Мимоходом. Бескорыстие…

Мимоходом. Бескорыстие…

О том, что курсант-первокурсник существо доверчивое и испуганное, и говорить нечего. Жизнь показывает, что именно первые два-три года лишают будущего военного моряка некой моральной девственности и заставляют взглянуть на действительность с более приземленных позиций. Иногда это бывает очень даже смешно, и главное, неожиданно.

Как уже говорилось, свою первую корабельную практику наш курс начал на старом артиллерийском крейсере «Адмирал Ушаков». Расселили нас в проходном кубрике, в корме, по которому постоянно сновали ушлые матросы, стремящиеся спереть все, что плохо лежит. Согласно корабельному уставу, да и просто для предосторожности, наши командиры постановили назначить дневальных в каждом кубрике для наблюдения за вещами в наше отсутствие. После нескольких удачных экспроприаций со стороны экипажа крейсера курсантская вахта прониклась важностью поставленных перед ней задач и даже начала переписывать боевые номера матросов, чуть дольше обычного задерживавшихся в районе наших рундуков. Воровство пошло на убыль. После первых дней нахрапистого обирания матросы смекнули, что мы уже настороже, и уменьшили прыть. Стало даже возможно оставлять шапку на шконке, направляясь в гальюн. Наша вахта бдила.

Однажды одним из дневальных по кубрику заступил Эдик Карокузов. Парень он был умный, спокойный и неторопливый. Любую свободную минуту посвящал учебе, так как предполагал в будущем пойти по стопам отца, то есть заняться наукой. Его родитель в звании каперанга преподавал в военно-морском учебном центре Обнинска, жизнью был доволен, чего желал и сыну. Эдик, по юношеской наивности веря в то, что можно сразу после училища очутиться в родном Обнинске, грыз гранит науки с первого дня учебы до последнего. Потом уже через много лет он вроде бы все-таки очутился в желанном городе, но перед этим все же протарабанил несколько лет на корабле. Так вот, Эдик, обложившись учебниками, предполагал посвятить ночные вахтенные бдения совершенствованию своих знаний. Для этого он уютно пристроился на свободном рундуке, в проходе, откуда хорошо просматривался весь кубрик, выложил тетради, учебники и принялся за дело. Время за работой текло незаметно, часы тикали. Подошло время смены. Эдику спать не хотелось. Вычитанное укладывалось в голову так ровно и понятно, что оборвать процесс в такую минуту было бы грешно. Он осторожно разбудил сменщика и втолковал ему, чтобы тот спал всю ночь, а Эдик сменит его утром до обеда. Посреди ночи вскакивать не любит никто, тем более изнуренные военной службой курсанты-первокурсники. Полусонный сменщик на предложение согласился сразу и, повернувшись на другой бок, дал храпака. Эдик вернулся к учебникам.

Где-то через полчаса, около трех часов ночи, в кубрик зашли два матроса. В руках одного из них была огромная связка всевозможных ключей. Надо сказать, что посреди нашего кубрика, прямо рядом с дневальным, был огромный квадратный люк, ведущий вниз. Банальная броняшка-задрайка, но закрытая на два гигантских навесных замка и опечатанная двумя пластилиновыми печатями. Что было за ней, никто из нас не знал, да и наши начальники строго-настрого запретили даже приближаться к этой задрайке, одновременно поставив задачу перед дневальными наблюдать за сохранностью печатей. Так вот, матросы, позвякивая связкой ключей, уверенно приблизились к запретному люку, склонились над ним и приступили к каким-то манипуляциям. Эдик, плутающий в дебрях высшей математики, оторвал голову от тетради и рассеянно спросил у бесцеремонно орудующих моряков:

— Что делаете, мужики?

Мужики, к этому времени успешно снявшие один замок, не поднимая голов, в один голос пояснили:

— Да вот, ключ потеряли, подбираем.

Эдик сочувственно покачал головой.

— Не получается?

Один из матросов заинтересованно посмотрел на Эдика.

— Слушай, может, попробуешь?

Тот как раз собирался сделать перерыв для воспаленной башки и на предложение согласился сразу.

— Давай.

Эдик возился с проклятым замком минут десять. Почти все ключи входили в него без особых проблем, но проворачиваться отказывались категорически. Пока курсант работал, матросы сходили в гальюн, перекурили, и теперь стояли у него за спиной и о чем-то переговаривались вполголоса. А Эдик продолжал изгаляться над замком. Наконец, поняв бесплодность попыток подобрать ключ к заколдованному запору, он прекратил это гнилое дело, встал и, протягивая связку морякам, раздраженно ругнулся:

— Дохлый номер. Без ножовки не обойтись.

Матросы переглянулись. Один почесал в затылке: судя по всему, кадет завелся.

— Да я могу принести, но ведь народ разбудим.

Эдик, для которого борьба с замком неожиданно приняла принципиальный характер, махнул рукой.

— Да бросьте! Наших сейчас пушкой не разбудишь. Да и мы ведь не кувалдой долбить будем.

Матросы снова переглянулись. Тот, который был постарше, махнул второму.

— Давай бегом за пилкой!

Тот скрылся в переходе. Пока его не было, Каракузов перекурил вместе с оставшимся моряком и уверил того, что этот чертов замок будет вскрыт. Матрос не спорил с напористым курсантом и только периодически поглядывал на часы. Наконец принесли ножовку. Эдик, не упуская инициативу из рук, инструмент сразу прибрал к рукам и, опустившись на коленки, начал пилить дужку замка. Ломать — не строить! Через пять минут кропотливого неумственного труда замок благополучно был снят с петель. Матросы с уважением пожали руку упорному кадету и, освещая дорогу фонарями, спустились в помещение под открывшимся люком. Эдика это уже не интересовало. Порция физического труда оказала благоприятное воздействие на творческие способности курсанта, и он с новыми силами погрузился в мир матриц и интегралов. Матросы копошились внизу недолго и вскорости выползли наверх с двумя здоровенными мешками. Набросив на дужки покореженный замок, они тепло попрощались с Эдиком и скрылись в глубинах крейсера. Эдик, творчески проведя ночь, остался доволен результатами, разбудил сменщика на полчаса позже и с довольной улыбкой погрузился в сон.

Разбудили его через час командир роты с изумленными глазами и близкий к обмороку начальник вещевой службы корабля. Оказалось, ночные гости были самыми заурядными ворами. Помещение, куда так добросовестно помог им проникнуть Эдик, было вещевой баталеркой. Ребята обчистили корабельные кладовые на пару сотен кожаных матросских и парадных офицерских ремней, несколько десятков комплектов тропической формы, гору тельняшек и много всего прочего. Сам того не зная, Эдуард поучаствовал в самой крупной краже, случившейся на крейсере за все время его существования. Причем действовал курсант инициативно и со смекалкой, ибо сами матросы навряд ли решились бы на применение пилы в самом центре курсантского кубрика.

Надо ли говорить, что при проведении очной ставки Эдика и всего личного состава крейсера одуревший от пинков и нареканий курсант не смог опознать ночных злоумышленников среди семисот матросов, выстроенных по всем палубам. Эдика отстранили от вахт на все время пребывания на крейсере, чему он был рад несказанно, а наше доблестное командование долго препиралось с флотскими начальниками по поводу возмещения убытков. В итоге дело кончилось ничем. Потери списали старыми флотскими методами, официально оформив как затопление баталерки после разрыва трубопровода питьевой воды и попутно с ним всех трубопроводов, проходящих через склад. Что касается Эдика, то глубоких моральных травм случай ему не нанес, а смеялись все долго и весело. Вот как!