3.5. Первые шаги к Пакту 1939 года

3.5. Первые шаги к Пакту 1939 года

Удивительная пассивность Мюллера, главным образом по отношению к Вальте-ру Николаи, о котором он, так же как Гейдрих, знает то же самое, что думает об этом адмирал Канарис, деятель, которого они ненавидят, но с кем им приходит-ся конкурировать в вопросах антикоммунизма и антисоветизма.

Они знают, например, что как только Гитлер стал канцлером, Николаи испробо-вал все возможные интриги, чтобы получить в свои руки власть над Абвером. Но флот стойко сопротивлялся чисто нацистскому аппарату. Взбешенный Нико-лаи, который стремился получить для себя прикрытие посерьезнее, чем долж-ность директора института истории, сосредоточился на Иоахиме фон Риббен-тропе, зная об его амбициях стать министром иностранных дел, чего он добьет-ся только в 1938 году. В тот момент он занимался англо- американскими делами в этом министерстве, в выделенной для него сфере.

Николаи понял, что фон Риббентропу, если он хочет подняться по карьерной лестнице, нужно чем-то блеснуть перед Гитлером. Он тоже мог бы приманить его тем, что у него еще есть в мире агентурная сеть, которая могла бы быть ему полезной, но ему нужно ее усилить и развить. Для этого ему необходимы слу-жебные помещения и регулярное финансирование, которое он уже не получает от промышленников и банкиров, его прежних спонсоров, ведь они теперь поддерживают Гитлера, прислушиваются к экономисту Ялмару Шахту, и опасаются махинаций, которыми занимается Николаи.

Убежденный им Риббентроп предлагает Николаи помещения в Берлине на улице Викторияштрассе, дом 34, под прикрытием «Бюро по делам евреев». Это при-крытие представляется более чем когда-либо полезным, в то время, когда Сити и Нью-Йорк являются инструментами этой «плутократии», которую Геббельс разоблачает каждый день.

Развитие сети Николаи продолжается. Ойген Отт в Токио, Макс Рингельман, другой из его людей, — консул в Хайфе. Николаи считает, что наряду с японской картой в Азии, Берлин должен разыгрывать арабскую карту на Ближнем и Среднем Востоке. Потому он восстанавливает «культурную миссию» под руко-водством Бальдура фон Шираха, руководителя «Гитлерюгенда» («гитлеровской молодежи»), которая отправляется на место в 1937. В эту миссию Николаи, оче-видно, включил нескольких своих людей, на тот случай, если понадобится бе-седовать с сирийцами и иракцами не о вопросах культуры…

Наиболее масштабная и наиболее серьезная по своим последствиям интрига разворачивается все-таки в Берлине. Она началась в 1935 году с появлением в советском дипломатическом корпусе двух особых посланников Сталина, в гла-зах которого грядущие события в Испании должны были послужить великолеп-ными приманками, с фашизмом с одной стороны, и антифашизмом с другой.

Один из них по имени Евгений Александрович Гнедин прибыл как первый сек-ретарь посольства СССР, а вскоре после него приехал и некий Александр Эрдберг. Предполагалось, что они приехали, чтобы оживить германо-советское промышленное и торговое сотрудничество, испытывавшее значительный регресс на протяжении уже двух лет. В действительности Гнедин и Эрдберг должны были, при поддержке двух доверенных лиц Сталина в НКВД, прозондировать в немецкой столице шансы на сближение, вроде того, которое начали и осу-ществляли с 1919 по 1932 год Николаи и различные немецкие генералы. Сбли-жение, доходящее до геополитического соглашения. Но требовалась осторож-ность, так как даже после 1934 года в нацистской партии остаются кадры, кото-рые твердо верят в антисоветский и антикоммунистический крестовый поход.

Все следовало прозондировать и проверить мелкими шажками, и каждая сторо-на подавала знаки другой, стараясь не допустить каких-либо утечек.

В итоге, Гнедин и Эрдберг прибывают как раз в подходящий с психологической точки зрения момент, сразу после опубликованной 15 июля 1934 года в газете «Известия» статьи за подписью Карла Радека. В ней, среди прочего, говори-лось: «Нет никаких причин, почему немецкий фашизм и Советская Россия не могли бы идти нога в ногу. В конце концов, ведь фашистская Италия и Совет-ская Россия являются хорошими друзьями…»

(Карл Бернгардович Радек, один из ближайших помощников Ленина в ноябре 1917 года, исполнительный секретарь Коминтерна в 1919, исключен из компар-тии в 1927 году как активный сторонник Троцкого. Под постоянным наблюдени-ем с 1930 года, Радек, тем не менее, несколько раз выполнял щекотливые за-дания Сталина, что не помешало тому в 1936 году приказать арестовать и в 1937 году осудить Радека на десять лет тюрьмы, где тот и умер. Но его послед-нее задание к тому времени уже было выполнено. — прим. автора.)

В 1934 году советская печать не публикует что ни попадя. Николаи это знает. В особенности статью, подписанную Радеком, одним из его старых знакомых. Это сигнал, за которым следует, немного ранее прибытия в Берлин Гнедина и Эрдберга, командировка в Данциг во временной миссии двух бывших сотрудни-ков из числа тех, кто работал по поручению Николаи в СССР в то время, когда отношения между офицерами обеих стран еще были прекрасными. Оказывает-ся, что и Радек в то же самое время прибывает в Данциг, беседует с ними, что-бы увидеть, «можно ли восстановить и усилить прежнее сотрудничество». Прелюдия к действиям, которые несколькими неделями позже собираются пред-принять Гнедин и Эрдберг.

Если первый из них почти настоящий дипломат, то другой — ас советской раз-ведки. Он, кстати, станет гроссмейстером тайных германо-советских связей и останется им до самой своей внезапной смерти в 1961 году. В Берлине под-польщики «Красного оркестра» до 1941 года знают его под именем Карла Ка-уфмана. Для Москвы его агентурный псевдоним — Александров. В действитель-ности его зовут Александр Михайлович Коротков. В 1935 году ему тридцать лет, и в его активе уже около восьми лет секретной работы. Он прекрасно говорит на немецком языке.

Гейдрих и Мюллер тем более не могли не знать об этих встречах и переговорах, что они сами были впутаны в них. Единственная деталь, которой нам не доста-ет, состоит в том, чтобы знать, вошли ли они в игру только начиная с 1937, или еще с 1935 года.

После 1975 года несколько моих книг пытались разобраться с этим историче-ским моментом, но пришлось дождаться 1995 года и конференции, проведенной в Праге российским историком Борисом Анатольевичем Старковым, чтобы изучить документы, действительно подтверждавшие факт этих «зондирований», которые в октябре 1936 пришли к «положительным выводам»; и то, что они позднее приняли конкретную форму в виде проекта, неопровержимо составлен-ного в феврале 1937 года, который в окончательном виде и стал текстом крат-кого изложения германо-советского договора августа 1939 года.

Следовательно, это неверно — как написала однажды американский историк Эми Найт — «что Сталин был разочарован провалом его попыток сближения с Западом, из-за чего он в 1939 году повернулся в сторону Берлина». Еще за не-сколько лет до этого со стороны Сталина были обдуманные намерения двинуть-ся в этом направлении. Длительный германо-советский союз мог бы превра-титься в неограниченное господство над евразийским континентом, причем на долгие десятилетия.

В 1937 году разворачивалась гигантская дезинформация для десятков тысяч коммунистов, и особенно мужчин и женщин, жертвовавших своими жизнями в Испании во имя антифашизма. Гестапо-Мюллер участвовал в этом, рядом с Гей-дрихом. Было ли это на самом деле просто карьеризмом?