Военная реформа национал-социалистов

Военная реформа национал-социалистов

Следствием политики отгораживания была неспособность армии разгадать сущность национал-социализма. До сих пор остается непонятным то, что даже инстинкт самосохранения не предостерег это прочно скрепленное и единое по духу общество от явления, противоречащего всему его существу. Но национал-социализм расставил свои сети с дьявольским искусством. «Ефрейтор первой мировой войны» предстал перед миром как политический солдат, имевший якобы историческую миссию ликвидировать раздор, посеянный Версальским договором, обновить нацию, вселив в нее боевой дух, приобщить к политике армию, отделенную от государства, привести всё гражданское и военное к одному военному знаменателю и таким образом сделать возможным всеохватывающее народное сотрудничество. Возвращение к всеобщей воинской повинности (16 марта 1935 года) принесло стотысячной армии осуществление ее заветной мечты. Чтобы как-то оправдать свои действия, фюрер сделал поистине гениальный ход, обратившись к посредничеству генерал-фельдмаршала Гинденбурга, олицетворявшего традиции старой армии, и призвав на помощь дух Фридриха Великого. Заклинания на его могиле свидетельствуют о том, что противник пруссачества более правильно оценил значение Фридриха как гения немецкой военной организации, чем сам немецкий солдат, в сознании которого великий король был лишь достойным уважения экспонатом из музея восковых фигур. То, что произошло в Потсдаме 21 марта 1933 года,[17] напоминает не пропагандистскую комедию — наша эпоха предпочитает банальные толкования, — а низвержение духа прусско-немецкой военной службы ее демоническим противником. В дальнейшем события, вплоть до окончательной победы Гитлера над армией и отставки генерал-полковника фон Фрича, развивались автоматически. Тот факт, что сам фон Фрич, этот солдат sans peur et sans reproche,[18] в котором еще раз воплотился идеальный тип немецкого офицера, стоящего во главе армии, оказался столь же слепым, как и бессильным перед силами и методами национал-социализма, говорит о том, что судьба немецкого рейхсвера была решена. Башня из слоновой кости, в которую он отступил, была достаточной защитой от проникающего влияния «передовых» идей. Однако устоять перед натиском новой стихии эта башня не смогла, потому что находившаяся в ней армия потеряла свои корни в народе, а ее безупречная выучка оказалась бесполезной.

В возвращении к принципу всеобщей воинской повинности армейцы видели лишь restitutio in integrum[19] военной службы, что вполне соответствовало их консервативному, хотя и не реакционному, мышлению. Лишь позднее они поняли коренное различие между народной армией государства фюрера и армией патриотов XIX века. Правда, нельзя сказать, что в тотальной армии третьего рейха отсутствовал элемент сознательности, но эта сознательность была коллективной. Шарнгорст, Гнейзенау и Мольтке целиком посвятили себя служению своему отечеству. Они представляют в этом отношении идеальное воплощение прусского характера, но это является качеством, присущим только им. Они — патриоты, потому что, по выражению Стеффенса,[20] взяли на себя миссию «хранить в своей душе судьбу того государства, которому они отдали свою любовь». Добровольцы периода освободительных войн внесли в немецкую военную историю новый тип солдата армии патриотов, которому присущи элементы моральной свободы, наложившие, несмотря на закон о всеобщей воинской повинности, отпечаток на все дальнейшее развитие армии. Об этом же свидетельствуют и моральные качества добровольцев первой мировой войны. Но в тоталитарном государстве все отношения между законом и свободой основаны на принципе: «свобода — для фюрера, закон — для общества». Иными словами, государство ставит перед личностью такие проблемы, которые исключают возможность какой бы то ни было субъективной оценки.

Взгляд на народ, как на тотальное военное общество, вполне соответствует исторической логике. Она вытекает из той формы, которую приняли современные войны. Необходимой предпосылкой для ведения современной войны является объединение фронта и тыла в единый военный лагерь. Такие понятия, как «тотальная война» и «воюющий народ», являются идентичными и означают новую ступень военно-исторического развития. В то время как Запад стремился как можно скорее укрыться за барьером мирных договоров, руководители национал-социалистского государства разрабатывали принципы ведения будущей войны. Это и обусловило превосходство немецких войск на начальном этапе войны.