карьеры члена КПСС было почти смертельно. За его спиной маячила Лена в едва запахнутом халатике, надетом явно на голое тело. Картина до такой степени ошарашила бедного Леву, что он даже не нашел в себе сил треснуть по роже прыщавого старпома и навесить оплеух изменнице. Застыв словно соляной столб, он рефлекторно фиксировал аргументированные доводы Лены о несостоятельности их отношений. Короче, свое второе смятое обручальное кольцо Лева тоже подарил очередной супруге.

Развод оформили очень быстро, пользуясь обширными питерскими знакомствами бывшей жены. Кстати, в процессе этого Лева узнал много нового о своей бывшей половине, о чем и не догадывался все это время. Он был, разумеется, у нее не первым, и даже не вторым. Правда, предыдущих она обирала без штампа в паспорте. А теперь, решив выйти на качественно более высокую орбиту, Лена все эти неполные три года кропотливо искала более перспективный объект, а найдя, без колебаний «кинула» Леву. Целенаправленная и законопослушная торговля шикарным телом.

Потерпев полное фиаско во второй попытке устроить личную жизнь, Лева пустился во все тяжкие. Квартиру он обставил заново, правда, теперь самой большой и главной ее частью была кровать. Широкая и удобная. Дважды разведенный каплей стал завсегдатаем местного кабака «Мутный глаз», откуда один домой не уходил. Особенно его тянуло на жен старпомов и командиров. Лева разбивался в лепешку, чтобы уложить их в постель. Сколько побывало в его знаменитой кровати женщин, он и сам не знает. Имя им — легион! Оба брака лишили Леву юношеских иллюзий. Освободившись от них, Лева вернулся в реальный мир, и оказалось, что он не так уж плох и вообще прекрасен! Мировоззрение его преобразилось радикально. Он решил, что не готов да и вовсе не создан для семьи, со всеми вытекающими последствиями. К тому же и женщины — вовсе не ангелы, за которых их принимают такие глупые мужчины, как он сам.

Горе от последнего развода рассосалось как-то очень быстро и даже практически без применения алкоголя. Лева увлекся спортом, и в свободное от женщин время с упоением занимался совершенствованием и наращиванием мускулатуры. Молодой симпатичный каплей стал пользоваться большой популярностью у женского пола гарнизона, от мала до велика. Им нравилось, что Лева не требовал многого от своих пассий, ни к чему их не обязывал и не любил трепать языком о своих амурных похождениях.

К нему бегали по ночам жены каперангов, чтобы получить максимум удовольствия от мускулистого красивого парня и вновь почувствовать себя молодыми. А их же восемнадцатилетние дочери впрыгивали в его постель, чтобы ощутить себя настоящими женщинами в объятиях взрослого мужчины. Службе все это не мешало, а скорее, даже помогало, и вскоре Лева, обладавший ко всему прочему недюжинными инженерными задатками, стал командиром дивизиона. Четыре маленькие звезды сменились одной большой. Капитан 3 ранга Олейник служил на износ: и на корабле, и дома. Мама в посланиях из дома сетовала на его невезение в личной жизни, мол, так хочется внучат понянчить, а у тебя все никак. На все письма мамы из далекого Севастополя Лева отвечал одно: хватит, я с двумя женами уже покувыркался, никакого желания больше нет.

Время шло. Минуло еще несколько лет. После очередного автономного плавания отпуск выпадал на самую середину лета. Пользуясь опытом, приобретенным со второй женой, и дамскими знакомствами в безбрачный период, Лева быстренько соорудил себе отдельную от экипажа путевку. Да не абы куда, а в «Аврору», знаменитый сочинский санаторий ВМФ, куда и зимой не всегда путевку достанешь. Холостому мужчине сборы в дорогу — минутное дело, и, сдав соседке ключ от квартиры на хранение, Лева выехал в аэропорт. Билетов, естественно, не было, но огромный опыт общения с женским полом помог и здесь. Обаяв дежурного администратора Мурманского аэропорта в рекордно короткие сроки, Лева через три часа вылетел транзитным рейсом в Сочи. Плавание было тяжелым и нервным. Треть времени командир дивизиона Олейник провел в трюмах, накупался в грязи и масле. Хотелось теплого моря, женщин в ярких купальниках и сладкого грузинского вина.

В санатории Леву разместили в двухместном номере. Соседа пока не было. В первый же день Лева как образцовый отдыхающий обошел всех врачей, получил назначения на всевозможные гидромассажи, обследования и терренкуры и, отложив свидание с морем на утро, завалился спать.

Проснулся Лева по военной привычке часов в шесть. Он всегда вставал рано и редко пользовался будильником. Денек обещал быть чудесным: солнце, ни ветерка, благодать! До завтрака оставалось еще два часа, и Лева решил пока окунуться в море. Слово — дело! И уже через десять минут он стоял на пустынном в эти ранние часы пляже. Коренной крымчанин, Лева любил море так, как не может любить его простой курортник. Он им жил. И всегда, заходя в море, он нырял и пока хватало дыхания плыл под водой как можно дальше от берега, смывая с кожи всю бренность земли. Это был словно ритуал. Лева разбежался, прыгнул и скрылся под водой. Море приняло его в свои объятья. Когда не дышать стало невозможно, Лева поднялся на поверхность перехватить глоток-другой воздуха. Но едва голова каплея появилась над поверхностью воды, в затылок что-то сильно ударило. В глазах его все померкло. Взмахнув руками, Лева потерял сознание.

Первое, что он услышал, придя в себя, было два женских голоса. Один, совсем рядом, почти возле уха, другой чуть поодаль.

— Ну что? Дышит?

— Вроде дышит! Лариса, давай все же врача вызовем. Вдруг что-то серьезное?

— Перестань, Валерка! Неужели ты думаешь, что такому бугаю твой камешек все мозги вышиб! Сейчас очухается. Пойдем на завтрак. Пусть будет рад, что его вообще вытащили.

— Лора, ты что, не понимаешь? Я его чуть не угробила и еще бросить должна?! Придет в сознание, увижу, что с ним все нормально, тогда и пойдем!

— Хм, Валера, а мужчинка-то ничего! Приятненький… Может, ты того.

— Ну ты и нахалка! Ладно, я его сейчас по щекам похлопаю.

Лева понял, что пора вставать. Он открыл глаза и решительно сел. В затылке как бомба взорвалась. В зрачках заплясали геометрические фигуры. Поднеся руку к голове, Лева нащупал огромную шишку, аккурат посередине затылка.

— Все, по щекам не надо, и врача тоже.

Перед ним на коленях сидела русоволосая милая девушка лет двадцати, в купальнике. Метрах в двух от нее стояла другая.

— Вы извините, я не хотела, просто вышли на пляж — никого нет, я взяла камешек и решила «блинчик» по воде пустить. А тут вы выныриваете. Вы под водой недолго были, я плаваю хорошо. Я вам даже искусственное дыхание делала.

— Рот в рот, если интересует! — подала голос подруга.

— Ну ты и язва, Лорка! — говорившая от возмущения вскочила на ноги.

— Больше не буду, не бейте! — в притворном ужасе прикрылась руками Лариса.

Лева поднялся на ноги. Голова кружилась. Во рту было до противного сухо.

— Хватит, девчонки, комедию ломать. Спасибо, хоть вытащили. До свидания, гранатометчицы.

Лева сделал шаг. Его покачнуло. Стоявшая рядом камнеметательница успела подставить плечо.

— Знаете. Извините, не знаю, как вас зовут. Давайте я вас провожу. Лера, захвати мой сарафан и вещи молодого человека.

И девушка, не дожидаясь согласия «раненого», обняла его за талию и потянула за собой по направлению к выходу с пляжа. Шли молча. Метров через пятьдесят Лева почувствовал себя более или менее сносно и аккуратно освободился от объятий «террористки».

— Спасибо. Дальше я сам. Простите за нескромность, а почему подруга называет вас Валерой?

Девушка рассмеялась. Как-то очень свежо и естественно.

— Меня зовут Валерия. А Валерка — так удобнее! А вас-то как зовут, жертва обстоятельств?

— Лев. Лева.

Девушка снова засмеялась.

— А что, звучит. Валерка и Лев. Лев, сраженный Валеркой. Баллада!

— Да уж. Затылочная баллада.

Удивительно, но, несмотря на всю неприятность происшествия и боль в ушибленной голове, никакой злости на эту девочку у Левы не было. То ли она выглядела очень виноватой и жизнерадостной одновременно, то ли еще почему, но было совершенно очевидно — он на нее не злился. Более того, у Левы неожиданно поднялось настроение. Парадоксально, но факт оставался фактом.

— До свидания! Попытаюсь заставить себя позавтракать.

— Раненым жизненно важно хорошо питаться! Ослабленный организм требует витаминов! До свидания, Лев! И еще раз простите!

Валерия помахала рукой и пошла с подругой по направлению к другому корпусу.

На завтрак Лева не пошел. Череп раскалывался от головной боли, и есть абсолютно не хотелось. Наглотавшись выпрошенного у дежурной по этажу анальгина, Лева упал на кровать и попытался уснуть. Получилось с первого раза. Наверное, сказалась усталость последних двух недель, сдача корабля, нервотрепка, многочасовой перелет. Проснулся каплей от стука в дверь. Накинув спортивные штаны, он разрешил войти. Дверь открылась, и на пороге возникло маленькое чудо. Валерия. Маленькое хрупкое чудо с огромными голубыми глазами.

— Еще раз извините! Ваш столик в столовой недалеко от нашего. Мы вас еще вчера видели. А тут глядим, вы на завтрак не пошли, на обед, на ужин. Я и заволновалась. Лев, может, вам плохо?

Лева ощупал затылок. Не болело. Посмотрел в окно. За ним и на самом деле начинало темнеть. Засмеялся.

— Нет, Валерка! Не дождетесь! Я здоров и голоден. Просто отсыпался. С вашей помощью!

Валерия улыбнулась.

— Ну и слава богу! Тогда я пошла. Не болейте! А поужинать можно и на набережной, там шашлыки на каждом углу.

Вдруг в офицере Олейнике проснулся дремавший мужчина. Девчонка ему определенно нравилась, и совсем не хотелось отпускать ее просто так.

— Валерия! Подождите! Для полного умиротворения обеих сторон приглашаю вас отужинать вместе со мной. Имею наглость напомнить, ранен вашей рукой, сатисфакции не требую, а лишь прошу разделить сегодня вечером со мной трапезу. Согласны? Можете даже с подругой.

Валерия грустно улыбнулась.

— Подруга во власти чувств где-то по аллеям бродит. Ей не до меня.

— Хорошо! Ну а вы?

Валерия пристально посмотрела на Леву.

— А что мне остается делать? Но с одним условием. Без рук и хамства. И не подумайте, что я напрашиваюсь. Я за вас, Лева, сегодня ответственна, да и сидеть в номере одной. Представляете, как скучно?

Лева обрадовался так, как не радовался очень давно при общении с женским полом.

— Согласен на все, Валера! Можно я вас буду так называть? Встречаемся внизу в фойе через десять минут в парадной форме!

Бреясь и одеваясь, Лева волновался, словно шел на первое в своей жизни свидание. Почему? Да он и сам не мог ответить на этот вопрос. Но только не было в нем азарта мужчины-охотника, загоняющего женщину в свою постель. Все что угодно, но не это.

В назначенное время свежевыбритый и благоухающий Лева стоял у оговоренного места. Валерии еще не было. Прошла минута, другая, третья. Лева стал поглядывать на часы. Девушка не появлялась. Лева пристально осмотрел фойе в надежде, что не заметил ее в сутолоке. В этот вечерний час народа здесь было много. Отдыхающие выбирались на вечерний променад по набережной, разодетые и расфуфыренные. На людей посмотреть, да и себя показать. Валерии среди них не было. Леве вдруг стало тоскливо. Поверил сопливой девчонке, размяк как идиот! Решив, что с него хватит и пора пойти хватануть бутылочку «Хванчкары», Лева круто развернулся к выходу. Перед ним стояла женщина. Именно красивая, ладно сложенная, со вкусом одетая женщина. Из-за обиды Лева сразу даже не узнал Валерию. Та мило улыбнулась.

— Простите Лев, немного опоздала, застежка на босоножках сломалась. А потом вышла, хотела подойти, а вы пару раз на меня посмотрели и не заметили. Я и решила постоять немного рядом, интересно было, узнаете вы меня или нет. Ну что, идем?

В который раз за этот день Лева испытал очередное потрясение. Он не узнал в этой эффектной женщине девчонку, запулившую ему в голову камень! Абсурд.

— Конечно!

Валерия укоризненно взглянула на Леву.

— Галантный кавалер. Хоть бы руку даме предложили! Вот вам современные мужчины, нечего от них ждать.

И, решительно взяв Леву под руку, скомандовала:

— Вперед! Ведите меня, мой раненый рыцарь!

Вечер удался на славу. Они нашли укромное открытое кафе на самом берегу моря. Тихо плескалась волна. По воде бежала лунная дорожка. Валерия и Лева долго сидели за столиком, за бутылкой ароматного кавказского вина. Шашлык удался на славу: сочное мясо буквально таяло во рту. На «ты» они перешли сразу. Валерка оказалась чудесным собеседником. Лева поражался. Она понимала то, что он хотел сказать, задолго до того, как он заканчивал фразу. Она ловила суть моментально. Он узнал, что она совсем не школьница, как ему показалось вначале, и что ей уже двадцать три. Что она студентка, живет и учится в Москве, а отдыхает в военном санатории, потому что папа имеет какое-то отношение к военному ведомству и устроил ей и подруге путевки сюда. Сами же ее родители обожают альпинизм и горы, а посему, оставив дочь в «Авроре», двинули на турбазу здесь рядом, на Кавказском хребте, где ползают сейчас по скалам и гоняют на лыжах. Выяснилось, что подруга Лариса с первого дня была покорена молодым мужчиной с военной выправкой из соседнего корпуса и все вечера проводит с ним, черт знает где, возвращаясь довольной, но усталой. А Валерии одной скучно. Лева тоже рассказывал о себе. Почти все, кроме превратностей семейной жизни. Эту тему он опустил, скупо упомянув, что не женат. За разговорами наступила ночь. Когда Лева и Валерия добрались обратно до санатория, было уже начало третьего. Все двери оказались запертыми. Самое время для поцелуев. Но Лева не смог. Он боялся даже обнять Валерию. Боялся спугнуть человека, с которым было так приятно говорить, да и просто ощущать его присутствие. Этот вечер вовсе не походил на все курортные вечера, оканчивавшиеся по одному сценарию: торопливая близость на пляжном топчане и неловкое расставание. Они договорились утром вместе идти на пляж и разошлись.

На прощание Валерия без малейшего кокетства и жеманства поцеловала Леву в щеку и пошла к себе. Слава богу, в ее корпусе оказалась очень душевная дежурная. Она без ругани и рассуждений о нарушении режима открыла дверь и впустила девушку. Леве же пришлось, применив гимнастические способности, проникнуть к себе через балкон второго этажа.

Засыпал Лева с блаженной улыбкой. Ночью он впервые за многие годы не мучился бессонницей, не курил, а спал крепким младенческим сном. Утром в столовую он явился во всеоружии, оснащенный всеми пляжными принадлежностями.

Валерия, несмотря на позднюю ночную прогулку, выглядела на редкость свежо и весело. Подсуетившись, Лева договорился с официантками, и его оперативно пересадили за стол к девушкам. Лариса, судя по всему, была поражена загулом подруги. Оказалось, что та вернулась в номер часа на два позже нее, и Лора никак не могла оправиться от такого вопиющего безобразия. После завтрака вся троица направилась на пляж. Чуть позже к ним присоединился Ларискин кавалер, капитан-авиатор, восстанавливающий нервную систему после неудачного катапультирования. Мужик он был компанейский, веселый, в общем, не скучали. Отдых удался.

Шли дни. Компания развлекалась на пляжах, вечерами гуляла по набережной, лихо отплясывала в миниатюрных кафешках у моря. Ближе к ночи авиатор тактично, под каким-нибудь предлогом уводил Ларису под локоток в аллеи парка. Откровенно говоря, этого момента Лева ждал каждый день с самого утра. Ему хотелось оставаться с Валеркой наедине подольше. Леве было хорошо и интересно с этой девчонкой, которая могла самое обыденное представить так, как Лева даже предполагать не мог. Смешно сказать, но опытный и прожженный ловелас Олейник и не пытался сблизиться с Валерией. Все ограничивалось скромным поцелуем, который она дарила ему на прощанье. Вечерами, лежа в постели, Лева часто мечтал, как прижмет к себе это милое создание, и тут же гнал эту мысль как какую-то грязную и гнусную.

Он с удивлением осознал, что уже скоро месяц, как вернулся из трехмесячного похода, и до сих пор ни разу не был с женщиной. И все же мыслей о Валерии как о постельной напарнице у него не возникало.

Через две недели, когда они в очередной раз собирались на пляж, произошла встреча с Валериными родителями. В тот день Лариса отказалась идти на море, сославшись на головную боль, и осталась в номере. Удивительно, но голова заболела и у летчика, и тот тоже решил полежать в кровати. Правда, неизвестно в какой. Так что поплескаться в ласковых волнах отправились только Лева и Валерия. На выходе из столовой Валерия издала счастливый визг и бросилась на шею крепко сбитому мужчине лет пятидесяти. Оказалось, что ее родители решили на денек спуститься с гор, чтобы проведать свое единственное чадо. Валерин папа с нескрываемым интересом поглядел на Леву, которого его дочь, выходя из столовой, держала под руку. Естественно, дневной план мероприятий, к величайшей досаде Левы, был сломан. Мама Валерки, приятная и вежливая женщина, сразу потащила дочь и мужа куда-то в город, по магазинам. Леву тоже пригласили. Точнее, пригласила Валерия, но он отказался. Мозолить глаза родителям Лева не собирался. Мало ли, что взбредет в голову заботливым папаше и мамаше при более близком его рассмотрении. Оставшись в гордом одиночестве, он сходил на пляж, без особого желания окунулся, повалялся на топчане и, решив для себя, что день окончательно сломан, отправился в номер. По дороге встретил чрезвычайно недовольных «больных»: Ларису и летчика. Им спуск Валериных родителей с гор нанес еще более сокрушительный удар. Как потом не без юмора заметил авиатор, родители постучали в дверь, когда они с Лорой выполняли одну из самых сложных фигур высшего пилотажа. Причем без страховки, то есть без катапульты. Недовольная парочка, посетовав на судьбу, с похоронным настроением удалилась в глубину парка.

Лева бесцельно пометавшись в стенах номера, решил поднять настроение привычным любому моряку способом — пропустить стаканчик-другой. Судя по всему, Валерины родители приехали на весь день, и она в его обществе сегодня уже нуждаться не будет. А на нет и суда нет. Недалеко от ворот санатория примостился маленький открытый бар, прямо у дороги, с пластиковыми столами и стульями и стандартным курортным набором из дешевых коньяков и разнообразных вин. Усевшись в тени деревьев, Лева для начала решил размяться пятизвездочным коньячком местного производства. На удивление, он оказался совсем не придорожного качества, а очень приличным, с терпким букетом и отменным вкусом. Устроившись поудобнее, Лева принялся смаковать этот божественный напиток, перемежая глотки сочнейшим люля-кебабом. Хмель накатился быстро, а вместе с ним пришло и чувство реальности. «Что это я мозги сам себе ломаю, — вдруг подумал он. — Через десять дней разъедемся, и все! У меня же ничего с этой девчонкой не было, да и не будет! Она слишком чиста и хороша для меня. Да, с ней чудесно проводить время, общаться, но не более! Таких в постель не тащат! И тебе, дважды разведенному, стоит ли питать какие-то смутные иллюзии и надежды. Твой удел — зрелые женщины, знающие, что хотят и сколько раз. Точка!»

Увлеченный внутренним самобичеванием, Лева не заметил, как сзади кто-то подошел.

— Разрешите присесть?

Не поворачивая головы, Лева рассеянно ответил:

— Ради бога, садитесь.

Голос материализовался в отца Валерии, севшего напротив.

— Давай знакомиться. Виктор Сергеевич.

Он протянул руку.

— Лев Олейник. Капитан 3 ранга. Отпускник. Подводник.

Обменялись рукопожатиями.

— Что офицер, жажду утоляешь?

Лева кивнул:

— Да. Могу предложить, недурственный напиток. Налить?

Виктор Сергеевич отрицательно помахал головой.

— Не стоит. Жарко, да и мы сейчас уезжаем.

Потом помолчал и спросил.

— А ты часто так посреди дня нагружаться начинаешь?

Леву это почему-то задело. Да и много ли надо, чтобы задеть выпившего офицера.

— А вам-то что? Повоспитывать хотите? Тогда до свидания! Душещипательные беседы о нравственности оставьте при.

Валерин отец резко прервал Леву:

— Не паясничай! Сам понимаешь, зачем я подошел. Валерия у меня единственная дочь. Я сразу понял, что у нее с тобой что-то. Я ее слишком хорошо знаю. Она сегодня только и рассказывала, какой ты хороший, добрый и веселый. Я теперь вижу. Не вздумай ей гадить! Найду и накажу! От меня не спрячешься!

Лева как-то сразу успокоился и на резкость резкостью не ответил. Даже протрезвел отчего-то.

— Да не волнуйтесь. Я ничего плохого Валерии не сделаю. Не смогу. Она такая. Ладно, пойду я. А то и правда к середине дня налижусь до чертиков. До свидания.

Лева встал и пошел в сторону санатория. Несколько озадаченный Виктор Сергеевич остался сидеть, а потом, спохватившись, побежал догонять Леву.

— Подожди, нам по пути. Где служишь?

— На флоте.

— Я понимаю, что не в пустыне. На каком?

— Северный.

— Люкс или механик?

Лева с любопытством поглядел на попутчика.

— А вы откуда такие термины знаете? Я механик.

— Да приходилось слышать. Я вообще-то имею отношение к армии.

Лева улыбнулся.

— Да у нас вся страна имеет отношение к армии. Где-нибудь в «ящике» трудитесь? Или военную науку двигаете?

Виктор Сергеевич неопределенно протянул.

— Да, некоторым образом.

За разговором дошли до ворот санатория. Невдалеке за воротами стояла Валерия с мамой. Виктор Сергеевич остановился.

— Послушай, Лев, у нас с тобой беседы не было. Договорились? А то дочка со мной разговаривать месяца два не будет. Мы встретились случайно. И не обижайся. Свои-то дети есть?

— Нет.

— Когда будут, меня поймешь. А вот коньяка на сегодня тебе хватит.

Когда они подошли, Валерия удивленно посмотрела на отца.

— Папа, а вы откуда? Ты же к знакомому ходил.

Лев упредил ответ Виктора Сергеевича.

— Да встретились случайно.

Валерия кивнула головой.

— Понятно. И по такому случаю ты, Лева, успел опрокинуть пару бокалов горячительного? И ты, папа?

Виктор Сергеевич отрицательно махнул рукой.

— Дочка, я не пил. А твоего ухажера встретил пять минут назад.

Повернувшись лицом к Леве, Валерия категорично заявила:

— Лев! Если ты хочешь, как и договаривались, вечером идти в город гулять, ложись и спи. Не меньше трех часов. Я перед ужином за тобой зайду.

Лева возражать не стал и, попрощавшись с ее родителями, побрел в номер.

В номере его ждала телеграмма. Приказом командира дивизии он срочно вызывался на службу. Сомнений в том, что дело серьезное, не было. Просто так из послепоходового отдыха, прямо из санатория не выдергивают. Лева тупо перечитал текст несколько раз. А может, это к лучшему? Все равно ничего у него с Валерией не будет. Кому он нужен со своими разводами и службой на краю земли? А портить девчонке жизнь он не собирался. Каким-то внутренним чутьем он чувствовал, что стоит ему только приложить минимум усилий, и она будет его. А потом? Разочарование? Обиды? Нет! Только не это! Что ему других женщин мало? Уезжать! Срочно! И никаких проволочек.

Лева схватил деньги и решительно направился в авиакассу, благо она была на территории санатория.

Несмотря на разгар курортного сезона, он умудрился взять билет на завтрашнее утро. Вылет в 10:00. Решив билетный вопрос, Лева вернулся в номер. Побросать вещи в сумку было делом минутным, и, помаявшись минут десять, он все же решил, что храпануть пару часиков не помешает, и погрузился в мир сновидений.

Валерия разбудила его, как и обещала. За полчаса до ужина. Идя в столовую, Лева никак не мог придумать, как сказать Валерии, что завтра он уезжает. Она весело отчитывала его за несвоевременное употребление алкоголя, строила планы на завтра, послезавтра, смеялась, подшучивала над Ларисой, короче, была в таком хорошем настроении, что портить его было грех. Но сказать было необходимо. Собравшись с духом, он молча вытащил из кармана телеграмму и протянул ее Валерии. Та, по инерции продолжая улыбаться, начала читать. Телеграмма не письмо, десяток слов и все. Улыбка сползла с лица девушки. Нервно покусывая губу, она спросила:

— Завтра?

— Да, утром.

Валерия остановилась.

— Лора, иди на ужин одна. Я что-то не хочу. Иди, иди. Лева, подожди.

Лариса тактично отошла.

— Лева, давай сегодня пойдем вечером туда. Ну где мы в первый раз были. Пойдем?

Лева грустно улыбнулся:

— Конечно.

— Тогда встретимся там через час.

И развернувшись, пошла по аллее.

Лева пришел к месту встречи немного раньше. Занял столик, заказал традиционный шашлык. Валерия подошла минута в минуту. Села. Разговор не клеился. Лева чувствовал себя не в своей тарелке. Валерия тоже чем-то тяготилась, но молчала. Так в недомолвках и обмене дежурными фразами прошло часа два. Стемнело. Когда все было съедено и выпито, Валерия предложила прогуляться по парку. Они шли молча. Вдруг Валерия не выдержала, остановилась и, вплотную приблизившись к Леве, горячо зашептала:

— Левочка, миленький, ну почему ты такой нерешительный? Три недели, и даже ни разу не обнял. Лева, я живая! Неужели ты не видишь, что я этого давно жду? Ты прямо, как дитя малое! Я тебя люблю, Лева! Слепой подводник.

Лева обнял Валерию. О чем ему было говорить? Что она тоже очень нравиться ему? Она и сама это знала. Что он не хочет ломать ее жизнь? Она рассмеется. А Валерия продолжала шептать, уткнувшись в распахнутый ворот его рубашки.

— Дорогой мой, милый мой, поцелуй меня, пожалуйста.

Вопреки рассудку, Левины руки бродили по телу девушки, и, наконец, не выдержав, он судорожно впился в полураскрытые губы Валерии. Тело девушки обмякло, она часто и прерывисто задышала. Лева понял одно: еще несколько минут, и все закончится, как всегда, — волшебство пропадет. Он нашел в себе силы, чтобы оторваться. Держа Валерию за плечи, он тихо сказал:

— Валерия, я должен тебе кое-что рассказать. Ты не все обо мне знаешь. Послушай. Хотя я и не женат.

— Я не хочу ничего знать! Какое мне дело до того, что было раньше! Ты. Ты.

Лева мучительно соображал, как ей поделикатнее все объяснить.

— Пойми, Валерка, ты не такая, как все! По крайней мере, для меня! И я не могу, не хочу повторения того, что уже было. Я. Я уеду завтра, и все! Больше мы не увидимся, а если и придется встретиться, то ты будешь вспоминать обо всем, как о курортном романе с одиноким офицером, а я, наверное, так же. Не стоит. Ты мне очень дорога, но. Не хочу, чтобы у нас остались одни постельные воспоминания. Прости.

Валерия отстранилась. Без позы и без откровенной холодности. Посмотрела Леве в глаза. Даже в темноте он заметил, что она готова разреветься, но сдерживается.

— Левочка, ты очень взрослый дурак! Большой, сильный и добрый дурак! До свидания, Ромео! Или прощай, если тебе так приятнее и спокойнее.

Она опустила голову, повернулась и пошла по аллее. Лева остался стоять на месте. Чего хотел, того добился. Но цена. На душе было мерзко и противно. Он давно привык к расставаниям, но сейчас. Лева решительно развернулся и быстрым шагом направился к шумящему невдалеке ближайшему бару.

Традиционный флотский способ не помог. После двух порций спиртного жалости к себе не возникало. Да и хмель не шел. Лева отправился в номер. Спать не хотелось. Пошатавшись в четырех стенах и выкурив несчетное количество сигарет, Лева решил, что объясниться с Валерией необходимо. Жизненно необходимо. Пусть даже они и не встретятся. Но идти к ней сейчас, после всего. Лева подумал, достал бумагу и сел писать письмо. Он писал обо всем: о своих неудачных браках, о своей службе и жизни в маленьком гарнизоне, о том, какой он ненадежный и легкомысленный человек. Он пытался оправдать не себя. Он хотел убедить Валерию, что она ошиблась в выборе, что он недостоин такой чистой и светлой девушки.

Когда Лева оторвал глаза от бумаги, было уже раннее утро. Письмецо вышло страниц на двенадцать. Лева горько усмехнулся и, запечатав его в конверт, размашисто подписал «Валерии. Исповедь идиота».

Для отъезжающих завтрак был на час раньше. Лева положил письмо на стол Валерии и попросил официантку проконтролировать, чтобы оно дошло до адресата. Поел и сразу уехал в аэропорт.

До родной базы Лева добрался без приключений. Командир дивизии, выслушав доклад о прибытии, пояснил:

— Олейник, прости, конечно, но никого свободных из командиров дивизиона нет. Только ты и Парамонов. Оба одновременно вернулись из походов. Но у Парамонова двое детей, а ты на настоящий момент холост. Сам понимаешь. Слава богу, хоть месяц отгулял. Но обещаю: после этого плавания отдыхаешь по полной катушке. И за то, и за это. Суток сто тридцать не буду трогать ни под каким предлогом! Теперь о деле. Идешь с Наумченко. На полную, суток девяносто. Под лед. Через две недели, так что расхолаживаться времени нет. Сегодня домой, а завтра на борт, принимать дела. С богом!

Знакомый распорядок поглотил все нехорошие воспоминания. Готовясь к походу, Лева нарочно загружал себе работой, чтобы не занимать голову разными неприятными воспоминаниями. Две недели пролетели, как один день. В море вышли по расписанию, без задержек. Походная жизнь — штука полезная. Особенно для механика. Если матчасть постоянно кашляет, то на другое, тем более на душевные терзания, времени нет вообще. В свободную минуту, падаешь на шконку, как подкошенный, и спишь, сколько дадут. А если учесть, что Лева специально себя напрягал, то даже покурить иногда минуты не находилось. Автономка выдалась не из легких. Сначала месяц бегали от кораблей «супостата». Потом нырнули под лед, и стало поспокойнее. Американцы ледяную толщу не любят и забираются под нее чрезвычайно редко, только по огромной надобности. Но там до сего момента не капризный, старый «пароход» начал выкидывать коленца. То штурманский комплекс работать не хочет, то АТГ буянить начинает и кидает защиту реактора раз за разом, или того хуже, испарители ни с того ни с сего перестают воду варить. Ни побриться, ни подмыться. Короче — не соскучишься!

Так и пролетели восемьдесят шесть суток в неустанных сражениях со стареющей матчастью стратегического исполина. Нельзя сказать, что образ Валерии полностью и бесповоротно выветрился из головы комдива Олейника. Но благодаря напряженным усилиям самого Левы он заметно потускнел и рисовался больше как красивое воспоминание. Да и не старался он обращаться мыслями к этому небольшому эпизоду в своей бурной молодой жизни. Даже послепоходовый отпуск планировал провести не на море, а где-нибудь в средней полосе, чтобы, не дай бог, кто-нибудь снова не засветил булыжником в затылок.

Возвращение в родную базу было омрачено постоянным спутником моряка — жуткой непогодой. Осеннее Заполярье крайне неласково. Море разошлось не на шутку. За пять часов до захода в базу объявили «Ветер-2», и корабль отправили мотать круги по полигону в ожидании снижения ветра. Но судьба оказалась неблагосклонна к экипажу, отбродившему в глубинах океана без малого три месяца. Уже через час метерологические службы флота запугали всех штормовой готовностью и «Ветром-1». Надежда пришвартоваться к пирсу в ближайшие сутки угасла окончательно. Близость дома расслабила всех, курилка была полна народа, обсуждающего перспективы захода корабля в базу. Сходились на одном: дай бог, суток через трое привяжемся — значит, повезло! Леве это все было по барабану, уж его-то никто конкретно на берегу не ждал, и он, пользуясь подвернувшимся моментом, решил отоспаться и отдохнуть. Что и сделал, провалившись в небытие в мгновение ока.

Разбудил его вахтенный отсека матрос Сулейманов.

— Тащ капитан третьего ранга! Вас командира зовет! Срочна! В центральный.

Лев взглянул на часы. Нормально. Успел соснуть три часа. Да и на вахту скоро. Интересно, что сломалось на этот раз? Встал, ополоснул лицо и отправился прямиком в центропост. Командир сидел в своем кресле, с детективом в одной руке и бутербродом в другой, в унтах и кожаных штанах.

— Олейник, тут странная штука. Штаб Северного флота запрашивает: ты на борту или нет? Интересно, что по имени-отчеству и с проверкой даты рождения. Мне даже пришлось зама будить, чтобы проверить. Чего натворил? Нас на пирсе ребята в кожанках с автоматами ждать не будут?

Лева недоуменно пожал плечами.

— Да вроде нет. Никого не убивал, банков не грабил. Может, с мамой что?

Командир покачал головой.

— Нет. В таких случаях они сразу сообщают.

— Тогда я не знаю, товарищ командир. Ничего на ум не приходит.

На столике зашипел «Каштан».

— Товарищ командир. Рубка связи. Радио пришло.

Командир криво усмехнулся.

— Что, нас опять подо льды гонят?

Из рубки связи неуверенно пробормотали:

— Да нет. Товарищ командир, спуститесь вниз, здесь вас просят.

— Чаю попить не дают! — недовольно пробурчал командир, слезая со своего кресла-постамента.

— Олейник — свободен. Отдыхай.

Командир, тяжело ступая в своей могучей обувке, вышел из центрального. Олейник следом. Но не успел он добраться до каюты, как по кораблю зазвенел сигнал учебной тревоги.

— Учебная тревога! Для прохода узкости! Олейнику в центральный пост!

Лева кинулся обратно. Явно что-то происходило. Но что? Идем-то в базу при «Ветре-1»! Он лично таких случаев не знал. А корабль забурлил. Леве тоже передалась общая суетливая атмосфера, он прибавил шагу и влетел в центральный пост на волне спешащих на боевые посты моряков.

Командир облачался в кожаные доспехи для выхода на мостик. Неуклюже ворочаясь и матерясь вполголоса от безуспешных попыток натянуть чехол на канадку, он мельком скользнул взглядом по Олейнику и торжествующе проревел на весь центральный:

— А дело-то все в тебе, Лев! Они меня еще раз спрашивают: Олейник на борту? Я говорю — да! Чего он вам дался? А мне говорят, раз Олейник есть, то есть и добро на переход в базу. Буксиры выходят. Идем в Оленью губу, к плавпирсу номер семь. Механик давай команду «По местам стоять, узкость проходить!». А ты, Лев, думай!

Командир наконец вделся в чехол и, переваливаясь с ноги на ногу, направился к выходу.

— Я наверх!

Олейник спускался на пульт ГЭУ в глубокой задумчивости. При чем здесь он? «Мохнатых» родственников Лев не имел и, кроме мамы и нескольких ее сестер и братьев, родни не знал. Противозаконного ничего не делал. Ерунда какая-то! Решив, что гадать нечего, на берегу и так все станет ясно, Лев отбросил всякие дурные мысли и занялся своим непосредственным делом — гонять первый дивизион. Пришвартовались через два часа. После отбоя тревоги Лев только было собрался перекурить, как по кораблю загрохотал голос механика:

— Выход наверх запрещен! Капитану 3 ранга Олейнику форма одежды номер пять, прибыть в центральный пост! Срочно!