Судьба военнопленных
Судьба военнопленных
Столкновение государств и народов воспринималось каждым отдельным немцем, как встреча с представителем ненемецкой национальности. Первыми встречались солдаты. Здесь вступали в силу параграфы и положения Женевской и Гаагской конвенций о порядке сдачи в плен и обращения с военнопленными. В большинстве случаев военнопленным, попавшим в руки немцев, приходилось переносить общие для всей Германии трудности снабжения, совершать утомительные марши, подвергаться опасности быть уничтоженным авиацией западных держав и жить в этой обстановке под контролем и надзором со стороны государств-посредников и Международного комитета Красного Креста вплоть до самого конца войны. Это относится прежде всего к офицерам, в том числе и к офицерам польской армии, попавшим в плен в 1939 году. Нарушить Женевскую конвенцию Германии не удалось, несмотря на то, что подобная мысль высказывалась довольно часто. Правда, некоторым военнопленным пришлось испытать большие жестокости и лишения, но, как правило, несмотря на отдельные выходки со стороны слишком распущенных людей, обращение с военнопленными было весьма корректным. Рядовые и унтер-офицеры, которые направлялись из лагерей на работу к крестьянам или ремесленникам, чувствовали себя в общем настолько хорошо, насколько это было возможно в условиях ненадежности их положения. В отдельных случаях они, конечно, становились объектом грубости со стороны хозяев, но коллективная ненависть не встречала их нигде. Несколько щекотливым является вопрос о том, как обращалось немецкое население с летчиками западных держав, совершавшими вынужденную посадку в районах, где частые налеты авиации противника создавали атмосферу большого нервного напряжения. Ответить на этот вопрос невозможно, ибо в нашем распоряжении нет достаточных материалов. Но здесь уместен контрвопрос о том, каким образом воспринимали западные союзники в 1945 году во время оккупации Германии каждый даже самый незначительный перегиб со стороны немцев, допущенный в момент общего возбуждения.
Что касается защиты прав военнопленных, изложенных в Гаагской конвенции, то нужно признать, что эта защита не была обеспечена всем военнопленным на протяжении всего пребывания их в плену. Приказы, которые отдавались солдатам, охранявшим военнопленных, и которые они не могли не выполнить, не роняя при этом своей воинской чести и достоинства, способствовали иногда нарушению международного права в отношении тех или иных групп военнопленных. Распоряжение не брать в плен диверсантов было издано, разумеется, не из ненависти к ним, оно было продиктовано суровыми условиями военного времени. Отдельные случаи жестокого обращения с военнопленными, как например расстрел английских офицеров после неудачной попытки к бегству из лагеря Саган или казнь итальянских офицеров и солдат после их капитуляции на острове Кефалонии, могли иметь место только потому, что у немецких солдат, принимавших участие в этих расстрелах, притупилось, а то и совсем отсутствовало чувство ответственности за свои поступки. Случаи нарушения норм международного права в отношении польских военнопленных наблюдались только в лагерях для военнопленных и в трудовых лагерях. Что касается крестьян, то они нисколько не изменили отношения к «своим» полякам. Вообще же население, как правило, не проявляло к военнопленным никакого интереса, потому что оно и без того было перегружено своими обязанностями, связанными с работой и воздушной войной. Страдания военнопленных не вызывали у наших людей никакого ответного чувства только потому, что они сами находились почти в таком же положении. Если военнопленным приходилось выполнять особо трудную и тяжелую работу, то в глазах населения их участь была нисколько не хуже участи немецких солдат, сражавшихся на фронте. Народ смотрел на пленных без ненависти. вероятно, потому, что он был слишком ошеломлен войной и всем происходящим вокруг.
Отношение к советским военнопленным было несколько другим. Это отчасти объясняется тем, что Советский Союз не подписал Женевской конвенции, что вызывало справедливое возмущение у немецких солдат и гражданского населения. Но большей частью суровое обращение с ними обусловливалось объективными трудностями. Массы военнопленных умирали потому, что их размещение, продовольственное снабжение и транспортировка были исключительно плохими. Тяжелые условия работы и скверное питание в лагерях были лишь отражением той участи, которая могла ожидать нас самих в Советском Союзе, если бы мы находились там в качестве военнопленных. Безразличное отношение немцев к советским военнопленным объясняется еще и тем, что они совсем не знали русских как людей и почти не встречались с ними до войны. Кроме того, уже во время войны к нам часто проникали известия о том, как обращались с немецкими военнопленными в Советском Союзе, и это, конечно, отнюдь не способствовало росту симпатии к советским военнопленным. Большую роль сыграла и немецкая пропаганда, объявившая всякого русского и в особенности нерусского советского солдата человеком «низшего» происхождения. Тяжелая обстановка на фронтах также подействовала на обращение с военнопленными. Правда, следует отметить, что немцы сразу же изменяли свое отношение к военнопленным, когда видели их работающими на общее благо, как например при очистке и восстановлении кварталов и районов, разрушенных авиацией противника.
Нельзя также забывать, что во многих странах, как например в Норвегии, Голландии и Греции, военнопленные зачастую немедленно отпускались на. свободу. Германское правительство считало, что этим оно способствует примирению немецкого народа с народом оккупируемой страны.