2.5. Слово Адмиралов
2.5. Слово Адмиралов
И Адмиралы сказали свое веское слово. Самым весомым оказалось оно у Командующего Морскими силами России на Тихом океане адмирала Евгения Ивановича Алексеева.
Армия и флот
Российская Империя имела на Дальнем Востоке значительные военные силы. В самой Маньчжурии уже находилось около 20 тысяч войск. В расчете на полномасштабную войну были достаточно оперативно проведены мобилизационные мероприятия. Только морским путем с мая по сентябрь было переброшено в Порт-Артур и Владивосток около 20 тысяч человек и более 1 млн. пудов груза. К концу июня численность наших войск на Дальнем Востоке достигла 100 тыс. человек. Всего же для возможной войны с Китаем летом 1900 года было сосредоточено в приграничных округах более 200 тысяч войск{309}. К войне с Японией 3 года спустя готовились значительно более легкомысленно и менее оперативно.
Из войск, располагавшихся в Южно-Уссурийском крае, в мае 1900 года был сформирован Сибирский армейский корпус под командованием генерал-лейтенанта Н.П. Линевича.
На юге Маньчжурии, в непосредственной близости к Печили, находились войска Квантунской области численностью 13,5 тыс. штыков под командованием вице-адмирала Е.И. Алексеева.
Морские силы России в Тихом океане под общим командованием Алексеева состояли из эскадры Тихого океана под командованием вице-адмирала Я.А. Гильтебрандта и Сибирской флотилии контр-адмирала Г.П. Чухнина. В Тихоокеанской эскадре было 19 кораблей с 523 орудиями, в том числе 3 броненосца и 7 крейсеров.
Российские армия и флот стали непосредственными участниками событий войны в Печили с середины мая 1900 года. 15 мая посланник М.Н. Гире попросил адмирала Е.И. Алексеева выслать отряд для охраны Российской дипломатической миссии в Пекине. На следующий день в Печили был отправлен отряд в составе эскадренного броненосца «Сисой Великий» под флагом младшего флагмана эскадры Тихого океана контр-адмирала М.Г. Веселаго, крейсера 1-го ранга «Дмитрий Донской», канонерских лодок «Кореец» и «Гремящий» и минных крейсеров «Всадник» и «Гайдамак».
Корабли встали на рейде Таку, на берег был отправлен десант — 74 моряка и одно орудие с броненосцев «Сисой Великий» и «Наварин» и 30 казаков 6-й сотни 1-го Верхнеудинского полка. Казаки были оставлены в Тяньцзине, недалеко от которого приняли первый бой уже 21 мая.
24 мая в Таку прибыл на крейсере 1-го ранга «Россия» вице-адмирал Я.А. Гильтебрандт. Вскоре на берег высадили несколько сот человек морского десанта с русских кораблей. К концу мая на рейде Таку собралась почти вся Тихоокеанская эскадра. 30 мая в Печили прибыл первый отряд сухопутных войск численностью более 1,5 тыс. человек из состава войск Квантунской области.
Дан приказ
26 мая вице-адмиралу Е.И. Алексееву была отправлена телеграмма следующего содержания: «Государь Император повелеть соизволил, чтобы, при первой надобности, по извещению посланника нашего в Китае, был отправлен в Пекин отряд силою до 4000 человек…»{310}
Представьте себе, что инициатором посылки войск в Печили был не кто иной, как наш старый знакомец Министр Иностранных дел граф М.Н. Муравьев, направивший 25 мая докладную Государю на эту тему. Приложив немалые усилия для скорейшего купирования китайского кризиса, сам Муравьев скоропостижно скончался.
И вот что важно: по Петербургу немедленно поползли слухи, что Министр покончил с собой, считая себя главным виновником начавшейся войны.
История таинственная по сей день, и знаете, если это действительно было так, то жаль мне почему-то Михаила Николаевича…
Взятие фортов Таку
Ком неприятностей рос.
31 мая была оборвана телеграфная связь с посольством. Фанатизм восставших, подогретый первоначальными успехами, увлек не только народные массы Китая, но склонил к содействию им и китайское правительство, сосредоточившее в окрестностях Пекина и Тяньцзина значительную часть своих регулярных войск.
Посольства в Пекине были осаждены, и им с минуты на минуту грозила гибель. Многотысячным вооруженным толпам противостала тонкая живая стена морского десанта.
Единственный путь, по которому на выручку могли быть двинуты войска, запирался крепостью Таку в устье реки Пейхо, комендант которой явно склонялся на сторону боксеров, и укреплениями Тяньцзина, боксерами уже захваченными.
Чтобы спасти положение, которое грозило стать безнадежным для всех заинтересованных в Китае держав, надо было быстро принять надлежащее решение и энергично его осуществить.
Алексеев предъявил коменданту Таку ультиматум о передаче европейцам нескольких фортов, господствовавших над входом в реку Пейхо. Когда ультиматум был отвергнут, адмирал Алексеев не побоялся взять на себя ответственность силою овладеть этими фортами и, склонив к тому адмиралов других иностранных эскадр, стоявших пред Таку, блистательно выполнил это в ночь с 3 на 4 июня 1900 года.
2 июня Командующий войсками Квантунского полуострова и Морскими силами в Тихом океане довел до сведения Военного Министра: «…счел необходимым предложить начальнику эскадры, совместно с иностранными адмиралами, занять форты…»{311}
Окончательное решение о штурме, в случае если китайские войска откажутся сдать свои позиции, было принято утром 3 июня на совещании командиров эскадр на крейсере «Россия». Коменданту Таку ультиматум о сдаче фортов повез лейтенант Бахметьев. Китайцы ультиматум не приняли и начали подготовку к обороне.
В устье Пейхо находилось 5 глинобитных фортов.
По мнению экспертов, реконструированные с помощью немецких инженеров и вооруженные новейшими артиллерийскими системами эти старинные китайские укрепления представляли из себя грозную силу.
Форты 1 и 4, соединенные друг с другом, находились на левом берегу Пейхо. Остальные форты располагались на южном, правом берегу реки. Эти укрепления имели 177 (по другим данным 240) артиллерийских орудий различных систем. Гарнизон фортов под командованием Ло Жун Гуана насчитывал по разным данным от 2 до 3,5 тыс. человек. На реке находились 4 китайских миноносца и минный крейсер, в заливе, рядом с эскадрой, стояло несколько китайских военных судов. Всего Северная эскадра имела 13 кораблей, в том числе 5 новых, купленных в 1899 году. К Таку также подошли войска Сун Цина.
Форты Таку
Общее руководство операцией по взятию Таку было поручено капитану 1-го ранга К.Р. Добровольскому.
На рейде Таку стояли броненосцы «Сисой Великий», «Наварин» и «Петропавловск», крейсера «Россия», «Рюрик», «Дмитрий Донской», «Владимир Мономах» и «Адмирал Корнилов», а также броненосцы и крейсеры других стран. Соединенные эскадры обладали колоссальной огневой мощью, но по причине мелководья залива не могли принять участие в штурме Таку. Броненосцы и большие крейсера вынуждены были держаться на расстояние 13 миль от берега.
Штурм фортов предполагалось провести силами канонерских лодок и сухопутных отрядов. Для штурма были приготовлены наши канонерки «Бобр», «Гиляк» и «Кореец», а также германская «Илтис», английская «Альчжерине» и французская «Лион». Всего 6 канонерок имели 77 артиллерийских орудий, а также марсовые пулеметы.
Для штурма с суши был приготовлен смешанный «интернациональный» отряд общей численностью до 1 тыс. человек. Старшим офицером в международном отряде был германский капитан Поль.
Вечером 3 июня десанты начали движение на намеченные для штурма позиции, часть отрядов была оставлена для охраны Тангу. По донесению поручика Станкевича, русских в штурмовой колонне было 2 офицера, 11 унтер-офицеров и 157 стрелков, а также 300 японцев, 100 англичан и 100 немцев.
Русские и английская канонерки вечером заняли исходные позиции. «Бобр» и «Гиляк» вообще не имели брони, а «Кореец» имел лишь броневую палубу. Для того чтобы хоть как-то их защитить, экипажи уложили под машинами и котлами якорные цепи, а борта прикрыли скатанными матросскими койками и парусами для защиты от пуль и осколков.
Бой начался несколько ранее запланированного срока и до истечения срока ультиматума. В 0 час. 50 мин. с китайских фортов был открыт артиллерийский огонь по канонеркам.
Наши миноносцы заняли без боя китайское Адмиралтейство и захватили минный крейсер и военный паровой катер. На адмиралтейском флагштоке был поднят Андреевский флаг.
Артиллерийская дуэль фортов и канонерок продолжалась в течение нескольких часов. В начале боя 203-мм снаряд попал в «Гиляка», но, не прекращая боя, команда потушила пожар, подвела пластырь, и через 2,5 часа корабль получил возможность двигаться. Потери команды составили 8 убитых и 48 раненых[247].
Сильнее всех пострадал «Кореец», первым же попаданием были выведены из строя 45 человек, всего лодка получила 6 пробоин.
Все три канонерские лодки, получившие серьезные повреждения, из боя не вышли. Благодаря мастерству комендоров с «Гиляка» и «Корейца» на фортах были взорваны пороховые погреба. Артиллерийский огонь с канонерок сыграл важную роль в деморализации защитников Таку, но не смог разрушить укрепления фортов.
Задача захвата фортов полностью ложилась на десанты. С началом обстрела десанты сосредоточились в 800 шагах от форта 4. Но на военном совете под руководством германского капитана Поля было принято решение на штурм не идти.
Однако командир русской роты поручик Станкевич не согласился с мнением военного совета и первым начал штурм форта, затем в наступление перешли все десанты. Наши прорвались ко рву и, воспользовавшись замешательством китайцев, вызванным взрывом порохового погреба, выбили ворота и ворвались в форт.
Защитники китайских укреплений не смогли оказать достойного сопротивления и начали отступление. Форт 4 был взят штурмом в 5 час. 30 мин. утра.
В русском отряде не имелось флага, поэтому поручик Станкевич поднял на флагштоке унтер-офицерский погон.
Орудия захваченного форта были развернуты в направлении других китайских укреплений. Форт 1 вскоре был взят штурмом, остальные укрепления были заняты без боя. В 6 часов утра бой закончился полной победой международного отряда. В 11 часов русский флаг был поднят над фортом 2.
Китайские потери были оценены в 600-800 человек, комендант Таку Ло Жун Гуан покончил с собой. С русской стороны в штурме Таку приняло участие до 700 человек, потери составили около 20 человек убитыми, в том числе лейтенанты Деденев и Бураков с «Корейца», около 70 человек были ранены. Почти все потери были из числа команд «Гиляка» и «Корейца», среди стрелков было ранено 3 человека, один из них смертельно.
Первая победа
Взятие Таку явилось первой военной победой русского флота на Тихом океане. Адмирал Е.И. Алексеев в своем приказе от 6 июня отметил: «Офицеры и команды проявили мужество и стойкость — эти высокодостойные качества, унаследованные от команд, стяжавших славу Русскому флоту при Наварине, Синопе, Севастополе, Петропавловске и других боях со времен Петра Великого».
Поздравительную телеграмму на Дальний Восток отправил Государь Николай Александрович: «Поздравляю с успешным делом. Скорблю о потерях. Надеюсь, за ранеными уход хороший. Передайте мою горячую благодарность капитану Добровольскому, командирам и офицерам “Корейца”, “Гиляка” и “Бобра” и сердечное спасибо молодцам нижним чинам этих лодок».
Умение и мужество участников штурма Таку было отмечено наградами. Командиры канонерок Добровольский, Сильман и лейтенант Сарычев, командир роты поручик Станкевич, офицеры лодок Титов и Деденев (смертельно раненный) были награждены орденом Святого Георгия 4-й степени. На каждую лодку и роту стрелков было выделено по четыре Георгия.
Позднее за «отличия в бою при взятии фортов в Таку» получили ордена вице-адмирал Гильтебрандт — Св. Владимира 2-й ст. с мечами, контр-адмирал Веселаго — Св. Анны 1-й ст. с мечами, офицеры штаба эскадры — Св. Анны 4-й ст. с надписью «за храбрость».
В октябре ордена Святого Георгия 4-й степени были пожалованы лейтенантам Тундерману и Бахиреву[248]. Вошедшему в состав русского флота трофейному китайскому минному крейсеру было дано имя «Лейтенант Бураков». Этот немецкой постройки эсминец оказался лучшим ходоком Порт-Артурской эскадры и чаще всех преодолевал японскую блокаду во время грядущей осады Порт-Артура.
Десант в 68 матросов с крейсера «Адмирал Нахимов» сформировал гарнизон одного из фортов. Русская команда заняла Адмиралтейство, ее деятельность вскоре отметил в своем приказе адмирал Алексеев, объявив «благодарность мичману Редкину[249] за водворенный им порядок и принятые меры по сохранению имущества, находящегося во взятом нами под охрану китайском Адмиралтействе, в чем я лично убедился при посещении».
Первый успех союзных сил произвел неизгладимое впечатление и на китайцев, почуявших в «рыжих дьяволах» грозную силу и решимость бороться, и на европейцев, растерявшихся было перед неожиданно налетевшею грозой «от стен недвижного Китая». Со своей стороны правительство Китая объявило всем державам — участницам мероприятия в устье реки Пейхо войну.
Руководитель международных сил. Де-факто
Через день после взятия Таку, 6 июня, Государь Император возложил на адмирала Алексеева главное руководство нашими военно-сухопутными и морскими силами, действовавшими в Печилийской провинции и в заливе того же названия. Возникло намерение объединить в лице Алексеева все разноплеменные войска, действовавшие против боксеров.
Военный Министр писал Алексееву: «Государь Император, имея полное доверие к Вашим высоким дарованиям, энергии и характеру, признает весьма желательным, чтобы войска других держав на Печилийском театре были подчинены Вашему общему руководству… Предварительные переговоры об этом начаты в Петербурге»…
Однако успехом они не увенчались, так как наше Министерство Иностранных Дел признавало желательным, чтобы руководительство войсками разных наций, собранными в Печилийской провинции, принадлежало коллегиальному установлению с председателем, выбираемым по очереди.
Такой вот колхоз по-печилийски. До всякой коллективизации. Но «война — не конгресс», и, конечно, с вариантом колхозного руководства никто не согласился.
В результате восторжествовала Германия, и для руководства военными операциями в Китае вызван был из Берлина фельдмаршал Альфред фон Вальдерзее. Провожая его в дорогу дальнюю, кайзер разразился прочувствованной речью на предмет борьбы с «желтой опасностью» и прочим панмонголизмом. По зловредным этим явлениям он грозил ударить «бронированным кулаком» и вообще «пощады не давать».
Не менее прочувствованным стихом откликнулся на эту речь 24 июня 1900 года Владимир Соловьев. Рад был хоть перед смертью встретить родственную душу[250]. А то пока еще дождешься Блока с его «Скифами». Поскольку стихотворение это предсмертное, и в школьные хрестоматии пока не вошло, приведем текст его здесь. Вроде ведь как по теме:
Дракон
Из-за кругов небес незримых
Дракон явил свое чело, —
И мглою бед неотразимых
Грядущий день заволокло.
Ужель не смолкнут ликованья
И миру вечному хвала,
Беспечный смех и восклицанья:
«Жизнь хороша и нет в ней зла!»
Наследник меченосной рати!
Ты верен знамени креста,
Христов огонь в твоем булате,
И речь грозящая свята.
Полно любовью Божье лоно,
Оно зовет нас всех равно…
Но перед пастию дракона
Ты понял: крест и меч — одно.
Несмотря на жизнеутверждающую речь шефа и вдохновенное напутствие русского пиита, Альфред фон на театр военных действий опоздал, поставив тем самым нелегкую и до сих пор удовлетворительным образом не решенную задачу германским военным историкам: показать решающую роль немецкого руководства в деле успешной ликвидации движения ихэтуаней.
Укрепления Тяньцзина
По-русски говоря, попал Вальдерзее в Печилийскую провинцию после шапочного разбора, если понимать под таковым взятие Пекина. Однако тевтонская историческая мысль трудилась не зря, и до сих пор в энциклопедиях, в том числе и отечественных, можно прочесть в статьях, посвященных маститому фельдмаршалу: «…в 1900 году командовал международными силами при подавлении боксерского восстания в Китае».
Так пишется история.
На самом деле к приезду немецкого ветерана кризис миновал, события шли к логическому концу, и восстание, подавленное в Тяньцзине и Пекине, сразу лишившееся поддержки богдыхана и его правительства, постепенно гасло. Подавление восстания произошло с изумившей современников быстротой.
И спасительная быстрота эта, по компетентному мнению нашей «Военной энциклопедии» 1912 года, была прямым следствием энергии адмирала Алексеева, проявившего себя искусным дипломатом и решительным военачальником.
Тяньцзин
После взятия Таку на очередь стало овладение Тяньцзином. Посланный туда для спасения европейских концессий от разгрома наш 12-й Восточно-Сибирский стрелковый полк хотя и подоспел в Тяньцзин вовремя, но был там заперт сам полчищами боксеров и китайских регулярных войск, открыто примкнувших к восстанию. Нужна была быстрая энергичная выручка.
Между тем среди союзников, стоявших под Тяньцзином и не объединенных еще общим командованием, согласием, разумеется, и не пахло. Шли «местничество» и раздоры, лишавшие возможности планомерных действий.
25 июня адмирал Алексеев лично прибывает под Тяньцзинь. Не имея никаких официальных полномочий, только силой своего нравственного авторитета, он объединяет контингенты иностранных держав под своим начальством и добивается соглашения о совместном штурме Тяньцзина.
Штурм был произведен на рассвете 30 июня под личным руководством Алексеева, — который под огнем противника наблюдал за ходом боя с вала арсенала, — и увенчался успехом. Боксеры потеряли не только главный свой оплот в Печилийской провинции и хорошо оборудованную базу, но и моральный свой авторитет среди населения и регулярных войск.
С взятием Тяньцзина путь на Пекин для выручки посольств и подавления очага мятежа был открыт. И на долю Алексеева выпали сложные заботы по подготовке этой экспедиции в сердце Китая. В ряду их была одна весьма щекотливого свойства. Это — исправление и эксплуатация железнодорожной линии Тонгку — Тяньцзин.
Сперва это дело было поручено советом адмиралов американскому капитану Вице. Однако у последнего не было для ремонта дороги достаточно средств, и работа шла очень медленно.
Железнодорожные разногласия
С прибытием нашей железнодорожной полуроты работа пошла быстро и велась исключительно нами.
Однако английский адмирал Сеймур потребовал передачи этой дороги обратно ее прежней администрации из англичан и китайцев. Цель требования было ясна. Тот, кто владел дорогою, влиял самым решительным образом на ход военных операций и подготовку их. Англичане же все время добивались этого преобладающего влияния.
Следует упомянуть, что совсем недавно Сеймур был выручен русскими войсками из окружения, в которое попал вместе со своим отрядом исключительно по собственному тщеславию и самонадеянности. Еще 28 мая он начал совершенно неподготовленное движение международного двухтысячного отряда на Пекин, считая, по словам адмирала Гильтебрандта, акцию сию не столь опасной, сколь блестящей.
Дешевой популярности искал, значит. Как же — чуть не в одиночку спаситель европейцев в Пекине и далее. Не вышло.
А в составе Сеймурова отряда и наша рота была. Под командованием капитана 2-го ранга Чагина. Бывшего военного агента в Японии и будущего командира «Алмаза» — героя Цусимы. По-любому пришлось выручать. Но нахальства у Сеймура эта история не убавила, о чем и свидетельствуют его требования к адмиралу Алексееву.
Но не на того напал.
Алексеев с твердостью отклонил требование Сеймура, заявив, что в силу военных обстоятельств дорога должна быть в одних руках и у того, кто имеет больше средств для исправления, эксплуатации и охраны линии, то есть в наших.
Сеймур возражал, указывая, что англичане ожидают из Индии и войска, и инженеров и специалистов. Хорошо хоть не из Австралии. Из Индии, впрочем, солдаты и железнодорожники тоже могли прибыть не скоро, а наша железнодорожная полурота могла начать эксплуатацию дороги немедленно.
Поэтому Алексеев потребовал категорически, чтобы дорога была немедленно передана в наше ведение, без чего немыслимо безопасное и правильное движение поездов при массовой перевозке войск. На состоявшемся по этому вопросу совещании адмиралов твердость поведения Алексеева и сила его доводов были столь внушительны, что совещание вынуждено было принять русскую точку зрения.
Выбор стратегии
Вопреки позиции Петербурга Е.И. Алексеев считал вполне возможным вести с Китаем мирные переговоры, не доводя дело до штурма Пекина. Он считал эту операцию рискованной, осуществимой лишь при наличности 25-тысячного корпуса с осадным парком, и полагал весьма важным для наших интересов найти возможность войти в переговоры с пекинским правительством для прекращения смуты и избежания бесполезного кровопролития.
Была также весьма ненулевая вероятность, что движение на Пекин может послужить сигналом к восстанию всей страны. Следовало принять во внимание и крайнее разнообразие в численности контингентов держав, действовавших в Китае, различие целей, преследуемых правительствами этих держав, трудность руководства над случайно собранными здесь войсками.
К тому же Евгений Иванович совершенно справедливо считал Маньчжурский театр военных действий более важным для нас, чем Печилийский, так как на нем сосредоточивались непосредственно наши общие, а не случайные и частичные, государственные интересы: Порт-Артур, Китайско-Восточная железная дорога, русское население и русское влияние в арендованном крае.
Киньчжоу и Инкоу
В разгар борьбы вокруг Пекина начинается восстание на территории Маньчжурии. Строители и русская охрана КВЖД выбиты с трассы дороги. Кванту некий полуостров оказался отрезанным. Область немедленно переводится на военное положение, объявляется мобилизация. Всем проживающим на Кванту не китайцам приказано сдать оружие. Оказавшись под угрозой войны на два фронта, опасаясь за беззащитный еще Порт-Артур и Маньчжурию, адмирал принимает на свою ответственность две серьезные меры.
Во-первых, после многих случаев проявление враждебных к нам чувств со стороны властей соседнего Порт-Артуру города Киньчжоу — вспомним предупреждение адмирала Дубасова! — опасаясь вредного влияния их на местное китайское население, Алексеев упразднил автономию этого города! Не консультируясь ни с каким МИДом. 14 июля русские войска, взорвав ворота города, заняли Киньчжоу.
На следующий день после штурма туда прибывает сам Е.И. Алексеев и организует временное русское гражданское и военное управление городом. Китайские власти из Киньчжоу были переведены в Порт-Артур. Под присмотр.
Вслед за этим адмирал немедленно начал укрепление Киньчжоуской позиции на прикрывающем Квантун с севера перешейке.
Во-вторых, для обеспечения спокойствия в Маньчжурии он занял с боя Инкоу (Нью-Чжуан), бывший гнездом боксерского восстания, и ввел в нем русское управление. Донося об этом в Санкт-Петербург, Алексеев сообщал, что «вынужденное и, может быть, преждевременное занятие Инкоу согласуется с нашими требованиями, ибо обеспечивает нам морской путь Порт-Артур — Инкоу взамен железной дороги, ставшей в последнее время не совсем надежной коммуникационной линией вследствие постоянных разливов и производимых на нее покушений мятежников».
Не имея достаточно сил, он проявляет разумную осторожность и не выполняет пока требование С.Ю. Витте открыть боевые действия в Маньчжурии{312}. Одновременно адмирал переправляет в Таку русский десант во главе с генерал-майором A.M. Стесселем, которому удается выручить отряды Анисимова и Сеймура.
Начинается организация наступления на Пекин. Под дулами орудий русского флота разоружаются китайские боевые корабли. Алексеев предлагает занять в качестве зимней операционной базы порт Шанхай-Гуань, организует систему обороны рейда Таку.
Вообще, Алексеев, как пишет «Военная энциклопедия», зарекомендовал себя в этих чрезвычайных событиях искусным, настойчивым и твердым в достижении целей дипломатом, осторожным и дальновидным, но в то же время энергичным полководцем, не боявшимся ответственности за проявление инициативы{313}.
Ценные указания генерала Куропаткина, или «укрепление Киньчжоуской позиции признается мерой преждевременной»
Между тем положение адмирала Алексеева было очень трудное. Хотя Высочайшею волею на него и было возложено главное руководство нашими военно-сухопутными и морскими силами, действовавшими на Печилийском театре войны, причем было выражено полное Монаршее доверие к его «высоким дарованиям, энергии и характеру», однако генерал Куропаткин хотел играть роль Главнокомандующего и из Санкт-Петербурга. Путем Всеподданнейших докладов и личных от себя директив и указаний он все время вмешивался в руководство Алексеевым военными операциями.
Вмешательство это доходило до таких мелочей, что Алексееву из Санкт-Петербурга давались указания типа: «безотлагательно выслать в Инкоу или иной пункт, по указанию инженера Гиршмана, 2 роты пехоты, два орудия… и взвод казаков» (депеша 14 июня, № 1678); «временное пребывание батальона в Бицзыво надо возможно сократить и притянуть этот батальон в гарнизон Порт-Артура…» (депеша 21 июля, № 2966) и т.п.
И, наконец: «Укрепление Киньчжоуской позиции признается мерой преждевременной» (!) (депеша 28 июля, № 3312).
Последнее является, по-видимому, навязчивой идеей генерала Куропаткина. Вспомним соответствующее место из переписки его с адмиралом Дубасовым весной 1898 года[251]!
Взятие Пекина
Эти указания и советы были еще тем тягостны, что, будучи подаваемы издалека от театра войны, отличались неустойчивостью и часто опаздывали, говорит «Военная энциклопедия».
Так, первоначально под страхом возможности избиения европейцев в Пекине и все разраставшегося боксерского движения с походом на Пекин очень спешили. Алексееву приказано было главною своею задачею считать подготовку «к энергичному наступлению к Пекину» (депеша от 1 июля, № 2223). Потом в Петербурге несколько успокоились, и 25 июля движение на Пекин разрешено было лишь до Янцуня, где надлежало заняться исправлением железнодорожного пути и ждать особого Высочайшего повеления и окончания периода дождей.
Вскоре генерал Куропаткин получил донесение генерала Линевича, что погода отличная, дух китайских войск подорван, положение посольств в Пекине продолжает быть тяжелым и все начальники союзных войск стремятся к скорейшему их освобождению.
Решив проявить политическую грамотность, Куропаткин 2 августа представил Всеподданнейший доклад о том, что «задержка движения к Пекину войск союзных государств при полной к тому возможности по состоянию погоды, состоянию дорог и, главное, по расстройству противника и только в видах ожидания приезда фельдмаршала Вальдерзее представляется опасной».
По докладу было получено Высочайшее соизволение на предоставление Алексееву и Линевичу свободы действий в зависимости от обстановки, и посланы срочные депеши. Но они опоздали. Пекин был взят союзными войсками еще накануне Всеподданнейшего доклада.
Адмирал Алексеев хотя и считал движение на Пекин рискованным, но, получив указание считать своей первой задачей подготовку к энергичному движению к Пекину, свято его выполнил — и союзные войска уже 27 июля были в Хэ-си-у.
1 августа, в тот самый день, когда получено было приказание далее Янцуня не идти, в Петербург им было отправлено донесение: «…Я не считал себя вправе выделять наш отряд из общего движения на Пекин, если… таковое было решено большинством иностранных начальников…»
Таким образом, и в этом случае — продолжает «Военная энциклопедия» — Алексеев действовал грамотно: осторожно, но с инициативой.
Мешали как могли!
В качестве дополнительных ценных указаний Алексееву 3 и 23 июля было сообщено, что в направлении далее Инкоу наших действий развивать в Маньчжурии не следует и чтобы поэтому отряд генерала Флейшера до прихода подкрепления из Европейской России не уходил далее линии Инкоу — Дашичао (депеши № 2255 и 3037).
Но последнее конкретное указание было получено Алексеевым, когда движение Флейшера к Хайчену уже началось (депеша Алексеева Военному Министру 30 июля, № 168). Пришлось послать Флейшеру приказание приостановиться, если этот город им еще не занят. Между тем, Алексеев лично находил овладение Хайченом, находящимся всего лишь в 30 верстах от Дашичао, крайне необходимым (его депеша от 25 июля).
Понятно, как при таких условиях было трудно Алексееву руководить военными действиями. Мешали как могли.
Окончание операции
7 сентября Алексеев непосредственно руководит штурмом фортов Бейтана, устроенных в 15 верстах к северу от Таку и представлявших важную фланговую позицию китайцев по отношению к путям сообщений между Таку и Тяньцзином.
Затем адмирал составляет диспозицию по бомбардировке с моря международной эскадрой другого важного стратегического пункта — Шанхай-Гуаня с железнодорожной линией того же наименования и отдает приказ русским кораблям в случае отсрочки штурма иностранцами действовать своими силами. Шанхай-Гуань капитулирует.
Капитуляцией Шанхай-Гуаня собственно и закончились действия наших и иностранных войск на Печилийском театре войны. Центр их тяжести перенесся в Маньчжурию, где ими руководил генерал Гродеков.
По вопросам, задевающим престиж России, происходит ряд резких столкновений Алексеева с Сеймуром{314}, и английский адмирал не раз вынужден уступать и приносить извинения русскому.
В сентябре начинается, наконец, и наступление войск Кванту некой области в Южной Маньчжурии. При этом Алексеев выступает против захвата Мукдена, считая возможным добиться сдачи китайских войск, но вновь не находит поддержки в Петербурге{315}.
Мукден был взят генералом Д.И. Субботичем, а вскоре произошла и встреча войск Квантунской области с частями генерала П.К. Ренненкампфа, наступавшими с севера.
В карательных экспедициях союзников-интервентов русские войска участия не принимали. Ими руководил славный фельдмаршал Альфред фон Вальдерзее.
К концу 1900 года Маньчжурия была полностью очищена от противника и занята русскими войсками от нашей границы до Ляодунского полуострова. В это время ее и стали называть Желтороссией.
По всем понятиям того времени Маньчжурию следовало немедленно аннексировать и официально сделать русской губернией или какой-нибудь ассоциированной Маньчжоу-Го. На фоне присоединения Англией бурских республик прошло бы на «ура».
Но «кому надо» Государю, естественно, отсоветовали. И уникальный момент был упущен.
Витте сдает Маньчжурию
Одно из первых мест среди этих «кому надо» заслуженно занимает наш крупный государственный деятель С.Ю. Витте. Уже говорилось, что дальневосточная политика велась Витте не в русских интересах, что не мешало ему успешно сваливать всю вину на других лиц, якобы виновных в провале нашей политики на Дальнем Востоке.
«Когда во время боксерского восстания наши войска, отражая китайцев, начавших военные действия на Амуре, заняли Маньчжурию, Витте проявил полное отсутствие политического чутья и не сумел воспользоваться благоприятной конъюнктурой в маньчжурском вопросе, хотя фактически руководил нашей дальневосточной политикой.
В сущности, Маньчжурия была завоевана, и мы имели фактическую и юридическую возможность ее аннексировать по праву завоевания или же войти с китайским правительством в соглашение, аналогичное установленному Великобританией в Египте.
Вместо этого Витте стал поддерживать предложенную нашими недоброжелателями фикцию о том, что мы не ведем войны с Китаем, а лишь восстанавливаем порядок. Продолжая затем отстаивать идею мирного торгово-промышленного проникновения в Маньчжурию, он выступил сторонником отозвания оттуда наших войск, коего потребовали Америка, Англия и Япония, и содействовал бесславному соглашению 1902 года об эвакуации.
Между тем отозвание наших войск, ввиду воинственных приготовлений Японии, было крупной ошибкой, фатальные последствия которой не замедлили обнаружиться.
Таким образом, колоссальные затраты в Маньчжурии — постройка дорог и городов, произведенные в ущерб насущным интересам самой России, оказались напрасными. В результате своими колебаниями и неуместной уступчивостью в маньчжурском вопросе Витте не приобрел доверия китайцев и восстановил японцев, совершенно не считаясь с их морской мощью и надеясь предупредить войну путем уступок».
Приведенные слова являются мнением о деятельности Витте на благо Родины нашего старого знакомого барона P.P. Розена, посланника в Японии в те годы[252]. Воспроизведено это мнение в записках секретаря Витте на переговорах в Портсмуте И.Я. Коростовца. К сказанному бароном Коростовец добавляет от себя: «Из приведенных слов Розена видно, что он считал, и не без основания, Витте главным виновником наших ошибок и неудач на Дальнем Востоке. На Витте, во всяком случае, падает крупная доля ответственности ввиду принадлежавших ему одно время больших, почти диктаторских, прав»{316}.
Справедливости ради следовало бы напомнить барону его собственные с графом Муравьевым подвиги по сдаче Кореи. Но что касается оценки деятельности товарища Витте в Маньчжурии, нельзя с нашими дипломатами не согласиться. Разве что заменив слова Розена «надеясь предупредить войну» на «рассчитывая спровоцировать войну».
Иван Яковлевич Коростовец говорит также в своих мемуарах:
«Адмирал Алексеев… отозвался об этом соглашении (об эвакуации Маньчжурии. — Б.Г.) весьма неодобрительно, назвав его капитуляцией перед побежденным противником.
По его мнению, оно сводило на нет наше преобладающее положение в Китае, занятое нами во время боксерского восстания, не говоря о напрасных жертвах людьми и деньгами.
Вообще он с горечью отозвался обо всех тогдашних деятелях, особенно о Ламздорфе и Куропаткине»{317}.
После этого небольшого отступления вернемся к нашему адмиралу.
Так кем же был адмирал Алексеев?
Как видим, при подавлении боксерского восстания Е.И. Алексеев показал себя решительным, инициативным и храбрым военачальником.
Подхваченное многими высказывание С.Ю. Витте о том, что адмирал «в жизни не слыхал боевого выстрела»{318}, является очевидной злонамеренной клеветой и полностью дезавуируется вышеизложенными фактами.
Действуя часто без оглядки «наверх» и руководствуясь вполне справедливым принципом «на месте виднее», адмирал Алексеев проявил себя блестящим организатором и координатором совместных боевых действий морских и сухопутных сил восьми (!) государств до прибытия германского фельдмаршала Вальдерзее. Фактически взяв на себя функции Главнокомандующего{319}.
За великолепно проведенную кампанию Евгений Иванович был пожалован золотой, бриллиантами украшенной саблей, на которой Государь Император при подписании грамоты на нее лично изволил заменить надпись «за победы на Печилийском театре, 1900 г». словами «Таку, Тяньцзин, Пекин, 1900 г». и орденом Белого Орла с мечами (1 января 1901 года — за Бейтан). 6 мая 1901 года Евгений Иванович Алексеев был назначен Генерал-Адъютантом к Его Императорскому Величеству.
В том же 1901 году Алексееву был пожалован президентом Французской республики орден Почетного Легиона Большого Офицерского Креста. В 1902 году королем Прусским, императором Германским — орден Красного Орла 1-й степени с мечами, а королем Бельгийским — орден Леопольда Большого Офицерского Креста. В 1903 году королем Итальянским — ордена Св. Маврикия и Лазаря Большого Креста, а императором Кореи — орден Тайкак 1-й степени.
Таким образом, китайская война показала, что у России есть готовый кандидат на пост Главнокомандующего в грядущем русско-японском конфликте, проявивший себя отнюдь не во время русско-турецкой войны в капитанских чинах.