Благословение митрополита

Церковная политика немецкой оккупационной администрации оказалась неприятным сюрпризом для советской власти. Немцы разрешали на занятой ими территории открывать церкви и храмы, проводить богослужения. Оказалось, что, несмотря на всю атеистическую пропаганду, верующих очень много.

11 января 1943 года начальник 3-го управления НКВД Украины капитан государственной безопасности Павел Медведев разослал начальникам областных управлений инструкцию по работе с религиозными организациями — со строгим предупреждением: «При угрозе захвата противником — уничтожить»:

«Оккупировав территорию Украины, немецкие захватчики, в целях политического влияния на население, широко развили религиозное движение, открыв большое количество церквей, молитвенных домов и сектантских общин, а кое-где и монастырей. Оккупанты создали значительные кадры попов и проповедников как из бывших служителей культа, снявших в свое время сан и отошедших от религиозной деятельности, так и из вновь рукоположенных в попы, а также завезенных на Украину из западных областей и с территории других стран.

Начальникам оперативных групп НКВД УССР и начальникам местных органов НКВД, действующим на освобожденной от немецких захватчиков территории Украины, предлагаю руководствоваться следующим:

Взять на учет всех служителей культа. Следственным и агентурным способом выявить, арестовать и судить всех предателей и активных пособников немецких захватчиков, а также агентуру разведывательных и контрразведывательных органов из числа религиозных деятелей, разоблачая их через соответствующие органы в глазах верующих масс.

Закрыть все православные, сектантские и иные молитвенные дома, открытые оккупантами в общественных зданиях, как то: в помещениях школ, клубов, кинотеатров, музеев. Оставляя открытой или открывая ту или иную функционирующую при оккупантах церковь, обеспечить ее полным агентурным влиянием».

Униатские священники, да и почти вся украинская интеллигенция подозревались в поддержке Украинской повстанческой армии*, националистического подполья, имевшего крепкие корни в западно-украинских землях. Униатские церкви закрывались, священнослужители различными способами устранялись. Это превратилось в настоящую войну.

16 сентября 1944 года начальник управления НКГБ Львовской области полковник госбезопасности Константин Сидорович Волошенко отправил республиканскому наркому подробную докладную записку «О положении униатской или греко-католической церкви и деятельности духовенства в период немецкой оккупации», присовокупив проведенные его сотрудниками обширные исторические изыскания:

«Униатская или греко-католическая церковь, созданная Польшей и Римом в 1596 году, сыграла в свое время важную роль в закабалении украинского населения польской шляхтой и являлась на протяжении всего времени оружием активной борьбы против России, а впоследствии против Советского Союза.

Иезуиты, считавшие униатскую церковь переходной ступенью к католицизму и орудием ополячивания украинского населения, по указанию Ватикана и польской правящей верхушки начинают видоизменять облик православия и вводить новшества в ритуал церковного богослужения, приближая ее к латинской церкви.

Греко-католическая церковь постепенно заполняет богослужения новшествами, позаимствованными с Запада, мелодии и напевы восточных песнопений подменяются латинскими тихими читаниями, вводят безбрачие духовенства, затирают разницу между латинским и униатским духовенством, портят текст книг и церковно-славянский язык, допускают в церкви органы и т. д. Из церкви выживается все, что могло напоминать о былой ее связи с православным вероучением и Россией. Гонения на духовенство русской ориентации приняли настолько резкий вид, что уже сама причастность к русской идее считалась преступной. Униатская церковь создает собственную богословскую украинскую национальную систему. Она, раньше известная в народе под названием «русской церкви», переименовывается в «украинскую церковь».

Униатское духовенство и греко-католическая церковь в целом активно выступало в защиту украинского населения против так называемых католических акций и ополячивания его. Украинские попы являлись организаторами, активными участниками и руководителями украинских националистических партий и организаций, которые вели активную борьбу против поляков, продолжавших колонизировать украинский народ…»

Чекисты напоминали, что вступление немецких войск в город Львов — центр униатской церкви, духовенством было встречено повсеместным звоном колоколов, вручением хлеба и соли, организацией собраний и митингов, на которых провозглашали самостоятельность Украины и благодарили фюрера.

Одновременно Шептицкий обратился ко всем епископам православной церкви Украины с письмом, в котором призвал их к объединению во имя национального единения и прекращения внутринациональных и междуцерковных раздоров. Униатское духовенство начало проповедовать братство с русскими:

— Мы братья! Мы одно! Бог един во Троице, так и мы (русские, украинцы и белорусы) едины! Наша вера одна, наши обряды одни и те же, зачем нам делиться!

Андрей Шептицкий, по мнению чекистов, выдающийся политик и дипломат, пожертвовал все свое богатство на организацию школ, семинарий и монастырей. Он возбудил ходатайство перед немецкими властями о разрешении ему поехать в Киев, ссылаясь на приглашение киевской интеллигенции, желавшей видеть его киевским патриархом. Немцы не разрешили ему поехать в Киев и отрицательно отнеслись к его идее объединения церквей.

Чекисты исходили из того, что в сорок втором году отношение Шептицкого к немцам начало меняться, а к сорок третьему дух германофильства и вовсе сошел на нет. Послания митрополита, носившие в начале оккупации «профашистское, лакейское направление», приобрели чисто националистическое содержание. Митрополит призывал население к единству и сохранению внутреннего спокойствия.

В конце 1942 года Шептицкий отправил письмо второму человеку в третьем рейхе рейхсмаршалу Герману Герингу, в котором запоздало протестовал против истребления евреев и массового террора в отношении украинского населения. В ответ из Берлина явилась группа гестаповцев, провела обыск в резиденции Шептицкого. Это еще больше настроило митрополита против немцев.

Он запретил духовенству молиться за Гитлера и его воинство. Считал поражение Германии неминуемым:

— Немцы проиграли эту войну в результате своей идиотской внутренней и особенно национальной политики.

Профессор Илларион Семенович Свенцицкий (один из наиболее близких митрополиту львовских украинских ученых) иронически заметил:

— Оккупация вылечила митрополита от германофильства.

29 июля 1944 года митрополиту исполнилось семьдесят девять лет. В уже освобожденном от немцев Львове он устроил по этому случаю большой прием. Митрополит выразил в своем выступлении такой оптимизм, что удивил духовенство.

— Все в руках Бога, — убежденно говорил митрополит, — и все окончится, вне сомнения, очень хорошо.

Андрей Шептицкий исходил из того, что советская власть отказалась от прежнего враждебного отношения к религии, духовенству и верующим. Отметил, что восстанавливаются духовные семинарии, богословская академия во Львове. Военные приветствуют на улицах священников. Это ли не доказательство уважения советской власти к религии?

Во время войны Сталину пришлось умерить гонения на религию и церковь. Казенные лозунги не работали. За колхозы красноармейцы сражаться не хотели. В отчаянии вождь обратился за помощью к тем, кого старательно гнобил, в том числе к церкви и священникам, чтобы они благословили красноармейцев на смертельный бой.

Кроме того, союзные отношения с Соединенными Штатами и Англией требовали внешней терпимости к церкви. Все антирелигиозные газеты и журналы закрылись. На нескольких языках отпечатали книгу «Правда о религии в России» — для внешнеполитической пропаганды. И, наконец, на советских чиновников, несомненно, давило то, что немцы на оккупационных территориях открывали храмы и разрешали богослужения.

«Сталиным руководила необходимость взять под контроль церковную жизнь на освобождаемых территориях Советского Союза, — писал диакон Андрей Кураев (см. «Труд-7», 26 июня 2003 г.), — в оккупированных немцами областях люди сами открывали храмы, и оккупанты им в этом не препятствовали. Скажем, в Псковской области до прихода немцев имелось три храма, а к возвращению советских войск их было двести, зато в Тамбовской области, где советская власть стояла неизменно, так и оставалось три храма. Сталин не организовывал церковного возрождения, он его сдерживал».

В военные годы не только митрополит Шептицкий, но и многие с облегчением думали, что антицерковная политика советской власти осталась в прошлом. Ошиблись. В реальности аресты священников продолжались.

14 сентября 1943 года Сталин подписал постановление о создании при Совнаркоме Совета по делам Русской православной церкви. Вся советская жизнь была строго регламентирована. Как же обойтись без ведомства, отвечающего за церковь?

5 февраля 1944 года Совет разослал уполномоченным на местах грозную инструкцию с требованием неуклонно соблюдать все запретительные меры (см. «Вопросы истории», № 9/2008). Да дополнительных инструкций и не требовалось. И без них партийно-советский аппарат воли священникам не давал, посещение церкви трактовал как криминал и спешил покончить с любыми послаблениями.

Антицерковное рвение власти было таким, что через полгода, 5 октября, председатель Совета, он же комиссар госбезопасности Георгий Григорьевич Карпов просил заместителя главы правительства Вячеслава Михайловича Молотова дать указание «удержаться от закрытия приходских церквей, даже если они были открыты во время временной оккупации». Карпов обижался, что другие ведомства лезут в его дела. Но местное начальство предупреждало верующих:

— Кончится война, кончатся и церкви…

Но Шептицкий желал продемонстрировать свою лояльность. Когда с ним завели разговор о необходимости повлиять на молодежь, бежавшую в лес и вступившую в Украинскую повстанческую армию*, митрополит ответил, что он сам два года ведет борьбу с УПА* и резко осуждает ее в своих посланиях.

Шептицкий подчеркнул:

— Мы желаем хороших отношений с Советской властью. Всякая власть от Бога. Необходимо стремиться к взаимопониманию с правительством.

Во Львов приехал уполномоченный по делам религиозных культов при Совнаркоме Украины Даниленко. Он побеседовал с Шептицким о правовом положении униатской церкви и священнослужителей. Перед встречей митрополит провел «чрезвычайный собор руководства», на котором еще раз призвал духовенство изменить отношение к советской власти, быть лояльным и помогать ей.

Близкий к митрополиту священник Иван Онуфриевич Котив (чекисты в документах именовали его «порученцем и советником Шептицкого») подчеркнул:

— Шептицкий очень доволен беседой с Даниленко.

«Уполномоченный Совета по делам религиозных культов Даниленко» был на самом деле профессиональным чекистом и носил другое имя — Сергей Тарасович Карин. Подполковник Карин служил заместителем начальника 4-го управления НКГБ УССР.

Он родился в крестьянской семье в селе Высокие Бай-раки Александрийского уезда Елисаветградской губернии. Учился в коммерческом реальном училище в Елисаветграде. В 1919 вступил в Красную армию. В 1921 году его взяли в ЧК. Служил в секретном отделе секретно-оперативной части, занимался религиозниками. Отец и мать умерли во время голода в 1933 году.

В период массового террора, 27 августа 1937 года, Сергей Карин сам был арестован. Но ему повезло. Провел за решеткой всего два года. Когда хозяином Лубянки сделали Берию, некоторые дела пересматривались, чтобы обвинить его предшественника Ежова в «преступном уничтожении кадров». 22 октября 1939 года Карина освободили. А когда началась война, в июле сорок первого, вернули в кадры госбезопасности.

После освобождения западных областей именно ему нарком госбезопасности Украины Сергей Савченко поручил осуществить грандиозную оперативную комбинацию, которая должна была привести к развалу униатской церкви и переходу униатов в православие.