Несостоявшихся союзников — в концлагерь

Степан Андреевич Бандера прибыл во Львов только через несколько дней. Все пошло не так, как он рассчитывал. Затаился. Не спешил громогласно заявить:

— Я — здесь!

Природная осторожность заставила его оставаться на нелегальном положении, наблюдая за происходящим. А в октябре сорок первого он так же тихо покинул город вместе с братом Василем, надеясь, что немцы до него не доберутся…

Это один из самых запутанных эпизодов новейшей украинской истории.

Одни и те же люди руководили наведением порядка во Львове, что вылилось в погромы и массовое уничтожение евреев и поляков, и они же провозгласили воссоздание независимого государства. В этом вся сложность тех драматических и кровавых событий. Вспоминают одно и не хотят помнить другое.

Те люди, кого на Западной Украине называют борцами за национальную независимость, запятнали себя кровью невинных жертв. Потому пролито море чернил, чтобы, во-первых, снять с них ответственность за массовые убийства, и, во-вторых, оправдать их резной реакцией немцев на торжественное собрание в доме «Просвиты»:

— Как можно называть нас пособниками Гитлера, если Степана Бандеру посадили в концлагерь?

Так что же произошло?

Степан Андреевич ошибся относительно немецких намерений.

Адольф Гитлер был взбешен самовольством неизвестных ему доселе украинских националистов, — Бандеры и его людей. Создание независимой Украины не входило в его планы. На этой земле он предполагал разместить немецких колонистов, которые бы снабжали зерном Германию. Фюрер не нуждался в «украинских союзниках»! Как позже не желал иметь дело с пленным генералом Андреем Андреевичем Власовым и его российскими соратниками, наперебой предлагавшими Гитлеру свои услуги.

Бандеровцы рассчитывали иметь свое государство под германским протекторатом. Немцы же просто расчленили Украину. 1 августа 1941 года Галиция (Львовская, Станиславская и Тернопольская области) была включена на правах дистрикта (округа) в состав генерал-губернаторства, созданного на обломках Польши. Галицийский дистрикт — так стала называться эта территория. Львов переименовали в Лемберг. Румынии достались Буковина и территория между Днестром и Южным Бугом (в том числе Одесса).

Даже разрешенная оккупационными властями газета «Украiнський вiсник» 31 августа 1941 года рискнула протестовать:

«Возможно ли, чтобы украинские земли за Днестром, политые казацкой кровью, были переданы под румынское управление?»

Различные украинские организации просили исключить Галицию из состава генерал-губернаторства, образовать автономию, обещая гарантировать поставки продовольствия немецким оккупационным властям. Немцы не отклинулись.

Крым и южную Украину рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер намеревался превратить в колонию под названием Готенгау (земля готов). Гиммлер прикинул, что ему понадобится двадцать лет на полную германизацию. Носители нордической крови получат право остаться в Готенгау. Славяне подлежат уничтожению или депортации.

Правительство Стецько, обещавшее всячески сотрудничать с немцами, воспринималось в Берлине как лишнее, ненужное и вредное. А недозволенная оккупационными властями самодеятельность сурово каралась.

Уже после войны адвокат Владимир-Станислав Горбовой, который в 1939–1940 годах жил в Кракове, рассказал следователю:

«К весне 1941 года стало очевидным, что между Германией и Советским Союзом дело дойдет до конфликта. Примерно в мае ко мне пришло несколько активных украинцев. Мы открыли дискуссию о том, какую позицию занять в этой ситуации.

Главная мысль заключалась в том, чтобы объявить миру о своей позиции: на украинской земле хозяином будет украинец, а не немец. Мы хотели показать, что не согласны с немецкой идеей превращения Украины в жизненное пространство, что украинцы должны стать хозяевами своей земли и устроить себе жизнь на собственной земле.

Мы отдавали себе отчет в том, что наша позиция вызовет репрессии со стороны немцев. В действительности так и случилось. Меня арестовали. В тюрьме я пробыл около года, после чего заболел туберкулезом легких и был отправлен в больницу на улице Коперника».

В Берлине гневались и требовали разобраться с самоуправством бандеровцев. Немецкие чиновники во Львове оправдывались:

— Первый комендант города и политически не подкованные армейские офицеры дали им слишком много воли. Люди Бандеры, злоупотребляя своими отношениями с абвером, назначили везде своих бургомистров и сформировали украинскую полицию. Заставили местное население сдавать оружие и радиооборудование не в немецкую комендатуру, а украинской полиции.

3 июля в Кракове чиновники генерал-губернаторства вызвали для отчета руководителей Украинского национального комитета. Объяснили им:

— Вы нарушили законы военного времени, вся эта область является зоной оперативных действий, где нельзя заниматься политикой. В передаче Львовского радио говорится, что германский рейх и германский вермахт — ваши союзники. Это неверно. Фюрер — единственный человек, который ведет борьбу, и украинских союзников не существует. Это фантазии… Возможно, украинцы в восторге от самих себя и чувствуют себя нашими союзниками. Но в государственно-правовой терминологии мы не союзники, мы — завоеватели советских, русских территорий. Пока советская армия полностью не разбита, страна считается сферой оперативных действий, и только вермахт определяет, как ею управлять. Сначала страну нужно завоевать, а потом уже приступать к ее строительству. Я понимаю нетерпение людей, которые столетиями стремились к свободной жизни, отнятой у вас русскими и поляками. Но горе нации, которая теряет разум.

Тут появился Степан Бандера. Внимание немцев переключилось на него:

— И мы, и Берлин хотим выяснить, что произошло во Львове. Вы знали заранее, что вас назовут главой украинского государства, как это сделали ваши люди, выступая по радио?

— Мы вступили в бой во имя независимой и свободной Украины, — высокопарно ответил немцам Бандера. — ОУН* искренне во всех отношениях сотрудничала со всеми немецкими инстанциями. Она боролась с поляками, несла потери. Борьба против большевиков велась два года — в полной тайне и в той форме, в какой это допускали немецкие инстанции, чтобы никоим образом не повредить политическим интересам Германии. ОУН* вступила в сражение против Красной армии частично в рядах вермахта, частично, выполняя немецкие задания в тылу большевистских войск. Я приказал моим людям сражаться вместе с немецкими войсками и на занятых вермахтом территориях создавать органы управления.

— С ведома какого немецкого учреждения? — последовал вопрос.

— Мне говорили, что официальные инстанции еще не приняли никакого решения, но вполне возможно, что возникнет украинское правительство. Я опирался на мандат, полученный мною от украинцев.

— Выходит, — уточнили немцы, — ваши люди провозгласили вас главой Западной Украины по вашему указанию?

— Да, — самоуверенно продолжал Бандера, — я отдал такой приказ как глава Организации украинских националистов*, как вождь украинского народа. ОУН* — единственная организация, которая вела борьбу и которая имеет право сформировать правительство.

Немецкие чиновники снисходительно растолковали Бандере:

— Такое право принадлежит вермахту и фюреру, который завоевал эту территории. Он и только он решает, какой там будет порядок.

Самовольство Бандеры в условиях военного времени оккупационными властями было сочтено преступлением. 5 июля его вывезли из генерал-губернаторства в Берлин, здесь посадили под домашний арест, в сентябре отправили в тюрьму, на следующий год поместили в концлагерь Заксенхаузен.

Степан Андреевич всегда считал, что они со Стецько поступили правильно:

«Провозглашением вновь Украинской Державы в июне 1941 года и строительством независимой государственной жизни засвидетельствовано, что украинский народ ни в какой ситуации не отказывается от своих прав хозяина на собственной земле и только признание этих суверенных прав Украины другими народами и державами может быть платформой дружбы с ними».

Различные украинские организации по-прежнему желали служить немцам. Жаловались им, что бандеровцы убивают конкурентов — людей полковника Андрея Мельника, который своеволия себе не позволял и строго исполнял указания оккупационных властей.

30 августа в Житомире убили двух членов провода ОУН* Мельника — Омельяна Сенника-Грибовского (участника теракта против польского министра внутренних дел) и Николая Сциборского, бывшего полковника петлюровской армии и одного из главных идеологов украинского национализма. Считалось, что это сделал бандеровец Козий.

Немецкие власти не желали терпеть беспорядка на оккупированных территориях. 13 сентября начальник главного управления имперской безопасности обергруппен-фюрер СС Райнхард Гейдрих распорядился:

«Члены группы Бандеры с некоторого времени развернули особую активность с целью добиться самостоятельного украинского государства. Они призывали жителей Галиции и украинское население в военной зоне не только не выполнять немецкие распоряжения, но и устранять своих политических противников.

Уже убито свыше десяти членов руководимой Андреем Мельником Организации украинских националистов*. Можно предположить, что члены группы Бандеры во имя своих политических целей станут совершать и другие террористические акты.

Предлагаю:

а) арестовать всех играющих какую-либо роль в движении Бандеры руководителей по подозрению в соучастии в убийстве представителей движения Мельника. Провести аресты одновременно в понедельник 15 сентября 1941 года;

б) закрыть бюро и конторы движения Бандеры, в том числе бюро Украинской службы по вопросам прессы в Берлине на Мекленбургише-штрассе, 78, а также Украинское бюро в Вене на Ландштрассе-Гауптштрассе. Провести тщательный обыск в бюро и квартирах руководителей движения Бандеры».

В директиве полиции и эсэсовской службы безопасности (СД) за № 12/41 от 25 ноября 1941 года говорилось: «Всех активистов бандеровского движения немедленно арестовать и после тщательного допроса без шума ликвидировать как грабителей».

Главная львовская тюрьма чуть не каждый год меняла хозяев и узников. Сначала хозяевами были поляки. Осенью 1939 года здесь устроили тюрьму № 1 областного управления НКВД. Пришли немцы и тоже стали использовать это здание по назначению. Сюда посадили вышедших из повиновения членов ОУН*, которых сочли опасными. Здесь закончил свои дни Иван Климов, руководитель львовских националистов. Тот самый, который в ночь на 1 июля восторженно приказал уничтожать москалей, евреев, поляков и венгров.

Полтора десятка активистов немцы сразу расстреляли. Почти все люди Бандеры оказались за решеткой — Ярослав Стецько и его соратники по «правительству» Роман Ильницкий, Лев Ребет, Владимир Стахив, Дмитрий Яцив. Оставшийся на свободе Николай Лебедь ушел в подполье и принял на себя руководство ОУН*.

«Лебедь, — вспоминал его соратник, — очень энергичный, трудолюбивый, но слишком нервный, невыдержанный, упрямый, в разговоре с людьми не всегда тактичен, любит показывать себя диктатором, в силу чего имеет много личных врагов среди руководящих членов ОУН*. Любит хорошо одеваться и придерживаться моды. Его приметы: лет сорок, среднего роста, стройный, худощавый, лицо продолговатое, глаза голубые, лысый, зубы редкие и некоторые отсутствуют. Разговор быстрый и резкий».

Его жена Дарья Гнаткивская принимала участие в подготовке убийства польского министра внутренних дел, за что была арестована. Во второй раз ее арестовали немцы. Отправили в женский концлагерь Равенсбрюк. Освободили в 1944 году вместе с Бандерой.

Но Лебедь недолго руководил ОУН*. На заседании Центрального Провода 13 апреля 1943 года преданный Бандере Роман Шухевич был избран председателем бюро Провода и Проводником (руководителем). Это решение утвердил в августе 1943 года третий Чрезвычайный Великий сбор ОУН*.

Украинских националистов определили в Заксехаузен.

«24 января 1942 года в третьем часу утра, — вспоминал Стецько, — перевезли нас тюремной автомашиной, как уголовных преступников, в концлагерь Заксенхаузен, где нас — Ивана Габрусевича, Осипа Тюшку, Романа Ильницкого поместили в одиночных камерах.

В тот день с раннего утра нас держали на лютом морозе с непокрытой головой перед домом лагерной администрации. Иван Габрусевич простудился. После бани забрали у меня одежду и дали тюремную робу. Я отказался ее надеть. Эсэсовцы возмущались: «Такого еще не бывало!» Две недели я находился в камере в белье, заявив, что тюремную форму не принимаю. Вызванный из Берлина гестаповец приказал вернуть мне одежду».

В Заксенхаузене существовал блок, куда нацисты сажали «важных заключенных», как правило, политиков из оккупированных стран, которые могли понадобиться. Поэтому обращались с ними не как с обычными узниками.

Немцы арестовали в декабре 1943 года еще одного вождя украинских националистов, Тараса Бульбу-Боровца вместе с его помощником Олегом Штулем.

Тарас Дмитриевич Боровец получил прозвище «Бульба» за нос, напоминавший картофелину. Но он не обиделся, а присоединил прозвище к фамилии.

Он молодым человеком вступил в ОУН*. После убийства польского министра внутренних дел в 1934 году был отправлен в Березу Картусскую. На следующий год его отпустили за «образцовое поведение».

Немцы назначили его начальником полиции Сарненского района и позволили сколотить для борьбы с партизанами собственный отряд, который он высокопарно назвал Полесской Сечью — Украинской повстанческой армией*.

28 июня 1941 года Тарас Бульба-Боровец подписал приказ № 1:

«1. Всем боевым группам организовать небольшие повстанческие отряды и начать диверсионные акты в тылах Красной армии.

2. В местах, освобожденных от большевиков, — захватить власть, организовывая народную милицию с желтоголубыми повязками. Везде вывешивать желто-голубые знамена, устраивать торжественные встречи немецких войск. Приступить к организации нового отечественного порядка».

Но немцы предпочитали организованные подразделения полиции и его отряд распустили. Он ушел в лес. К нему стекались те, кто ни к кому не хотел примыкать. Собралось несколько тысяч человек, именовавших себя «бульбовцами».

21 мая 1943 года оккупационные власти докладывали в Берлин:

«Боровец, который надеялся на то, что его отряд «Полесская сечь» станет основой будущей украинской армии, переживает крах своих намерений. В феврале 1942 года он вступал в переговоры с немецкими службами относительно восстановления «Полесской Сечи», однако они завершились безуспешно. С конца октября начались новые контакты. Боровец подчеркивал, что не проливал немецкой крови, потому что боролся вместе с немцами».

Летом сорок третьего Тарас Бульба-Боровец переименовал свой отряд в Украинскую народно-революционную армию и основал Украинскую национально-демократическую партию. Он старался ладить со всеми — вел переговоры и с немцами, и с советскими партизанами. Пытался договориться с ОУН*:

«Мы не подчинились правительству Степана Бандеры, вы это сочли проявлением анархии. А мы не могли подчиниться руководству, которое провозгласило украинское государство за спиной вермахта без официального признания немецкой властью. Кроме того, вы признаете фашистский принцип безусловной диктатуры вашей партии, а мы стояли на позиции единства народа на основах демократии, сотрудничества со многими националистами без того, чтобы они или мы отказывались от своих взглядов».

Когда немцы усилили нажим, он фактически распустил отряд. В конце сорок третьего поехал в Ровно договариваться с оккупационной администрацией. Не договорился и оказался в концлагере.

«Заксенхаузен, — вспоминал Бульба-Боровец, — был отдельным царством СС. Построили целый город с собственными бараками, бункерами, военными фабриками, газовыми камерами и крематориями. Нас поместили в отдельный барак».

Эсэсовец, который допрашивал Боровца, снисходительно заметил:

— Не делайте трагедию из своего ареста. Вас здесь изолировали исключительно для вашей безопасности. Это всего лишь почетная изоляция.

И верно — в сентябре 1944 года его освободили.

Другим ОУНовцам повезло меньше. Особенно тем, кого отправили в Освенцим (после оккупации Польши немцы переименовали город в Аушвиц). Новые исторические исследования позволяют установить их судьбу.

В июле 1942 года в лагерь поступили первые двадцать четыре украинских националиста, среди них был и брат Степана Бандеры — Василий. Через несколько дней прислали еще одну группу, в ней был другой брат, Александр Бандера.

Польские узники, как следует из воспоминаний, плохо встретили новоприбывших:

«Бандеровцев отправили в лагерь, поскольку они восстановили против себя своих гитлеровских хозяев. Высокомерные и заносчивые, уверенные в обещанных им СС снисхождении и привилегиях, эти заключенные с открытой враждебностью вели себя по отношению к польским заключенным и устроили дебош, который прекратила с применением силы вызванная обслуга блока».

Они попали в руки заключенных-поляков, ненавидевших украинских националистов. Александра Бандеру ставили на непосильные работы, да еще избивали. Он протянул в Аушвице совсем недолго — две недели. В очень плохом состоянии его отправили в больничный блок, где 10 августа 1942 года убили. Врач-эсэсовец сделал ему инъекцию фенола в сердце.

В больничном бараке 5 сентября скончался и Василий Бандера, тоже забитый польскими узниками — ему мстили за брата Степана. Лагерная администрация провела расследование: смерть Василия Бандеры не входила в ее планы. Польских заключенных, признанных виновными, расстреляли.

В лагере украинские националисты держались вместе. Никому не доверяли. Считали, что даже в лагере они на особом положении. И действительно немцы их не расстреливали и не отправляли в газовые камеры. Им разрешали получать посылки Красного Креста.

Опекал их политический отдел лагерной администрации и уполномоченные гестапо, что гарантировало выживание. Бандеровцам подбирали работу на вещевом складе и на кухне, в канцелярии и в больнице. Симпатий со стороны остальных лагерников это не прибавило — презирали их не только за предвоенный террор, но и за сотрудничество с немцами.

«Замена ожидаемого почета печальным пребыванием в лагерных условиях их ничему не научила, — вспоминали другие узники. — Были окружены всеобщей ненавистью и презрением почти всего лагеря, потому что все видели, что на их совести тысячи убитых невинных людей».

В Аушвиц попало примерно две сотни бандеровцев, больше тридцати погибли — от голода, тифа и других болезней. Характерно, что Степан Бандера претензий немцам за смерть двух братьев в концлагере не предъявлял и, когда немцы предложили возобновить сотрудничество, не отказался.

Степан Бандера и ОУН* оказались в контрах с немцами не по собственному желанию. И ссора с фашистами их не оправдывает. Сажали бандеровцев не потому, что они были антифашистами и возмутились нацистскими преступлениями, а потому, что проявили своеволие, не согласованное с оккупационными властями. Многие украинские националисты этого не понимали. Обращались за помощью в Берлин и возмущались: ну почему немцы отталкивают протянутую руку? Не желают видеть в них надежных союзников?

Украинские националисты заключили союз с преступниками. Отчего же они решили, что с ними нацисты станут вести себя по-джентльменски? Министр по делам восточных оккупированных территорий и главный партийный идеолог Альфред Розенберг наставлял своих подручных:

— Хорошее обращение славянин воспринимает как слабость.

С мельниковцами немцы тоже не церемонились. Несколько человек убили. В начале 1944 года арестовали самого Андрея Мельника и его референта по международным делам Дмитро Андриевского — за антинемецкие подпольные публикации, отправили в Заксенхаузен.

Распоряжением Альфреда Розенберга, министра по делам восточных оккупированных территорий, высшие школы на Украине закрыли. В Киеве собрали ректоров. Немецкий чиновник ознакомил их с приказом. Собравшиеся недоумевали:

— Вы, немцы, — национальные социалисты. Мы — украинские националисты, и мы тоже против большевиков. Казалось бы, вы должны нам помогать, а получается наоборот.

Ответ последовал весьма откровенный:

— Мы пришли сюда не ради Украины. И все, что мы завоевали, наше. Мы будем здесь делать то, что считаем нужным. И делиться властью не собираемся.

Несмотря на все это, даже самые видные люди на Западной Украине не побрезговали предложить Гитлеру свои услуги и восторгались его успехами. Среди них — митрополит Андрей Шептицкий. Из своего дворца 23 сентября 1941 года он поздравил фюрера по случаю взятия вермахтом Киева:

«Его Высокопревосходительству

Фюреру Великой Германской империи

Адольфу Гитлеру

Как глава украинской греко-католической церкви, я передаю вашему превосходительству мои сердечные поздравления по поводу овладения столицей Украины, златоглавым городом на Днепре — Киевом.

Украинский народ видит в этом освобождении столицы от большевистского ига предзнаменование своего освобождения из рабства. Он видит в вас победоносного полководца несравненной и славной германской армии.

Он вверяет Вашему полководческому и государственному гению свое будущее при введении нового порядка в Восточной Европе. Украинский народ несет жертвы в борьбе против общего врага — большевизма, как истребителя европейской христианской культуры.

Дело уничтожения и искоренения большевизма, которое Вы себе, как фюрер великого германского рейха, взяли за цель в этом походе, обеспечивает Вашему Высокопревосходительству благодарность всего христианского мира.

Украинская греко-католическая церковь знает об исторической значимости этого могущественного движения германского народа под вашим руководством. Так как судьба нашего народа отныне отдана Богом преимущественно в Ваши руки, мы надеемся, как весьма заинтересованный друг Германии в этой борьбе, которую Вы ведете также и за развитие нашего народа, на возможности религиозной и национальной свободы.

В благодарность вместе с украинской частью восточной церкви, связанной с всемирным христианством, я буду молить Бога о победе германской армии и германской нации».

Глава униатской церкви пользовался на Западной Украине непререкаемым авторитетом. В 1925 году Варшава и Ватикан подписали конкордат — соглашение о взаимоотношениях между Ватиканом и польским правительством. Греко-католическое духовенство перешло на содержание государства. Но Шептицкий и церковь воспринимались западными украинцами как оплот национального духа.

Конечно, не все бандеровцы верили, что немцы позволят им иметь свое государство.

В августе 1944 года начальник 2-го управления (контрразведка) союзного наркомата госбезопасности Павел Федотов подписал «Ориентировку об организациях украинских националистов»*:

«Из числа националистов нашлись элементы, в первую очередь из бандеровцев, которые приступили к собиранию сил для борьбы с фашистскими оккупантами под лозунгом «за самостийную Украину без немцев».

В конце 1942 года под этим лозунгом в ряде мест Украины произошли антинемецкие демонстрации, активное участие в которых принимали ОУНовцы. Так, например, во Львове 7 сентября немцами расстреляна демонстрация «самостийников», при этом убито двадцать человек, в Ровно арестовано и расстреляно сорок человек. Бандеровцы широко афишировали борьбу против Мельника, открыто стоявшего на позициях поддержки немцев».

Расстрелы и аресты не разорвали тесные отношения украинских националистов с оккупационной властью. Они продолжали служить в полиции, во вспомогательных частях вермахта, уничтожали партизан и участвовали в карательных акциях. Работали бургомистрами, старостами и охранниками в лагерях и, наконец, вступали в добровольческие формирования войск СС.

Директива Берлина была простой: «Препятствовать стремлению украинцев к политической самостоятельности». Но приложить усилия к формированию вспомогательной полиции: «Из расчета один полицейский на сто жителей. Оружие — пистолеты и карабины из трофейного имущества».

Оккупационная администрация была не в восторге от СВОИХ подручных:

«Украинская полиция не прекращает грабить, насиловать, убивать. Награбленное имущество рассматривается как личная собственность. Поляков приравняли к евреям и заставляют, например, тоже носить повязки на рукаве. Во многих местах украинская полиция создала такие подразделения, как «Украинское гестапо».

Но выбирать было не из кого. А без украинских помощников немцы просто не справились бы.

В Киеве расстрелы евреев в Бабьем Яру начались 29 сентября 1941 года. Акцию проводили ОУНовцы из Киевского (командир Петр Захвалынский) и Буковинского куреней (командир Петр Войновский, служивший еще в петлюровской армии). Они шли вслед за немецкой армией и вылавливали красноармейцев, попавших в окружение. Буковинский и Киевский курени преобразовали впоследствии в 115-й и 118-й шуцманшафтбатальоны СС. 118-й батальон сжег белорусскую деревню Хатынь.

Уничтожение евреев сопровождалось грабежами.

«В ходе антиеврейской акции в Киеве и Житомире, — говорилось в полицейском отчете, — былособрано 137 грузовиков с одеждой и передано национал-социалистической благотворительной организации. Большую часть одежды после дезинфекции распределили между фолькдойче. Кроме того, один из военных госпиталей войск СС смог покрыть свою потребность в шерстяных одеялах».

А вот, скажем, командующий 6-й армией генерал Фридрих Паулюс был доволен добровольными помощниками:

«В районе действия армии созданы украинские службы по поддержанию внутреннего порядка — вспомогательная полиция, железнодорожная полиция, местная городская охрана. Они оказывают значительную помощь в разрешении многочисленных задач, которые иначе выпали бы на долю армии. Эти украинцы выполняют свои задачи с большим удовольствием и любовью».

Немцы управляли огромными оккупированными территориями, располагая малочисленным административным персоналом — людей катастрофически не хватало. И уж совсем немного нашлось владеющих украинским языком. Конечно, привлекали местных немцев. Но все равно оккупационным чиновникам приходилось полагаться на коллаборационистов. Немцы многое передоверяли местным жителям и в основном проверяли, не нарушены ли директивы, присланные из Берлина.

Сотрудничавшие с оккупантами украинцы руководили промышленными предприятиями, занимались торговлей. Немцам пришлось разрешить культурные общества, открыть театры, школы и некоторые другие учебные заведения. Выходили шестьдесят газет на украинском языке. Единственное, что запрещалось людям Бандеры и Мельника, это говорить о создании самостоятельного украинского государства.

К украинцам-военнопленным германское командование относилось благожелательно.

3 июля 1941 года выходившая в Кракове газета «Кракiвський вiсник» писала: «Согласно первым распоряжениям немецких войск, должно производиться отделение украинцев от остальных пленных».

Украинцев, попавших в плен, немцы отпускали домой.

«При освобождении первой партии пленных украинцев, — сообщал «Кракiвський вiсник», — было подчеркнуто великодушие фюрера, позволившего украинским пленным через короткое время вернуться к своим родным. Свою благодарность пленные проявят дисциплинированностью и честной работой. Речи прерывались криками освобожденных военнопленных: «Слава фюреру!»

Имперское министерство иностранных дел в конце июля ходатайствовало перед верховным командованием вермахта о скорейшем освобождении украинских военнопленных с тем, чтобы они смогли принять участие в уборке урожая. Германия рассчитывала на украинское зерно.

Местные жители выдавали себя за украинцев, видя, что им оказывают предпочтение. После серии проведенных подпольщиками взрывов в Киеве немцы приказали украинской полиции брать в заложники именно русских. Русское население было напугано откровенной ненавистью к ним со стороны ОУНовцев…

Немецкие войска оккупировали и грабили Украину. Летом 1942 года оккупационные власти стали обращать внимание на то, что «нелегальное бандеровское движение пытается вывести активную молодежь из-под немецкого влияния, стремится воспрепятствовать отправке остарбайтеров в рейх и вызвать у украинцев неприязнь к немцам». Но главным врагом вожди Организации украинских националистов* все равно считали Москву.