2.2. В прежние времена у нас были Сусанины
2.2. В прежние времена у нас были Сусанины
Причины истинные?
В предисловии к своей работе Федор Петрович Рерберг пишет: «…начиная с 1900 года по наблюдению некоторых фактов, с которыми приходилось мне встречаться на служебном поприще, и знакомясь с известного рода литературой, я начал приходить к заключению, что среди высокопоставленных лиц, окружающих Русского Императора, есть несколько человек, ненавидящих Государя и предающих Его, а с Ним и всю Россию.
Лица эти находились в подчинении тайных интернациональных сил, и к таковым лицам я по целому ряду наблюдений относил генералов Куропаткина и Фредерикса, министров Витте и Ламздорфа, и это из наиболее видных?[333]
О случаях, давших мне повод к подобным мыслям, я расскажу ниже, в первой части настоящих записок.
Когда вспыхнула война с маленькой Японией, я наперед был убежден, что в начинавшейся войне мы будем преданы, и мои предчувствия меня не обманули. “История с Гриппенбергом”, которая протекала на моих глазах, еще больше убедила меня, что Генерал Куропаткин проигрывал сражения умышленно, что он вскоре доказал на Мукденском сражении.
Но, проигрывая сражения с какой-то затаенной и неведомой целью, Генерал Куропаткин самым гениальнейшим образом принимал меры, чтобы свалить вину на других лиц, и это ему удавалось: он сумел настроить почти “весь Петербург” против “виновников”, сумел обрисовать личность благороднейшего Генерала Гриппенберга (знаменитого героя Араб-Конака 1877) как труса и дезертира, и ему поверили.
Из разговоров в различных слоях Петербургского общества я убедился, что никто не понял истинных причин наших поражений. Пресса также выдумывала различные причины, оправдывая этим настоящего виновника.
Обвиняли нашу доблестную и многострадальную Армию, невежество русского народа, недостаток грамотности, плохую подготовку нашего офицера[334]; обвиняли Адмирала Алексеева, а после его ухода даже Самого Государя, будто бы своими распоряжениями из Петербурга стеснявшего свободу Генерала Куропаткина.
Обвинения сыпались, как из рога изобилия, из уст людей, ровно ничего не понимавших в военном деле, наша интеллигенция и пресса с апломбом рассуждали о том, чего не понимали. Официальная печать приняла определенное направление обеления Генерала Куропаткина, и в редакции газеты “Русский Инвалид” из моих статей вычеркивалось все, что шло определенно в критику Генерала Куропаткина и в защиту Генерала Гриппенберга.
Правда была “задушена” в угоду Генералу Куропаткину.
Будучи назначен Членом Военно-Исторической Комиссии по описанию Русско-Японской войны и работая в ней, я окончательно убедился в том, что Генерал Куропаткин проигрывал сражения умышленно, постоянно сваливая вину на кого-нибудь другого. Но убедился также в том, что какие-то тайные силы и пружины были на его стороне и что вывести на чистую воду все его лицемерные комбинации было почти невозможно.
Я убедился также в том, что писать правду нам мешали и что и Сам Государь, и все Русское Общество были обмануты. Вот почему я решил написать свои собственные записки о Русско-Японской войне, из которых читатель сможет убедиться, что я знаю “тайны”, никому иному ныне не ведомые и проливающие некий свет на причины необъяснимых поражений нашей доблестной Армии на полях Маньчжурии…
Казалось бы, что по поводу Русско-Японской войны 1904-1905 гг. уже было напечатано различными военными писателями более чем достаточно и нечего больше писать об этом мало понятном явлении военной истории: все, что можно было найти, было своевременно найдено, разобрано и преподнесено читающей публике…
Спрашивается, что же может сообщить по этому поводу русский эмигрант, не имеющий в своем распоряжении ни карт, ни документов?
А сообщить кое-что можно: и нового, и неведомого, ибо были факты, которые были ведомы только очень ограниченному числу лиц, и все эти лица умерли, не поделившись с потомством известными им секретами. Несомненно, что своевременно должен за ними последовать и я, и если я не напишу того, что написано в настоящей книге, то и я унесу с собой в могилу некоторые тайны, которые, таким образом, никогда и никому известны не будут.
Возьмем для примера “истинные причины” Русско-Японской войны, и каждый образованный человек, прочти он хоть десять томов “Мемуаров Витте”, должен будет сознаться, что истинных причин этой необыкновенной войны он и поныне не знает.
Ведь на вечный вопрос Пилата: “Что есть Истина?” — никто ответа не дал и по сие время!
И по сей день не дала Военная История ответа человечеству на вопросы: какие были истинные причины войны между Россией и Японией и где кроются истинные причины постоянных, систематических поражений Русской Армии?
Уже в средине кампании наш чуткий, но обманываемый предателями Государь пытался узнать правду… но узнал ли Он ее: после неудавшегося нам наступления 2-ой Маньчжурской Армии под Сандепу в Январе 1905 года Государь Император писал Командующему 2-ой Маньчжурской Армией Генерал-Адъютанту Гриппенбергу: “Прошу Вас телеграфировать Мне шифром и вполне искренно, какие истинные причины оставления вами Армии, кроме болезни? НИКОЛАЙ”.
Генерал Гриппенберг составил правдивый ответ Государю, в котором он, между прочим, писал о Генерале Куропаткине: “Он губит дело Вашего Императорского Величества на Дальнем Востоке…”, но, обсудив его, изменил, ибо писать об “истинных” причинах нельзя было даже в шифрованной телеграмме, почему главную фразу в ответной телеграмме Генерал Гриппенберг заменил “…прошу Ваше Императорское Величество разрешить мне приехать в Петербург для личного доклада всего, что здесь делается…”
Никто никогда не узнает, что именно было написано в первой телеграмме Генерала Гриппенберга, а также и того, что именно докладывал Генерал Гриппенберг Государю по прибытии в Петербург…»
Это, увы, так. Но вот полный текст телеграфного ответа Генерала Гриппенберга на вопрос Государя привести, по счастью, можно:
Ген. Гриппенберг — Николаю II
Донесение Д. Матурань, 18 (31) января 1905 г., 18 ч. 35 м. Истинная причина, кроме болезни, заставившая меня просить об отчислении меня от командования 2-ой Маньчжурской армией, заключается в полном лишении меня предоставленной мне законом самостоятельности и инициативы и в тяжелом сознании невозможности принести пользу делу, которое находится в безотрадном положении.
Благоволите, Государь, разрешить мне приехать в Петербург для полного и откровенного доклада о положении дел здесь.
Генерал-Адъютант Гриппенберг{471}.
«По окончании войны в Петербурге была образована специальная Военно-Историческая Комиссия по описанию Русско-Японской войны[335], которой Сам Государь приказал писать чистую правду, и многие наивные люди ожидали найти правду в работах этой Комиссии, но… с самого начала ее работ какими-то неведомыми лицами, тайно руководимыми скрытыми силами, были приняты всевозможные способы, чтобы помешать Комиссии выполнить волю Государя, и — таким образом — ни Сам Государь, ни последующие поколения никогда не смогут узнать ни настоящих причин возникновения войны, ни причин поражений наших Армий в Маньчжурии.
Генерал-Адъютант Оскар Казимирович Гриппенберг
Всех тайн, которые могли бы дать полное объяснение протекших событий, я, конечно, знать не могу, но надеюсь, что приведенные мною в настоящем труде некоторые факты и сопоставление их с действительностью помогут беспристрастному историку отыскать как причины возникновения этой злосчастной для нас войны, так и постоянных поражений наших многострадальных, но доблестных войск на полях Маньчжурии… Когда в начале 1903 года в различных газетах начали проскальзывать тревожные вести с Дальнего Востока, настолько тревожные, что Русскому Правительству для ознакомления на месте с положением дел и с тем, что делалось в Японии, пришлось командировать на Дальний Восток и в Японию самого Военного Министра Генерала Куропаткина, многие русские граждане, забывшие даже о существовании Японии и все то, что о ней учили в школах, вытащили географические атласы, начали заглядывать в энциклопедии… и совершенно успокоились: оказалось, что крошечная Япония была в 55 раз меньше России.
Правда, что количество населения Японии было всего только в четыре раза меньше, чем население России, но зато ее Армия мирного времени была в восемь раз слабее нашей, а вследствие бедности страны в конских средствах Японская армия имела самую ничтожную конницу.
Значит, нам беспокоиться было совершенно нечего, тем более, что во все уголки даже самой глухой провинции доходили слухи, что наш Государь выразился вполне определенно, что Он войны не желает и войны не будет! И вдруг, несмотря на все эти соображения, крошечная Япония, отбросив всякий здравый смысл и пренебрегая всякими расчетами, очертя голову бросилась на огромную и непобедимую Россию.
Что же это было со стороны Японии? Самоубийство? Решение погибнуть? Ведь, казалось бы, что никакой надежды не только на выигрыш, кампании, но даже на маломальский успех быть не могло.
На что могла рассчитывать эта маленькая и осторожная страна?» Действительно, на что?
Выше было показано непредвзятому читателю, что начальные успехи японской армии при переходе границы Кореи и при высадке ее частей у Порт-Артура могли быть аннулированы даже теми немногими частями русской армии в районах боевого сопротивления, если бы эти части были полностью введены в действие.
А главное — если этим частям были бы даны решительные и недвусмысленные приказы: уничтожить, сбросить в море (реку), утопить, а кто уцелеет — гнать и рубить! — Квантунская операция 1945 года реализовалась бы на 41 год раньше.
Но допустим все же, что со стороны Куропаткина это была добросовестная глупость растерявшегося штабиста. Все равно суммарная мощь русской армии намного превышала японскую, а переброска войск на Восток была только вопросом времени. Благо, Сибирская магистраль действовала, и войска в отличие от флота не надо было направлять вокруг Африки.
Так что, теоретически говоря, даже отступательный куропаткинский план еще отнюдь не обеспечивал победу японскому оружию. Значит, был еще «фактор X».
Так на что они рассчитывали? «Фактор X»
Вот, что говорит об этом загадочном факторе генерал Рерберг:
«Уже впоследствии, работая в Военно-Исторической Комиссии, я наткнулся на очень интересные данные; я нашел документ, не имеющий цены для истории: наш секретный агент, находившийся в Японии, доносил Командующему Маньчжурскими Войсками через Шанхай, от 23-го Марта 1904 года, о том, чем руководилась Япония, решаясь на войну с Россией.
Оказывалось, что Японскому правительству было известно из донесений его “эмиссаров”, русских подданных, состоявших в русских высших и средних учебных заведениях, что в непродолжительном времени во всей России вспыхнут крупные беспорядки, которые будут организованы и поддержаны этими “эмиссарами”.
Самое интересное в этом факте то, что по всем данным разобранных дел документ этот Генералом Куропаткиным был скрыт от Государя. Но подробнее об этом я расскажу в третьей части настоящего труда. Здесь следует отметить лишь интересную аналогию между двумя случаями.
Когда в Июле 1916 года Генерал МАНИКОВСКИЙ[336], вращаясь в Петрограде в различных сферах, установил возможность скорой революции, то он счел своим долгом предупредить об этой опасности своего Государя, но, будучи слишком скромным, он не решился писать лично Государю, а написал весьма секретное письмо Генералу М.В. Алексееву, в верности которого, к сожалению, он не сомневался и которого просил предупредить об опасности Государя. В этом обстоятельном письме он, между прочим, предупреждал Государя, что революция начнется не слева, а справа, почему и признавал ее особенно опасной.
Как мне стало впоследствии известным лично от моего друга Маниковского, Генерал Алексеев содержание этого письма от Государя скрыл».
Так что «наш косоглазый друг», как называли генерала М.В. Алексеева Государь и Государыня, начал свою предательскую деятельность отнюдь не с февраля 1917 года.
Как справедливо продолжает Федор Петрович: «В прежние времена у нас были СУСАНИНЫ, — теперь же у нас появились г-да Куропаткины и Алексеевы»[337].
В интересах КОГО-ТО ДРУГОГО
«27-го Января 1904 года вся Россия, вся Европа, читая газеты, так и “ахнули”, узнав о нападении Японцев в Чемульпо и в Порт-Артуре.
Сомнения быть не могло: война началась.
По случаю получения Высочайшего манифеста об объявлении войны в Либавской крепости, где я состоял в должности начальника крепостного Штаба, состоялся парад всего гарнизона около полковой церкви 178-го пехотного Венденского полка.
По окончании молебствия, в котором “православные” просили у Господа победы против “язычников”, Комендант крепости (один из лучших русских генералов, которых я встречал в течение своей службы) Генерал-Лейтенант Константин Фадеевич Кршевицкий вышел к войскам. Парад взял на “кра-ул”. Музыка заиграла встречный марш. У Коменданта болело горло, и он приказал мне читать войскам Высочайший манифест об объявлении войны.
Как я ни старался читать манифест громким и бодрым голосом, но ничего у меня не выходило: мой голос был как бы задавлен.
Что это было?
Необъяснимое предчувствие начала гибели России, вполне бессознательное, или это тяжелое ЧУВСТВО явилось следствием оценки целого ряда событий, которые задолго предшествовали войне и которым я был свидетелем.
Значительное число офицеров либавского гарнизона из уважения к стародавним традициям Русской доблестной Армии начало подавать докладные записки о переводе их в части, предназначенные на Дальний Восток. В общем, настроение в гарнизоне было бодрое и победное.
Как-то на докладе Ген. Кршевицкий спрашивает меня:
— Ну а Вы, Федор Петрович, не собираетесь на Дальний Восток?
— Если назначат, поеду без рассуждений, — отвечал я, — ну а если спросят моего искреннего мнения, то я отвечу: там, где Куропаткин глава — там я не слуга.
Ген. Кршевицкий даже карандаш из рук выронил, заволновался, начал нервно протирать пенснэ…
— Что Вы, что Вы, разве можно так говорить о Генерале, Командующем Армией.
Да. Я был убежден в том, что дело благополучия России находится не в надежных руках; я был убежден, что вокруг Государя Императора образовалась невидимая и невидимыми руками сплетенная сеть предателей, которые дадут направление делам не в интересах РОССИИ, а в интересах “КОГО-ТО другого”».
А вот кого другого? Попробуем разобраться.
И вот для этого нам действительно придется очутиться в ностальгических 1899-1900 годах и заодно узнать, какая связь может быть между англо-бурской войной и угольным кризисом, внезапно приключившимся в то же время на железных дорогах вверенного попечению подполковника Рерберга района.
Мы уже не раз затрагивали по ходу нашего изложения англо-бурскую войну. Знаем мнение о ней Политика из «Трех разговоров». Данные генерала Рерберга позволят нам взглянуть на эту войну значительно стереоскопичнее.