7.1. Генрих Мюллер и «Красный оркестр»

7.1. Генрих Мюллер и «Красный оркестр»

То, что происходит под носом у Гестапо в ночь 21 июня 1941 года, когда нача-лась война с СССР, показывает, что если даже Гестапо и справляется превос-ходно со слежкой за немецкими гражданами, то у него нет серьезных информа-торов ни внутри разветвленного советского представительства, ни даже в неле-гальном разведаппарате Москвы. Или же кто-то предает безопасность Рейха. Конечно, контрразведка подставила своего двойного агента «Лицеиста» Амаяка Кобулова, советскому резиденту с псевдонимом «Захар», но ведь роль его состоит только в том, чтобы дезинформировать Москву о намерениях Берлина. Впрочем, в многотомном труде об истории советской внешней разведки («Очерки истории российской внешней разведки»), вышедшем с 1995 по 1998 годы в России в четырех томах (всего было шесть томов, последний вышел в 2006 г. — прим. перев.), интересно прочитать московскую версию этой знаменитой ночи 21 июня 1941 года: Кобулова разбудили глубокой ночью. «По воспоминаниям одного из сотрудников резидентуры, сообщение о нападении Германии на Советский Союз буквально потрясло Кобулова: в нижнем белье и тапочках на босу ногу он вы-шел из квартиры и уселся на крыльцо, обхватив голову руками. Из Москвы по-ступила срочная шифровка с требованием уничтожить секретные документы и обусловить связь с ценной агентурой». Агенты эти были несколько дезориенти-рованы, с тех пор как осенью 1938 года большая часть их, как легальных, так и нелегальных, были отозваны в Москву, расстреляны, сосланы, во всяком слу-чае, сняты с их ответственных должностей.

«Винтерфельд» был одним из них. Завербованный в 1934 году молодой Елиза-ветой Горской, невестой будущего посла Зарубина, он занимался в министерстве Риббентропа политико-экономическими вопросами и передавал СССР мно-жество секретов. Его посредник по связи с Москвой Александр Иванович Ага-янц, он же «Рубен», исчез в 1938 году, и связь с ним смогли тайно возобновить только в сентябре 1940 года, благодаря Горской. Она подстерегла его у выхода станции городской электрички Кёпеник, где он выходил каждый день.

(О «Винтерфельде» известно следующее. Псевдоним до сих по не разоблачен-ного советского агента. В Первую мировую войну был моряком немецкого под-водного флота, в 1920–1926 сторонник немецкой компартии. Завербован Ино-странным отделом в 1931 году, с 1936 года фотографировал для советской раз-ведки документы в МИД Германии. В 1941 году прекратил работу на СССР. (Гельмут Рёвер, Штефан Шэфер, Матиас Уль, «Энциклопедический словарь сек-ретных служб XX века», Мюнхен, 2003 г. Кстати, Василий Михайлович Зарубин никогда не занимал должности посла. — прим. перев.)

«Брайтенбах», то есть Леман, человек Короткова в учреждении Гестапо-Мюллера, оказался в том же положении, что и «Винтерфельд». Он только осе-нью 1940 года восстановил контакт с Коротковым, он же Эрдберг, в советской торговой миссии. Сейчас необходимо было как можно скорее возобновить связь, чтобы обеспечить инструкциями всех руководителей сетей по министерствам, так как немецкое министерство уже сообщило, что здания советской миссии оцеплены, и что ее персонал должен быть эвакуирован к турецкой границе че-рез десять или двенадцать дней.

Чтобы выйти из здания, было решено, что первый секретарь Валентин Михай-лович Бережков попробует похлопотать за Эрдберга перед лейтенантом из охраны СС, оцепившей здания, сказав ему, что Эрдберг безумно влюблен в од-ну молодую немку, что он хотел бы с нею проститься, и вручить ей подарок… В конце концов, разве эта идиллия не родилась под покровительством германо-советской идиллии? Бережков уверял, что крупная сумма в марках, очевидно, убедила бы лейтенанта СС Хайнемана разрешить Эрдбергу выйти.

Невероятный эпизод. Тем не менее, случилось именно так, но только 24 июня, в день, когда лейтенант снова был на дежурстве. В это утро Бережков сел за руль посольского «Опеля-Олимпии». Рядом с ним оберштурмфюрер СС, чтобы избе-жать проблем в случае контроля. На заднем сидении Коротков с чемоданом. Его подвозят к ближайшей станции метро, где с ним регулярно встречалась его «невеста». На самом деле он быстро садится в первый поезд и, следуя прави-лам профессии, много раз меняет маршруты на пересадочных станциях. Так он добирается туда, где должен оказаться связной. И он оказывается там. Речь идет об Элизабет Шумахер, которая со своим мужем Куртом представляет собой одну из этих самых верных и преданных пар в организации «Красного оркест-ра».

Коротков вручает ей 20 000 марок и, самое главное, ценный чемодан, в котором находится радиопередатчик, предназначенный для одного из самых важных членов агентурной сети: Арвида Харнака. Отныне новый позывной для радио-грамм в Москву: 19 405. Затем Коротков исчезает. Советская версия этой исто-рии не дает больше никаких подробностей. Однако Коротков кратко встретится еще с двумя другими агентами, одна из которых Грета Кукхоф. После периода подполья, он доберется до СССР через Чехословакию, через одно из «окон» на границе, проводников которых он знает.

(Официальная версия истории Короткова ничего не говорит о каком-либо пребывании его в подполье в 1941 году. — прим. перев.)

Таким образом, в этот момент Гестапо не видит, не осознает или не сообщает ничего, что происходит, и даже того, что один сотрудник советского посольства исчез.

В спешке и горячке Москва забыла сообщить, на какой новой длине волн Центр будет подтверждать получение радиограмм и передавать свои замечания или направляющие вопросы. Кроме того, с ее новым шифром сеть не сможет в тече-ние нескольких недель связаться с Москвой, так как радиоретрансляционная станция между Берлином и советской столицей находится в Брест-Литовске, а Брест-Литовск занят немцами. Потребуется несколько месяцев, чтобы справить-ся с этими перебоями, по крайней мере, для берлинских групп, потому что дру-гие ответвления «Оркестра» в четырех или пяти странах, оккупированных Гер-манией, функционируют очень хорошо благодаря ретрансляторам в Скандина-вии, в Швейцарии или даже через Лондон!