5. Несостоявшийся Синоп Адмирала Алексеева

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

5. Несостоявшийся Синоп Адмирала Алексеева

20 сентября 1903 года, видя наше отставание в подготовке к войне с Японией и убежденный в ее неизбежности, Е.И. Алексеев выступает с невиданной инициативой нанесения по Японии превентивного удара.

В случае высадки японских войск на корейском побережье Желтого моря он предлагает «оказать противодействие открытою силою на море»{370}, то есть силой ответить на наглую и очевидную агрессию. Однако столь радикальный вариант решения проблемы не вызвал понимания даже среди безобразовцев. Единственным, как ни странно, кто уже в самый канун войны поддержал адмирала или, во всяком случае, обнаружил понимание его точки зрения, стал начальник Главного штаба генерал В.В. Сахаров, но и то только в 10 часов утра 26 января 1904 года{371}. Когда, откровенно говоря, было уже немножко поздно.

Но упрямый командир «Африки» не отступает. На совещании 18 декабря 1903 года, где рассматривался план боевых действий флота, он уже открыто заявил, что считает желательным «идти к Сасебо и отыскать неприятеля для нанесения ему второго Синопа»{372}.[279]

И ведь получилось бы, стопроцентно получилось бы! Все эти любители нападать без объявления войны почему-то страшно тушуются, когда подобные меры применяют к ним самим.

В 1955 году в Нью-Йорке вышел сборник воспоминаний участников обороны Порт-Артура, посвященный 50-летнему юбилею этой обороны. В частности, там впервые был предан гласности эпизод с несостоявшимся Синодом адмирала Алексеева. Прежде чем привести этот рассказ, скажем несколько слов о его авторе{373}.

Борис Иванович Бок (1879-1955)[280] канун русско-японской войны встретил в должности адъютанта Наместника на Дальнем Востоке. Хорошие отношения, установившиеся у молодого офицера с адмиралом, позволили ему быть в курсе проблем, малоизвестных широкой публике как тогда, так и тем более в наше время. Защищая Порт-Артур, Борис Бок командовал 1-м и 2-м редутами, и командовал, видимо, хорошо, поскольку награжден был орденом Святого Георгия 4-й степени.

После сдачи крепости японцы оставили офицерам личное оружие и под честное слово не воевать больше с Японией отпускали желающих в Россию. Офицеры, не желавшие дать честное слово врагу и хотевшие разделить участь своих солдат, могли добровольно (!) идти в плен. В числе этих офицеров оказался и Б.И. Бок.

По возвращении из плена 26-летнего героя Порт-Артура ждали заслуженные награды. Лейтенант Бок получил назначение на одну из царских яхт «Нева». В июне 1907 года премьер-министр Российской Империи Петр Аркадьевич Столыпин получил предложение Императора отдохнуть с семьей в финских шхерах. Путешествие по морю — даже Балтийскому — всегда связано с романтикой. Не оставила она своим вниманием путешественников и в этот раз. Старшая дочь премьера Мария полюбила лейтенанта Бока: «За эти восемь дней плавания решилась моя судьба, и хотя ничего еще не было сказано, но бывают чувства яснее слов, и в душе я бесповоротно знала, рано ли, поздно ли, но я буду женой одного из офицеров “Невы” лейтенанта Б.И. Бок»{374}.

2 февраля 1908 года состоялась помолвка, о которой Столыпин-папа на вечернем докладе рассказал Государю. Николай Александрович сказал, что хорошо знает жениха и поздравляет невесту с отличным выбором. 21 апреля состоялась свадьба лейтенанта флота Бориса Бока с фрейлиной двора Марией Столыпиной.

Через две недели после свадьбы молодые отправились в Германию, куда Бок был назначен русским морским агентом (атташе). По совместительству Борис Бок стал заодно морским агентом и в Голландии. На этом ответственном посту он пробыл два с половиной года. На это же время приходится начало его литературной деятельности. Бок стал печататься в периодических изданиях под псевдонимом «Порт-артурец».

В 1910 году Борис Иванович становится старшим лейтенантом, а в следующем году выходит в отставку, получив в наследство небольшое имение недалеко от Либавы. Одновременно Борис Бок получает придворный чин камер-юнкера и становится уездным предводителем дворянства. Во время Великой войны он вновь возвращается на службу.

Не приняв революцию, капитан 1-го ранга Б.И. Бок в 1917 году навсегда покинул страну.

Когда русские эмигранты — ветераны Порт-Артура, раскиданные по всему лицу земли, решили выпустить сборник воспоминаний, посвященный 50-летнему юбилею той войны, председатель юбилейного комитета капитан 1-го ранга Бок, проживавший в ту пору в Сан-Франциско, стал одним из организаторов подготовки этого уникального издания. Он включил в него ряд и своих очерков, в которых изложил свой, во многом отличный от традиционного, взгляд на предъисторию русско-японской войны и причины первых поражений нашего флота. В частности, каперанг Бок посвятил немало добрых слов Наместнику Дальнего Востока и Главнокомандующему первого периода войны адмиралу Алексееву.

Капитан 1-го ранга Российского Императорского флота Борис Иванович Бок, выполнив свой последний долг перед Родиной, скончался в Сан-Франциско 4 марта 1955 года, через несколько дней после выхода в нью-йоркском издательстве юбилейного сборника «Порт-Артур. Воспоминания участников».

Приводимое ниже свидетельство, отличающееся, по крайней мере, деталями и датами от приведенных выше, опубликовано в этом сборнике на страницах 23-27. Итак, слушайте. Рассказ называется «Завтрак у Наместника».

Завтрак у Наместника

В Порт-Артуре в этот день было тихо

«2-го октября 1903 года[281], сменяя в полдень дежурного адъютанта при Наместнике Его Величества на Дальнем Востоке, я был изумлен, когда он передал мне, что сейчас должен прибыть из Японии наш посланник барон Розен и что адмирал Алексеев приказал провести его незамедлительно в кабинет.

Это известие своей неожиданностью вызвало мое крайнее удивление. С введением Наместничества адмиралу Алексееву были переданы все дипломатические переговоры с Японией, Китаем и Кореей, для чего была создана в Порт-Артуре дипломатическая канцелярия под управлением Плансона. Всякий приезд наших посланников из упомянутых стран был заблаговременно известен. За ними посылался один из крейсеров, а скучающие артурцы, придираясь к таким случаям, устраивали пышные приемы как на эскадре, так и в городе. Поэтому было ясно, что приезд барона Розена связан с какой-то таинственной целью.

Незадолго до часу посланник прибыл, и я проводил его в кабинет Наместника.

В этот день в Артуре было особенно тихо, потому что накануне начались соединенные маневры армии и флота, и все суда и войска ушли из крепости. Как будто барон Розен был вызван именно в этот день, чтобы не возбуждать в городе лишних разговоров об его приезде. В час был завтрак, на котором, кроме Наместника и Розена, присутствовал только я».

Уверенность в неизбежности войны

«Продолжая начатый в кабинете разговор, Наместник сказал барону Розену, что его доклад только укрепил в нем уверенность в неизбежности войны. Уверение генерала Куропаткина, посетившего незадолго до этого Японию, в неподготовленности японцев к войне адмирал объяснял полным незнакомством генерала с японцами[282].

— Наиболее для меня ценным, — сказал Наместник, — являются донесения большого знатока японцев, капитана 2 ранга Русина, которые всегда только подтверждают мое мнение о неизбежности войны. По лихорадочной деятельности их флота, пребывающего в постоянных упражнениях, слишком очевидна их подготовка к войне с нами».

Наш ответ — вооруженный резерв

«Как бы в ответ на это у нас под давлением Министра Финансов ввели вооруженный резерв, выводящий наши суда на много месяцев в году из строя.

Далее Наместник жаловался, что на все его донесения о неизбежности войны Петербург остается глухим. И когда он недавно просил об увеличении кредитов на плавание судов эскадры, для сокращения пагубного вооруженного резерва, то получил не только отказ, но и предупреждение, что с приходом на Восток для усиления флота новых боевых судов срок вооруженного резерва должен быть увеличен, так как кредиты для плавания судов останутся без изменения.

— В результате моему штабу вместо подготовки к войне приходится разрабатывать вопрос, насколько, из-за экономических соображений Министерства Финансов, нашим судам придется сокращать свои плавания.

Из последнего доклада адмирала Витгефта я вижу, что броненосцам и крейсерам с будущего года возможно будет плавать лишь четыре месяца в году, а миноносцам даже только один. Эта экономия не может не погубить боеспособность флота.

Не может быть боевого флота без упражнения в маневрировании и артиллерийской стрельбе».

Кто все же ввел вооруженный резерв?

«Надо сказать, что введение вооруженного резерва было в то время новизной, изобретенной Главным Морским Штабом ради экономии. Суда стояли в портах, личный состав получал значительно уменьшенное жалование, и не расходовалось на походы угля. Маневрирование и артиллерийская стрельба вычеркивались на это время из жизни команды, и суда пребывали в сонном состоянии».

Позволим себе чуть прервать Бориса Ивановича Бока. Удивительным образом каперанг не замечает здесь, что противоречит самому себе: из приведенных слов Адмирала Алексеева ясно видно, что вооруженный резерв — детище Министерства Финансов, а не ГМШ. Главморштаб не изобретал вооруженный резерв. Он был лишь вынужден проводить предписанное ему в жизнь.

А ведь «знатоки» и «патриоты» по сей день с удовольствием поносят ГМШ за это поистине преступное для русского флота нововведение. А раз ГМШ, то, разумеется, и его Начальника перед русско-японской войной — с конца марта 1903 года — контр-адмирала Зиновия Петровича Рожественского. Возьмем это пока на заметку.

Главный фактор в морской войне

«Далее Наместник говорил, что главным фактором в морской войне является нанесение неприятелю первого удара. Если мы этого не сделаем и будем выжидать его со стороны японцев, то война может перекинуться на сушу и быть весьма длительной из-за нашей одноколейной Сибирской железной дороги, провозоспособность которой ничтожна.

Высказав всё это, Наместник смолк. Через некоторое время он, перейдя из-за присутствующих лакеев на французский язык, сказал:

— Вы понимаете, барон, причину вашего срочного вызова мною, и я должен вас предупредить, что я даже допускаю возможность вашего невозвращения в Японию. Упомянутый мною “первый удар” должен быть нанесен нами.

Барон Розен, как старый дипломат, хладнокровно воспринял эти слова и лишь прибавил, что война, конечно, неминуема.

Далее Наместник начал развивать свою мысль о начале военных действий: наш флот должен был на следующий день выйти к берегам восточной Кореи, миноносцы произвести минную атаку на суда японского флота и затем соединиться с флотом в Мозампо.

Завтрак подходил к концу. Вставая, Наместник обратился ко мне:

— Сделайте распоряжение о немедленном прекращении маневров; су дам вернуться в Порт-Артур и приготовиться к окраске в боевой цвет.

Через некоторое время я был вызван Наместником в кабинет и в присутствии барона Розена получил от него для зашифровки текст телеграммы Государю Императору.

Содержание депеши было о желательности немедленного объявления войны[283]» дабы предупредить таковое со стороны Японии».

Реакция Петербурга

«В срочных случаях ответы на телеграммы получались через четыре часа, но прошло уже десять часов, и ответа всё не было. Наместник нервничал, неоднократно вызывал меня, прося запросить дипломатическую канцелярию об ответе. Наконец, около четырех часов утра Плансон принес расшифрованную телеграмму для доклада.

Телеграмма была подписана главноначальствующим по делам Наместничества контр-адмиралом Абаза. Смысл ее был тот, что Государь Император не допускает возможности Великой России объявлять войну маленькой Японии. В конце депеши Наместник вызывался в Петербург для личного доклада Государю.

Прочтя депешу, адмирал Алексеев приказал мне передать распоряжение о продолжении прерванных маневров и тут же передал телеграмму Государю о невозможности в столь тревожное время покидать ему Дальний Восток.

До января Наместник неоднократно вызывался в Петербург. Был прислан за ним специальный поезд, но он каждый раз отклонял выезд из-за угрозы войны.

12-го января 1904 года Наместником не были получены обыденные ежедневные депеши от наших посланников из Токио, Пекина и Сеула. На запрос дипломатической канцелярии о причинах этого был от всех трех представителей получен одинаковый ответ, что им предписано сноситься непосредственно с Петербургом».

Прошение об отставке

«В тот же день Наместник подал Государю прошение об отставке и о снятии с себя ответственности за могущие произойти последствия. Ответа на это прошение до начала военных действий получено не было.

Министр Иностранных Дел граф Ламздорф, не подозревая[284] об отнятии от Наместника права переговоров с дальневосточными посланниками, выпустил в первые дни войны «Красную книгу», в которой сваливал всю вину на адмирала Алексеева. Книга эта, выпущенная и разосланная в количестве 50 экземпляров, была по Высочайшему повелению у всех получивших ее отобрана и уничтожена. Оказалось, что с 12 января переговоры с посланниками велись контр-адмиралом Абаза.

Таким образом, к началу военных действий Наместник не был даже в курсе дипломатических переговоров».

Хотя он решительно не виноват…

С рассказанным напрямую связана история, приведенная в воспоминаниях Марии Петровны Бок:

«Этой зимой 1910-1911 года мой отец (Петр Аркадьевич Столыпин. — В.Г.) особенно интересовался двумя вопросами: проведением земства в Юго-Западном крае и проведением новой судостроительной программы, в частности кредитов на постройку дредноутов.

Печать была в это время сильно занята вопросом: нужен ли России флот? Полемика была жгучая. Было два мнения:

1) создать после разгрома нашего флота в Японскую войну эскадренный флот,

2) ограничиться созданием флота береговой обороны…

Считая это дело исключительно важным и не будучи достаточно ознакомленным в морских вопросах, отец мой прослушал целый ряд лекций профессоров-специалистов и не только по стратегическим вопросам, но даже по кораблестроению.

Вникнув, таким образом, в суть дела, папа твердо встал на точку зрения Морского Генерального Штаба, против большинства членов Государственной Думы, считая, что России, как великой державе, необходим эскадренный флот, и сделался защитником проведения морской программы…

Очень любивший флот Государь тоже считал этот вопрос весьма существенным и постоянно вел о нем переговоры с папа, входя в это дело до мелочей. Государь винил Морского Министра адмирала Воеводского в неумении говорить с членами Государственной Думы и, как говорил мне папа, неоднократно спрашивал совета, кого бы назначить вместо него.

При этом Государь упомянул раз, что он знает одного лишь адмирала, который сумел бы найти с Государственной Думой общий язык и воссоздать флот России, — это бывший Наместник на Дальнем Востоке адмирал Алексеев.

— Но, к сожалению, — прибавил Государь, — общественное мнение слишком возбуждено против него, хотя он решительно не виноват в неудачах нашей последней несчастной войны»{375}.

Вот такой рассказ из серии: как должно было быть.

Три упущенные победы

Обратите внимание, что планы «второго Синопа» были у адмирала Алексеева отнюдь не спонтанны, а глубоко продуманы и выношены.

Самый ранний их вариант, по имеющимся данным, относится к концу сентября — началу октября 1903 года, о чем и рассказал Борис Бок.

Второй — к совещанию 18 декабря 1903 года, где адмирал озвучивает план набега на Сасебо.

И последний уже к 20 января 1904 года, когда Евгений Иванович тщетно добивается разрешения Петербурга решительными действиями нашего флота воспротивиться высадке японских войск в Чемульпо. Где, напомним, уже стоял самый мощный из бронепалубных крейсеров флота, старший стационер русской эскадры «Варяг».

Адмиралу не вняли ни в первый, ни во второй, ни в третий раз. И все шло, как шло. Закончилось это все 26 января 1904 года.

Диспозиция 1-й эскадры флота Тихого океана в ночь с 26 на 27 января 1904 года

Порт-артурская побудка

В ночь на 27 января (9 февраля) 1904 года японский флот без объявления войны напал на нашу эскадру в Порт-Артуре и повредил два броненосца и крейсер.

Внезапная атака на русский флот была оценена самой свободной и правдивой в мире англо-американской прессой как «великолепная», хотя в декабре 1941 года на тех же самых страницах действительно блестящая атака авианосного соединения адмирала Ямамото Исороку на Перл-Харбор вопреки всякой справедливости и без всяких оснований будет квалифицирована как «предательская».

Однако в 1904 году «англосаксы» по обе стороны Атлантики дружно объявили о своем «нейтралитете», понимаемом ими как откровенная поддержка Японии. Чего ж еще было ждать?

Со стороны Англии — это очевидно для всех.

По сути дела — это была англо-японская война против России. Недаром после нее высшие японские военные были награждены высшими британскими орденами.

Роль самых соединенных штатов почему-то меньше отражена, хотя старались они изо всех соединенно-штатских сил. С законной гордостью Теодор Рузвельт признавался потом, как в самом начале войны он вызвал послов Франции и Германии и «в высшей степени деликатно» пригрозил им санкциями, если «и в этот раз Японию попробуют лишить плодов ее побед».

В победах Японии президент Тедди не сомневался. Знал, что все уже сделано для победы. На второй день после начала военных действий он писал своему сыну:

«Война началась, конечно, весьма катастрофично для русских, но, между нами, — об этом не должна знать ни одна душа — я был бы в высшей степени доволен японской победой, так как Япония ведет нашу игру»{376}.[285]

Впрочем, цели и задачи «просвещенных мореплавателей» по стиранию с лица земли русского народа и его государства нам известны.

Справедливости ради следует еще раз отметить, что стратегической целью адмирала Того было уничтожение под шумок всей Порт-Артурской эскадры. Но до лавров адмирала Ямамото Перл-Харборского Того было далеко. А подготовка офицеров и матросов нашей Тихоокеанской эскадры образца 1904 года оказалась покруче хваленой всеми демократами американской эскадры образца года 1941, несмотря на проклятый вооруженный резерв. Вот свидетельство атаковавших нас той январской ночью:

«Едва успела желтая сигара выскочить из трубки и шлепнуться, как лягушка в воду, русские принялись стрелять и освещать море прожекторами.

Надо отдать им справедливость, если они и не были начеку, то не растерялись и с быстротою молнии заняли свои посты. В одну минуту пушки были заряжены и прожекторы поставлены»{377}.

Про утро 27 января, когда адмиралу Того под Порт-Артуром пришлось несолоно хлебавши развернуться на 180° и с большой скоростью удалиться, мы уже говорили.

Да, еще удалось заблокировать многократно превосходящими силами крейсер «Варяг» в корейском порту Чемульпо, где «Варяг» вместе с канонерской лодкой «Кореец», обладательницей серебряного Георгиевского рожка за штурм фортов Таку[286], должен был, по идее, служить гарантом независимости Кореи от японских посягательств. Пока русская эскадра не подойдет.

Он и служил. До последнего снаряда.

Первоначально я и не думал писать о «Варяге», считая, что подвиг его и так всем известен и свят в своей безупречной чистоте для любого русского сердца. Но появились нынче многознатцы, по бессмертному выражению А.К. Толстого — «не то аптекари, не то патриоты», хотя некоторые и носят морские погоны, поднимающие уже «пяту свою» на «Варяга» и его командира.

Флигель-Адъютант последнего Русского Императора Контр-Адмирал Русского Императорского Флота, а в день исторической битвы при Чемульпо Капитан 1-го ранга командир крейсера 1-го ранга «Варяг» Всеволод Федорович Руднев, его офицеры и матросы ответить «этим» уже не могут Придется ответить за них. Литературную разборку с писавшими и пишущими о русско-японской войне оставим до Книги III, а здесь расскажем о легендарном крейсере и его первом и единственном бое.

Батареи Порт-Артура ведут огонь по японской эскадре