3.3. О судостроении отечественном
3.3. О судостроении отечественном
Да и со стапелей сходили подчас корабли однородные по проекту, но в натуре отличавшиеся между собой, как четыре лучших броненосца адмирала Рожественского, носы которых при одновременном повороте руля на определенный румб сказывались в направлении четырех разных сторон света на непредсказуемых расстояниях друг от друга.
Так, адмирал Рожественский с Мадагаскара писал в Морское Министерство: «…однотипные броненосцы первого отряда прихотью строителей изуродованы таким образом, что во время поворота “все вдруг” при одновременной перекладке руля на 2R броненосцы оказываются разбросанными в строю на дистанцию 2-3 кабельтова…»
Нечеловеческими усилиями адмиралу Рожественскому удалось сколотить и «сплавать» походный (близкий к боевому) ордер разнотипных кораблей, причем 3-й броненосный отряд вошел в состав эскадры лишь незадолго до боя{212}.
Эти-то вот корабли, которые по «конструктивным особенностям» и повернуть одновременно не могли путем, адмирал Рожественский за время почти кругосветного похода — отнюдь не на атомоходах со всеми удобствами — и обязан был, оказывается, научить маневрировать, как 5 лет непрерывно плавающая эскадра адмирала Того! Построенная вдобавок на английских верфях.
В 1901 году МТК — Морской Технический Комитет поставили возглавлять адмирала Федора Васильевича Дубасова. Божией милостью моряка, дипломата, геополитика и провидца. Но не технаря. Это все равно, что знаменитого кораблестроителя академика А.Н. Крылова поставить командовать боевой эскадрой. Ведь чин по флоту у него тоже был.
Опять задаемся вопросом: глупость или вредительство? Хотя какие уж тут вопросы. Как на незабываемом сеансе черной магии с полным ее разоблачением: «Пардон! — отозвался Фагот, — я извиняюсь, здесь разоблачать нечего, все ясно».
Но МТК — это еще полбеды. Главным врагом отечественного ВМФ в конце XIX — начале XX века оказалось ГУКиС — Главное Управление Кораблестроения и Снабжения. Развивая эту тему, необходимо сказать несколько слов о людях, которые после Крымской войны стояли у руля или, по-морскому, у штурвала отечественного флота, в частности отечественного судостроения. О двух последних Генерал-Адмиралах русского флота — Великих Князьях Константине Николаевиче и Алексее Александровиче. Итак, глава генерал-адмиральская с судостроительным оттенком.
ГЕНЕРАЛ-АДМИРАЛЫ
Великий Князь Константин Николаевич
Начало броненосного флота России
По окончании Крымской войны русскому флоту была поставлена задача вернуть России статус третьей морской державы. Как сформулировал в свое время Император Николай I: «Россия должна быть первоклассной морской державой, занимать в Европе 3-е место по силе флота после Англии и Франции и быть сильнее союза второстепенных морских держав».
В казне не было денег. Экономить приходилось на всем. Зато темпы строительства флота поражали. За два года численность винтовых и колесных судов практически удвоилась. В 1858 году в строю находилось 182 паровых корабля с 1198 орудиями на борту. Это была уже внушительная сила. Донесениям своих агентов из Петербурга в западных столицах не хотели вначале верить. Потом пришлось.
В 1858 году, несмотря на тяжелое финансовое положение страны, разрабатывается первая программа строительства парового броненосного флота. Центром броненосного судостроения становится Петербург.
К 1869 году программа строительства парового броненосного флота была практически выполнена. Начав в 1861 году с заказа в Англии первого броненосца, Россия менее чем за восемь лет смогла создать развитую кораблестроительную индустрию, способную строить современные боевые корабли.
Уже в 1869 году Балтийский броненосный флот занимал по своей мощи третье место в мире, имея в своем составе 23 корабля, на вооружении которых находились 162 нарезных орудия крупного калибра, — сила, достаточная для обороны морских рубежей страны{213}.
Русский флот, возродившийся как феникс после Крымско-мировой войны, стал действительно колыбелью изобретений и открытий.
Генерал-Адмирал Великий Князь Константин Николаевич
Когда пишут об истоках и причинах этого очередного «русского» чуда, подчеркивают обычно усилия и патриотизм инженеров, промышленников, моряков и рабочих, умелое использование за рубежного опыта, невероятно быстрое создание собственной первоклассной промышленной базы. Но мы слишком хорошо знаем, что все усилия, патриотизм и самая лучшая промышленная база могут уйти в мгновение ока в никуда, как вода в песок, если не будут объединены и направлены на благо России. А объединить и направить их, во всяком случае в нашей стране, может только личность.
Коллегиальное руководство в России всегда было гибельно для любого крупного дела и для самой державы.
К счастью русского флота, в тот период такая личность стояла во главе его. И именовалась она — Его Императорское Высочество Великий Князь Константин Николаевич.
Мы помним его поддержку в занятии Цусимы адмиралом Лихачевым в 1861 году, когда только малодушие нашей дипломатии помешало России навсегда распахнуть двери на океанский простор. Его имя носил знаменитый пароход — база минных катеров времен русско-турецкой войны 1877-1878 годов, шестовыми минами с которых бравые лейтенанты топили турецкие броненосцы.
Кто же такой был этот не слишком известный широкой публике Великий Князь — «человек и пароход»?
Морской биографический словарь свидетельствует о нем так.
Константин Николаевич (1827—1892), Великий Князь, сын Николая I, деятель русского флота, адмирал (1855). В 1831 году назначен Генерал-Адмиралом флота и шефом Гвардейского экипажа. В 1834 году произведен в мичманы. Плавал на многих кораблях Балтийского флота. В 1847-1848 гг. командовал фрегатом «Паллада». В1848 году произведен в контр-адмиралы, назначен в свиту и шефом Морского корпуса.
За оказанное в сражениях мужество во время похода в Венгрию 21 сентября 1849 года награжден орденом Св. Георгия 4-й степени.
С 1850 года командовал отрядами, эскадрами и флотом, находясь в плаваниях во многих морях. Назначен председателем комитета по пересмотру Морского устава, членом Госсовета и членом Совета военно-учебных заведений. В 1852 году назначен товарищем Начальника Главного Морского Штаба, членом Сибирского комитета и Генерал-Адъютантом.
В 1853-1881 гг. возглавлял русский флот на постах Управляющего Морским министерством и Главного Начальника флота и Морского Ведомства. Руководил возрождением флота после Крымской войны (1853-1856), ввел гласное обсуждение основных проблем и привлек к морской деятельности лучшие силы России.
Был сторонником создания броненосного оборонительного флота для Балтийского моря и крейсерских эскадр для океанских театров. В 1860 году назначен Председателем Адмиралтейств-совета, а в 1865 году — Председателем Госсовета. В 1877 году получил знак за окончание Морской академии и назначен ее почетным президентом.
В 1881 году уволен от управления флотом и Морским Ведомством и от должности Председателя Госсовета, но оставлен в званиях Генерал-Адмирала и Генерал-Адъютанта. В день 50-летия пребывания в звании Генерал-Адмирал а награжден портретами Николая I и Александра II, украшенными бриллиантами.
К «официальным данным» прибавим еще несколько строк, характеризующих личность Константина Николаевича[206].
По воле отца к морской службе Константин был предназначен с самого детства. В пять лет его наставником стал известный русский мореплаватель и ученый адмирал Ф.П. Литке. Государь считал, что выходец из небогатой семьи, настоящий моряк и великий труженик, «обязанный всеми своими обширными познаниями своему собственному труду», Ф.П. Литке будет наиболее подходящей фигурой для воспитания будущего Генерал-Адмирала. Однако получилось так, что кроме Ф.П. Литке на формирование личности Великого Князя значительное влияние оказал также и В.А. Жуковский, воспитатель его старшего брата — будущего Императора Александра II.
По заведенному отцом строгому порядку каждое воскресенье Константин должен был писать в качестве упражнения кому-нибудь письмо. Очередь дошла до В.А. Жуковского. Его ответ, доброжелательный, но строгий — с упреком за «поспешность и желание отделаться от своей работы», — привлек внимание юноши. Переписка с поэтом стала регулярной и продолжалась вплоть до смерти Жуковского.
Первое плавание Константина по Финскому заливу на бриге «Улисс» состоялось в 1835 году, когда будущему строителю флота было 8 лет. В 16 он уже шел на корабле «Ингерманланд» из Архангельска в Кронштадт. То был экзамен, экзамен морем, и он его выдержал. Впервые узнал, что такое Баренцево море, и чем оно отличается от Балтики. Впервые испытал на себе жестокий шторм в Северной Атлантике. Адмирал Литке был доволен. Теперь он мог смело докладывать Государю — моряк состоялся.
В 1849 году морская служба Великого Князя неожиданно прервалась. Несмотря на то, что он только что отпраздновал свадьбу, надо было ехать на войну. Русская армия двинулась в Венгрию, и по воле отца Константину следовало находиться там. Кампания была непродолжительной, но война есть война. На ней всегда стреляют.
В представлении Константина к ордену Св. Георгия 4-й степени фельдмаршал И.Ф. Паскевич писал, что Великий Князь постоянно «разделял с войсками все труды похода… оставался под смертоносным действием неприятельских батарей… находился под самым сильным ружейным огнем, отличаясь мужеством и самоотвержением».
Надо сказать, что к робкому десятку Великий Князь не принадлежал никогда. Чувство долга в его действиях всегда превосходило ощущение личной опасности. Судите сами.
В 1863 году в воздухе вновь запахло войной. Англия и Франция, поддерживая очередное польское восстание, грозят высадить десант и захватить Петербург. В ответ Россия в срочном порядке, кстати по инициативе Великого князя, создает подвижную броненосную оборону Кронштадта и столицы. Ее основу составили мониторы — однобашенные броненосцы, предназначавшиеся исключительно для плавания в Финском заливе. Высота их борта не превышала 25-30 сантиметров. Однако проходит время, и у Константина Николаевича возникает новая идея: а нельзя ли использовать эти корабли и в открытом море? И вот в 1865 году отряд мониторов под флагом Генерал-Адмирала отправляется в Швецию. Цель похода — проверить мониторы в открытом море.
Морякам повезло, погода стояла благоприятная, плавание прошло успешно. Но это был риск, и немалый. По едва возвышающимся над водой палубам мониторов почти постоянно гуляла волна. Выход на верхнюю палубу был небезопасен. А если свежий ветер? Крутая балтийская волна в любой момент могла стать роковой, что показала через несколько лет трагедия броненосца «Русалка». Условия, что называется, приближенные к боевым.
И еще один эпизод. По заказу Морского Министерства при активном участии Генерал-Адмирала в Англии строилась императорская яхта «Ливадия». Спроектированная адмиралом А.А. Поповым яхта имела необычный «круглый» корпус. В сентябре 1878 года она была готова. Ее переход из Гринока в Севастополь планировалось совместить с мореходными испытаниями. 3 октября яхта покинула Гринокский рейд.
В качестве гостей на ее борту находились английские инженеры и, в частности, знаменитый кораблестроитель Э. Рид. В Бресте на борт поднялся Великий Князь Константин Николаевич. Плавание через Бискайский залив продолжалось под его флагом. Сначала переход проходил в благоприятных условиях. Однако к полуночи 8 октября ветер внезапно усилился, поднялась сильная встречная волна. Удары волн в носовую часть корабля стали ощутимыми. С усилением ветра усиливалось и волнение. Скорость хода пришлось уменьшить до 4-5 узлов. По воспоминаниям очевидцев, высота волн достигала 6-7 м. Весьма сдержанный в своих оценках Э. Рид писал: «По временам удары волн были ужасны».
Подчас создавалось впечатление, что корпус корабля бьется о твердый предмет. В 10 часов утра обнаружили затопление первого междудонного отделения. Срочно пришлось менять курс и идти во французский порт Ферроль.
Каким же образом ведомая опытными моряками «Ливадия» оказалась в самом центре шторма, да еще долгое время шла против волны? Ответ на этот вопрос дает Э. Рид. Он прямо считал, что Генерал-Адмирал не хотел упустить удобного случая «провести обстоятельные испытания яхты, и потому мы направились в самую пасть бискайского шторма».
Каков был риск подобных испытаний, можно судить по тому, что в Феррольской бухте водолазы обнаружили в носовой части судна 5-метровую вмятину с разрывами и трещинами в обшивке. Оказались погнуты и сломаны шпангоуты, затоплены пять бортовых и одно междудонное отделения.
Вопрос: нужно ли было Генерал-Адмиралу лично возглавлять поход мониторов в Швецию и лично участвовать в мореходных испытаниях «Ливадии»? Наверное, нет. А вот должен ли был он это сделать? На этот вопрос Великий Князь Константин однозначно бы ответил — да! Его любимым выражением всегда была французская поговорка «noblesse oblige» — «положение обязывает», дословно — «благородство обязывает», что, на мой взгляд, вернее.
Министерство прогресса
Современники называли Морское Министерство при Константине Николаевиче «Министерством прогресса». Сейчас бы назвали, и возможно даже точнее, Министерством высоких технологий. Практически единодушно мнение, что больше и лучше, чем сделало оно в то нелегкое время, не сделал бы никто. У флота часто не было денег, но были замечательные люди. А когда появлялись деньги — они использовались четко и эффективно.
«Никогда до той поры русский военный флаг не появлялся так часто в отдаленных морях всех частей света, как с царствования Александра II.
Он появлялся везде, где того требовали наша политика и исполнение требований нашей дипломатии. Вместе с тем плавания эти доставили флоту неоценимый запас самых разнообразных сведений по морскому делу. Содействовали к приобретению нашими офицерами и командами истинно морского духа, в котором и заложена главная сила и могущество каждого военного флота»{214}.
Под личным влиянием Генерал-Адмирала в Морском Министерстве сформировалось ясное понимание истины, что для завоевания господства на море и использования его в интересах государства одного сильного военно-морского флота, как ни странно на первый взгляд, недостаточно.
Необходимы торговый и транспортный флоты, необходимы удобно расположенные базы. И главное — государственное руководство, обладающее морским мышлением. Только совокупность этих факторов способна обеспечить настоящее морское могущество.
При этом сильный флот уменьшает саму возможность войны, так как враги России «принуждены будут, во-первых, устраивать вновь громадные коалиции, что весьма нелегко, и, во-вторых, решаться на огромные издержки, которые также не всегда возможны»{215}.
Генерал-Адмирал и передовая общественность
Несмотря на либеральные взгляды Генерал-Адмирала, «передовая русская общественность» быстро поняла, что строительством мощного броненосного флота Великий Князь укрепляет могущество Российской Империи, и начала предпринимать доступные ей — общественности — меры.
В крупных газетах «Русское (?) слово», «Народное (?) богатство», «Северная пчела» появились «патриотические» статьи, авторы которых тщились показать ненужность и бесполезность строительства в России военно-морского флота{216}.
Снова воскликнем: ну прямо как сейчас! Доводы «просвещенных патриотов» сводились к следующим:
— Россия в силу ее экономической отсталости не создаст флота, равносильного английскому и французскому, поэтому и наши морские силы бесполезны;
— Кронштадт можно сделать неприступным и без помощи флота;
— возможная потеря Петербурга не оправдывает расходов на флот, так как Петербург — еще не Россия;
— при отсутствии серьезной морской торговли и заморских колоний военный флот в России — дело искусственное и надуманное;
— содержание морских сил требует огромных расходов, которые себя не оправдывают;
— русский народ в большинстве своем не имеет даже понятия о флоте, и для чего он нужен государству.
Константин Николаевич серьезно относился к «общественному мнению», представленному на страницах передовой печати, и, видимо, искренне думал, что оно поддается коррекции с помощью разумных доводов и истинно государственных соображений.
Поэтому в «Морском сборнике» № 4 за 1864 год была опубликована статья «Современное значении броненосного флота», основные положения которой носили доктринальный характер и выражали как личные взгляды Великого Князя, так и политику Морского Министерства в целом, а так же обоснование государственной программы строительства военно-морского флота.
Прежде чем третировать русский народ…
Лейтмотивом статьи звучало убеждение в необходимости для России военного флота. И хотя признавалось, «что даже при цветущем состоянии мы никогда не будем в силах вывести в море число кораблей, равное числу кораблей первоклассных морских держав, но зато не подлежит сомнению, что небольшой, хорошо содержимый броненосный флот вполне обеспечит государству защиту важнейших приморских пунктов и заставит серьезно подумать, прежде чем третировать русский народ…
Зная, что у нас есть два-три десятка хороших броненосных судов под прикрытием исправных укреплений, морским державам, чтобы атаковать их, придется делать значительные экстренные вооружения, затрачивать десятки миллионов».
Серьезными аргументами в пользу строительства флота были и ссылки на необходимость обеспечить России мир для проводимых в стране преобразований, и что «лучшее средство для сохранения мира есть всегдашняя готовность к войне».
А полная оборона государства немыслима без содействия морских сил. Поэтому, подчеркивалось в статье, «расходы на флот — не роскошь, а необходимость, пусть даже печальная, но не подлежащая сомнению… при этом флоты, создаваемые годами и десятками лет, не могут, подобно армиям, быть увеличены по произволу, в минуту действительной необходимости».
Большое место в статье уделялось развитию судостроительной базы, выражалась уверенность в способности наших судостроительных заводов в течение пяти-шести лет полностью отказаться от иностранной помощи в деле строительства броненосных судов и полностью удовлетворять потребность флота.
Кронштадт защищен. Пора на океанский простор
В 1870 году специальная Комиссия под председательством героя обороны Севастополя Генерал-Инспектора военных инженеров Эдуарда Ивановича Тотлебена подтвердила, что созданный броненосный флот надежно прикрывает подходы к Кронштадту и Петербургу.
Второй вопрос, который был исследован комиссией, это соотношение нашего флота с флотами европейских держав: Англии, Франции, Пруссии, Швеции и Дании.
Комиссия констатировала, что несмотря на то, что Балтийский броненосный флот по численности слабее английского и французского, его корабли в одиночном бою не уступят аналогичным кораблям противника; наш флот был сильнее флотов соседей по Балтийскому морю и мог вступать с ними в бой на всем пространстве Балтийского моря и действовать против береговых укреплений противника на мелководье; что касается флотов других держав: Австрии, Турции, Италии, — то в случае их прихода в Балтийское море русский флот, опираясь на береговые укрепления, готов был дать им достойный отпор.
Но, пожалуй, самым важным выводом было то, что даже в случае разрыва с западными державами флот России уже мог бы продолжать строиться и ремонтироваться своими силами, ибо с зависимостью от иностранной промышленности было покончено.
Экономические возможности страны и успешное выполнение первой программы позволили Морскому Министерству перейти к реализации своих замыслов в отношении броненосных судов для дальних плаваний. К этой идее — созданию мореходных броненосных флотов — пришли все морские державы. Но и здесь Россия оказалась впереди.
В 1869 году по проекту адмирала А.А. Попова был заложен башенно-брустверный броненосец «Петр Великий», послуживший прототипом эскадренных броненосцев для флотов всего мира. Английская пресса нервно отметила, что если «Петру» вздумается нанести несанкционированный визит в любую базу королевского флота, то остановить его будет нечем.
К сожалению, финансовые трудности временно приостановили строительство кораблей самого крупного тоннажа, но зато Россия вновь неприятно поразила цивилизованный мир первым в мире океанским скоростным бронированным крейсером «Генерал-Адмирал» и однотипным ему «Герцогом Эдинбургским», вступившими в строй в 1875-1877 годах.
Усилиями выдающихся адмиралов И.Ф. Лихачева и Г.И. Бутакова на Балтийской броненосной эскадре отрабатывалась передовая тактика нового флота.
Продолжалось совершенствование минного оружия, которое в войне с Турцией 1877-1878 годов сыграло весьма активную роль и привело к созданию серийных кораблей нового класса — миноносцев. В боевых условиях на борту знаменитой «Весты» прошла испытания и отечественная система автоматического управления артиллерийским огнем А.П. Давыдова.
Длившееся полгода противостояние в районе Константинополя русской армии и британского флота и результаты Берлинского конгресса наглядно показали всем еще сомневающимся необходимость для России не только крейсерского, но и линейного флота, как орудия мировой политики.
От создания оборонительного флота Россия перешла к созданию активного броненосного флота, и в первую очередь на Черном море. На Черном море, как этого требовал опыт только что прошедшей войны, необходимо было строить флот, который по своей силе превосходил бы флот Турции и мог бы обеспечить перевозку десанта для занятия Босфора.
В отношении Балтийского флота ставилась задача довести его состав до уровня, обеспечивающего превосходство над флотами государств, имеющих в этом регионе значительные морские силы. В целях обеспечения круглогодичной активности флота поднимался вопрос о создании на побережье незамерзающей базы. Корабельный состав при необходимости ведения наступательных действий предполагалось содержать в том числе и за пределами Балтийского моря.
На Тихоокеанском театре, кроме чисто оборонительной, ставилась и активная задача — создать тихоокеанский крейсерский флот. Просторы Тихого океана неподвластны контролю даже огромного британского флота, что создавало предпосылки для более эффективных действий русских крейсеров.
Заветы Великого Князя Константина русскому флоту
Во всем, что касается флота, Великий Князь Константин ставил его нужды выше личных, русский флот при нем — насколько это было в возможностях страны и немножко больше — процветал, и даже недруги наши, скрипя зубами, предсказывали ему в ближайшие годы и десятилетия блестящее будущее.
Заветом русскому флоту его лучшего Генерал-Адмирала звучат слова Отчета по Морскому Ведомству: «В будущем… мы должны строить суда, обладающие боевой силой, превосходящей силу наиболее мощных иностранных судов…»{217}
Эти взгляды на перспективы применения военно-морского флота определили и требования к корабельному составу{218}.
Основное ядро флота должны были составлять броненосцы, способные вести боевые действия не только на внутренних ограниченных морях, но и обладающие способностью для действий в любых районах мирового океана.
Для нанесения существенного вреда торговым интересам возможных противников планировалось создать крейсерский флот из двух ветвей: корветского и фрегатского рангов. Базой для этого флота должен был стать Владивосток.
На основе уже имеющегося опыта дальнейшее развитие получали канонерские лодки и миноносцы как наиболее эффективные силы для обороны рейдов, портов и шхер на морских театрах.
Росло понимание, что сила флота заключается не только в боевых кораблях, но и в оборудованных всем необходимым портах, базах и кораблестроительных заводах на Балтике, Черном море и Тихом океане.
В известном нам исследовании капитан 1-го ранга Михаил Владимирович Московенко пишет, что анализ морских реформ в России, получивших название «константиновских», дает богатую пищу для размышлений. Прежде всего плановостью и целеустремленностью достижения цели, ее конкретикой.
«А также горьким уроком Цусимы, явившимся результатом забвения этих преобразований»{219}.
Когда же началось это забвение! Кто смог лишить наш флот предвидимого даже врагами блестящего будущего?
Ситуация изменилась как по мановению волшебной палочки в 1881 году. Только палочка эта была, видно, в руках не у доброй феи. В этот год Константина Николаевича сменил на посту Генерал-Адмирала и начальника Морского Ведомства брат Императора Александра III Великий Князь Алексей Александрович.
Великий Князь Алексей Александрович
Что нужно для Цусимы?
Оценивая деятельность Алексея Александровича как Генерал-Адмирала, академик А.Н. Крылов писал: «За 23 года его управления флотом бюджет вырос в среднем чуть ли не в пять раз; было построено множество броненосцев и броненосных крейсеров, но это “множество” являлось только собранием отдельных судов, а не флотом».
Большинство кораблей были разнотипны — либо слабые по вооружению, либо слабые по бронированию. Подчас они представляли собой «обыкновенное подражание английским броненосцам с опозданием на 6-7 лет».
Далее А.Н. Крылов подводит итог: «Уже этот краткий перечень показывает, что в смысле создания флота деятельность генерал-адмирала Алексея была характерным образцом бесплановой растраты государственных средств».
Чем закончилось подобное руководство флотом Российским, известно — 14-15 мая 1905 года в двухдневном Цусимском сражении эскадра адмирала З.П. Рожественского прекратила свое существование.
Но каждая катастрофа должна быть хорошо подготовлена.
Как Алексей Александрович флот к войне готовил
Вот что говорят о деятельности Великого Князя Алексея Александровича в области судостроения и вооружения флота известный исследователь русского флота и писатель-историк P.M. Мельников и В.Я Крестьянинов, чья книга о Цусимском сражении содержит большое количество технических данных{220}.
Совершенно безответственной была деятельность бесконтрольно распоряжавшегося Главного Начальника флота и Морского Ведомства Генерал-Адмирала Великого Князя Алексея Александровича, особенно в период между японо-китайской и русско-японской войнами, когда политическая обстановка потребовала резкого увеличения численности и темпов создания флота.
Именно при Великом Князе Алексее возникла и расцвела совершенно не удовлетворяющая новым требованиям система управления и организации работ в казенном судостроении — с мелочным администрированием, вредоносной экономией на самом необходимом, безгласностью строителей, лишенных инженерной и хозяйственной самостоятельности, низким уровнем заработной платы по сравнению с частными предприятиями и постоянным урезанием смет.
Бичом судостроения были систематические переработки проектов и переделки на строящихся кораблях, что вызывало их хроническую строительную перегрузку.
Вот на вредоносной экономии стоит задержаться чуть подробнее. Тем более, как мы увидим в главе о «Варяге», эта экономия успешно сочеталась с безудержной растратой казенных средств. Так, американскому заводчику Крампу наше Морское Ведомство за его бракованное изначально изделие переплатило стоимость легкого крейсера типа «Новик».
«Экономия». Была ли она просто ошибкой?
«…окончательному упадку нашего морского дела властно содействовал новый… фактор — ЭКОНОМИЯ…
Не проводись этот догмат так настойчиво Министерством, несколько сот миллионов народных денег не лежали бы теперь в разных местах Великого океана» — писал в 1906 году «Морской сборник»{221}.
«Маджестики» нам не надобны
Экономия прямым негативным образом сказалась на кораблестроении, вооружении кораблей, живучести, боеготовности и боеспособности флота. При разработке проектов кораблей господствовало требование ограничения водоизмещения.
Так появился броненосец «Гангут», по образцу которого одно время предполагалось построить серию, вошли в строй «Сисой Великий» и «Наварин» с малым количеством 152-мм орудий и неполным бронированием по ватерлинии, броненосцы береговой обороны.
Эскадренные броненосцы типа «Пересвет» в наибольшей степени пострадали от экономии 1-1,5 тысяч тонн водоизмещения. Это вызвало и снижение главного калибра с 305 до 254 мм, и уменьшение количества 152-мм орудий, недостаточное бронирование.
Когда проектировались корабли типа «Бородино» — самые мощные в эскадре Рожественского, уже были известны тактико-технические характеристики японских броненосцев типа «Сикисима». Вице-адмирал Н.И. Скрыдлов предлагал увеличить водоизмещение судов типа «Бородино» до 15 000 тонн, как «у японцев» и английских броненосцев типа «Маджестик», с которых и строились японские. Предложение не приняли, хотя оно давало возможность улучшить бронирование и увеличить дальность плавания.
В результате жесткого ограничения водоизмещения при проектировании броненосцев приходилось уменьшать толщину брони, площадь бронирования, межпалубное расстояние, понижать нижнюю броневую палубу, что сокращало боевой запас плавучести. Экономия водоизмещения порождала и такую хроническую болезнь, как перегрузка. При расчетах весовых нагрузок слишком малая часть оставлялась «в запас» для компенсирования непредусмотренных проектом грузов, модернизации, которая традиционно начиналась еще при постройке.
Понятно, что при нормальном проектном водоизмещении 13 500 тонн, строительная перегрузка новейших броненосцев составила 1 500 тонн.
То есть в Цусиме по тоннажу они формально совпадали с японскими, но строительная перегрузка висела на них, как жир на мышцах боксера, попавшего из-за него не в свою весовую категорию. Строительная перегрузка кораблей, кроме потери скорости, приводила к переуглублению броневого пояса, отчего слабо или совсем небронированные участки борта оказывались в непосредственной близости к ватерлинии.
Никто не предполагал
Между тем, японцы, отказавшись подставлять на близкой дистанции борта своих кораблей под русские бронебойные снаряды, станут отвечать с немыслимых до войны дистанций 65-92 кб[207] мощными фугасными снарядами, которые нарушали прочность крепления брони и пробивали громадные (до 6 м2) бреши в небронированных участках бортов русских кораблей. Эти пробоины, погружаясь в воду при крене, приводили корабли к гибели, несмотря на остававшийся неповрежденным броневой пояс{222}.
Дань общей самоуспокоенности отдал тогда даже адмирал С.О. Макаров, считавший, что наша артиллерия гораздо лучше японской.
Самоуспокоенность эту не смогла нарушить даже разразившаяся война с Японией, и лишь в апреле 1905 года, за месяц до Цусимы, МТК собрался «в предстоящую кампанию» организовать на учебном крейсере «Минин» опытную стрельбу на «большие» расстояния 50-60 кб{223}.
Крейсерам и миноносцам быть скромнее надо
Еще один пример экономии — проект крейсера «Баян», имевшего два 203-мм и восемь 152-мм орудий, в то время как его противники, японские броненосные крейсера, имели по четыре 203-мм и от 12 до 14 — 152-мм орудий. А «Баян», заметим, был еще самым мощным крейсером Порт-Артурской эскадры.
Вопрос о постройке броненосных крейсеров в противовес шести японским поднимался в конце 1890-х годов, но из-за их большой стоимости решили обойтись без них, доведя состав эскадры в Тихом океане до 10 эскадренных броненосцев.
Сам «Баян» также посчитали слишком дорогим и отдали предпочтение бронепалубным крейсерам в 6000 тонн, заказав «Варяг», «Аскольд», «Богатырь», «Витязь», «Олег», «Очаков», «Кагул». Отсутствие поясной брони на этих крейсерах снижало их боевую устойчивость и ограничивало боевые возможности в то время, когда по артиллерийскому вооружению они приближались к броненосным крейсерам. Что можно, кстати, было изуродовано и на наших бронепалубных крейсерах. Об этом подробнее скажем потом.
Русские миноносцы уступали своим противникам в вооружении, имея на одно 75-мм орудие меньше, 47-мм пушки против 57-мм у японцев, 381-мм торпедные аппараты против 457-мм. Снаряды 47-мм пушек часто не пробивали даже тонкий борт миноносцев противника, а оставляли лишь вмятины.
Результат «экономии» очевиден: почти во всех боях между миноносцами японцы выходили победителями, несмотря на мужество и героизм русских моряков.
Унификация ни к чему. Безвластие МТК
В эпоху господства на Русском флоте ВК Алексея на нем — флоте — не существовало даже элементарной унификации крепежных изделий, арматуры, шланговых и трубных соединений, лишенных какой бы то ни было взаимозаменяемости. Лишь в таких образцах снабжения, как мебель, фонари, подсвечники и т.п., наблюдалось некоторое подобие стандартизации, но совершенно безуспешными оказались попытки адмирала С.О. Макарова добиться, например, сокращения числа типов водомерных стекол с 76 до 10!
Не удалось унифицировать даже создававшиеся почти в одно время башенные установки кораблей.
Может, это, конечно, и не было сознательным вредительством, но пахнет от всего этого дурно.
Изъяны организации проявлялись и в самой структуре, и во взаимодействии центральных учреждений флота. За техническое состояние флота теоретически отвечал Морской Технический Комитет (МТК), который в лице своих высококвалифицированных специалистов прилагал немалые усилия по поддержанию его на современном научном уровне.
Однако ответственный за всю технику флота МТК был лишен хозяйственной самостоятельности, и осуществление его решений и предложений зависело от «финансовых соображений» Главного Управления Кораблестроения и Снабжения (ГУКиС) — учреждения, будто задавшегося целью нанести максимально посильный вред родному флоту. А его начальник в описываемый «порт-артурский период» — вице-адмирал В.П. Верховский — не только не содействовал МТК, но сплошь и рядом пренебрегал его рекомендациями. Это мы опять же покажем на примере «Варяга».
Будущее флота решалось, как уже не раз говорилось, не на основе планомерной научной разработки морской тактики и стратегии, а на Особых Совещаниях, лишенных общей руководящей идеи и ответственности за свои решения.
Эта «планируемая» безответственность позволяла также безнаказанно проводить и воплощать в жизнь идеи, которые по вредоносности для страны кроме как изменническими не назовешь.
В результате во флот были внедрены многие ошибочные взгляды и заблуждения, обернувшиеся, в конечном счете, трагедией Цусимы.
Слова «ошибочные взгляды и заблуждения» воспроизводят стандартную точку зрения, принятую при рассмотрении событий, предшествовавших русско-японской войне. На самом деле нагромождение всех этих «ошибок и заблуждений», уже на стадиях проектирования и строительства обрекавших новейшие русские корабли на состояние «второй свежести» по сравнению с лучшими мировыми образцами, отдает отнюдь не глупостью, а поистине технической гениальностью.
Гениальностью, направленной на разрушение обороноспособности Российской Империи.
Артиллерия — бог войны
Так, рассчитывая лишь на прямое попадание, отказывались от щитов у орудий (чтобы уменьшить размер цели) и тем самым обрекли на уничтожение и орудия, и комендоров, осыпаемых градом осколков снарядов, разрывавшихся даже при ударе о воду{224}.
Снаряд бронебойный — облегченный
Среди прочих допущенных просчетов и преступных ошибок последствия этой «экономии» проявились при Цусиме самым катастрофическим образом.
Особенно трагичными для флота были последствия новаторского по замыслу, но дискредитированного отсутствием соответствующей тактики, решения МТК о переходе в 1892 году на облегченные снаряды, которые обеспечивали увеличение почти на 20% начальной скорости полета снаряда. Благодаря этому, по сравнению с артиллерией иностранных флотов, было достигнуто существенное превосходство в настильности траектории, то есть в наибольшем ее приближении к прямой линии, что резко увеличивало меткость огня на дистанциях до 30 кабельтовов[208].
«Легкий» снаряд имел большую кинетическую энергию, а потому пробивал на этих дистанциях более толстую броню, чем «тяжелый» такого же калибра, но с меньшей начальной скоростью. Дистанция в 30 кабельтовов считалась предельной в бою как из-за трудности прицеливания и определения расстояний[209], так и ввиду почти полной неуязвимости броненосных кораблей при обстреле с больших расстояний. На большей дистанции 203-мм плиту из крупповской брони не мог пробить уже никакой снаряд, поэтому для уничтожения противника сближение считалось неизбежным.
Новая система соответствовала духу экономии, так как давала выигрыш в весе для одного 152-мм орудия с боекомплектом 2,2 т, для 203-мм орудия — 3,9 т; для 305-мм — 7,5 т. «Легкое» орудие было дешевле на 11,7% (152 мм), на 12,8% (203 мм) и на 5,2% (305 мм){225}. На малых и средних дистанциях русские пушки по баллистическим качествам превосходили английские фирмы Армстронга, которые имел на вооружении японский флот.
Адмирал Макаров, исполнявший обязанности Главного инспектора артиллерии в 1891-1894 годах, был активным сторонником «легких» орудий и до конца дней своих был убежден, что снаряд с изобретенным им бронебойным наконечником пробьет любую броню.
Что ж, Макаров был и сторонником безбронных крейсеров вместо эскадренных броненосцев. У творческих людей бывают свои заблуждения. Тем более, что разумные основания для мнения о преимуществах «легких» пушек и снарядов в 1892 году были.
Однако уже через несколько лет благодаря бурному прогрессу науки и техники, применению более мощных артиллерийских порохов и высокопрочных сталей, выдерживающих большие удельные давления, сократилась разница в начальной скорости, настильности и бронепробиваемости «легких» и «тяжелых» пушек. А при увеличении дальности последние имели даже преимущество при стрельбе фугасными снарядами.
Вот так русский флот, «сэкономив» на весе артиллерийских установок и боекомплекта, проиграл в весе снарядов. Если до 1892 года русский 152-мм снаряд весил 55,4 кг, то «легкий» цусимский стал 41,5 кг; японский же — 49,1 кг. 305-мм весил 454 кг, стал 332 кг против 385 кг японского.
Снаряд фугасный — самый невзрывчатый в мире
Но вес снаряда — еще полбеды. На самом деле все было значительно хуже. И то, что произошло, никак нельзя списать на добросовестную ошибку, как в случае с облегченным снарядом с бронебойным макаровским колпачком.
В погоне за дешевизной отказались от тонкостенных фугасных снарядов из высококачественной стали с большим содержанием взрывчатого вещества и снабдили флот худшими в мире фугасными снарядами, в четыре-шесть раз уступавшими японским по массе разрывного заряда.
История эта настолько потрясает воображение, что достойна подробного рассказа.
Даже не военному человеку очевидна истина, что чем больше в снаряде взрывчатого вещества, тем больше разрушительное действие, тем лучше тому, кто стреляет, и хуже тому, в кого стреляют.
В конце 1880-х — начале 1890-х годов завод «Рудницкий и Кучинский» изготовил опытную партию 152-мм фугасных снарядов с фантастическим количеством взрывчатого вещества: от 18 до 22,5% от веса снаряда. Блестящий результат был достигнут благодаря изучению и применению передового зарубежного опыта и технологии. Благодаря применению вальцованной стали толщина стенок этих снарядов составляла всего 0,08 диаметра снаряда. Из-за высокого качества стали эти снаряды были, разумеется, недешевы.
Завод Рудницкого из-за малой мощности обеспечить флот снарядами не мог, казенные заводы не могли поставлять сталь необходимого качества[210], а другие частные предприятия, по мнению Морского Ведомства, просили лишку. Управляющий Морским Министерством адмирал Н.М. Чихачев в 1892 году приказал «озаботиться удешевлением снарядов» и заказывать их исключительно казенным заводам, пока частные не понизят цен.
Собственно, что ему? Он свое отплавал, в бой больше не пошлют, пора послужить Отчизне иным способом.
«Озаботились» следующим образом: от снарядов со стенками из вальцованной стали перешли сначала к кованным, а затем — литым. Низкие качества литой стали по сравнению с вальцованной заставили увеличить толщину стенок сначала до 0,16 диаметра, что автоматически повлекло уменьшение количества взрывчатого вещества до 7,7%. Но даже при такой толщине стенки оказались слабыми, и снаряды деформировались. Стенки утолщили, количество взрывчатого вещества уменьшили до 3,4%, и этими снарядами вооружили весь флот{226}.
Цифра 3,4%, впрочем, тоже была взята, видно, для Высочайшего доклада. Чтобы не так страшно было. Реально содержание взрывчатки в наших, извиняюсь, фугасах и 2,5% не составляло.
В своем журнале 1894 года за № 36 МТК докладывал Управляющему Морским Министерством, что подобные снаряды можно принять на вооружение только временно{227}.
Их и приняли временно — до Цусимы.
В связи с малым фугасным действием считалось, что такие снаряды должны разрываться внутри корабля противника, и поэтому их оснастили двойными ударными трубками (взрывателями) Бринка. В боях русско-японской войны имели место случаи, особенно при Цусиме, когда русские снаряды пробивали насквозь оба борта корабля противника, не взорвавшись.
С Цусимой, правда, особый случай, там и дополнительные меры были приняты, чтобы случайно японцам вред не нанести.
Следует помнить, что в бою Порт-Артурской эскадры с японской 28 июля 1904 года при Шантунге нашими снарядами с 2,5% взрывчатки удалось тяжело повредить почти все броненосные корабли адмирала Того, а его флагман «Микаса» еще в середине следующего января стоял на капремонте без кормовой 12-дюймовой башни.
Но все же и в лучшем случае слишком «тугие» взрыватели не срабатывали при попадании в трубы, мачты, такелаж, дефлекторы вентиляторов, мостики — короче во все, кроме самой солидной брони. Так что зря 15 мая Небогатое со товарищи удивлялся, увидев почти неповрежденные корабли противника. Все меры были загодя приняты.
Робкие попытки МТК провести в 1897 году испытания фугасного действия русских снарядов в присутствии флагманов и ведущих артиллерийских специалистов были парализованы любимцем Генерал-Адмирала начальником ГУКиС Владимиром Павловичем Верховским, «доказавшим», что опыты эти самые уже не имеют большого значения, так как все одно — «требующиеся для судов снаряды изготовлены или заказаны почти до полного боевого комплекта»{228}, а потому нет смысла напрасно тратить требующиеся для испытаний 70 000 рублей!
Какой японский шпион мог сделать больше?!
Как известно, разрушительное действие снаряда зависит еще и от мощности взрывчатого вещества. Русские снаряды снаряжались пироксилином, хотя в это время в иностранных флотах уже начали применять более мощные взрывчатые вещества — мелинит, лиддит. В 1895-1896 годах совместно с армейскими артиллеристами у нас также проводились опыты с мелинитовыми снарядами. Их посчитали опасными из-за возможности взрыва в канале ствола при выстреле. Вот, ей Богу, очень хотелось бы знать, кто конкретно посчитал. Имена, фамилии, должности, звания.
В Цусимском сражении несколько японских крупных орудий действительно вышло из строя из-за разрывов в стволах. Хотя там была не шимоза, а кое-что покруче. Зато именно этими «цусимскими» снарядами и были потоплены 14 мая 1905 года четыре лучших русских броненосца. Из них первый потоплен, а второй выведен из боя в первые его минуты.
А вот в бою 28 июля 1904 года японский флот стрелял несколько часов по какой-нибудь несчастной, отставшей от эскадры «Полтаве». И хоть бы хны. Правда стволы орудий японских не взрывались, но и толку было чуть.
На русской же 2-й эскадре, кроме того, часть снарядов для самых мощных и дальнобойных 305-мм орудий была снаряжена даже не пироксилином, а порохом. И вся взрывчатка при этом была тщательно вымочена водой, чтобы, не дай Бог, не взорвалась ненароком.
И ни одна отечественная сволочь, снабдившая этими муляжами снарядов эскадру, призванную решить в нашу пользу исход войны, никогда за это не ответила! Даже морально.
Отвечали 2-я эскадра и ее адмирал.
Ну какой японский шпион мог сделать больше?!
Даже без учета меткости стрельбы и скорострельности только одни снаряды давали противнику огромное преимущество. Если бы русские снаряды, попавшие в цель, были равноценны японским, исход боя был бы стопроцентно иным. Сами японцы и курировавшие их английские специалисты это признают.
Но даже и эти снаряды с 2,5-3,5% взрывчатого вещества, одна треть из которых не разрывалась, — при нормальном состоянии и хранении! — в русском флоте очень берегли. Задача повышения боевой скорострельности не ставилась и не отрабатывалась.
Самая лишняя нагрузка для корабля — его артиллерия!
После долгих проволочек создан был, наконец, опытовый судостроительный бассейн. Однако и после создания его при проектировании, например, крейсеров типа «Диана» «из-за спешки проектирования» не сумели воспользоваться полученными в бассейне рекомендациями об оптимизации обводов.
В результате что?
Перегрузка. Дело знакомое и привычное.
Как устранить? Тоже понятно.
Сократить и без того недостаточную главную артиллерию.
И заодно броневые щиты убрать. Как хорошо! Комендоров осколками перебьет, и русский корабль — и с исправной артиллерией — по врагу стрелять не сможет! Дешево и сердито!
А вы говорите — японский шпион! Не самурайским прямодушием веет от этих — поистине гениальных — технических решений.
Да и не самураи ставили вышеобозначенные глобальные задачи 1-3.
А зачем стрелять на ходу?
Приняв пределом боевой дистанции расстояние в 22-33 кб[211] и ориентируя по нему всю боевую подготовку, «забыли», что заставить противника принять выгодную дистанцию боя можно, лишь обладая превосходством в скорости.
Стрельб на полном ходу не проводилось, совместно на этой скорости корабли не маневрировали.
Адмиралу Верховскому автоматика не нужна