Размышления советского врача о конголезской независимости

Сотрудники советского посольства в Леопольдвиле констатировали «сдачу» Гизенги его бывшими соратниками и свою неспособность повлиять на ситуацию. Председатель Палаты представителей и вице-президент партии МНК-Л Жозеф Касонго заявил временному поверенному в делах СССР в Конго Л. Г. Подгорнову, что арест Гизенги был обоснованным, поскольку он призывал к «развязыванию гражданской войны». Касонго считал, что «в последнее время Гизенга занял позицию, которая противоречит линии действий всех националистических партий», и «особенно возмущался тем, что Гизенга после создания правительства национального единства уехал в Стэнливиль». Подгорнову «стало определенно ясно, что Касонго перестал быть националистическим лидером и превратился в откровенного агента бельгийско-американских империалистов»[819]. Вряд ли Касонго заслуживал таких резких эпитетов. Он выразил мнение многих конголезских политиков. Так, министр внутренних дел К. Камитату считал, что «Гизенга допустил грубую политическую ошибку, покинув Леопольдвиль и отказавшись возвратиться, несмотря на просьбу главы правительства и на рекомендации своих друзей»[820]. Касонго был не самым беспринципным представителем конголезской элиты, которая в противоборстве между Гизенгой и центральным правительством встала на сторону победителя. Если не за Гизенгу, значит агент империализма. Такой упрощенной, чернобелой логикой руководствовались советские дипломаты.

Результатом была политическая маниловщина вроде следующего предложения Подгорнова: «Было бы неплохо лишить Касонго поста председателя палаты депутатов, предложив на эту должность виднейшего лидера МНК-Лумумбы Бошеле[-Дэвидсона]. Он пользуется большим авторитетом среди депутатов парламента, и мы полагаем, что если его кандидатура будет выдвинута, он будет избран». Подгорнова не смутило то, что «Бошеле сам по себе недалекий человек». Зато «он предан идеям Лумумбы и Гизенги» и при наличии «хороших советников» из него выйдет «хороший председатель палаты депутатов». Резолюция на документе за неразборчивой подписью гласила: «Неплохо! Но как это сделать?»[821] Сделать уже ничего было нельзя, реальных рычагов влияния на ситуацию в Конго у СССР не осталось.

Экономические и другие связи отсутствовали. В отличие от августа-сентября 1960 г., когда в Конго работали сотни советских специалистов разного профиля, теперь Советский Союз представляли только немногочисленные дипломаты и журналисты. Это давало сильные козыри западной пропаганде. «В настоящее время, – сетовал сотрудник советского посольства в Леопольдвиле, – враждебные нам круги, особенно всякого рода католические миссионеры, пытаются внушить конголезцам мысль, будто СССР покинул Конго и не хочет больше помогать многострадальному народу этой страны, как, например, это делают США и т. д.»[822]

В начале января 1962 г. в Леопольдвиль прилетели советские врачи и медсестры, оформленные по линии Красного Креста. Трое из них – хирург А. П. Кузьмичев, педиатр В. Б. Цыбульский и эпидемиолог Л. В. Хейфец – уже работали в Конго в августе-сентябре 1960 г.[823] С министром здравоохранения Конго была достигнута договоренность, что врачи в течение дня будут доставлены в Стэнливиль, где приступят к работе. Посольство США усмотрело в этом «угрозу ведения подрывной деятельности». Посол Гуллион позаботился о том, чтобы предназначенный для перевозки врачей самолет ООН оказался «технически неисправным», и после нескольких недель ожидания в Леопольдвиле они были направлены в отдаленные районы конголезской глубинки[824].

Одну группу в составе врачей В. Я. Давыдова, Кузьмичева, Хейфеца и переводчиков Л. В. Аппель и Е. К. Захаренко отправили в городок Ошве в провинции Леопольдвиль, где она работала с 17 января по 27 апреля 1962 г. Это была типичная конголезская глубинка, где остро ощущалась переживаемая страной разруха. Описанию экономических трудностей и бытовых неудобств посвящена значительная часть отчета руководителя группы Кузьмичева: «Все служащие города уже по нескольку месяцев не получают зарплаты. В городе нет совершенно продуктов. Электрическое освещение и весьма примитивное водоснабжение, имеющиеся только в европейской части города, бывают далеко не постоянно и порой с большими перебоями. Уже несколько месяцев здесь не было парохода, не работала почта, телеграф». Привезенные с собой и полученные в дар от Красного Креста продукты через пару месяцев кончились, и пришлось покупать припасы у войск ООН. Солдатские рационы «были в консервированном виде и крайне недоброкачественными»[825].

О трудностях «первых дней» написал и посетивший Ошве в начале марта корреспондент «Правды» Л. Володин: «В городке почти не было продуктов, отсутствовало водоснабжение и электричество. Даже керосина негде было достать». Судя по его репортажу, бытовые неурядицы врачей, как настоящих советских людей, не страшили, тем более что они «искупались исключительно радушным отношением местного населения». Конголезцев можно было понять: полтора года они не получали медицинской помощи, ближайший врач находился в 350 километрах[826].

Вот и приходилось советским медикам принимать до сотни пациентов в день со всей округи, быть и хирургом, и педиатром, и терапевтом, и паразитологом, ездить по отдаленным деревням. Трудности оказались по плечу не всем. «Принимая во внимание настойчивые требования» Хейфеца, Кузьмичев принял решение откомандировать его «в распоряжение посольства». Вместе с ним 5 марта, по прошествии 2,5 месяцев, в столицу была направлена переводчица Захаренко[827].

Судя по отчету Кузьмичева, отношение населения и властей к советским врачам было действительно благожелательным и радушным: «Мы работали в спокойной обстановке при полном уважении и доверии со стороны больных. Также было полное взаимопонимание со всеми работниками госпиталя и администрацией территории»[828].

Вторая группа, которой руководил Цибульский, включала терапевта (А. И. Ишмухамедов), медсестру (К. И. Николаева) и переводчицу (М. В. Макарова). Группа работала в госпитале города Кахемба в 80 километрах от ангольской границы с 26 января по 9 апреля 1962 г. Много лет спустя, в 2007 г., Цибульский подробно рассказал В. К. Ронину о работе, бытовых условиях и повседневной жизни[829]. В отчете, направленном в МИД сразу по окончании командировки, эти сюжеты изложены лаконично: «Климат хороший. Экономическое положение тяжелое, население голодает. Наше пребывание было спокойным и полностью безопасным. Администрация госпиталя и территории удовлетворяли в силу возможности все наши нужды»[830].

Интересна часть отчета «Политическое положение в территории Кахемба провинции Леопольдвиль», где автор излагает свои представления о конголезцах. Они поражают откровенностью и неординарностью, которые редко встретишь даже в закрытых советских документах. Население Кахембы и окрестных деревень, писал Цибульский, «живет очень плохо, голодает, питается только маниокой и гусеницами, иногда ест картофель. Фруктов и овощей почти нет». И причина тому «ленивость» – они «не привыкли и не любят работать», а попытки администрации заставить их трудиться «наталкиваются на большое сопротивление».

Сознание подавляющей части населения «находится на самой низкой ступени развития (о какой нам даже не приходилось слышать)». Цивилизацию несут христианские миссии, которые «проводят очень большую работу по вовлечению в веру», однако «людей с каким-либо образованием (не выше среднего) в городе очень мало». Большинство не интересуется политикой. «О Гизенге вспоминают мало, говорят, что он обещал всем золотые горы, но их никто не видел». Многие ничего не знают о Советском Союзе. Только редкие «люди с образованием» очень интересуются нашей страной. Среди них и чиновники – глава администрации Кахембы и начальник полиции, «бывшие члены партии Лумумбы». Они «слушают передачи нашего радио для Африки, очень отрицательно настроены в отношении нынешней власти в Леопольдвиле».

Отношение конголезцев к независимости Цибульский назвал «своеобразным»: «Все очень благодарны бельгийцам за то, что они принесли “цивилизацию” в их страну, хотя бельгийцев не любят, считают их очень грубыми, особенно фламандцев». Типичное мнение, высказываемое в разговорах, такое: «Если до независимости в их районе были электричество и водопровод, работали магазины, бары, можно было купить всюду пиво, то после провозглашения независимости они всего этого лишились». От независимости они ждали халявы, дармовых благ, сытой и беззаботной жизни: «Конголезцы глубоко уверены в том, что им нужно помогать, а помощь они понимают очень просто – “нужно, чтобы нам дали бесплатно все необходимое”. Неоднократно к нам обращались с просьбами: “Напишите в Советский Союз, пусть нам пришлют медикаменты, часы, нейлоновые рубашки”, причем все это бесплатно. Они не могут понять, что для того, чтобы построить независимое государство, нужно самим много работать. Очень больно было видеть, как легко конголезец протягивает руку, просит все, что увидит, один больной прямо потребовал отдать ему мои собственные штаны. Больные в госпитале не получали питания, и многие считали, что врачи сами обязаны их кормить».

«Да, – делал крамольный для советского человека и обидный для конголезцев вывод Цибульский, – этому народу потребуется еще очень много времени, чтобы они поняли, что только труд человека создает все богатства. Может быть, рано они получили независимость, во всяком случае, пока они совсем не понимают, как они должны использовать эту независимость, как нужно строить независимое государство»[831].

Суждения Цибульского очевидным образом противоречили тогдашнему тренду отечественной пропаганды, которая тиражировала образ африканца как добродетельного и бескорыстного борца против колониализма и империализма[832]. И походили на восприятие конголезской независимости бельгийцами, как, впрочем, и большинством белого населения западных стран. Исследователь эволюции коллективных представлений о Конго и их использования в политике Кевин Данн считает, что это восприятие определялось патернализмом, верой в благотворность цивилизаторской миссии колониализма, жесткой дихотомией «отсталость» – «современность» в рамках модернизационной парадигмы. Независимость считалась «скорее даром, чем правом». Уже в первые дни независимости для бельгийцев стало очевидно, что конголезцы недостаточно «цивилизованы» и «развиты», чтобы разумно распорядиться «дарованным» суверенитетом[833].

Все советские врачи профессионально и честно выполнили свой долг в Конго вопреки трудностям. Они, как писал министр здравоохранения провинции Леопольдвиль Ж. Ванту, «оказали нам величайшую услугу, и население, получившее от них помощь, очень им благодарно. Эти врачи выполняли свой долг самоотверженно и со знанием дела». Министр просил начальство позаботиться о замене двух групп, работавших в населенных пунктах, «где так нужна медицинская помощь»[834]. Его просьба не была удовлетворена.