§9. Время Албании?

Поездка Л. И. Брежнева в Болгарию, состоявшаяся 13-17 января 1979 г., была во многом посвящена внешнеполитическим вопросам. Глава СССР проинформировал о своём предупреждении американскому президенту Дж. Картеру не использовать установление дипломатических американо-китайских отношений для усиления давления на Москву[2250]. Однако ситуация на Балканах представляла не меньшую значимость для советской стороны. Особую обеспокоенность в политическом и военно-стратегическом отношениях продолжали вызывать действия Н. Чаушеску. Брежнев сообщил Т. Живкову о письме ЦК КПСС в адрес руководства РКП по поводу его действий, названных Генсеком КПСС спектаклем[2251], после возвращения Чаушеску в Бухарест с заседания ПКК, когда он демонстративно проявлял своё несогласие с Москвой по вопросам увеличения расходов на оборону и взаимодействия в рамках ОВД. Советская сторона была обеспокоена тем, что устанавливаются тесные отношения «между Югославией и Китаем, между Румынией и Китаем и одновременно сближение этих двух стран с американским империализмом и с НАТО»[2252]. Брежнев упомянул в связи с попытками межбалканского многостороннего сотрудничества возможную изоляцию Болгарии, а также СССР в этом регионе. Москва настаивала на совместных действиях со своим ближайшим союзником и другими государствами-членами Варшавского пакта с тем, чтобы «укрепить наши позиции на Балканах»[2253]. Со своей стороны, Т. Живков также склонялся к мысли о наличии связей между Югославией, Румынией и КНР в военном отношении[2254].

Югославская сторона достаточно внимательно отнеслась к визиту главы СССР в соседнюю Болгарию. Неожиданная поездка Брежнева в Болгарию в момент, когда основное внимание мировой общественности было приковано к событиям в Иране, Камбодже, советско-китайским отношениям и переговорам по ОСВ-2, насторожило югославское руководство. Особое значение визит Брежнева приобретал в контексте проявившихся острых противоречий между СССР и Румынией во время заседаний ПКК Варшавского пакта. Это нашло своё продолжение уже и во время остановки главы СССР в Бухаресте, где его приветствовал член Исполкома ЦК РКП и вице-президент Госсовета Э. Бобу Степень обеспокоенности югославской стороны происходящим была столь высока, что в политических кругах СФРЮ делались предположения: в Софии под видом болгаро-советских переговоров велась подготовка неформального совещания ряда руководителей стран-членов ОВД[2255].

Усиление координации в проведении внешней политики странами-членами ОВД, а также рядом других коммунистических государств, не входивших в пакт, подчеркивавшее тесную связь внешнеполитического курса с оборонной составляющей, рассматривалось в Белграде как реальная угроза югославским позициям на международной арене. Визиты И. Броз Тито в начале февраля 1979 г. в страны Ближнего Востока – Иордан, Ирак, Кувейт и Сирию преследовали цель укрепления Движения неприсоединения, и, как отмечали зарубежные эксперты, были направлены на недопущение реализации проводившейся руководством Кубы политики превращения этого объединения в «аппендикс» «социалистического содружества»[2256]. В определенной степени главе СФРЮ удалось добиться положительных результатов, несмотря на то, что руководство Ирака в лице Саддама Хусейна, фактически взявшего курс на физическую ликвидацию местной компартии в 1978 г.[2257], крайне осторожно отнеслось к стремлению Тито добиться единства Движения неприсоединения и его сопротивлению советским попыткам опереться в Движении на отдельные страны. Одновременно Тито постарался активизировать план межбалканского многостороннего сотрудничества и пригласил греческого премьер-министра К. Караманлиса посетить Югославию 16 марта 1979 г. Для греческой стороны, также стремившейся добиться снижения конфронтации на региональном уровне, югославская инициатива была важна с точки зрения ликвидации подозрений у соседней Турции относительно устремлений Афин стать лидером межбалканского сотрудничества. Белград, вновь инициировавший обсуждение идеи проведения региональной конференции, надеялся укрепить взаимоотношения не только с членами НАТО в лице Греции и Турции, но и с Румынией, заинтересованной в проведении подобной конференции. Параллельно, в случае противодействия Болгарии, которая, как и СССР, рассматривала такую схему взаимоотношений Балканских стран как способствующую созданию неформального блока, исключавшего участие в нём нерегиональных государств, Югославия могла рассчитывать на поддержку большинства.

Обострение взаимоотношений Румынии с СССР и его наиболее лояльными сателлитами из числа членов Варшавского пакта порождало серьезную обеспокоенность у Н. Чаушеску, опасавшегося возможных ответных действий союзников по ОВД в отношении Бухареста. Одним из ставших с августа 1968 г., т. е. момента коалиционного нападения на Чехословакию сил Варшавского блока, важных для главы РКП направлений оборонной политики являлось обеспечение внутренней безопасности режима. Комплекс мер, проведённых на протяжении 1977-1978 гг., дополнился 30 января 1979 г. новым шагом. Он заключался в ещё большем подчинении МВД и органов безопасности партийному аппарату. Это нашло своё отражение в секретном «Постановлении Исполнительного Комитета ЦК РКП об усилении контроля и руководства партийными органами органов безопасности и милиции»[2258]. Со стороны уездных, районных и городских партийных органов РКП должен был осуществляться контроль над деятельностью органов безопасности и в соответствии с «политикой партии в области государственной безопасности в целях предотвращения, обнаружения и устранения враждебных действий и происков из-за рубежа, против нашего общественного порядка и государственного строя»[2259]. Таким образом, контрразведывательное направление в деятельности Секу-ритате приобретало всё более откровенную форму политического сыска, направленного на выявление опасных для режима элементов или групп. Параллельно с этим Н. Чаушеску стремился расставить на командные должности в вооруженных силах и военизированных институтах государственной власти лично преданных ему лиц. Продолжая свою кадровую политику в этой области, когда прошли новые назначения в Министерстве Национальной обороны, включая Генеральный штаб, глава Румынии назначил начальником Главного штаба Патриотической гвардии и своим советником по военным вопросам генерал-майора К. Олтяну. Он занимался на протяжении первой половины 70-х гг. по личному указанию Чаушеску секретным расследованием возможной вербовки советскими спецслужбами румынских офицеров, обучавшихся ранее в СССР, и их удалением сначала с ответственных командных постов, а затем и вообще из вооруженных сил. Олтяну занимался также расследованием репрессий, совершенных в период правления Г. Георгиу-Дежа.

На фоне конфликтных взаимоотношений Бухареста и Москвы для советской стороны было крайне нежелательно обострение ситуации на «югославском» внешнеполитическом направлении. Однако контекстный фон очередного этапа советско-югославской полемики был жёстко определен югославской стороной в апреле 1979 г. Это нашло своё выражение в актуализации «оборонной темы» в политическом дискурсе СФРЮ 19 апреля 1979 г. лично главой страны И. Броз Тито. Во время своего выступления по поводу 60-летия создания югославской компартии, он отметил, что, несмотря на небольшой размер страны «в политическом, военном и экономическом смысле, [она] способна и готова противостоять любому возможному нападению на достижения, которые мы заботливо лелеяли»[2260]. Серьезность, с которой югославское руководство относилось к вероятному военно-политическому кризису с участием СФРЮ, проявилась ещё зимой 1979 г.: 22 января были приняты специальная Директива Президента Республики, Председателя СКЮ и Главнокомандующего вооруженными силами и «Основной план мероприятий и действий по прекращению и ликвидации возможной кризисной ситуации»[2261].

Продолжением дискурса по оборонной тематике стали выступления в местной печати руководителя партийной организации СКЮ в Югославской народной армии генерал-полковника Дж. Шараца и генерал-лейтенанта Р. Каденича, начальника Центра высших военных исследований. Они касались непосредственно оборонной политики Югославии в условиях военного конфликта между Китаем и Вьетнамом и угрозы раскола в Движении неприсоединения. Основные тезисы двух представителей высшего руководства ЮНА формулировались в резкой и исключительно чувствительной форме для советской стороны и её союзников. Во-первых, великие державы осуждались за проводимую ими политику раскола Движения неприсоединения, вовлечения его членов в войну друг с другом. Во-вторых, резко негативно оценивалась любая попытка оправдать агрессию, во имя каких бы целей она ни была предпринята. В-третьих, доказывалась необходимость единства стран Движения неприсоединения в их борьбе против государств, независимо от их общественно-политической системы, которые стремятся их подчинить себе. Более того, заявлялось о попытках существовавших военно-политических блоков оказывать на страны-члены

Движения влияние и давление и рассматривать их как потенциальный источник рекрутирования новых членов. В-четвертых, ставилась задача обеспечения обороноспособности СФРЮ до степени, позволявшей добиться того, чтобы потенциальный агрессор осознавал опасность для себя нападения на Югославию. В этой связи применительно ко всему Движению неприсоединения ставилась задача создания «системы обороны такого типа, который бы представлял оптимальное стратегическое решение, чтобы любая агрессивная попытка создать угрозу независимости неприсоединившихся стран эффективно парировалась»[2262]. Обращение генерала Р. Каденича к факту роста экспорта производимого в СФРЮ вооружения за границу было призвано подчеркнуть решимость Белграда участвовать в реализации этого плана. Обнародование подобных заявлений представителями югославского военного истеблишмента имело для руководства СФРЮ принципиальное значение, так как было призвано подчеркнуть верность самостоятельному внешнеполитическому курсу и проведению собственной внеблоковой оборонной политики. Это нашло своё отражение и в выступлениях военного руководства 5 апреля 1979 г. на Пленуме ЦК СКЮ. Демонстративные предупреждения официального Белграда любым потенциальным агрессорам о том, что Югославия даст отпор интервентам, несмотря на кажущуюся безадресность таких заявлений и полунамеки, на уровне двусторонних советско-югославских отношений и в атмосфере конфиденциальности приобрели вполне конкретные формы. На одной из встреч советского военного атташе в СФРЮ А. Жука с министром внутренних дел Югославии последний предупредил о том, что в случае советского вторжения в СФРЮ, «вы [СССР] будете по горло в крови»[2263].

Весной 1979 г. для Белграда было важно добиться положительных для себя результатов на нескольких внешнеполитических направлениях, имевших прямое отношение к оборонным интересам югославской стороны. Во-первых, предстояло не допустить своего вовлечения в конфликт между СССР и КНР на его очередном этапе после китайско-вьетнамской войны, когда позицию Пекина по вьетнамо-кампучийским делам поддержали и США. Во-вторых, югославской стороне было необходимо избежать обострения взаимоотношений с СССР, рассматривавшимся руководством СФРЮ как важный политический и торговый партнер, поставщик вооружений и экспортер военных технологий. Наконец, в-третьих, руководство Югославии стремилось к взаимодействию на военно-политическом уровне со странами-членами Североатлантического альянса. Визит начальника Генштаба ЮНА С. Проточара в Париж и его переговоры с начальником Генштаба французских вооруженных сил Г Мери[2264] в конце апреля 1979 г. были призваны решить вопросы приобретения Югославией ряда видов и компонентов военной техники. Военные связи с Западным блоком были подтверждены последовательно посетившими СФРЮ 6 и 7 мая 1979 г. Начальником Штаба армии США Б. Роджерсом и министром обороны Франции И. Буржем, переговоры с которыми касались военно-технического сотрудничества Югославии. Не менее интенсивно развивались и политические отношения Белграда с двумя сверхдержавами. Так, в момент приезда в Белград в начале мая 1979 г. заместителя Госсекретаря США по политическим вопросам Д. Ньюсама глава МИДа СФРЮ М. Минич встречался с министром иностранных дел СССР А. А. Громыко и обсуждал ход подготовки запланированной на май поездки Тито в Москву.

Визит главы СФРЮ в СССР 16-18 мая 1979 г. и его встреча с Брежневым были важны как для югославской, так и для советской стороны. Уже с самого начала вокруг этой поездки возникли предположения относительно основных тем переговоров. Югославское руководство хотело добиться от Кремля отказа от оказания с его стороны нажима на Движение неприсоединения в целях превращения этой организации в союзника СССР. Подобная политика вела к расколу этого международного объединения, что серьезно влияло на международные позиции Югославии как её учредителя и ведущей силы. Второй вопрос также касался положения СФРЮ на международной арене. Он затрагивал достаточно чувствительную для Белграда тему возможного советского вмешательства во внутренние дела Югославии или оказания на неё давления при определенных, неблагоприятных для югославской стороны, обстоятельствах. В опубликованном совместном коммюнике содержалась данная Брежневым главе СФРЮ во время двусторонней встречи гарантия невмешательства в дела Югославии и отсутствия таких планов у Москвы. В то же время Кремль не собирался отказываться от попыток обеспечить себе союзников в Движении неприсоединения. Советское руководство также было крайне обеспокоено ростом влияния еврокоммунизма, основными вождями которого являлись главы испанской, итальянской и французской компартии – С. Каррильо,

Э. Берлингуэр и Ж. Марше. Их усиливавшаяся независимость от советского партийно-государственного руководства, а также активные контакты с главами Румынии и Югославии – Чаушеску и Тито рассматривались в Москве как реальная угроза и без того подорванным позициям СССР в международном коммунистическом движении. В результате проведённой советским КГБ спецоперации главам еврокоммунистов стали известны нелестные слова Тито о них, что в определенной (но не решающей) степени способствовало охлаждению их взаимоотношений с югославской стороной[2265]. Для Белграда, как и Бухареста, позиция многочисленных и влиятельных компартий Испании, Италии и Франции имела большое значение с точки зрения собственных внешнеполитических и оборонных интересов: расчёт делался на укрепление взаимоотношений с европейскими странами-членами НАТО, правительства которых были вынуждены считаться с местными компартиям.

Для советской стороны в складывавшейся ситуации было важно усилить взаимодействие с Болгарией. Полное совпадение советских и болгарских оценок происходящего в Балканском секторе Юго-Западного ТВД обусловило принятия обеими сторонами соответствующих мер в деле координации действий в отношении конкретных стран-членов НАТО, а также США по линии разведывательных организаций – ИГУ МВД НРБ и КГБ СССР. В соответствии с утвержденным в феврале 1979 г. комплексным планом сотрудничества предстояло «активизировать работу по оказанию выгодного для стран социалистического содружества влияния на политические, деловые и общественные круги США», «продвигать в Белый дом, Государственный Департамент и другие правительственные учреждения материалы по военно-политической тематике с целью оказания выгодного для социалистических стран влияния на позиции США по проблемам ограничения стратегических наступательных вооружений…»[2266].

Опасения Москвы по поводу создания неформального регионального объединения на Балканах являлись общим проявлением советских внешнеполитических и военно-политических установок, в соответствии с которыми идеологически мотивированная характеристика конкретных стран как «социалистических» исключала военно-политический конфликт между ними и оправдывала, в случае его развития обвинения в адрес одной из сторон в том, что она «отошла от социализма». В этой связи появившаяся в марте 1979 г. в издававшемся в Загребе журнале «Start» статья о возможности войн между социалистическими государствами, ввиду отсутствия страны, где он полностью построен, а также материалы в других югославских СМИ о необходимости признать за КНР право на защиту своего суверенитета и независимости, вызвали жёсткую критику советской стороны[2267]. Китайско-вьетнамская война (9 февраля – 16 марта 1979 г.), начатая КНР после того, как вооруженные силы коммунистического Вьетнама при поддержке камбоджийских повстанцев свергли диктатуру «красных кхмеров»[2268], получила различную оценку в Белграде и Москве (первый осудил вьетнамскую сторону, вторая поддержала её). По информации итальянской разведки (о чём Рим сообщил своими союзниками по НАТО), для Тито действия Пекина не были неожиданностью, но он «опасался, что Советский Союз мог использовать нынешнюю ситуацию для действий против “друзей Китая” в Европе (Румынии)»[2269].

Степень важности для Москвы осуществлявшегося ею контроля над Восточной Европой отмечали аналитики разведывательного сообщества США. В начале 1979 г. они делали вывод о том, что эта зона является «жизненно важной для национальных интересов» СССР, который использует свою военную силу для осуществления влияния на страны региона[2270]. В европейских политических кругах, что проявилось во время переговоров министров иностранных дел ФРГ Г.-Д. Геншера и Франции Ж. Франсуа-Понсе 22 февраля 1979 г., уже сформировалось мнение об изменении советских позиций в системе международных отношений. Глава германского МИДа, ссылаясь именно на «балканский пример» – ситуацию, складывавшуюся в отношениях между Москвой, Белградом и Бухарестом – отмечал в этой связи, что «Советский Союз находится в критической фазе, он проводит консервативную внешнюю политику. Его доминирование будет более неприемлемым. Ныне отсутствует духовный лидер коммунистического мира. С точки зрения силы, они [Советы] не могут восстановить свою роль. Началось движение в сторону независимости. Примеры: Тито, румыны. Ныне существует коммунистическое государство [КНР], которое полностью свободно от влияния центра. Начался процесс, который можно сравнить с поздним колониальным периодом. Видя этот процесс, СССР реагирует достаточно чувствительно [на него]»[2271].

Для албанского руководства реакция СССР на ослабление своих позиций в Балканском регионе была важна с точки зрения возможных событий в соседней Югославии на этапе ухода Тито из политической жизни страны. Укрепление вооруженных сил и их подготовка к возможным боевым действиям уже становились к 1979 г. в планах албанского руководства и лично Э. Ходжи важным элементом оборонной политики НСРА в условиях ожидания внутриполитического кризиса в СФРЮ. В конце января – начале февраля 1979 г. в Албании проводились военные учения «Виза» (по названию горной вершины к востоку от Тираны). Их замысел заключался в отработке вооруженными силами (с привлечением резервистов) манёвра в условиях горной местности в зимний период. Действия разворачивались на восточном стратегическом направлении по шоссейной трассе, горным перевалам по направлению к границе с югославской республикой Черногорией. Маневрирование принимавшей участие в учениях Первой бригады проходило в условиях высокогорья, при низких температурах и высокой заснеженности (снежный покров достигал от 60 см до 1 м). В ходе учений выявилась полная неподготовленность как личного состава, так и технических транспортных средств, в связи с чем для транспортировки военных грузов были использованы вьючные животные[2272]. Гибель не только военнослужащих срочной службы и кадровых офицеров, но и резервистов серьезно повлияла на морально-психологическое состояние бригады. Неудача учений, которые имели важное значение с точки зрения существовавших планов обороны на стратегическом восточном, «югославском», направлении рассматривалась руководством АПТ и лично М. Шеху – главой военного ведомства, являвшимся также и премьер-министром, как полный провал. В этой связи он провёл 7 февраля 1979 г. совещание с участием руководства вооруженных сил, а также высших партийных чиновников и потребовал уголовного наказания виновных в срыве учений[2273]. Во многом подобные действия были продиктованы явными ошибками лично Шеху, участвовавшего в определении сроков и места проведения учений без учёта погодных условий и степени технической подготовки войск. Нежелание признать свою ответственность за провал привело «второго человека» в руководстве НСРА к поиску виновных[2274], хотя уже позже, выступая на заседании Военного Совета 23 марта 1979 г., он демонстративно заявил и о своей ответственности как министра обороны. Более того, Шеху сказал и о том, что четыре его заместителя, а также Г. Чучи – заведующий военным отделом ЦК АПТ также разделяют её с ним[2275].

Определенной попыткой компенсировать неудачу стали проводившиеся в марте 1979 г. командно-штабные учения под кодовым названием «Цитадель» («K6shtjella»), на этот раз курировавшиеся X. Капо – членом Политбюро ЦК АПТ и личным близким другом Э. Ходжи. Однако в планировании учений принимал участие и М. Шеху. Их целью была отработка командным составом 6-й Оперативной группы, расквартированной в Тиране и являвшейся резервом Главного командования, действий на восточном стратегическом направлении (как и на учениях «Виза»), с целью не допустить прорыва условного противника с последующим переходом в контрнаступление. Однако уже на начальном этапе проведения учений выяснилось, что часть командного состава Оперативной группы была выведена за штат[2276]. В соответствии с разработанной Шеху и Капо вводной, силы вторжения противника должны были составить в общей сложности 11 дивизий, из которых 8 могли быть авиадесантными. Такой замысел вызвал резкую критику Э. Ходжи, исключавшего возможность одновременного десантирования 80 тыс. человек с техникой в условиях специфичного географического рельефа Албании. После обсуждений и уточнений выяснилось, что Генеральный Штаб, предоставивший эти цифры, исходил из эшелонированной организации вторжения в НСРА и оценивал общую численность войск противника в 80-110 тыс. человек с наземной техникой и силами ВВС[2277].

Серьезность произошедшего провала учений «Виза» была подтверждена на заседании Совета Обороны, проходившем под председательством Э. Ходжи 23 марта 1979 г. В резкой и не допускавшей возражений форме глава АПТ обвинил в срыве учений одного из высокопоставленных военных, командующего противовоздушной обороны Б. Юсуфи. Он был обвинён также в приверженности «теории скольжения», выдвигавшейся ранее расстрелянным бывшим министром обороны Б. Балуку. Крайне недоволен был Ходжа привлечением резервистов из сельской местности, что было связано, судя по всему, с нежелательным для престижа Первого секретаря распространением недовольства среди сельского населения и большим числом жертв во время учений. Локализовать возможные протесты и контролировать ситуацию в городе было для режима намного легче, чем в сельской местности. Более того, Ходжа заявил о том, что на проходивших учениях Шеху действовал не как министр обороны, а как командир бригады и назвал это серьезной ошибкой. В ответном выступлении премьер-министр и по совместительству глава военного ведомства постарался защитить Юсуфи, не допустив его немедленного увольнения из армии, что, вероятно, было связано уже с опасениями Шеху за свои собственные позиции, а также потерю престижа среди командного состава армии. Однако, тем не менее, как командир Первой бригады, так и её комиссар и ряд офицеров были смещены со своих постов[2278].

В соответствии с принятыми на заседании Совета обороны решениями ставилась задача критически проанализировать ход учений. Одновременно говорилось о необходимости продолжить углубленное изучение военной доктрины «искусства народной войны», тактики и стратегии боевых действий противника, усилении идеологической работы в вооруженных силах и подготовке командных кадров, а также обеспечении подготовки резерва Главного командования с тем, чтобы он мог действовать на любом направлении и в любых условиях, и привлечении к военным учениям

Добровольческих сил самообороны[2279]. Буквально через неделю после заседания Совета обороны в секретариате ЦК АПТ по инициативе Э. Ходжи состоялось совещание по теме с символичным и объяснявшим вектор общественно-политического развития страны названием: «Воинскую дисциплину – в гражданскую жизнь». Помимо общеполитических заявлений, прозвучавших во время обсуждения, Ходжа потребовал обеспечить взаимодействие вооруженных сил с Добровольческими силами самообороны и усилить военную подготовку населения[2280]. Милитаризация общественной жизни усиливала контроль режима над обществом.

Доклад 3 апреля 1979 г. о результатах других учений – «Цитадель» на заседании Секретариата ЦК АПТ в присутствии Э. Ходжи делал уже X. Капо, который был ответственным за их проведение. Положительная оценка главой АПТ прошедших учений соседствовала в его выступлении с рядом положений, явно рассчитанных на их публичное оглашение. Так, в частности, Э. Ходжа заявил о том, что «каждому в нашей стране, армии, народу, и, прежде всего, партии, должно быть ясно, что в случае нападения мы будем воевать на территории своей страны. Представление о войне как о ведущейся за пределами нашей страны не соответствует действительности. Нашему народу, нашим вооруженным силам, партийному руководству необходимо иметь чёткую концепцию использования нашего военного искусства народной войны в пределах границ Албании»[2281]. Отмечая своеобразие военной доктрины, суть которой заключалась в организации сопротивления агрессору на территории страны с возможным расчётом на долговременный характер борьбы, глава АПТ подчеркивал небольшой размер Албании, малочисленность её населения и вооруженных сил, а также особенность ландшафта, не позволяющего вести «классические» боевые действия. Это обуславливало необходимость хорошей подготовки вооруженных сил и Добровольческих сил самообороны[2282]. В то же время вновь, как воспоминание о прошедших неудачных учениях «Бриза», но без упоминания их названия, Ходжа достаточно резко отозвался о подготовке проводимых учений в целом и, в частности, о степени готовности Первой бригады – именно той, которая оказалась в тяжёлых условиях во время этих учений.

Организационные трудности сопровождались техническими проблемами в вооруженных силах НСРА. Это проявилось в слабой технической оснащенности Албанской Народной Армии, которая получала практически всё тяжёлое вооружение, а также технику сначала от СССР, а затем от КНР. Разрыв отношений с Пекином повлиял на состояние высокотехнологичных видов вооруженных сил, в частности ВВС. В ходе работы специальной комиссии, занимавшейся изучением состояния танковой, авиационной, военно-морской и артиллерийской техники, её члены из числа инструкторов вооруженных сил отмечали в специальной секретной записке от 31 августа 1979 г., что после прекращения военно-технической помощи со стороны КНР ситуация в ВВС НСРА осложнилась. Дефицит запасных деталей и высококачественного горючего вёл к сокращению полётных часов и усложнял подготовку лётного состава. Складывавшаяся ситуация была опасна с точки зрения ухудшения в целом состояния ВВС, которым придавалось особое значение в операциях воздушного прикрытия территории страны не только от действий авиации противника в целом, но и воздушного десанта в частности[2283].

Курс на укрепление боеготовности вооруженных сил и ожидание возможного регионального военно-политического конфликта, вызванного внутриполитическим кризисом в СФРЮ после ухода Тито с политической сцены, а также ослабление контроля Белграда над союзными республиками, проводился Э. Ходжей в условиях начавшихся внутриполитических трансформаций в СФРЮ, включая её оборонную область. Летом 1979 г. в кадровой политике Тито всё очевиднее стал проявляться взятый им ранее курс на увеличение количества военных во властных общефедеральных государственных и партийных структурах, что свидетельствовало об усилении милитаризации управленческого аппарата страны. Первым шагом в этом направлении стало назначение заместителя министра обороны и председателя Совета обороны Президиума СФРЮ генерала ВВС И. Долничара на пост Генерального секретаря Президиума СФРЮ. Это увеличило количество высокопоставленных офицеров вооруженных сил в номенклатуре ЦК СКЮ до 23 человек, из которых 22 имели звание генерала, что усиливало представительство военных в ЦК с 3% в 1948 г. до 14% в 1979 г.[2284] и укрепляло роль ЮНА в политической жизни страны[2285]. Примечательным фактом являлось назначение на должность главного редактора печатного органа ЦК СКЮ еженедельника «Комунист» полковника В. Миладиновича, ранее являвшегося главным редактором издания «Народна армия» («Народна армща»). Выдвижение военных на ответственные партийные и государственные посты, как считали эксперты, было обусловлено желанием Тито обеспечить стабильность в стране на случай непредвиденного развития событий, имея в виду его возраст[2286]. В соответствии со складывавшейся структурой распределения обязанностей и властных полномочий, если бы глава СФРЮ оказался не в состоянии исполнять свои служебные обязанности, ЮНА, МВД, судебная система страны, служба безопасности и партийная печать оказывались бы под непосредственным командованием и контролем представителей армии. Изменениям подвергся и кадровый состав Совета народной обороны, подконтрольной Президиуму СФРЮ структуры, занимавшейся вопросами обороны и безопасности. 6 июня 1979 г. было опубликовано постановление о новом составе СНО, в котором 6 членов из 11 были представителями генералитета ЮНА. Тем же решением был изменён и состав Федерального Совета по защите конституционного порядка – высшего контрольного органа безопасности. В нём из 8 членов 2 являлись также армейскими генералами[2287]. Произошло возвращение в активную политическую жизнь отстраненного в июне 1973 г. от должности советника Совета по вопросам безопасности Президиума СФРЮ и специального советника Президента СФРЮ и Главнокомандующего вооруженными силами по вопросам безопасности генерал-полковника И. Мишковича, связанного на протяжении многих лет с контрразведывательной службой (КОС), сторонника идеи существования постоянной угрозы Югославии из-за рубежа. Его назначение на пост Председателя Совета гражданской обороны – важной военизированной структуры, призванной играть активную роль в чрезвычайных условиях, являлось достаточно символичным с точки зрения ориентированности руководства СФРЮ на поиск источников возможных угроз для Югославии. Параллельно с этим продолжалась подготовка вооруженных сил и населения к возможной агрессии извне, в связи с чем проводились ежегодные военные учения под названием «Нас ничто не застанет врасплох» (Nista nas ne smije iznenaditi) с участием ЮНА, TO и ГО[2288].

Военная активность СФРЮ привлекала внимание главы соседней Албании Э. Ходжи. Проводившиеся учения анализировались албанским руководством с точки зрения определения возможных действий югославских вооруженных сил в кризисной ситуации, включая нападение на Югославию извне и внутриполитический конфликт после смерти Тито.