Наролная Республика Конго

5 сентября в присутствии многотысячной толпы в Стэнливиле Оленга провозгласил создание Народной Республики Конго (НРК). Ее президентом стал Гбение, Сумиало занял пост министра обороны. Командование над вооруженными силами и реальную власть сохранил Оленга. Территория самопровозглашенного государства охватывала 7 из 21 конголезской провинции.

Лидеры повстанцев объявили себя духовными преемниками и продолжателями дела Патриса Лумумбы. Он стал символом и идейным знаменем восстания. Его почитали как «посланца бога», человеческую инкарнацию несбывшихся надежд и чаяний, связанных с «первой независимостью». Народ верил, что Лумумба вернется в этот мир, и тогда наступит «золотой век», который он обещал во время предвыборной кампании 1960 г. На партийных карточках НДК образца 1964 г. печатали красное пятно – символ пролитой «великомучеником» Лумумбой крови. «Вторая независимость» означала выполнение двух сформулированных им целей: разрыв с колониальным прошлым и сохранение единого унитарного Конго. Подлинное освобождение было невозможно без свержения «марионеточного режима» в Леопольдвиле. Потом предполагалось разработать и осуществить программу «качественной трансформации экономических, политических и социальных структур», отложить оружие и, «взявшись за мотыги, восстановить нашу прекрасную родину»[1066].

Большинство симба теорией не интересовались. Они понимали «вторую независимость» как наконец-то открывшуюся возможность доступа к власти и благам, который узурпировал режим, уничтоживший Лумумбу. Клерки, учителя начальных школ, бывшие солдаты и полицейские, лидеры молодежных секций лумумбовской НДК принялись яростно мстить, руководствуясь «революционной законностью». Пыткам и казням подвергались и правые, и виноватые, основанием для расстрела могло стать европейское образование, принадлежность к «интеллектуалам».

На центральной площади Стэнливиля стоял «памятник Лумумбе» – его цветная фотография в полный рост и натуральную величину в застекленной рамке, вертикально закрепленной на бетонной плите. Он стал местом «суда единодушного одобрения» и экзекуций. По приказу губернатора Кингиса туда в течение пяти дней привозили арестованных. Обвиняемого подводили к памятнику, и Кингис вопрошал: «Виновен или нет?» «Виновен!» – ревела толпа. Несчастного тут же расстреливали. Так было убито 120 человек[1067].

Все это происходило при отсутствии в городе Оленги. Вернувшись, генерал осудил «произвольные аресты, убийства, проявления варварства и вандализма»[1068]. Кингис был освобожден от должности и арестован. Подобного рода наказания были редкостью. Учитывая во многом спонтанный характер формирования отрядов повстанцев и быстрое развитие событий, лидеры симба не могли эффективно контролировать свои кадры на местах. Террор носил массовый характер. Свои «памятники Лумумбе» были во всех городах, находившихся под контролем симба.

Провозглашение Народной Республики Конго не принесло повстанцам военных успехов. После неудавшегося штурма Букаву в боевых действиях наступил перелом. Наступление симба остановилось, они терпели поражение за поражением. 30 августа КНА при поддержке 20 наемников во главе с Хоаром заняла Альбервиль – важный порт на озере Танганьика, через который повстанцы получали из Руанды оружие. И опять решающую роль сыграла авиация, которая уничтожила подкрепление, спешившее на помощь гарнизону города[1069]. В первых числах сентября Отряд 10 под командованием Шрама атаковал и разгромил две колонны повстанцев в Экваториальной провинции, наступавших на Леопольдвиль. 15 сентября Отряд 6 Денара захватил крупный город Лисала в Экваториальной провинции[1070].

Дикторы радио Стэнливиля клеймили «тысячи» американских наемников и военнослужащих, воюющих на стороне «марионеточного режима в Леопольдвиле», регулярно зачитывали приказ Оленги от 7 октября: «Если самолеты НАТО будут бомбить и убивать мирных конголезцев, пожалуйста, убивайте одного иностранца за каждого убитого конголезца»[1071].

25 октября симба потерпели чувствительное поражение под г. Бени. Командование НАО получило сведения об участии в сражении бельгийских наемников. Отныне бельгийцы наряду с американцами стали считаться «врагами Народной Республики Конго». Гбение сообщил в обращении по радио к королю Бодуэну, что «мы больше не гарантируем безопасность бельгийских граждан и сохранность их собственности»[1072]. Вооруженные симба задерживали всех бельгийцев, включая женщин и детей, на улицах Стэнливиля и свозили их в отель «Виктория». К вечеру 27 октября их там скопилось 365 человек.

Приехавший в отель 30 октября генерал Оленга прилюдно избил бельгийского консула Патрика Нотомба и вице-консула Поля Дюке. Дипломатов отвезли к монументу Лумумбы, где устраивали публичные казни противников режима. На этот раз генерал передумал. Дипломатов отвезли на радиостанцию. Под дулом автомата консул зачитал подготовленное штабом Оленги заявление: «Все бельгийские и американские граждане, находящиеся в Стэнливиле, включая сотрудников консульств, находятся под домашним арестом». Нотомб просил от имени 5 тыс. бельгийцев, живших на «освобожденных территориях», запретить бельгийским офицерам участвовать в боевых действиях и прекратить воздушные налеты. «От этого зависит наше освобождение»[1073]. По приказу Оленги Нотомба и Дюке доставили в центральную тюрьму и посадили в камеру № 8, где сидели Хойт и другие американцы.

Вечером того же дня в камере появился еще один бельгийский подданный Глеб Глебович Макаров. Его судьба во многом типична для нескольких сотен эмигрантов из России, осевших в Конго и много сделавших для его экономического и социального развития. Родился в 1910 г. в Ярославской губернии, потомственный дворянин. Сумел уехать из России в первые годы НЭПа сиротой: отец, уездный предводитель дворянства, погиб в тюрьме в 1919 г., мать умерла от голода. В 1937 г. окончил Лувенский католический университет в Бельгии по специальности «горный инженер». Приехал в Конго в 1938 г., работал в бельгийской золотодобывающей компании. В 1940 г. перебрался в восточное Конго, искал золото около г. Касонго, потом алмазы в Касаи. После окончания II мировой войны женился на графине Надежде Петровне Апраксиной. В 1953 г. возглавил строительную службу компании «Форминьер». Был глубоко религиозным человеком православной веры. Бурные события лета 1960 г. заставили Макарова, находившегося с семьей в отпуске в Бельгии, отказаться от очередного контракта на работу в Конго, но уже в 1962 г. он поехал, правда, без семьи, в провинцию Киву, где поступил в бельгийскую транспортную компанию «Се-Эф-Эль». Вскоре его перевели директором компании в Стэнливиль[1074].

Имя Макарова много раз упоминается в дневниках Хойта и Нотомба[1075]. Хойт познакомился с Макаровым вскоре после приезда в Стэнливиль, консулу «сразу понравился» «крупный пожилой мужчина с окладистой черной бородой»[1076]. В рабочем кабинете Макарова была радиостанция, и он знакомил Хойта с приказами, которые рассылал Оленга из захваченного Кинду. С приходом повстанцев помощник-бельгиец Макарова под присмотром офицера симба передавал по всему свету послания Оленги.

26 августа Нотомб и Макаров добились приема у Оленги. Генерал согласился с мнением Макарова о недопустимости намерения созданного в «Се-Эф-Эль» «совета рабочих» «выгнать руководящие кадры». Ободренный Глеб Глебович попросил отменить введенные Оленгой искусственно заниженные «цены 1960 г.», которые автоматически разоряли всех иностранных предпринимателей. Отменить это экономически абсурдное, популистское решение генерал наотрез отказался. Шпиономания повстанцев не обошла стороной и Макарова, его арестовали 30 октября. Предъявленное обвинение свидетельствовало о богатой фантазии его авторов: Макаров якобы навел по радио американские самолеты на одно из судов его компании, ходящих по реке Конго. Судно потопили самолеты «ВВС Конго», пилотируемые кубинскими эмигрантами, без какого-либо участия Макарова, который заказал в городском католическом соборе мессу за упокой душ погибших в результате воздушной атаки. В камере, чтобы успокоить нервы, Макаров, Нотомб и Хойт часами играли в бридж[1077].