Выдержки из пресс-конференции генерала де Голля в Париже, 2 июня 1945

Выдержки из пресс-конференции генерала де Голля в Париже, 2 июня 1945

Я обратился к вам с просьбой встретиться сегодня во второй половине дня, поскольку относительно недавних событий, которые не являются только эпизодом из жизни Востока, а, с сожалением приходится констатировать, представляют собой международный кризис, было оглашено и продолжает оглашаться очень много ложных и тенденциозных сведений. Я думаю, что поступил правильно, пригласив вас встретиться со мной и выслушать из моих уст некоторые разъяснения. Может быть, мне удастся помочь внести в это запутанное дело ясность, которой требуют общие интересы.

Конфликт возник в результате событий, имевших место в Сирии. Сирия — страна древняя. Это — античное и вызывающее уважение общество, столь же старое, как и сам мир; молва о ней идет с незапамятных времен. На Востоке, частью которой является Сирия, проживают многочисленные народности, в основном арабского происхождения, которые с их природным великодушием, романтичностью и динамизмом всегда представляли для мира исключительно деликатную проблему.

В странах Востока Франция, в силу ее интеллектуального, духовного и морального влияния, а также в силу особой близости к арабскому миру, на протяжении веков играла выдающуюся роль. Большую роль в этих страна играла и Англия, как правило в силу других причин, прежде всего как торговая и морская держава.

Франко-британский вопрос в этом регионе возник сразу же как прямой результат освобождения Востока Антантой в 1918 от засилья Германии и ее тогдашних союзников. Франция и Великобритания, предвидя эту ситуацию, уже в 1917 заключили так называемое «Соглашение Сайкс-Пико», которым были предусмотрены на Востоке роли каждой из двух держав с тем, чтобы помочь арабам организоваться политически и встать на путь цивилизованного развития. Вы должны помнить также, что после боев 1918, которые вели на Востоке британские войска и несколько французских частей, ибо в то время основная масса французских вооруженных сил, действуя в общих интересах, сражалась на других фронтах, мирными договорами была учреждена для всех арабских стран мандатная система. Великобритания получила мандат на Ирак, Палестину и Трансиорданию, Франция — на Сирию и Ливан.

Цель этих мандатов заключалась в том, чтобы привести эти страны к независимости, обеспечить их экономическое и культурное развитие. Едва французы и англичане оказались на Востоке плечом к плечу, как начались трения, и вы являетесь свидетелями, что с тех пор они далеко не закончились. Франция взяла в качестве политической директивы, от которой она, поверьте мне, никогда не отступала, задачу привести Сирию и Ливан, являющиеся ее подмандатными территориями, к государственной независимости, обеспечить им самое широкое экономическое развитие и помочь установить наилучшие отношения со странами Средиземноморья и Европы. Не скажу, что это была легкая задача. Нет, легкой она не была. Такой она осталась и сегодня, и осталась по двум причинам. Первая причина — местная. Нельзя не видеть, что Сирия и Ливан — особенно первая — являются, как национальные образования, странами, крайне разобщенными. Есть египетская общность, которая сформировалась по течению Нила. Египет — это авеню под названием Нил. Египет — географическая общность, и, естественно, у него есть собственная политика. Существует политико-географическая общность, именуемая Ираком. Есть небольшая общность под названием Палестина. Но трудно себе представить политико-географическую общность, которая называлась бы Сирией. Сирия — это совокупность резко отличающихся друг от друга районов, населенных разнообразными народностями, исповедующими разные религии. Отсюда вытекают особые трудности для того, чтобы привести Сирию к состоянию нормально функционирующего и нормально развивающегося государства.

Это первый вид трудностей, с которыми Франция беспрестанно сталкивалась в Сирии, начиная с 1918. Другая категория трудностей — не буду скрывать этого, и даже если бы я захотел скрыть, это тут же стало бы явью, — проистекает из позиции, занятой Великобританией. Англичане очень часто говорили — и, скорее всего, даже верили в то, о чем говорили, — что они намерены предоставить Франции возможность вести в Сирии и Ливане свой корабль туда, куда она должна его привести, и тем путем, который она считает лучшим. Великобритания говорила это и, скорее всего, даже верила в то, о чем говорила, но, к несчастью, правда заключалась в том, что действовала она нередко совсем по-другому.

Я не буду перечислять вам все инциденты, которые имели место на протяжении многих лет в силу именно этой позиции. Остановлюсь лишь на тех случаях, которые произошли и усугубляются с тех пор, как временные беды Франции во много крат увеличили возможности нашего партнера чинить нам препоны. В 1941 «Свободная Франция» была вынуждена ввести свои части в ту Сирию, которая находилась тогда под властью режима Виши и должна была попасть под влияние Германии. Именно «Свободная Франция» взяла на себя инициативу войти в 1941 в Сирию и увлекла за собой Великобританию. История подтвердит это документально. «Свободная Франция» ввела, таким образом, свои войска вместе со своей союзницей Англией, и, в результате, французы и англичане оказались на одной территории — в Сирии и Ливане.

Чтобы избежать трений и трудностей, в появлении которых никто не сомневался и которые действительно возникли с первых же минут, я подписал 23 июля 1941 в Бейруте соглашение с г-ном Оливером Литтлтоном, британским министром, ведающим делами на Среднем Востоке; это соглашение, носящее наше название, налагало одновременно и на Великобританию, и на Францию определенные обязательства.

В соглашении «Литтлтон — де Голль» было, в частности, зафиксировано, что Франция продолжает осуществлять в Сирии и Ливане функции, которые были на нее возложены. Было, кроме того, уговорено, что весь Восток представляет собой единый театр стратегических операций в борьбе против германо-итальянского врага и что Франция признает за англичанами стратегическое командование, учитывая значительное — в то время — преобладание британских сил над французскими на этом театре военных действий. Наконец, этим соглашением предусматривалось, что территориальное командование, то есть поддержание порядка на территории Сирии и Ливана, находится исключительно в ведении Франции. Такова была основа франко-британских отношений в Сирии, и таковой она оставалась до 15 час. 30 мин. 31 мая.

Пришло время, и Франция провозгласила независимость Сирии и Ливана, что соответствовало цели полученного ею мандата, заявив о своей готовности начать переговоры о практических условиях развития этих стран по пути независимости. Не буду распространяться относительно тех трудностей, с которыми мы столкнулись в Сирии и Ливане, стремясь выполнить нашу задачу, то есть утвердить их подлинную независимость, обеспечив при этом внутренний порядок в обстановке военного времени. Все атрибуты независимости были нами постепенно им переданы. За Францией осталась лишь одна обязанность, предусмотренная мандатом, — военное командование сирийцами и ливанцами, вступившими в так называемые Специальные войска, созданные именно для поддержания порядка в этом сложном и неоднородном регионе. Мы вывели из Сирии почти все находившиеся там французские войска, которые отправились воевать в Бир-Хашейм, затем в Тунис, Италию и Францию, оставив в Сирии и Ливане незначительную часть собственно французских войск — максимально 4–5 тыс. человек.

Англичане же сохранили на всем Востоке огромные наземные, воздушные и морские силы, которые в настоящее время насчитывают 600 тыс. человек — я не оговорился: именно 600 тысяч, — и держат в Сирии и Ливане целую армию, IХ-ю.

Таковы были объективные условия, в которых должно было осуществляться соглашение «Литтлтон — де Голль». Не буду от вас скрывать, что мы столкнулись с массой сложностей, вызванных занятой англичанами позицией либо наверху, на уровне британского правительства, либо внизу, на уровне многочисленных английских представителей, которые в своей деятельности относились к нам враждебно или, по меньшей мере, критически.

Франция делала все, чтобы сгладить эти осложнения и даже скрыть их, поскольку она сражалась в одном строю с другими объединенными нациями, в том числе с Великобританией, и считала, со своей стороны, необходимым избегать всего, что могло бы усугубить разногласия и встревожить общественное мнение, особенно французское. Оккупированной врагом метрополии вряд ли следовало знать о тех сложных и неприятных вещах, которые происходили в Сирии и Ливане и наносили ущерб ее интересам и достоинству.

Желая положить конец этой пагубной ситуации, мы попытались вступить в переговоры с Сирийской и Ливанской республиками о заключении договоров, которые окончательно урегулировали бы все нерешенные проблемы. Речь шла, во-первых, о культурных и духовных интересах Франции, а они — огромны; во-вторых, о французских экономических интересах в Сирии и Ливане; в-третьих, о возможности для Франции располагать на Востоке определенным числом баз подобно тому, как ими располагает Великобритания, а в настоящее время и Соединенные Штаты, с тем чтобы внести свой вклад в будущее международное стратегическое сотрудничество в этом важном регионе постоянно действующих коммуникаций.

В первых числах мая генерал Бене, генеральный и полномочный представитель Франции в Леванте, направил правительствам Дамаска и Бейрута соответствующие предложения французского правительства, получив в ответ заявление о том, что эти предложения неприемлемы и, следовательно, нет надобности в переговорах. Одновременно, начиная с 8 мая, повсюду стали происходить инциденты, охватившие сирийские города, в частности Халеб, Хомс, Хаму и Дамаск. Вооруженные банды, нередко при содействии местной жандармерии и полиции, находящихся в подчинении у сирийского правительства и получивших, к сожалению, оружие из рук британских властей, несмотря на наши многолетние предупреждения против подобных акций, — эти вооруженные банды напали в ряде мест на французские посты, не щадя отдельных французских граждан, а также на французские военные объекты и даже на гражданские учреждения. Несколько человек были убиты. Сложившаяся ситуация вынудила наши войска к ответным действиям и, естественно, к наведению порядка. Повсюду им удалось это сделать, кроме района Джебель-Друз, оставшегося в руках местных — друзских — эскадронов, сформированных той частью друзов, которая более или менее последовательно выступала за отделение. На всей остальной территории усилиями французских военных властей порядок был восстановлен, хотя в некоторых местах и не без серьезных трудностей, как, например, в Дамаске, где некоторые французские объекты были окружены толпой и жандармерией: чтобы избавиться с меньшими потерями от осаждавших, пришлось использовать артиллерию и даже один самолет. Таково было положение к вечеру 30 мая. Британское правительство обратилось к французскому правительству с настоятельным требованием прекратить огонь и передать управление в Сирии и Ливане британскому командованию, для того чтобы оно могло принять меры, которые сочтет более соответствующими в данной ситуации.

Само собой разумеется, французское правительство не потребовало от своих войск в Сирии и Ливане подчинения британскому командованию, что означало бы отказ Франции от своих прав и от выполнения соглашений, заключенных с Англией, а приказало им вечером 30 мая прекратить огонь и оставаться на своих позициях до тех пор, пока обстановка не прояснится. Этот приказ был отдан 30 мая в 23 часа и был выполнен нашими войсками в Сирии и Ливане 31 мая.

Как вам известно, в 17 часов 31 мая я получил от г-на Уинстона Черчилля послание, с которым вы могли познакомиться еще до этого, так как оно было оглашено г-ном Иденом в Палате общин за час до его вручения адресату. В этом послании отмечалось, что между британскими и французскими войсками могут произойти в Сирии столкновения и что в связи с этим мне следует отдать французским войскам распоряжение вернуться в казармы. Послание Премьер-министра никак не повлияло на приказы, которые я отдал французским войскам, находящимся на сирийской территории. Не повлияло и не повлияет. Я не счел нужным отвечать на него. Поскольку послание было публичным, необходимо было давать публичный ответ. Я думаю, исходя из общих интересов, этого делать не стоило.

Но как бы то ни было, нельзя отрицать, что сложившаяся ситуация остается крайне неприятной. Поскольку нас запугивают столкновениями, эта ситуация рискует перерасти в угрожающую. И вы несомненно со мной согласитесь, что оказаться после войны с Германией перед лицом кровавых столкновений между союзниками было бы, по своей невероятности, чудовищным и абсурдным. Главным образом, именно ради того, чтобы помешать любому столкновению подобного рода, французское правительство и приняло, со своей стороны, решение прекратить действия своих войск в Сирии и Ливане и оставить их на занимаемых позициях до тех пор, пока — я повторяю — обстановка не прояснится.

Чтобы выйти из этого положения, весьма прискорбного для Франции и, я полагаю, для дела международного сотрудничества в целом, предлагались различные решения.

Что касается Франции, то она заявила о своей готовности вести переговоры; но, само собой разумеется, вести переговоры можно лишь в том случае, если речь идет об общей проблеме, а не только о двух отдельных странах — Сирии и Ливане, поскольку на их счет между Францией и Англией соглашения уже существуют и остается лишь проводить их в жизнь, если, конечно, не исходить из принципа, что от соглашений можно отмахнуться, когда бог на душу положит. Настало время обсудить вопрос об Арабском Востоке в целом. Кстати, наши британские союзники в своих действиях в Сирии и Ливане всегда ссылались на возложенную на них обязанность думать о нежелательных последствиях сирийских и ливанских событий для других арабских стран. И наоборот, то, что происходит или может произойти в других арабских странах, таких, как Палестина, Ирак и даже Египет, далеко не безразлично для Франции.

И вряд ли это интересует только Англию и Францию. Вам известно, что Соединенные Штаты изложили свою позицию по этому вопросу, и только что опубликовано заявление советского правительства, в котором указывается, что и оно обеспокоено происходящими в этом регионе событиями.

Таково реальное положение дел. И, как мне представляется, все говорит за то, что решение этой проблемы, которое не может больше оставаться — и, конечно же, не по нашей вине — уделом только франко-британских отношений, выходит на уровень международного сотрудничества.

Что касается Франции, то она не видит в этом ничего предосудительного. В решении восточного вопроса будут, в таком случае, заинтересованы многие: и великие державы, и арабские страны, и другие государства. И его удастся решить нормальным и, я надеюсь, мирным путем на основе международных соглашений; такая процедура становится, видимо, необходимой, когда соперничество заканчивается вторжением в чужие дела. Я не знаю, к какому решению придут государства, которых затрагивает этот вопрос. Я всего лишь изложил позицию Франции: нужно вести переговоры со всеми, кого это касается, и, желательно, в рамках международного сотрудничества. Может быть, это будет первым опытным полем, где прорастут семена подлинного международного сотрудничества, основы которого закладываются сейчас в Сан-Франциско.

В заключение скажу, что был бы крайне разочарован, если из сказанного мною о сегодняшней ситуации в Сирии и Ливане кто-то сделал бы вывод о затаенной Францией злобе против английского народа. Народы всегда остаются самими собой. У каждого из них есть свои интересы, свои устремления, порой свои предрассудки. Но в любом случае, французский народ всегда относился к английскому народу с большим уважением. И если существуют интересы, которые противопоставляются нашим интересам недопустимым образом, необходимо их примирить, разграничить позиции, покончить наконец с политикой диктата и возникающими на ее основе кризисами. Такова воля Франции, которая, как вы видите, делает все, чтобы добиться этого, и будет продолжать поступать так же, если ее не доведут до крайности.

Я хотел бы также, чтобы вы твердо усвоили следующее: в этом вопросе французский народ тесно сплочен вокруг своего правительства и полон решимости отстоять свои интересы и свое достоинство, а если потребуется, то и заставить уважать их, точно так же, как он един в своем желании решать спорные вопросы в честной игре на арене международного сотрудничества.

(…)

ВОПРОС: Какова численность французских войск в Сирии?

ОТВЕТ: Было три французских батальона. Мы послали еще два, получается пять. Мы располагаем в Сирии, повторяю еще раз, четырьмя или пятью тысячами французских солдат и Специальными войсками. Этого было достаточно до 8 мая 1945, то есть до вечера дня Победы над Германией. Только начиная с этого вечера, вдруг образовалась нехватка…

ВОПРОС: Намерено ли французское правительство отказаться от переговоров трех держав в Лондоне, предложенных г-ном Черчиллем?

ОТВЕТ: Буду с вами откровенен: я очень люблю Лондон. Это великолепный и героический город, который в свое время принял нас, меня и моих сподвижников, приветливо и великодушно, чего мы никогда не забудем и что занесено в книгу Истории. Но, видите ли, когда нас приглашают, мы желаем, чтобы это было сделано не в той манере, которой мы удостоились.

ВОПРОС: Достаточно ли хорошо, по вашему мнению, британские круги поняли, что поддержание порядка в Сирии является, согласно договоренности с Литтлтоном, прерогативой французской стороны?

ОТВЕТ: Я думаю, что они это прекрасно поняли. Во всяком случае, до 8 мая 1945 порядок в Сирии полностью сохранялся.

ВОПРОС: Касаясь данных событий и Конференции в Сан-Франциско, одна из крупных газет франкоговорящей Швейцарии опубликовала корреспонденцию из Парижа, озаглавленную «Одиночество Франции». Это выражение вызвало некоторое беспокойство. Каким должен быть ответ на эту формулировку?

ОТВЕТ: Во Франции проживает масса людей. Во всяком случае, мы не ощущаем себя одинокими в дипломатическом и политическом отношении… С точки зрения урегулирования дел, интересующих Францию, она не одинока, поскольку дела у нее есть повсюду. Но, само собой разумеется, если кто-то желает решать без Франции мировые проблемы, большинство которых ей небезразличны, тогда она заявляет о своем несогласии, даже если ей грозят одиночеством…

ВОПРОС: Правильно ли я понял, если скажу, что Франция готова участвовать в совместных переговорах с участием Советского Союза, но не в трехсторонних переговорах лишь с Англией и Соединенными Штатами?

ОТВЕТ: Мы рассматриваем вопрос о Востоке как единое целое и готовы обсуждать это целое со всеми заинтересованными государствами.

ВОПРОС: Мой генерал, как вы истолковываете намерения России в отношении ситуации на Востоке в связи с сегодняшним коммюнике?

ОТВЕТ:…Я очень осторожен в интерпретации намерений, которые не были доведены до моего сведения. Я могу лишь констатировать факт и одобряю заявление Советской России о ее заинтересованности в мирном урегулировании ситуации на Востоке…

ВОПРОС: Мой генерал, несколько месяцев тому назад большое внимание было уделено отбытию Спирса с Ближнего Востока. Можно ли считать, что его уход кладет конец определенной политике?

ОТВЕТ: Еще раз отвечу, что я отношусь с осторожностью к толкованию намерений, о которых мне ничего не известно. Дипломат, о котором вы говорите, в течение трех лет представлял в Бейруте свою страну. Мне трудно представить, что в течение трех лет он проводил политику, отличную от политики своего правительства.

(…)

ВОПРОС: Не потому ли английское правительство советовало французскому правительству не посылать свои войска, что опасалось возможных последствий их присутствия?

ОТВЕТ: Абсолютно верно, что британское правительство всегда, а точнее с 1941, противилось увеличению контингента французских войск в Сирии и Ливане. Чтобы помешать любой переброске французских войск в Сирию и Ливан, использовалось то обстоятельство, что французы передали свои корабли в межсоюзнический пул, а также тот факт, что путь в Бейрут лежит через Каир. Но с момента окончания войны с Германией у Франции больше не было никаких оснований мириться с подобным вмешательством в ее дела, и она направила свои воинские части, кстати весьма незначительные, на территории, где ей было предписано поддерживать порядок, который, как она не могла не видеть, вот-вот будет нарушен.

(…)

ВОПРОС: Вы говорите, что приказ о прекращении огня был отдан вечером 30 мая. Приходится сожалеть, что вы не проинформировали об этом г-на Черчилля.

ОТВЕТ: Что же вы хотите! Мы еще не научились отправлять главам иностранных государств телеграммы, оглашая их до вручения адресату.

(…)

ВОПРОС: В порядке уточнения того, о чем вы только что говорили: означают ли ваши слова, что англичане сознательно вызвали эти беспорядки против Франции, или эти беспорядки явились результатом занятой ими позиции?

ОТВЕТ: Выяснить этот вопрос мы оставляем Истории.

(…)

ВОПРОС: Верно ли, что вооружение, используемое французами в Сирии, как этим интересовались у г-на Гру некоторые американские журналисты, взято из американских поставок по «ленд-лизу»?

ОТВЕТ: Нет. Ни одна винтовка, ни одно орудие, ни один танк, используемые французами в Сирии и Ливане, не принадлежат к американским поставкам по «ленд-лизу». Но, заявляя об этом, я не вижу каких-либо предусмотренных системой «ленд-лиза» условий, которые бы запрещали Франции при выполнении ею своих международных обязательств повсюду, где это окажется необходимым, использовать это вооружение, ставшее ее собственностью с момента получения, точно так же, как Соединенные Штаты по своему усмотрению используют оказываемые им Францией услуги с момента их предоставления…

ВОПРОС: Вы, стало быть, выступаете за созыв конференции четырех держав для урегулирования восточной проблемы?

ОТВЕТ: Я уже сказал и повторяю, что Франция рассматривает Восток как единое целое, что нельзя отрывать решение сирийско-ливанского вопроса от общего положения дел на Востоке и что Франция готова обсуждать восточные дела в их совокупности со всеми заинтересованными государствами.

ВОПРОС: В Англии считают, что действия французских войск, в частности в Дамаске, отличались излишней жестокостью по сравнению с действиями сирийцев. Не могли бы вы подробнее остановиться на таких утверждениях?

ОТВЕТ: Видите ли, когда нападают, приходится защищаться. Возможно, вы слышали о недавних событиях в Греции? Я полагаю, что там англичане тоже защищались. Правда, я не уверен, следовало ли им там находиться. Так вот, мы, представьте себе, находились в Дамаске! Мы находились там по мандату, врученному нам всеми свободными нациями. Там были наши люди, и на них напали. Мне кажется, что они защищались, используя силу как можно аккуратнее…

ВОПРОС: Какие силы артиллерии и авиации были использованы французами в Дамаске?

ОТВЕТ: Одна батарея и один самолет.

ВОПРОС: Приказ о прекращении огня был отдан 30 числа вечером. Возможно ли, чтобы г-н Черчилль не знал этого перед отправлением вам послания?

ОТВЕТ: Поинтересуйтесь у него самого.

В заключение генерал де Голль сказал:

Я не могу закончить, не высказав своих надежд на ограниченные последствия этого инцидента, несмотря на все то, что в нем содержится по отношению к нам неблагодарного, обидного и несправедливого.

Те, кто противостоят сегодня друг другу, связаны столь широкими общими интересами, что все, способное столкнуть их лбами, должно быть отброшено, как недостойное отношений между великими державами. Что касается Франции, она именно так и поступила. Приходится бесконечно сожалеть, что другие решили действовать иначе.