Катангский вопрос и внутриполитическая борьба

3 сентября 1961 г. Антуан Гизенга решил покинуть Стэнливиль и прибыл в Леопольдвиль для исполнения обязанностей вице-премьера. Вряд ли он был преисполнен энтузиазма, а тем более оптимизма. Его ждало враждебное окружение: премьер Адула был «человеком американцев»[704], Касавубу и Мобуту – давними и заклятыми врагами.

Судя по его мемуарам, Гизенга негодовал по поводу «предательства сторонников», но считал, что еще не все потеряно. Он рассчитывал создать на основе парламентского большинства объединенную партию «Пан-Лумумба» и через нее оказывать эффективное давление на правительство Адулы. Гизенга объяснил свое решение стать вице-премьером стремлением «служить стране». Он позиционировал себя политиком, обладающим не меньшим весом и влиянием, чем премьер. Правительство Адулы было «компромиссом между Леопольдвилем и Стэнливилем, “правительством национального примирения”, в котором Адула представляет интересы Леопольдвиля, а я – Стэнливиля»[705].

Это была хорошая мина при плохой игре. Реально у Гизенги не было выбора относительно участия в правительстве Адулы. Л. Намикас верно оценила его положение и имевшиеся альтернативы: «Если бы он продолжал отказываться от сотрудничества с Леопольдвилем, он неминуемо стал бы объектом силовых акций как “сепаратист” Отсутствие необходимой поддержки со стороны Советского Союза, Египта или даже Китая, долгая блокада Восточной провинции силами Мобуту, создавали Гизенге серьезные проблемы обеспечения ресурсами. Афро-азиатские страны, которые относились к Гизенге с симпатией, признали правительство Адулы, и это тоже ослабило его позиции»[706]. Оставалось отправиться в Леопольдвиль и играть на поле «национального примирения».

19 сентября в Леопольдвиль из Стэнливиля прибыл временный поверенный в делах СССР в Конго Л. Г. Подгорнов, а 24 сентября – остальные члены миссии. Советские дипломаты сразу убедились, что в правительстве Адулы задают тон вовсе не «сторонники Лумумбы-Гизенги». Конголезский МИД не признал полномочий Подгорнова, и наладить работу посольства быстро не удалось, поскольку этому «долгое время препятствовали конголезские деятели, связанные с империалистическими кругами»[707].

О подробностях поведал О. И. Нажесткин: «Через несколько дней после переезда миссии в Леопольдвиль Подгорнов был вызван в министерство иностранных дел Конго, где чиновник невысокого ранга от имени министра иностранных дел Бомбоко заявил: “Вы въехали в Конго через заднюю дверь, не спросив разрешения хозяев, и должны покинуть страну”. Правое крыло правительства Адулы, возглавляемое Бомбоко, начальником службы безопасности Нендака и начальником генерального штаба конголезской армии Мобуту, отказывалось выполнять решение объединительной сессии конголезского парламента о признании дипломатических миссий, аккредитованных в Стэнливиле при Гизенге. Началось “выживание” советской миссии. Подгорнову, который добивался встреч с Бомбоко и требовал аккредитации, настойчиво повторяли, что его группа не пользуется дипломатическим статусом, не имеет права на радиопередачи, диппочту, не пользуется дипломатическим иммунитетом»[708].

Девлин тоже подготовил «теплый прием» русским. Узнав, что они собираются разместить посольство в «десятиэтажном многоквартирном доме» и ведут переговоры о его покупке, он послал своих агентов к владельцу дома под видом покупателей. Получив доступ внутрь «для осмотра», они составили подробный план здания, и вскоре прибывшие из США технические специалисты нашпиговали его подслушивающими устройствами, причем «главными целями» были помещения, где, как предполагал Девлин, будут размещены «кабинет посла, центр связи, кабинеты старших офицеров КГБ и ГРУ». ЦРУ использовало не только современные технические средства, чтобы «осложнить жизнь» персоналу посольства. Агент Жак нанял колдуна, который часами пританцовывал у посольства, выкрикивая проклятья в адрес здания и всех, кто в нем находился[709].

Советский МИД «в какой-то момент дрогнул» и направил в Леопольдвиль запрос «о целесообразности оставления советской дипмиссии в Конго и возможности ее выезда из страны». Резидентуре КГБ удалось «через свои связи» инициировать обсуждение в парламенте и правительстве вопроса о выполнении «решения об аккредитации дипломатического корпуса Стэнливиля». В правительстве необходимость сохранения полноценных отношений с СССР энергично отстаивал министр внутренних дел Кристоф Гбение[710].

Совместные усилия принесли результат. Бомбоко заявил Подгорнову 2 декабря 1961 г., что конголезское правительство признало его полномочия как временного поверенного в делах СССР в Конго, «приняло решение об аккредитации советской дипломатической миссии в качестве полноправного посольства и готово рассмотреть вопрос о выдаче агремана послу СССР, когда такая просьба поступит»[711].

После гибели Хаммаршельда США спешно приняли меры для укрепления сил ООН в Катанге, сделали то, о чем их просил покойный генсек, и в чем ему было отказано. В распоряжение сил ООН в Конго предоставили 4 военно-транспортных самолета, так что проблемы с переброской подкреплений не должно было возникнуть. Кеннеди распорядился направить в Конго истребители ВВС США. Их задачи ограничивались обеспечением безопасности американских и ооновских наземных перевозок. Исключались действия по уничтожению катангских истребителей. Американцы укрепляли боевую мощь войск в Конго, чтобы «увеличить шансы на скорейшее прекращение огня на условиях благоприятных для достижения целей ООН в Конго». Речь шла о сохранении присутствия ООН в Катанге. Урегулирование на условиях Мунонго-Чомбе Белый дом категорически не устраивало, поскольку оно «существенно усилило бы позиции Гизенги» и «ударило бы по престижу ООН»[712].

20 сентября Киари и Чомбе подписали в Ндоле соглашение о прекращении огня. Чомбе сохранил прежние полномочия и полный контроль над Катангой[713]. Все забыли о назначении леопольдвильского «государственного комиссара» по делам Катанги. Лежавшие в столе О’Брайена ордера на арест катангского руководства превратились в ничего не значившие бумаги. Возвращенное катангскому министерству информации радио Элизабетвиля сравнивало Чомбе с Иисусом Христом, распятым и вновь воскресшим, истерично осуждало действия войск ООН[714].

Чомбе чувствовал себя победителем, триумфатором и не собирался идти на уступки. «Пока Чомбе контролирует военную ситуацию в Катанге, и пока им эффективно руководят его бельгийские сторонники и советники, он будет вести переговоры только о разделе Конго», – точно описал ситуацию заместитель госсекретаря Джордж Болл в меморандуме президенту 23 сентября. В секретном документе Болл емко сформулировал суть проблемы катангского сепаратизма, которая замалчивалась официальной пропагандой западных стран: «Политика Чомбе пользуется широкой поддержкой только среди его племени лунда на юге Катанги (единственный район, который он контролирует). Его реальная сила состоит в том, что его движение организовано, финансируется и используется белым населением и горнорудными компаниями, которые хотят сохранить над Катангой реальный колониальный контроль»[715].

Постоянный представитель СССР при ООН В. А. Зорин охарактеризовал соглашение как «незаконный акт», поскольку оно было заключено «без получения необходимых на то полномочий от Совета Безопасности и без проведения соответствующих консультаций с центральным правительством Республики Конго». Он назвал многие положения соглашения «прямой капитуляцией командования ООН перед лицом действий Чомбе и стоящих за ним колонизаторов, направленных на отделение от Конго его богатейшей провинции Катанги»[716].

Адула предупредил, что его правительство не считает себя связанным условиями соглашения о прекращении огня и готово применить против Чомбе находящиеся под его командованием вооруженные силы[717]. Воинственный пыл премьера охладил американский посол Гуллион. Он долго расписывал «нелогичность, неосуществимость и нецелесообразность» военных действий против Чомбе, которые выльются в гражданскую войну. Адула заверил посла, что сделает все, чтобы избежать гражданской войны и постарается утопить призывы «действовать немедленно» в процедурных вопросах[718].

Из конголезских политических лидеров только Чомбе устраивало соглашение о прекращении огня. «Правительство Адулы, – отмечал Болл в меморандуме президенту от 23 сентября, – выступает за объединение страны. Все остальные лидеры, не связанные с группой Чомбе, согласны с этим. Они считают воссоединение необходимым условием для политического и экономического выживания страны». Если Адула, как считал Болл, в вопросе о Катанге «проявлял выдержку», то гизенгисты, будучи «экстремистами», «предпочитали бы раздавить Катангу, развязав гражданскую войну»[719].

Советский МИД оценивал позицию Адулы более критично: «В катангском вопросе Адула не может не реагировать на требования парламента, поддерживаемые подавляющим большинством населения Конго, ликвидировать откол Катанги и поэтому на словах выступает за решительные действия против сепаратистов Катанги, а на деле уходит от принятия решительных мер»[720].

Адула не мог больше «топить» в процедурных вопросах требования о военном вторжении в Катангу. Он заявил 28 октября, что «правительство исчерпало все средства мирного урегулирования и намеревается продолжить полицейские действия в целях восстановления законности и порядка в Северной Катанге и прекращения отделения Катанги»[721]. Военная операция против располагавших авиацией чомбовских формирований была обречена на провал. Бомбоко попросил у США предоставить КНА два или три истребителя. Получив отказ, он попытался разыграть карту советской угрозы, и заявил, что правительство может принять военную помощь, включая боевые самолеты, которые ему якобы предложили советские дипломаты в Леопольдвиле. Американцы понимали, что Бомбоко, скорее всего, блефует, но прихода к власти Гизенги на волне затягивания решения катангской проблемы действительно опасались. Гуллион на всякий случай предупредил Мобуту, что если правительство Адулы согласится на поставки советских самолетов, «оно повторит фатальную ошибку Лумумбы и перережет себе горло»[722].

Блефовал ли Бомбоко? М. Калб без ссылок на источник утверждает, что работавшие в конголезской столице советские дипломаты «призывали правительство вторгнуться в Катангу и намекали, что Москва готова предоставить военную помощь в обмен на восстановление дипломатических отношений»[723]. Автор не обнаружил в архивах записей бесед с подобными просьбами.

1-2 ноября два вторгшихся в Катангу батальона КНА были разбиты. Решающую роль в разгроме мобутовских частей сыграла катангская авиация и белые наемники[724]. Советские дипломаты правильно описали причины поражения правительственных войск: «Военная операция, предпринятая правительством из района Касаи против Чомбе, была с самого начала обречена на неудачу в связи с тем, что воинские части не были обеспечены должным образом транспортными средствами, а планы их продвижения стали известны Чомбе»[725]. Гизенга назвал операцию Мобуту «самоубийством для его войск», поскольку перевозившие их бельгийские пилоты сообщали Чомбе «точную численность солдат, информацию об их вооружении и местах, где планировалось наступление на Катангу»[726].

Сам Гизенга 4 октября уехал в Стэнливиль. Он взял недельный отпуск «по семейным обстоятельствам». Истинной причиной отъезда были опасения за собственную жизнь. После переезда в Леопольдвиль Гизенга постоянно чувствовал недомогание. Анализы крови и мочи, проведенные в одной из клиник Бейрута, показали наличие «следов мышьяка в количестве, которое приводит к дискомфорту, но не к летальному исходу»[727].

Возвращаться в столицу вице-премьер не спешил. Группа Бинза захватила ключевые посты и не собиралась выполнять условия, на которых националисты вошли в правительство Адулы. Авторы аналитической записки, подготовленной II Африканским отделом МИД, констатировали крах надежд Гизенги и его сторонников на то, что «Адула будет проводить в жизнь принятую ранее правительством П. Лумумбы программу, <…> направленную на обеспечение независимости и территориальной целостности Республики Конго». Истинный план «западников и их ставленников в Конго» состоял в том, чтобы «расправиться с националистами в парламенте и правительстве, имея в своем распоряжении мобутовскую армию, деньги и пользуясь поддержкой аппарата ООН в Конго. С первых же дней существования правительства Адулы они повели борьбу против сторонников Гизенги. В этих целях широко используются такие средства, как подкуп, угрозы, шантаж. В результате некоторые из бывших сторонников Гизенги в правительстве и парламенте встали на путь если не открытой, то косвенной поддержки Касавубу»[728].

Правительство Адулы характеризовалось в записке как неэффективное и коррумпированное: «В самом правительстве нет ни политического, ни организационного единства. Деятельность министерств и ведомств по существу не координируется. Среди многих министров, членов парламента и других политических деятелей Конго процветает борьба за лидерство, коррупция и стремление к личному обогащению». Такая команда ничего не сделала для выправления удручающей социально-экономической ситуации: «Экономическая жизнь в стране парализована, большинство промышленных предприятий и плантаций бездействуют, наблюдается непрерывное падение курса конголезского франка и рост дороговизны. Безработица достигла угрожающих размеров (свыше 50 % всех занятых по найму)»[729].

Прогноз, сделанный в записке, не исключал шансов на благоприятное для СССР развитие событий. Ее авторы называли позицию премьера Адулы «колеблющейся», а его правительство «непрочным», куда «входят, с одной стороны, представители демократических сил Конго, а с другой – представители реакционных прозападных кругов страны. И те и другие ведут борьбу за создание “однопартийного” правительства Конго»[730]. Было ясно, что победителем в этой борьбе окажется тот, кто решит проблему катангского сепаратизма.

В Стэнливиле, Гизенга «развернул активную деятельность, направленную на сплочение национально-демократических сил для борьбы за достижение независимости и обеспечение территориальной целостности Конго»[731]. Через три недели ему удалось сместить лояльного центральному правительству главу Восточной провинции, поместить его под домашний арест и посадить в его кресло своего соратника. Ответный ход Адулы не заставил себя ждать. По его требованию в Леопольдвиль из Стэнливиля прибыл генерал Лундула. Он принес присягу центральному правительству и перешел в подчинение Мобуту, чьи войска начали неудачную операцию против Катанги[732]. В провинции Киву гизенгисты сформировали правительство района Маниема с местопребыванием в г. Кинду «в противовес ставленнику Адулы» – Жану Мирухо. Гизенга начал работу по созданию «единой националистической партии “Пан-Лумумба”, основным ядром которой должны стать члены партий Национальное конголезское движение (МНК-Лумумба) и Африканская партия солидарности». Основанная Гизенгой организация Лумумбистская националистическая молодежь должна была по его замыслам стать «оплотом борьбы за свободу Конго»[733].

Неудача войск Мобуту в Катанге давала Гизенге неплохой шанс коренным образом изменить ситуацию в свою пользу. Ему подчинялась дислоцированная в восточной части страны 3-я армейская группа конголезской армии. Памятуя о поражении войск Мобуту в Катанге, Гизенга дал указание ее командующему полковнику Виталу Пакасе «обмануть бдительность противника». Войска и оружие должны были перевозиться только наземными видами транспорта – грузовиками, поездами или речным транспортом – и никогда воздушным, где все пилоты – бельгийцы. По приказу Гизенги 3-я армейская группа начала наступление в Северной Катанге 4 ноября. Надев форму и получив автомат «как обычный солдат», вице-премьер на автомобиле в сопровождении нескольких военных отправился из Стэнливиля к границе Катанги[734].

Наступление развивалось успешно, но формирования Гизенги не отличались дисциплинированностью. Когда был взят г. Бендера, где находилась мощная электростанция, туда прилетел О’Брайен. Представшее его взору воинство мало походило на регулярную армию, представляло собой «нечто вроде партизанского отряда», где «влияние командира было относительно невелико». Номинальный командир капитан Мика называл свой отряд «альбервильской миссией»[735]. 13 ноября «миссия» вошла в Альбервиль и занялась грабежами и массовыми арестами, а Мика «пришлось искать защиты у ООН от собственных людей»[736].

Грабежи в Альбервиле были не единственным эксцессом с участием войск Гизенги. 11 ноября в Кинду солдаты захватили 13 итальянских летчиков, экипаж двух транспортных самолетов, доставивших груз для малайского батальона войск ООН, расквартированного в Кинду. Конголезские солдаты «конфисковали» оружие и деньги со склада малайцев и окружили их расположенный на аэродроме лагерь, требуя отдать им две бронемашины. Командующий малайским батальоном начал переговоры с Пакасой об освобождении летчиков, возврате оружия и денег. Полковник заявил, что «располагает лишь незначительным влиянием на свои войска» и телеграфировал генералу Лундуле и Гизенге просьбу приехать в Кинду и навести порядок. Прибывшим в Кинду 13 ноября представителям Лундулы Пакаса объявил, что летчики арестованы «по подозрению в шпионаже в пользу провинциальных властей Катанги», пленные «в безопасности» и с ними «хорошо обращаются». Он отказался признать полномочия присланного Лундулой штабного майора из Леопольдвиля, который показался ему «подозрительным». 14 ноября Пакаса сообщил должностным лицам ООН, что пленные «сбежали». Приехавшие в Кинду в тот же день Лундула и министр внутренних дел Гбение потребовали немедленно освободить итальянцев, вернуть имущество ООН и отвести войска КНА от аэродрома[737].

Гизенга в официальных переговорах с Пакасой не участвовал. Он приехал в Кинду на автомобиле 13 ноября и выяснил у военных детали инцидента. Солдаты заподозрили, что летчики работают на бельгийцев и Чомбе, арестовали их и поместили в казармы. Узнав о случившемся и выяснив, что это ооновские пилоты, Пакаса немедленно отправился в казармы и приказал освободить пленных. Солдаты не подчинились и, угрожая полковнику оружием, вывели итальянцев на улицу и расстреляли на глазах у собравшейся толпы «как белых людей, неважно бельгийцев или нет, которых следует считать наемниками, находящимися на службе у Чомбе»[738]. Гизенга не сообщил об этом Лундуле и Гбение.

Пакаса выполнил приказ Лундулы об отводе войск от аэродрома, но сказал, что «никаких сведений о бежавших итальянских летчиках не имеется». Судя по докладу ООН, их судьба была ужасной. Пленников не только расстреляли, но и «разрезали на части». Куски тел «были розданы отдельным лицам в большой толпе, которая собралась, чтобы наблюдать за расправой». Некоторые части бросили «в направлении неконголезцев, находившихся в толпе». Два изуродованных трупа протащили по главной улице Кинду, где их оставили на всеобщее обозрение. «Остатки тел» выбросили в реку[739].

Советское представительство при ООН расценило расправу над летчиками как провокацию, организованную «агентурой колонизаторов в Конго, с тем чтобы попытаться дискредитировать и бросить тень на вооруженные силы центрального правительства Конго, которые направлялись в Катангу для ликвидации сепаратистских выступлений банд Чомбе в этом районе республики»[740]. Такую же версию выдвинул и корреспондент «Правды» в Конго Т. А. Колесниченко: «Поразительно, но факт – войска ООН в Конго, насчитывавшие в своих рядах около 20 тысяч человек, не смогли организовать достаточную охрану своего персонала. Видно, кому-то нужен был предлог для расправы с прогрессивными силами. Теперь удобный случай представился, и зловещий план начал осуществляться»[741].

Противники Гизенги внутри и вне Конго использовали это чудовищное убийство для диффамации вице-премьера и срыва наступления на Катангу. Адула заявил по радио, что виновные будут найдены и наказаны. Премьер официально попросил ООН «нейтрализовать» силы Гизенги. Войска ООН разоружили наиболее боеспособные части 3-ей армейской группы[742].

Их возможный успех в Катанге создал бы реальную угрозу реализации конголезских планов США. Это признал госсекретарь Дин Раск в меморандуме президенту Кеннеди от 11 ноября. Чомбовский «вызов территориальной целостности страны» предоставлял Гизенге шансы на реванш: «Гизенга вновь отступил в Стэнливиль, у него нет легитимных оснований для действий против правительства в Леопольдвиле, он лишился поддержки сторонников, вошедших в это правительство. Он очевидным образом пытается создать политическую организацию, с помощью которой он может прийти к власти, если Адула быстро не решит катангскую проблему». Такой сценарий был для США неприемлем, равно как и отделение Катанги. Обретение ею независимости было бы для Адулы «политическим самоубийством»: «Парламент обязательно заменит его на экстремистского лидера (необязательно Гизенгу), новое правительство Конго обратится за военной помощью сначала в ООН, потом к США и, в конечном счете, к советскому блоку для ведения войны в Катанге. Эта война независимо от хода боевых действий ввергнет Конго в еще больший хаос по сравнению с тем, что страна уже пережила, и сделает коммунистическое проникновение почти неизбежным».

С отделением Катанги следовало покончить как можно быстрее и лавры объединителя страны должны были достаться только Адуле: «Возвратив Катангу в состав Конго, Адула приобретет необходимую политическую силу, чтобы быстро разобраться с Гизенгой и другими антизападными политиками, которые ныне используют национализм для достижения собственных целей. Кроме того, Адула сможет установить контроль над армией и обеспечить безопасность и порядок в самых отдаленных частях страны»[743].

Шокирующие подробности расправы над итальянскими летчиками получили широкий резонанс в ООН, где Совет Безопасности обсуждал положение в Конго.