4. Все инородцы гадят?!
4. Все инородцы гадят?!
Причиной и следствием политики компромисса известный нам Юрий Сергеевич Карцов считал засилье в русском МИДе всевозможных инородцев: «С точки зрения держав Запада и международного капитала, высокий процент инородцев в составе русского дипломатического корпуса есть личная гарантия того, что Россия сама на себя наложила путы и попыток к освобождению делать не будет»{142}.
О том же говорит в своей статье 1908 года «Почти иностранное ведомство» ведущий публицист православно-патриотического направления предреволюционной эпохи Михаил Осипович Меньшиков (1859-1918). С 1901 года по 1917-й на страницах крупнейшей русской газеты «Новое время» бывший морской офицер — флотский штурман и военно-морской гидрограф, участник дальних морских походов — пытается помочь любимому кораблю с гордым названием Российская Империя вернуться на верный национальный путь. И верно, настолько опасными казались его статьи новым хозяевам бывшей России, что не поленились добраться они до него и после прекращения его литературной деятельности в 1917 году в связи с закрытием «реакционной» газеты.
19 сентября 1918 года офицера Русского Императорского Флота и православного имперского мыслителя Михаила Меньшикова расстреляли на берегу тихого Валдайского озера в виду Иверского монастыря, на кресты которого молился он перед смертью. Расстреляли на глазах у его шестерых детей. В воспитательных, вероятно, целях. Так что взгляд Меньшикова на наше Ведомство Иностранных Дел представляет, во всяком случае, интерес.
Почти иностранное ведомство
«Тревога последних дней привлекает внимание к русской дипломатии. Опять она, бесталанная, что-то проспала.
Чем объяснить упадок нашей дипломатии, когда-то, еще при Екатерине II, славившейся своим искусством? Нельзя же слабость русской политики приписывать только теперешней слабости вооруженных сил.
Мы разбиты недавно, а тайна дипломатического успеха у нас потеряна давно. В сущности, все последнее столетие есть сплошная история ошибок, причем самые поразительные из них рассказаны в записках Бисмарка и относятся к князю Горчакову.
Отвратительная школа последнего дает знать себя до сих пор. Чем объяснить плачевное отсутствие талантов в Ведомстве, которое у нас, как во всех странах, пополняется сливками из общества?
Мне кажется, одна из важных причин этого опасного бесплодия — нерусский состав Министерства Иностранных Дел…
Чаще всего наши дипломаты нерусские люди; в тех же случаях, когда они носят русские фамилии, как часто под их русским обличьем скрывается влюбленность в чужой язык, в чужие мысли, в чужие идеалы и даже в чужие интересы! Подобно тому, как некогда граф Шувалов выражал свое молитвенное благоговение перед авторитетом Бисмарка, нынешние руководители ведомства преклоняются пред “европейским режимом”, пред “конституционной демократией”, из всех сил стараясь о том лишь, чтоб их не заподозрили в симпатиях к своей народности.
Чтобы понять… в чьих руках находятся мировые интересы России, поскольку они вверены патриотизму и таланту дипломатии, достаточно просмотреть ежегодник Министерства Иностранных Дел. Штатных мест за границей в этом ведомстве 315. Из них около 200 заняты людьми нерусского происхождения. В особенности много балтийских немцев…
К этим 198 нерусским фамилиям следует прибавить еще 331 иностранную фамилию нештатных генеральных консулов, консулов, вице-консулов и консульских агентов. Все эти места заняты иностранцами. В общем, из 646 мест по ведомству иностранных дел 529 заняты лицами нерусских фамилий. Из остальных 117 мест известная часть приходится на долю поляков.
Спрашивается, много ли придется на представителей собственно русской крови?[82]
Повторяю, среди инородческих фамилий есть немало людей, преданных России, и которых матери, бабки, прабабки были коренными русскими. Иное, более предусмотрительное правительство давно вернулось бы к практике московской эпохи, когда обруселым инородцам разрешалось менять их потерявшие смысл фамилии на русские. Но пока этот закон отсутствует, есть возможность судить наглядно, до какой степени широко государственная власть у нас захватывается людьми нерусского корня. Ведомство Иностранных Дел — не исключение…
Но давать засилье инородцам в составе власти государственной — это гибельная ошибка…
Нельзя требовать от немцев, евреев, греков, итальянцев, голландцев и т.п., чтобы они душой чувствовали, в чем честь России, ее исторический интерес…
Из всех ведомств национальность всего необходимее там, где народ сталкивается с соседями и устанавливает свои внешние отношения. Только одна армия на войне нуждается в таком же порыве патриотизма, как дипломатия. Ведь что такое дипломатия, как не мирная война с целью предупредить необходимость настоящих войн? Если так, то не меньше, чем воин, дипломат должен быть полон стойкости, героизма, способности отдать, если нужно, жизнь за отечество.
У нас, к глубокому сожалению, действительно русские люди давно оттерты от государственности, и сама государственность остыла в своем национальном чувстве.
Со времен бесконечного управления Ведомством Иностранных Дел Нессельроде там укоренились всевозможные инородцы.
Именно тогда установился обезличивающий, обесцвечивающий всякое дарование международный космополитизм, весь разум которого состоит в том, чтобы как можно менее походить на русских и как можно более на французов или англичан…
Вместе с целым светом Россия стремительно входит в новый, страшно сложный международный век. Поле дипломатии расширилось на весь земной шар. Горизонты раздвинулись, границы стран сделались зыбкими, как никогда. Вместо одного Востока у нас явилось несколько Востоков, один опаснее другого. Отдаленные, не граничащие с нами страны начинают, подобно Америке, оказывать тяжелое давление на наши колонии.
Дипломатия в этих условиях приобретает характер непрерывной, самой ответственной перед родиной, самой зоркой стражи. Годится ли такая стража из чужих людей?»{143}
Все-таки инородцы?
Нельзя не признать большую долю истины за этими словами. Сейчас, сто лет спустя, когда сердце России — Москва стремительно превращена в космополитический мегаполис, тех немногих русских людей, которые еще сознают себя таковыми и идентифицируют себя с Россией и ее историей, не надо убеждать, к чему ведет засилье инородцев. Особенно во власти и в средствах массовой информации.
Впрочем, как и русских, чье отношение к России определяется усвоением инородческого или иноверческого на нее взгляда. Причем второе значительно опаснее.
Именно из-за недооценки вредоносности «иноверия» и Карцов, и Меньшиков ставят в этом вопросе не вполне правильный акцент. Материалистический, что ли. Вернее было бы сказать — не «инородцев», а «инодухцев» (людей иного духа). Часто действительно бывает, что эти понятия de facto практически соответствуют друг другу, но отнюдь не всегда.
История России знает массу примеров, когда люди, не русские по крови, были русскими по духу больше, чем сами русские. Вспомним хоть плеяду Царей, начиная от Павла. Из шести трое были убиты на боевом посту, да и в «естественной» смерти остальных много неясностей. И редко кто переживал 50-летний рубеж.
Как заметил Иван Солоневич, смерть в команде Русских Царей на службе России была выше, чем среди солдат передовой линии в Великой войне.
А выдающийся историк первой эмиграции Василий Федорович Иванов просто сказал, что «… вся история Императорской России — это Голгофа ее Царей»{144}.
Дальше: герой обороны Албазина Афанасий Бейтон, сказавший: «Мы, Русские, в плен сдаваться не привыкшие!» — по происхождению немец.
Во время знаменитого совета Суворова в Альпах на вопрос: прорываться или сдаваться, все присутствовавшие генералы, с Вилима Христофоровича фон Дерфельдена начиная, единодушно ответили: «Прорвемся. Мы, Русские, с нами Бог!», а из всех этих генералов русским в анкетном смысле был разве сам Суворов.
Это, правда, все военные люди. Но и среди гражданских не только пятый пункт определял поведение. Собственно, это и Меньшиков отмечает. А в списке немецких имен, приводимых им, бриллиантами сверкают фамилии, из которых вышли герои Порт-Артура и Цусимы, Великой и Гражданской войн. И жизнь, и душу положившие за Бога, Родину и Государя.
Разве не были они русскими? И в чем тогда истинная причина нерусскости русской дипломатии?
«…с интересами более культурного Запада»
Ключом к ответу на этот вопрос является, на мой взгляд, мысль Ю.С. Карцева про утвержденность русского правительства «в убеждении правильности системы согласования интересов России с интересами более культурного Запада»[83].
Вот и произнесена фраза: «…более культурного Запада».
Мы помним, что первый раз на поводу у этого «культурного Запада» русская внешняя политика пошла в правление царевны Софьи и ее фаворита князя Василия Голицына. Первыми плодами этой политики были принесение в жертву 100-тысячной русской армии в походе на Крым за интересы «католической лиги» и потеря нами Приамурья почти на 200 лет, в результате чего, как оказалось, навсегда остался закрытым выход России к теплым морям.
Прокатолическая политика правительства Софьи Милославской — по маме, разумеется, — сильно облегчила замену ее любимым братцем Петром Нарышкиным — тоже имеется в виду женская линия. Однако, как мы уже говорили, с заменой Софьи на Петра русская внешняя политика отнюдь не получила самостоятельного характера, утерянного в правление Софьи. Она лишь переориентировалась на другую группу западноевропейских стран. И эту особенность, подчеркнем вновь, отныне она сохранит практически навсегда.
С тех пор как русские верхи отошли от заветов Святого Благоверного Князя Александра Невского, предпочитавшего топить представителей «культурного Запада» в местных водоемах, истинно русская культура — Православная — была во многом забыта и пренебрегаема высшими классами, особенно чиновничеством. Недаром христианами — крестьянами стали называть только землепашцев. Военные — те хоть по опыту понимали, что под Богом ходят.
И сразу, как по мановению волшебной палочки, сменилось отношение верхушки Империи к Западу. Инородцев в этой верхушке с легкой руки Петра и его ближайших последователей на троне тоже хватало, но не в этом суть дела. Перестав искать мудрости в Добротолюбии и Священном Писании, русская «элита» стала искать ее в Вольтере — на редкость скучном, пошлом и даже для французов третьеразрядном фрукте на древе познания, а также в представителях германской философии, тяжеловесно перелагающих изящные греческие философемы на язык любителей пива под сосиски с кислой капустой.
Понятно, что такой «культурной» Руси было не стать. Не эти проблемы ее издревле волновали и тревожили. Даже без критики чистого разума, равно как и пролегоменов к ней, иной русский человек ухитрялся прожить. И немало лет. А уж в XIX веке, когда под культурой и вовсе цивилизацию стали понимать, результат «преклонения перед иностранщиной» не заставил себя ждать.
До нынешнего маразма с его «церителлиевой пустотой» души или «в душе», конечно, не доходило, но и того, что было, хватало, чтобы расставить ложные вехи русской политики и стратегии на ее пути через трясины политики мировой.
До поры — до времени все огрехи политики заслонялись успехами русского оружия и доблестью русского солдата. И вот первый же неуспех в, казалось бы, локальной войне практически заставил Россию публично отказаться от ее роли Всемирной Православной Империи — Третьего Рима. И хотя de facto роль эту она пыталась себе вернуть в ту же русско-турецкую войну 1877-1878 годов, мистический ореол Всемирного защитника Православия был уже невосстановим.
Естественно, Россия все равно оставалась Третьим Римом до самого трагического февраля 1917 года[84], но полностью от раны Крымской войны ей исцелиться не удалось. Поэтому и оказалась уже смертельной рана, нанесенная подстроенным якобы поражением в войне с Японией.
Во всем случившемся велика была вина и отечественной дипломатии.