Безоговорочная капитуляция

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Безоговорочная капитуляция

Национал-социализм изобрел легенду об «ударе в спину» и сделал ее важнейшей составной частью своей пропаганды. Причину поражения нацисты видели не в истощении военного потенциала Германии, а в «измене тыла». Они были убеждены, что и преждевременная капитуляция была обусловлена слабостью командования. Из этих убеждений впоследствии возникло то самое «никогда», которое Гитлер вбивал немецкому народу и вооруженным силам на случай, если встанет вопрос о капитуляции.

Но судьба оказалась сильнее людей. В Сталинграде и Тунисе, в Нормандии и Кенигсберге, как и в других многочисленных «крепостях», получивших это название не за силу своей обороны, а по приказу Гитлера, пришел день, когда сопротивление обескровленных и отрезанных от тылов соединений было окончательно сломлено, потому что продолжение борьбы в военном отношении потеряло всякий смысл.

Гитлер уже не отрицал того факта, что это «никогда» не может быть распространено на весь народ (этим лозунгом можно воодушевить лишь отдельного человека или маленькую кучку заговорщиков), что оно является одним из тех требований, которым уже по своей природе никогда не суждено осуществиться. Но он уже слишком далеко завел немецкий народ по пути упорного нежелания покориться неизбежной судьбе. Сам он избежал развязки, лишив себя жизни. Но в своем завещании он призывал как народ, так и тех, кому он передавал власть, «продолжать войну всеми средствами».

Об этом завещании его преемник Дениц узнал лишь через несколько месяцев в камере Нюрнбергской тюрьмы. Однако, когда 30 апреля 1945 года на него были возложены обязанности рейхспрезидента и предоставлена полная свобода действий, о чем он узнал по радио, Дениц подумал, что Гитлер просто уходит в отставку, дабы «не мешать капитуляции». Поэтому свою задачу Дениц понял совершенно не так, как ее представлял себе Гитлер.

Это недоразумение, однако, почти не повлияло на события последней фазы войны. Теперь Дениц нес ответственность не только перед своей совестью, но и перед своим народом. Он выбрал путь. который считал наиболее правильным. Приняв на себя командование всеми вооруженными силами, он решил как можно скорее окончить войну, чтобы не допустить новых бессмысленных жертв с обеих сторон. И все же согласиться с одновременной безоговорочной капитуляцией на всех фронтах, как этого требовал противник, он не мог. Не мог. потому что на Востоке капитуляция привела бы к потере новых миллионов немцев. А его целью было спасти их. Он заявил об этом 1 мая в своем обращении по радио к немецкому народу вполне открыто: «…я считаю своей первой задачей спасти немецких людей от уничтожения наступающими войсками большевиков. Вооруженная борьба продолжается сейчас только ради этой цели. Пока и поскольку англичане и американцы будут мешать нам выполнять эту задачу, до тех пор мы будем бороться и против них. При этом англо-американцы станут продолжать войну уже не ради собственных интересов, а за распространение в Европе большевизма…»

Горькую истину этого заявления западные союзники в то время еще не понимали. Напротив, главнокомандующий экспедиционными силами союзников в Европе всеми силами способствовал тому, чтобы сломить сопротивление немцев также и на Востоке. Уже через день после речи Деница английские и американские войска прорвались от Эльбы к Балтийскому морю в районе Любека и Висмара на территорию будущей Восточной зоны и этим самым закрыли последние ворота, через которые шел на Запад поток беженцев. Теперь все зависело от того, окажутся ли англичане и американцы столь благожелательно настроенными, чтобы пропустить беженцев в Западную Германию. Поэтому вполне понятно, что борьба против них потеряла всякий смысл. И как раз в этот момент Дениц приказал своим войскам на Западе капитулировать.

Перед этим он обстоятельно продумал, нельзя ли как-нибудь избежать официальной капитуляции и заменить ее простым прекращением борьбы. Из всего того, что было высказано относительно этой проблемы, верх одержали долг перед войсками и обязательства, данные победителями.

Немецкий солдат давал присягу подчиняться Адольфу Гитлеру как «фюреру германской империи и народа и верховному главнокомандующему германских вооруженных сил». И если смена глав правительства не освобождала немецких солдат от выполнения своих обязанностей, то все же формально со смертью Гитлера действие присяги прекращалось. Дениц совершенно правильно рассчитал, что, если он вообще не хочет потерять влияние в войсках, ему ни в коем случае нельзя отказываться от этого самого действенного средства. Поэтому в своем приказе войскам от 1 мая 1945 года он объявил, что принимает на себя ту присягу, которую войска дали его предшественнику. Он рассматривал клятву не как одностороннее обязательство солдат, данное своему фюреру, но и как обязательство для себя самого по отношению к войскам. Он объявил, что будет требовать выполнения присяги только тогда, когда после проверки это требование окажется оправданным.

Если бы он отказался принять решение прекратить борьбу и предоставил бы это низшим инстанциям, такой путь должен был бы неизбежно привести к совершенно иным результатам. Даже в мае 1945 года находились еще отдельные солдаты и даже целые части, которые были готовы выполнять присягу, сражаясь до последнего дыхания. Настроенные таким образом неизбежно должны были сталкиваться с элементами, способствующими моральному разложению войск и народа, равно как и с людьми более благоразумными, что, конечно, могло привести к серьезным противоречиям в войсках и народе, к гражданской войне, к хаосу. Помешать этому Дениц считал возможным только путем военной капитуляции, организованной и направляемой сверху.

Наряду с этими соображениями чисто военного характера не менее важными представлялись и соображения политические. Германское правительство опасалось, что если капитуляция не станет официальным актом, то этим самым победителям будет дан повод увековечить состояние войны и предоставлена возможность творить гораздо больший произвол, чем они могли себе позволить при наличии подписанного «акта» о капитуляции. Предполагалось, что такая «молчаливая» капитуляция позволит противнику быстрее ликвидировать политический режим данного государства, согласно нормам международного права, нежели официальный акт о капитуляции, совершенно исключающий всякую возможность апеллировать к международному праву. Поэтому германское правительство считало, что требование Германии относиться к ней с учетом существующих положений международного права будет выполнено только таким образом.

Чтобы выиграть время на Востоке и оттянуть там капитуляцию, Дениц решился осуществить частичную капитуляцию на Западе. Этому замыслу вполне соответствовала и прошедшая без ведома Деница капитуляция группы армий «Юго-Запад» в Северной Италии, начавшаяся 2 мая. 4 мая в ставке фельдмаршала Монтгомери генерал-адмирал Фридебург подписал безоговорочную капитуляцию всех германских вооруженных сил, находившихся в Голландии, Дании и на северо-западе Германии. Утром 5 мая боевые действия были прекращены. В тот же день капитулировала и группа армий «Г», сражавшаяся на территории Южной Германии против 6-й американской группы армий.

Ободренный тем, что его план частичной капитуляции претворяется в жизнь, Дениц послал сначала Фридебурга, а затем дополнительно генерал-полковника Иодля к генералу Эйзенхауэру, чтобы там заявить о капитуляции остальных немецких войск на всех западных театрах военных действий. Его план провалился из-за позиции, занятой Эйзенхауэром, который решил не принимать никаких предложений германских парламентеров. Ни отчаянное положение немецких беженцев, ни уверения немцев в том, что капитуляции на Востоке не допустят сами воюющие там немецкие солдаты, не могли заставить Эйзенхауэра отменить принятое им политическое решение. Он настаивал на немедленной безоговорочной капитуляции немцев на всех фронтах, в том числе и на русском. Но для германского командования принятие этого требования было равносильно «измене войскам Восточного фронта», поэтому оно упорно стояло на своем. Тогда Эйзенхауэр стал на путь запугивания, грозя немедленно и наглухо закрыть демаркационную линию для каждого немца и возобновить воздушные бомбардировки неоккупированных еще городов Северной Германии. 7 мая в 2 часа 41 мин. ночи Иодль от имени германского верховного командования подписал безоговорочную капитуляцию всех германских вооруженных сил как на Востоке, так и на Западе. 9 мая 1945 года в 0 часов по среднеевропейскому летнему времени акт о безоговорочной капитуляции немцев вступил в силу. Шестнадцатью минутами позже делегация главного штаба германских вооруженных сил. возглавляемая Кейтелем, подписала в Карлсхорсте вторичный акт о капитуляции, официально датированный 8 мая 1945 года.

До сих пор еще окончательно не выяснено, какой из этих актов является основным: подписанный в Реймсе или в Берлине? В то время как западные союзники и германское правительство рассматривали второе подписание акта о капитуляции только как «ратификацию» документа, подписанного в Реймсе, русские видели в нем нечто гораздо большее. Они предприняли в Берлине основательную проверку положений о капитуляции и внесли в них некоторые изменения. Немецкие представители подписали эти измененные положения, ибо они нисколько не сомневались, что речь идет о чисто военной капитуляции.

О драме, которая разыгралась за кулисами союза стран-победительниц из-за текста этого акта, общественность узнала лишь через несколько лет после окончания войны, и то далеко не полностью. Еще осенью 1943 года союзники создали специальную Европейскую консультативную комиссию с задачей разработки условий капитуляции Германии. Подготовленный ею проект предусматривал наряду с подписанием военной капитуляции также и безоговорочную государственную капитуляцию. Понимая, что германское правительство не согласится на подобные требования, Эйзенхауэр решил заменить подготовленный уже политический акт документом о чисто военной капитуляции, который и был подписан немецкими представителями. Как утверждают союзники, к этому решению Эйзенхауэр пришел только 5 мая, то есть в самый день переговоров. Этим актом была прекращена вооруженная борьба и сохранены жизни многих людей на той и другой стороне. Однако политикам и юристам Эйзенхауэр задал своим решением настоящую головоломку.

Документы касались, как явствует из текста и подписей, только германских вооруженных сил. Представители германского правительства не только не участвовали в переговорах, но даже не были приглашены на них ни одним противником. В пункте 4-м акта о капитуляции было даже сказано, что данное заявление не является преюдициальным для последующего за ним полного акта, содержащего все условия капитуляции Германии и ее вооруженных сил. Однако германское правительство никогда не получало полного перечня условий капитуляции, и уж конечно не признавало и не подписывало его.

В своих комментариях противники пытались превратить вышеупомянутый пункт акта в юридическое доказательство государственно-правовой капитуляции Германии. Этот аргумент с исторической точки зрения никуда не годится, так как полномочия германских парламентеров были четко и ясно ограничены только военной областью. Они действовали исключительно «по поручению и от имени верховного командования германских вооруженных сил». Даже если бы они были предупреждены о двусмысленном характере пункта 4 (чего, однако, не случилось), то и тогда их подписи могли иметь силу только в рамках их полномочий.

5 июня 1945 года на объединенном заседании командующих союзными войсками этот «отсутствующий» документ о государственно-правовой капитуляции Германии был заменен следующим односторонним заявлением:

«Германские вооруженные силы на суше, на воде и в воздухе полностью разбиты и безоговорочно капитулировали. Германия, которая несет ответственность за войну, неспособна больше противостоять воле государств-победителей. Безоговорочная капитуляция является ныне свершившимся фактом, и потому Германия обязана подчиняться всем требованиям, которые будут предъявлены ей теперь или позднее».

Поэтому ради восстановления исторической истины следует отметить, что те изменения в структуре и границах германского государства, внести которые победители чувствовали себя обязанными, а может быть даже и правомочными, не нашли никакого правового выражения в аутентичных документах о капитуляции.