Северный Париж
Северный Париж
Если хотите иметь прелестных женщин — не истребляйте пороков, а то вы будете похожи на тех дураков, которые, страстно любя бабочек, истребляют гусениц.
Виктор Гюго
Кто из подводников не был в Северодвинске, тот вкусил флотскую жизнь не в полном объеме. Это легендарный город для моряка Северного флота. А ведь ничего особенного в нем нет. Два гигантских завода. Один строит подводные лодки, другой их ремонтирует. Две трети города на них работают. Оставшаяся треть их обслуживает. Каждый житель, хоть на чем-то завязан с флотом. Первоначально город назывался Молотовск, строился исключительно руками зэков в тридцатые годы. Кузницей же подводного флота Северодвинск стал благодаря усилиям всей страны. Сюда ехали бригадами со всех уголков Советского Союза. Сходились, создавали семьи. Роднились. Разноплеменная кровь разбавилась здоровой поморской, и в результате произошло маленькое чудо. Такого множества красивых женщин больше я не встречал нигде. Ну разве что еще в Крыму, где тоже переварилось множество рас и народов. Самый привередливый знаток женской красоты обязательно сыскал бы на улицах Двинска ту, о ком мечтал всю свою сознательную жизнь. Было бы желание.
Как и во множестве промышленных городов, местный мужской пол был озабочен двумя вещами: рыбалкой и алкоголем. Одно другое дополняло. Прискорбно, но это характерно для наших крупных промышленных центров. А женщины. Они по большей части такими хобби не увлекались. А видеть мужа только по вечерам в постели с постоянным перегаром, а по выходным оставаться одной — не каждая такое выдержит. Поэтому и разводов в Двинске на душу населения было многовато. Пьющий мужик — обуза. Женщина уходила, оставалась одна или с ребенком. Но тепла-то хочется. Хоть ненадолго, напрокат, на недельку создать видимость нормальной жизни с мужиком в доме, да и плоть, она тоже зовет. А тут как тут военморы. Ремонт или строительство. Несколько месяцев или несколько лет. Пьют, но в меру и со вкусом. Семьи свои сюда не каждый тащит. Условия военных гостиниц с душем в конце коридора и казенной мебелью с клопами — не фонтан, скажу я вам. И организм у моряка такой же, тело за долгие морские походы скучать по женской ласке начинает, а Двинск получается тоже вроде похода. Но не в море. Жены рядом нет, а других женщин — тьма тьмущая. Откровенно говоря, редко кто выстаивал перед такими соблазнами. Флотские жены об этом знали, догадывались. Отголоски до родной базы тоже периодически доходили. Да некоторые и муженьков своих иногда навещали, если экипаж надолго на заводе застревал. И если для нас Двинск был Северным Парижем, то для жен — городом кобелирования собственных мужей.
А начиналось знакомство любого офицера с экзотикой северодвинской жизни — с ресторанов. Более зрелое поколение помнит кабак РБН, в переводе ресторан «Белые ночи», те, кто помоложе, связывают свои воспоминания с рестораном «Приморский», в просторечье — Примус. Долг чести — по приезде посетить какое-либо злачное место. После наших-то «Мутных глаз»! Город, свобода, женщины. Со стопоров срывало враз. Самые примерные и то с катушек съезжали.
Замполит наш, Палов, поселился вместе со всеми в мужском флотском общежитии. Недельку прожил, а потом вечером глядим в окно, а он чемодан тащит, рядом с ним женская фигурка его форму на вешалке за спину закидывает. Подхватили шмотки и ушли. Так полгода и квартировал на стороне. А потом на выходные перед Новым годом его жена прилетала на побывку. Так мы всем этажом его прикрывали, пока мичманы зама по явкам разыскивали. Отбрехался.
В первый же свой заход в Примус стал свидетелем того, как на нашем неприступном старпоме Пал Пете повисла очень красивая куколка и уговаривала идти к ней. Мол, муж на двое суток рыбалить уехал. Не вернется, сто процентов. Старпом явно стеснялся дать согласие в присутствии молодого лейтенанта и убеждал страстную особу решить этот животрепещущий вопрос попозже, наедине.
Опытные военнослужащие, неоднократно бывавшие в Двинске, с первых же дней бросались восстанавливать старые связи. Молодежь пребывала в легком замешательстве. Нас, привыкших с недавних курсантских времен к легким победам, шокировало, что не мы выбираем, а наоборот. Отбирают, отбивают друг у друга, не спрашивая нашего разрешения, нас. Делят наше мужское достоинство, в буквальном смысле, на части. Потом это прошло, но сначала… Полный шок.
В первый же день в Примусе меня впервые в жизни пригласила танцевать женщина, к которой я сам побоялся бы подойти. Обольстительная, холеная красавица, в лучших годах, то есть старше меня лет на десять. Вся в ауре неприступности и грациозного обаяния породы. Не женщина — мечта! Она пригласила меня и, танцуя с очень большим чувством такта, рассказала о себе. После мы долго беседовали внизу, в фойе, обо всем: о нас, жизни, мужчинах, женщинах, любви, предательстве, отношениях. Потом она дала свой телефон и попросила обращаться, когда будет трудно и некуда будет пойти. Я вечером с полчаса разглядывал себя в зеркале, пытаясь найти что-то особо привлекательное. Не нашел. Кстати, только тогда я понял, что смущаться и бояться женщин глупо. На многое я стал смотреть по-другому. Что не имеет значения возраст, внешность, а важен ты сам, твои человеческие качества, твоя способность отдавать тепло. И все исключительно благодаря той одной встрече.
Окончательно же я понял, в каком городе нахожусь, когда в порыве желания воссоединиться с семьей, решил снять квартиру и вызвать жену с ребенком. Ребята подкинули адреса, где сдают комнаты, и я двинулся на поиски подобающего для себя и своей супруги угла. Первый же визит по одному из данных адресов полностью выбил меня из колеи. Звоню в дверь. Открывают. На пороге женщина лет двадцати восьми. Коротенький халатик. Кончается там, где начинаются ноги. Декольте максимально приближенно к пупку. Вся налитая, упругая даже на вид. Женщина Беломорья. Симпатичная. Откровенно осмотрела с головы до ног.
— Здравствуйте. Вы ко мне или дверью ошиблись?
— Да вот… Адрес… Комнату сдаете?
Женщина улыбнулась.
— Ко мне. Сдаю, сдаю. Да что в двери торчать. Проходите, поговорим. Чайку попьем.
Захожу в коридор. Снимаю шинель, разуваюсь. Женщина из шкафчика достает мягкие мужские тапочки.
— Берите, обувайте. Пол-то холодный. Идемте на кухню.
Прохожу, сажусь. Хозяйка у плиты с чайником суетится. Поставила. Быстренько на стол собрала печенье, плюшечки какие-то, пирожки. Села.
— Будем знакомы! Марина.
— Меня зовут Павел. Я бы хотел комнату.
Дама томно потянулась и, наклонившись грудью ко мне, проворковала:
— Да что ж вы, мужчины, сразу о деле! Успеется. Сдам я вам комнату, Паша, сдам. Не волнуйтесь. Посидим, поговорим, винца выпьем немножко.
Халат хозяйки скорее ее обнажал, чем прикрывал. Глаза мои непроизвольно начали тормозить на самых достойных выпуклостях и местах, и Марина это заметила.
— А вы безобразник, Пашенька. Разглядываете меня, как витрину. Да не смущайтесь! Шучу. На здоровье! С меня не убудет.
Налили чай. Попили, поговорили ни о чем. Марина встала, прошлась по кухне, как по подиуму. Дала осмотреть себя со всех сторон.
— Ну, Паша, пойдемте, комнатку покажу.
Вышли в коридор. А я когда заходил, внимание на расположение комнат не обратил. Выходим. А в коридоре всего одна дверь. Марина ее открывает. Комната. Широкая кровать, трюмо, шкаф, телевизор, столик журнальный. Марина на кровать — бултых. Халатик до подбородка задрался. Все нижнее белье как на показ. Ничего, заманчиво.
— Вот и комнатка! Нравится?
Тут-то я и сообразил, что квартира однокомнатная. Но на всякий случай решил провериться.
— Марина, а у вас что, одна комната?
Марина так интимно, с придыханием засмеялась.
— Господи, дурачок! Зачем нам две? Неужели не уместимся? Хоть сегодня переезжай. Не надо мне квартплаты никакой. Другим отдашь, чудилко ты мое!
Пришлось все объяснять. И про жену, и про ребенка. Мариночка очень расстроилась. Сникла прямо на глазах.
— Ох, как жалко! Такой милый. А ты жену отправишь — сразу приходи. Тебе же, поди, и стирать самому трудно, да и пища из столовой поднадоела. Приходи, ждать буду. Ты, Пашенька, милый такой.
Ушел. На улице сигареты три выкурил, привел нервы в порядок, побрел дальше. По всем адресам одни женщины проживали. Кто разведенная, у кого мужья в очень длительных командировках. Но одни женщины. И как заходил разговор о семье, все. Никакой комнаты. Сам — пожалуйста, с семьей — ни за что! Неделю по всему району гулял, никто не согласился. Ну а потом затею с приездом жены пришлось отложить, она воспротивилась, да и я раздумал. Так один полгода и просидел в общаге. Не ангелом, откровенно говоря. Да и кто из нас ангел? Поди, узнай…
Походы в Примус совершались по выходным дням. Самые популярные — пятничные и субботние. Как-то раз нелегкая понесла меня с двумя друзьями, Лешкой и Стасом, в кабачок в неурочное время, в среду. У трех лейтенантов образовалась дыра между вахтами, вечер пуст, общежитие надоело до смерти. Оперативно собрались и двинули. Благо от нашего пристанища до Примуса пятнадцать минут хода. Дошагали. Вопреки обыкновению у ресторана народ не толпился, дверь оказалась заперта. Но со второго этажа неслась музыка и были слышны голоса. Стучались долго. Наконец нам открыли. Высунулся швейцар, всем известный подполковник запаса по прозвищу Петрович.
— Ребята, сегодня все заказано. Свободных мест нет.
Такие песни нам слушать было не в первой. Да и подход к Петровичу знали. Просто, как все гениальное: сунуть десятку, и ты в струе. Но сегодня, судя по упрямству Петровича, случай был особенный. Он сломался только на двадцатипятирублевой ассигнации. И то как-то нехотя.
В фойе было пусто. Разделись. Сдали вещи в гардероб. Там все вешалки были переполнены. Петрович вызвал сверху нашу знакомую официантку Ларису. Та спустилась.
— Здравствуйте, мальчики! И как это Петрович вас сегодня в этот курятник пустил? По приглашению и то опоздали. Ладно, я вам столик сбоку у входа выдвину. Минут через пять поднимайтесь, а я накрою пока.
И не объяснив про курятник и приглашение, удалилась наверх, виляя бедрами. Заманчивыми, надо сказать. Выждав оговоренное время, мы поднялись в зал.
Бог мой! Зал битком, под завязку был нашпигован женщинами! Наше явление народу произошло совсем некстати. Какая-то матрона преклонных лет подняв бокал, в полной тишине провозглашала тост. И тут со смехом высветилась на входе наша троица. Ораторша замолкла. Все глаза устремились на нас. И мы, словно три придурка, торчим посреди прохода и не знаем, куда податься. Трое голых в женской бане. Тут Лариска выскочила, схватила нас в охапку и запихала за приставной столик.
— Мальчики, что ж вы так вваливаетесь? Скромнее надо. Вас и так на запчасти сегодня разберут!
А сама хихикает. Стас, самый предусмотрительный из всех, спрашивает:
— Лора, что у вас здесь за собрание женсовета?
Лариска даже с нами за стол присела от удивления.
— Вы что, не знаете, что у нас сегодня?
Мы отрицательно покачали головами. Лариска зажмурилась, снова хихикнула.
— Юбилей Северодвинского управления торговли! И как же Петрович вас пустил? У нас же в торговле одни бабы. Мама родная! С меня голову снимут! Я ж думала вы по приглашению и опоздали.
Голову с Лоры не сняли. Торжественная часть торгового застолья клонилась к финишу, и мы начали замечать на себе все больше плотоядных взглядов со всех сторон. Знаете, не очень комфортно жевать котлету по-киевски под перекрестным огнем женских глаз. В зале действительно оказалось до безобразия мало мужчин. На все про все десятка полтора, да и то некондиционного возраста. А вот женщин — сотни полторы, не меньше. Да какие! Молодые и пожилые. Красивые и безобразные. Но все разодетые и холеные. Цвет советской торговли. Облаченные во всевозможные дефициты, недоступные простым советским гражданам. А когда много имеешь, хочешь еще больше.
Короче, через полчаса мы пошли, как говорится, нарасхват. Каждый женский столик поставил перед собой задачу переманить трех молодых офицеров к себе. Всеми доступными способами. Понятное дело, столько женщин, да еще навеселе, а покрасоваться не перед кем. За столом мы уже не сидели. Жевать и пить времени не было. Мы танцевали, переходя из одних объятий в другие, практически не останавливаясь. Наши красавицы безостановочно заказывали один медленный танец за другим, устроив настоящий марафон. Вниз, в фойе, на перекур нас тоже сопровождала толпа женщин. Нам не давали поделиться друг с другом впечатлениями! Каждая просила прикурить, каждой хотелось комплимента, все ворковали, призывно улыбались и стреляли глазами без перезарядки. Нам же было немного не по себе. Не каждый день испытаешь такой живой интерес к собственной персоне, да еще от такого количества зрелых женщин.
К десяти часам вечера нас прочно застолбили. Лешу обволокла своим вниманием пышная полногрудая блондинка Нина Григорьевна. Попытки других женщин оторвать Лешу от ее прелестей Нина пресекала резко и беспощадно: «Девочки, все в сад! Не дам совратить юношу!» Потом Нина сунула Леше ключи от своей квартиры, мол, пусть полежат у тебя, а то я потеряю. И как только Леша заглядывался на очередную прелестницу, Нина быстренько убегала в фойе. Ответственный Леша бросал все и несся за ней, опасаясь, что она уйдет и забудет забрать ключи. Нина, естественно, никуда не уходила, но и ключи брать назад категорически отказывалась. Так Леха и поехал ей дверь в квартиру открывать. Утром вернулся измочаленный, с кругами под глазами и пакетом самых недоступных яств того времени, включая несколько банок красной икры. Упал и спал до вечера. Вечером выяснилось, что Нина — директор большого продовольственного магазина где-то в новых кварталах города.
С тех пор, несмотря на карточную систему, питалась наша троица очень даже неплохо. Лешка пару раз в неделю ночами помогал Ниночке справиться с депрессией, она же откармливала его всеми доступными ей продуктами.
Наш же со Стасом вечер окончился самым прозаическим образом. Нас очень плотно взяла в оборот целая компания, возглавляемая чрезвычайно энергичной и обаятельной женщиной по имени Галина Викторовна. Как потом оказалось, девушки эти были ее продавщицами, а сама она — заведующей магазином «Электроника». Работниц к себе в магазин она отбирала исключительно сама, как царь Петр рекрутов в гвардию. Учитывалось все: рост, лицо, ноги, грудь, воспитание, образованность. Назвав для блезиру все это комсомольско-молодежным коллективом, Галина Викторовна муштровала своих фотомоделей в капиталистическом стиле. Клиент — друг, товарищ и брат. В стенах Галининого магазина покупатель чувствовал себя, как на другой планете. Ни одного грубого слова, только улыбки и искреннее желание помочь. Волей-неволей появлялось желание хоть что-то купить, даже себе в ущерб. Девчонки-продавщицы обожали своего шефа, а та, хотя и держала их в ежовых рукавицах, всегда защищала и помогала, чем могла. Естественно, в ресторан прибыл весь коллектив «Электроники», без исключений. Сама Галина совершенно не терялась на фоне своих звездных работниц, даже, скорее, выделялась. В свое время она нешуточно занималась спортивной гимнастикой и достигла достаточно больших высот. Невысокая, хрупкая, но с удивительно пропорциональной и красивой фигурой, привлекательной грудью и миловидным лицом, Галина на фоне своих длинноногих воспитанниц смотрелась как-то особенно. Словно небольшой, но мастерски ограненный алмаз среди россыпи недоработанных драгоценных камней.
Эта компания обложила нас как следует, да мы и не сопротивлялись. По всему было заметно, что сама Галина положила глаз на нашего Стасика, а меня предоставила к дележу между своими гетерами. Повеселились на славу. После ресторана выяснилось, что хотя Галина и не замужем, а в разводе, но имеет сына пяти лет, он у родителей, и его надо забирать домой. Расцеловала Стаса в обе щеки и укатила на такси, не забыв, правда, сунуть ему в карман записку со своим телефоном. Стас, судя по всему, тоже запал на очаровательную директоршу и на знаки внимания со стороны ее подчиненных внимания уже не обращал. Попрощался со всеми и ушел в гостиницу. А я остался один на один с десятком красавиц, и как бывает в таких случаях, ничего у меня не выгорело. Проводил почти всех до дому и поздно вечером тоже вернулся в гостиницу.
С тех пор наш Стасик пропал. Симпатичная директорша запала ему глубоко в душу. Она никогда ни на чем не настаивала и не уговаривала. Не хочешь — не надо, не приходи. Вот если Нину прошибало желание, то она через всех друзей и знакомых находила способы вытащить Леху с любой вахты, в любое время. Зов плоти. Но Леха был холост, а Стас женат. Жену не видел пять месяцев. Она вот-вот должна была родить, и Стаса мучило чувство предательства по отношению к ней. Она готовилась стать матерью его ребенка, а он спит с другой женщиной. Вдобавок на восемь лет старше его самого. Чувство долга ожесточенно боролось со стремлением обладать прелестным телом бывшей гимнастки. И почти всегда второе брало верх. Галина тоже разрывалась между двумя огнями. С одной стороны, сын. Она всегда ночевала дома с ним, за исключением выходных, когда его забирали дед с бабушкой. Сама себе дала слово, что мужчин в ее доме и постели сын никогда не увидит. Только, если выйдет замуж. Но Галину и Стаса притягивало друг к другу как магнитом. По ее просьбе Стасик приходил только после одиннадцати вечера, когда сын крепко спал, и уходил рано утром, пока тот не проснулся, не звонил ей домой и не заходил в неурочное время. Они изводили себя, но обходиться без этих встреч уже не могли.
Под 23 февраля у Стаса родился сын. Он получил телеграмму в субботу утром, разрадовался и бросился к командиру. Тот сразу дал добро на отпуск, и счастливый отец рванул в авиакассу. Самолеты из Архангельска в Крым летали не каждый день, и билеты достались только на вечер воскресенья. Стас вернулся в гостиницу, собрал вещи, ну и, само собой, отметил с нами свой праздник. Ребята из экипажа заходили и заходили с поздравлениями, шило лилось и лилось. К шести часам Стас был крепко пьян и завалился спать. А Галина в субботу, как всегда, отправила сына к родителям и ждала Стаса к себе вечером, часов в восемь. Мы с Лехой, уложив блаженного отца в постель, продолжали посиделки. Около семи Стас зашевелился, сел, посмотрел на часы, и начал судорожно натягивать штаны.
— Ты куда? — спросили мы в один голос.
— Мужики, Галка ждет. Я к восьми обещал.
Мы переглянулись.
— Стас, ты такой кривой, на ногах ведь едва стоишь. Может, не стоит? Завтра же лететь. Позвони, объясни.
Стас наморщил лоб. Помолчал. Потом решительно встал, чуть не опрокинув стол, и твердо заявил:
— Я к ней поеду! Обещал! Да и объяснюсь.
Оказывается, Стас ничего не рассказывал Галине о своей личной жизни. Ни то, что женат, ни то, что у него будет ребенок, — ничего. И если сегодня он не придет, больше между ними ничего не будет. А этого Стас, кажется, не очень хотел. Он оделся, подхватил сумку с вещами, воспользовавшись нашим замешательством, хватанул стакан, энергично пожал всем руки и вышел.
До квартиры Галины Стас добрался вовремя. Точь-в-точь, к двадцати ноль ноль. Перед дверью остановился, сообразил, что навеселе, да так здорово, он заявлялся впервые. Но и сын у него первый! Стас ткнул пальцем в звонок.
К каждой их субботней встрече Галина готовилась очень тщательно. Почему, и сама не понимала. Мальчишка, молоденький лейтенант, а она как школьница волнуется, от зеркала не отходит. Цену себе Галина знала хорошо. Вокруг нее постоянно косяками ходили мужчины. Да какие! Городская элита. Красивейшая женщина, материально полностью обеспеченная, да с такими перспективами! А она? Смешно, но для встреч со Стасом Галина даже имела отдельное нижнее белье. Такое, что еще больше подчеркивало ее сексуальность и достоинства. Хотя, куда уж дальше.
Продребезжал звонок. Галина еще раз поправила платье и открыла дверь. На пороге, пошатываясь, стоял ее Стасик в обнимку со здоровенной сумкой. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Стасик очень сильно навеселе. Галина неожиданно быстро разозлилась.
— Так-так. Что, Стасик, теперь ко мне можно и в таком состоянии заявляться? А ну.
Стас как-то глупо и жалобно улыбнулся и прошептал:
— А у меня сын родился. Вчера. Вот я и немного того. Отметил. Извини, наверное, я зря пришел, ребята вот тоже говорили. Я пойду.
Галина самопроизвольно схватила Стаса за руку.
— Вот еще! Мало ли твои ребята наговорят. А ну заходи! Маячишь тут на площадке!
Стас шагнул в прихожую, не удержался и начал заваливаться набок. Галина поднырнула ему под плечо, подхватила, одновременно захлопывая дверь.
— Господи! Вот шальной! Что ж ты мне сразу про сына не рассказал? И жена, наверное, есть? Что ж ты молчал? Почему не говорил? Боялся, что больше не пущу? Дурачок! Мне же от тебя ничего не надо. Только тебя! Ой, глупый! Подросток ты мой!
Галина посадила и разула вяло сопротивляющегося Стаса. Сняла куртку.
— У тебя такая радость! Сынок! А ты извиняешься, глупый. Радоваться надо! Радоваться! А это что за саквояж?
Не смеющий пока поднять глаза от пола Стас пробурчал:
— У меня завтра самолет в Симферополь. Вечером.
Галина всплеснула руками.
— Мама родная! Ну что не позвонил? Я бы тебе билеты хоть на сегодня сделала. Знаешь ведь, могу.
— Сегодня рейса нет. Вот я к тебе и пришел. Обещал ведь.
В Галине проснулся деятельный и решительный человек.
— И правильно сделал! Сейчас я из тебя всю дурь пьяную выгоню!
И начала выгонять. Раздела, словно ребенка, усадила в ванну, своими руками мыла и чистила. Минут пятнадцать изводила фырчащего Стаса контрастным душем, совала под нос нашатырь. Поила чаем с лимоном. Через два часа Стас предстал в преображенном виде, разморенный и без следов опьянения.
— Ну а теперь, Стасечка, давай вдвоем отметим твой праздник! Подожди, я переоденусь.
Она оставила Стаса на кухне и ушла в комнату. А когда вышла, тот потерял дар речи. Вечернее искрящееся платье, облегая фигуру, подчеркивало ее стройность и свежесть. Декольте обнажало чудную грудь, как раз в той мере, от которой перехватывало дыхание. Такой красивой Стас ее никогда не видел.
— Пойдем, — она потянула его за руку.
В комнате был накрыт стол, стояла бутылка шампанского. Галина зажгла свечи. Сели. Стас разлил вино по бокалам. Слов у него не было.
— Я хочу сказать тост. Стасечка, милый! Я хочу выпить за твое счастье! За твоего сына. Поверь мне, ничего лучшего в этой жизни нет. И я очень рада тому, что ты пришел ко мне с этим. Не промолчал, не уехал втихомолку, а поделился своей радостью со мной. Доверил. Спасибо тебе! И пусть твой сын станет таким же, как его отец!
После этого Стаса прорвало. Он говорил и говорил. Рассказывал о своей жене, о том, как они познакомились, какая она, как они назовут сына, что его волнует, строил планы, делился тревогами. Они сидели обнявшись, Галя гладила его волосы, а он продолжал и продолжал. Ночью они предавались любви совершенно по-новому, не так, как прежде, стремясь дать друг другу нечто большее. И когда Стас целовал ее грудь, она, кусая губы, продолжала его успокаивать: «Не волнуйся, милый, завтра прилетишь, все будет хорошо…»
Когда утром Стас проснулся, ее в постели уже не было. Стас накинул халат и вышел на кухню. Галина, уже причесанная и одетая, допивала кофе.
— Доброе утро, Стасик! Выспался?
— Да. Галь, а ты куда собралась?
— Я ненадолго, по делу. Садись завтракай. Твоя одежда в шкафу на вешалке, я погладила. Не обижайся, я скоро.
Галина вышла в прихожую и снова заглянула на кухню.
— Стасик, а какой размер у твоей жены.
— Не знаю точно. Сорок шесть, кажется. Она метр шестьдесят пять ростом. Галь, а тебе это зачем?
— Интересно просто, — ответила она и ушла.
Вернулась Галя через три часа. Уж и не знаю, какие свои торговые связи взбудоражила эта женщина в воскресный день, но огромную сумищу с коробкой в квартиру занес таксист. Все послеобеденное время она собирала Стаса в дорогу и укладывала вещи. Чего только она не принесла: первоклассные импортные пеленки, ползуночки, распашоночки, полотенца, шапочки, соски, погремушечки. Все это богатство венчал складывающийся и компактный югославский манеж, безумный дефицит в те времена. Стас пытался протестовать, но она твердо заявила, что если он не возьмет, то она больше его знать не желает. А ко всему прочему, это не ему, а маленькому. Никаких возражений она не принимала. Вечером, после ужина, она вызвала такси, оделась и вместе со Стасом поехала в аэропорт Архангельска. Целуя его на прощанье, она прошептала ему на ухо:
— Там в сумке, на дне, итальянские блузка и платье твоей жене и французские духи. Ей понравится. Иди. Я буду ждать.
И подтолкнула его к контролю.
Стас вернулся через две недели довольный и счастливый и в первый же вечер уехал к Гале. Их отношения продолжились. Три месяца спустя экипаж уезжал обратно в Гаджиево. Перрон вокзала запрудили провожающие женщины. Наш Северный Париж прощался со своими недолгими, но желанными гостями. Пришла на вокзал и Галина. И что самое удивительное, вместе с сыном. Они стояли немного поодаль от всех, держась за руки, и тихо разговаривали. Когда настало время садиться в вагоны, Галина крепко поцеловала Стаса в губы, совершенно не стесняясь своего мальчика.
Следующий раз мы попали в Северодвинск только через три года. Не знаю, писал ли Стас Галине все это время или нет, но в первый же свободный день он пошел к ней. А когда наш корабль вновь уходил на базу, Стаса снова провожала хрупкая женская фигурка с ребенком. Так продолжалось раз за разом, пока, наконец, в третий или четвертый приезд Стас не узнал от нее самой, что она вышла замуж.
Может, эта история кому-то покажется аморальной, но я знаю точно, что до сих пор Стас поздравляет Галю и ее сына со всеми праздниками, а она пишет ему до востребования, хотя прошло почти десять лет, и они с тех пор не виделись.
Вот вам и Северный Париж. Да в каком Париже вы найдете таких женщин?!