§7. Стратегические сценарии в оборонной политике

Оценка боевых задач ОВД в случае конфликта с НАТО экспертами ЦРУ и других разведывательных организаций США в апреле 1978 г. строилась на предположении о том, что «основной целью военных операций пакта против НАТО будет являться быстрая и полная победа в Центральной Европе. Мы полагаем, – заявляли аналитики, – крайне маловероятным, чтобы Советы преднамеренно напали ограниченными силами с целью достижения ограниченных результатов, либо как первый шаг, предпринятый для начала войны с НАТО, или с целью реализации своих преимуществ в момент кризиса, стремясь избежать войны». При этом, однако, не отвергалось проведение со стороны СССР «ограниченных по масштабу боевых действий в период кризиса, но с условием захвата [советскими войсками] стратегически важных районов»[2117]. С достаточной степенью точности американские эксперты полагали, что Юго-Западный ТВД охватывал в советских планах не только Грецию и Турцию, но также Австрию и Северную Италию. Как считали аналитики, «операции против Греции и Турции предполагалось вести с территории Болгарии и Одесской области СССР для обеспечения безопасности турецких проливов и оказания поддержки военно-морским операциям в Восточном Средиземноморье. Операции против Северной Италии, задача которых заключалась в обеспечении действий на южном фланге Западного ТВД, могли проводиться из Венгрии через Югославию или Австрию». В этой ситуации болгарским и румынским военным флотам при осуществлении охраны Проливов и «нейтрализации военно-морских сил НАТО в Средиземноморье и Черном море» предстояло выполнять вспомогательные функции по отношению к советскому ВМФ. В свою очередь, советская Средиземноморская эскадра должна была действовать против авианосцев и ракетоносцев[2118] сил НАТО и США в этом регионе.

Традиционно доминирующие позиции СССР в Варшавском пакте обуславливали характер военно-стратегического планирования в рамках национальных планов оборонной политики государств-членов блока. В то же время в кругах партийно-государственного руководства этих стран и среди высших руководителей их вооруженных сил при всей реальной или нарочито демонстрируемой перед Москвой лояльности существовали различной степени артикулированности идеи защиты собственных интересов в рамках общей оборонной политики Варшавского блока. Так, в частности, в Болгарии степень возможной самостоятельной оценки соотношения национальных и коалиционных интересов считалась экспертами крайне низкой. Однако во второй половине 70-х гг. София всё-таки попыталась очень осторожно и с демонстрацией полной лояльности в отношении советского союзника обозначить свои собственные задачи в этой сфере. Данный факт был отмечен аналитиками в странах Западного блока. Было обращено внимание на появление в публиковавшейся пропагандисткой болгарской военной литературе, наряду с уже традиционными заявлениями об «интернационалистском характере обороны» Варшавского пакта, «общих принципах коллективной обороны», утверждения о значении национальной оборонной политики[2119], а также делались заявления об отказе от «слепого копирования» чужого опыта[2120]. Проводившаяся на протяжении 60-х – 70-х гг. болгарским руководством оборонная политика казалась вполне соответствовавшей представлениям о Болгарии как самом верном союзнике СССР, солидаризировавшимся с ним по всем вопросам политики и идеологии. Однако уже во второй половине 70-х и начале 80-х гг. западные эксперты, обращаясь к предыдущему 20-летнему периоду и имея возможность рассмотреть динамику участия НРБ в реализации отдельных аспектов оборонной политики Варшавского блока, отмечали, что в течение 1961-1979 гг. из 14 общих военных учений ОВД Болгария участвовала в наименьшем их количестве, и в большей степени с достаточно скромным количеством военнослужащих, преимущественно на собственной территории[2121]. Несмотря на это, оценка западными экспертами боеготовности НБА при осуществлении фланговой обороны и ведения боевых действий была высокой. Сама Болгария, как они полагали, была «занята последние десятилетия тем, чтобы нейтрализовать потенциальную угрозу, которую представляли балканские члены НАТО. В этом деле Болгария действовала как ценный дублер СССР, так как прямое советское давление на Турцию и Грецию привело бы к немедленному адекватному ответу со стороны НАТО»[2122]. Выдвигавшиеся в военной литературе представителями офицерского корпуса идеи, судя по всему, не противоречили общему политическому курсу Софии. Одновременно власть предпринимала меры по усилению контроля над болгарской армией в целях недопущения утечки секретной военной, технической и политической информации. Это сопровождалось укреплением позиций органов государственной безопасности при решении вопросов, касавшихся и военной разведки – Разведывательного управления Генерального Штаба. К началу второй половины 70-х гг. болгарская ДС явно в соответствии со складывавшейся практикой установления тесных взаимосвязей с разведорганами Министерства обороны стала выполнять поручения военной разведки по проверке конкретных лиц из числа болгарских граждан в соответствии с интересами РУ ГШ БНА. Болгарская госбезопасность закрепляла за собой право полностью отклонять запросы или предоставлять сведения в форме краткой справки без указания источников информации[2123].

Аналогичные процессы по укреплению общественно-политического режима проходили в соседней Румынии. Это делалось Н. Чаушеску в интересах своей личной власти и сопровождалось концентрацией рычагов управления в его руках по линии государственно-партийного аппарата. Весной 1978 г. Чаушеску решил провести изменения и в руководстве румынского МИДа. 8 марта 1978 г. на смену считавшимся интеллектуалом Дж. Маковеску, уже назначенному на пост главы Союза писателей Румынии, пришёл Шт. Андрей – член ЦК, отвечавший за международные вопросы, имевший в партийном аппарате репутацию интеллектуала-теоретика, и уроженец исторической области Олтения (откуда был родом и Генсек РКП). Он уже выполнял особые поручения Н. Чаушеску при встречах с руководством США, когда обсуждал с ним политические и экономические вопросы по заданию главы СРР. Являясь активным сторонником сокращения влияния СССР на политику Румынии, Андрей сделал ставку на развитие отношений со странами АСЕАН, а также развивающимися государствами Африки. Укрепление международных позиций Румынии в «третьем мире» было важно с точки зрения развития выгодных торгово-экономических отношений со странами, входившими в него, а также для получения доступа к их сырьевым ресурсам.

Институциональные изменения коснулись и других, важных для режима, сфер. 24 марта 1978 г. был принят закон № 2 «О гражданской обороне Социалистической Республики Румынии», в соответствии с которым эта организационная структура объявлялась «частью национальной системы обороны, основывающейся на концепции партии и государства о всенародной защите родины». Сама «гражданская оборона должна обеспечить подготовку населения, территории и экономики к нормальной экономической, политической и социальной деятельности, а также защите граждан и разного вида материальных ценностей в условиях войны и других особых ситуациях»[2124]. Деятельность ГО сообразовывалась с остальными мерами по подготовке обороны и определялась решениями Совета обороны и Главнокомандующего вооруженными силами СРР[2125]. Таким образом, Н. Чаушеску получил контроль и над Гражданской Обороной. Министерство обороны обязывалось оказывать материально-техническую помощь этой структуре. Принятие нового закона было связано, судя по всему, как с крайне негативным опытом ликвидации весной 1977 г. последствий разрушительного землетрясения, так и с общим курсом режима на милитаризацию.

Наряду с контролем над вооруженными силами, весной 1978 г. Н. Чаушеску фактически перевёл под свой контроль и органы государственной безопасности. 3 апреля 1978 г. решением № 121 Государственного Совета Совет государственной безопасности как совещательный и руководящий орган Управления государственной безопасности (DSS) был ликвидирован, а само УГБ становилось частью Министерства внутренних органов на правах отдельного подразделения, напрямую подчинявшегося президенту Румынии и Генсеку РКП, т. е. Н. Чаушеску. В соответствии с официальным постановлением его задачей была «организация и осуществление деятельности по защите безопасности государства путем предотвращения, раскрытия и пресечения действий иностранных разведывательных служб и их агентов…, направленных против суверенитета, независимости и целостности румынского государства»[2126]. Был реорганизован и окончательно структурно оформился самый секретный отдел госбезопасности, насчитывавший около 1 тыс. сотрудников и занимавшийся контрразведывательной деятельностью в отношении советских разведывательных служб (КГБ и ГРУ), а также аналогичных организаций других стран Восточного блока[2127]. Даже территориально это подразделение размещалось отдельно от других отделов Секуритате на ул. Рабат и в конспиративных целях называлось «Институтом маркетинга»[2128]. Создавался также Инспекторат безопасности муниципалитета Бухареста.

Проведённая реформа способствовала «постепенному расширению разрыва между партией и госбезопасностью» и усилению роли последней, повышению статуса её сотрудников по отношению к обычным членам РКП, так как Н. Чаушеску называл их «профессиональными революционерами в особой области»[2129]. В то же время глава режима проводил кадровую политику, способствовавшую приходу на руководящие посты в госбезопасность представителей партийной номенклатуры, лично преданных ему Особое внимание уделялось ведению контрразведывательной деятельности в отношении зарубежных спецслужб. В условиях коммунистического режима личной власти Н. Чаушеску контрразведка становилась на практике политическим сыском, направленным на поиск недовольных, а также лиц, имеющих любые связи с заграницей[2130].

В открытых публикациях Министерства Национальной обороны СРР особо отмечался характер изменений, происходивших в вооруженных силах. В этой связи заявлялось о том, что «благодаря неустанной заботе наших партии и государства, постоянно развивалось и совершенствовалось оснащение воинских частей и соединений, усиливалась их огневая мощь. Благодаря постоянному предоставлению экономических ресурсов страны удалось увеличить огневую мощь соединений и частей всех родов войск. В период с 1956 г. до 1976 г. огневая мощь механизированных дивизий увеличилась в 3,5 раза. Увеличение огневой мощи является одним из факторов, позволивших современным дивизиям выполнять поставленные перед ними боевые задачи комплексного характера на большей территории, чем ранее»[2131]. К весне 1978 г. по линии Министерства внутренних дел и Министерства Национальной обороны СРР был разработан план совместных мобилизационных учений, которые проходили 5-25 мая 1978 г. под кодовым названием «Zimbrul-78» («Бизон-78»)[2132]. Они были рассчитаны на отработку механизма мобилизации резервистов и взаимодействия подразделений военного ведомства с подразделениями Секуритате бригадного звена. География их проведения свидетельствовала о продолжавших существовать у Н. Чаушеску серьезных подозрениях относительно возможных действий СССР и его союзников по Варшавскому пакту в отношении Румынии. Учения охватывали территорию нескольких уездов, прилегавших к румыно-советской границе с выходом в центр Румынии, и два уезда – Тимиш и Арад – на румыно-венгерской границе. При этом действия на западе страны, несмотря на то, что являлись частью учений «Бизон-78», начались ранее и носили другое название[2133]. В определенной степени они имели не только учебный, но и демонстративный характер, рассчитанный на создание у восточного и западного соседей Румынии – СССР и Венгрии – ощущения подготовленности румынской стороны к отражению возможного вторжения. Сам Н. Чаушеску отсутствовал в стране во время их проведения, так как с 14 мая и до 30 мая 1978 г. совершал поездку по коммунистическим странам Дальнего Востока (КНР, НДРК) и Индокитая (Вьетнам, Лаос, Кампучия), во время которого останавливался на короткое время в Иране и Индии.

Отмечавшееся политическими и военными кругами Запада укрепление Варшавского пакта и усиление его военной мощи являлось серьезным аргументом в пользу расширения отношений США с внеблоковой Югославией. Визит И. Броз Тито 7-9 марта 1978 г. в США по приглашению президента Дж. Картера становился для главы СФРЮ важным шагом на пути улучшения взаимоотношений Белграда и Вашингтона, расширения возможностей Югославии не только в политической и экономической, но и в военно-технической областях. Это отмечали и в администрации США. Закупка югославской стороной американских вооружений и военного снаряжения рассматривалась в политических кругах Вашингтона как способ укрепления военно-политических позиций СФРЮ и сокращения влияния СССР. В специальном меморандуме, адресованном президенту Дж. Картеру заместитель Госсекретаря США У. Кристофер заявлял о том, что «мы [Госдеп США] считаем [что], военные закупки могут быть желательными для укрепления наших связей с влиятельными военными в Югославии и сократить [её] зависимость от Советского Союза. В прошлом году вы одобрили скромное расширение военных поставок Югославии с определенными ограничениями, касавшимися отказа продавать наступательные системы вооружений. Хотя в 1978 г. финансовом году покупка югославской стороной военной продукции оставалась, как и на протяжении предшествовавших 15 лет, на уровне 1,4 млн долларов, наши недавние обсуждения по ряду новых вопросов, в основном в области связи и средств ПВО, могли привести к дополнительным покупкам Югославией в размере около 5 млн долларов в 1979 финансовом году. Имея в виду более длительный период, югославы интересовались двигателями для своего нового истребителя, который они собираются построить к середине 80-х гг.»[2134] Во время визита главы СФРЮ в марте 1978 г. американская сторона постоянно подчеркивала поддержку принципа территориальной целостности Югославии, её независимости и безопасности. На протяжении 1978 г. Белград стремился развивать военно-политическое и военно-техническое сотрудничество сразу по нескольким направлениям: китайскому, американскому и британскому. Визиты министра обороны СФРЮ генерала Н. Любичича в КНР и США в сентябре и начальника Генерального Штаба ЮНА генерала С. Поточара в Британию в ноябре 1978 г. были призваны обеспечить не только политическую поддержку Белграда и укрепить его престиж на международной арене, но и предоставить возможность югославским вооруженным силам провести модернизацию за счёт покупки необходимых образцов военной техники или узлов, важных для производимых Югославией вооружений. Одновременно СФРЮ интенсифицировала военно-техническое сотрудничество с нейтральными государствами – Швейцарией и Австрией. Наряду с военно-техническими вопросами, продолжала сохранять свою актуальность тема оборонной политики в целом и организация системы безопасности страны. Проводившиеся закрытые исследования в области теории, а также дискуссии в рамках секретных семинаров для представителей вооруженных сил и органов безопасности свидетельствовали о расширявшемся круге проблем, которые обсуждались на них[2135].

Действия коммунистических стран из числа балканских государств, занимавших особую позицию, несмотря на их различный статус с точки зрения ассоциированности с Варшавским пактом, не снизили степень озабоченности со стороны НАТО усилением военной мощи ОВД. Особое беспокойство вызывали возможные планы Варшавского блока. Это было отмечено на официальном уровне во время состоявшегося в Брюсселе 18-19 мая 1978 г. заседания Комитета планирования НАТО[2136], собравшегося накануне встречи глав правительств и государств-членов альянса в Вашингтоне, запланированной на 30-31 мая 1978 г. На нём была принята рекомендация укреплять единство Североатлантического альянса и увеличить расходы на оборону членов союза на 3%. С советской стороны реакция как на эти решения НАТО, так и на результаты прошедших между главой советского МИДа А. А. Громыко, президентом Дж. Картером и Госсекретарем С. Вэнсом переговоров, была достаточно жёсткой. На состоявшемся 8 июня 1978 г. заседании Политбюро ЦК КПСС Брежнев обвинил США и администрацию президента Картера в подрыве политики разрядки. Одновременно была поставлена задача добиться выступления глав государств-членов ОВД с совместным коммюнике по этому поводу, но с учётом того, что тональность документа не должна быть слишком острой, чтобы не вызвать возражений Н. Чаушеску[2137].

Международная активность главы Румынии весной – летом 1978 г. была направлена на поиск финансово-экономических источников для реализации планов развития тяжёлой промышленности, включая и отрасли ВПК. Официальный визит канцлера ФРГ Г. Шмидта в Румынию 6-7 июня 1978 г., поездка Н. и Е. Чаушеску в Великобританию 13-16 июня и приём у королевы имели для главы СРР большое политическое значение, так как укрепляли его позиции на международной арене, несмотря на хорошо известный за рубежом установленный в Румынии режим личной власти и политический террор режима в отношении любого несогласного или подозреваемого в оппозиционной настроенности. Одновременно глава Румынии фактически одобрил развитие неформальных отношений по линии военно-технического сотрудничества с американским правительством, приступив к секретным поставкам в США через каналы ЦРУ и с участием своих ближайших родственников – старшего брата Марина, являвшегося торговым представителем в Австрии, и младшего, Илиу – генерал-майора, официального руководителя военно-исторических исследований и начальника Организационного Управления Министерства Национальной Обороны СРР – новейших и модернизированных образцов советских вооружений. Среди них были усовершенствованная модель зенитной самоходной установки «Шилка» (ЗСУ «Шилка»), мобильные ракетные пусковые установки, которые были модернизированы румынской стороной, радарные станции. Вплоть до свержения Н. Чаушеску в декабре 1989 г. участвовавшие в этой операции с румынской стороны лица получили около 40 млн долларов, а по признанию представителя ЦРУ США «потенциальная цена этих вещей практически не поддается оценке», так как американской стороне удалось сэкономить большие средства в ходе создания технологии «Stealth»[2138]. После покупки Румынией в 1979 г. 30 единиц советских танков Т-72 среди организаторов нелегального канала переправки образцов советской техники в США обсуждался вопрос о переброске туда одной из боевых машин. Полученные от главы ливийского режима полковника М. Каддафи, с которым Н. Чаушеску находился в дружеских отношениях, советские ракеты «земля-воздух» и «воздух-земля» нескольких видов также были нелегально проданы американской стороне[2139]. Советская сторона получала по различным каналам информацию о действиях румынских союзников, но помешать им не смогла.

Внешнеполитическая активность балканских государств была в центре внимания Албании. Особое значение придавалось связям коммунистических стран полуострова с великими державами. Визит главы Румынии Н. Чаушеску весной 1978 г. в Вашингтон был охарактеризован Э. Ходжей как попытка укрепить его позиции на международной арене, а сама поездка и переговоры с президентом США Дж. Картером рассматривалась как подтверждение того, что глава РКП информирует в деталях американское руководство о характере взаимоотношений Бухареста и Москвы, выступая в роли «двойного агента»[2140]. Такая оценка деятельности Н. Чаушеску и его роли во взаимоотношениях между Западом и Востоком сопровождалась ироничными комментариями Э. Ходжи по поводу ошибочного исполнения американским оркестром во время приема президента СРР бывшего королевского гимна[2141] вместо гимна коммунистической Румынии. Позиция главы АПТ продолжала свидетельствовать о том, что он был не намерен менять своего отношения к румынскому руководству и не пытался сблизиться с ним даже в рамках условного регионального партнерства.

На фоне активизации румынской внешней политики, включая региональное балканское направление, для Болгарии – ближайшего союзника СССР на полуострове – было важно усилить свои позиции на Балканах, включая и военно-политическую составляющую этого курса. Этот факт отмечался иностранными аналитиками, которые обращали внимание на характер взаимоотношений Болгарии с соседями в исторической ретроспективе и приходили к выводу об их улучшении на современном этапе[2142].

В то же время проявилась ещё одна тенденция региональной политики НРБ – отказ от любых планов балканского многостороннего сотрудничества в организационно определенных формах и стремление болгарской стороны не допустить реализации любых попыток этого проекта. Такая позиция Софии была обусловлена во многом внешнеполитическим курсом Кремля, который был не заинтересован в возникновении международных организаций в стратегически важных регионах, частично или полностью входивших в зону ответственности Варшавского пакта. Для болгарского руководства создание международной организации балканских государств было также не выгодно, так как София оказывалась бы меньшинстве, даже несмотря на то, что в неё, помимо членов НАТО – Греции и Турции, вошли бы союзная по ОВД Румыния и неприсоединившаяся СФРЮ. Это было связано особыми позициями этих стран в отношении СССР и собственно Болгарии. Во второй половине мая 1978 г. Болгария выступила против проведения Балканской конференции в Турции, настаивая на привлечении к участию в ней государств, не расположенных на полуострове, но имеющих выходы к нему, т. е. СССР. Эта позиция резко критиковалась СФРЮ, о чём появились публикации в югославских СМИ[2143]. С точки зрения оборонной политики и в целом военно-политических интересов Софии, реализация которых зависела от тесного сотрудничества с советской стороной, включая не до конца проясненный до сих пор вопрос о наличии ядерного оружия на территории НРБ, существование Балканского объединения было чревато ослаблением болгарских позиций. Одновременно с предпринятыми усилиями расширить круг участников Балканской конференции болгарское руководство согласилось и поддержало предложение Кремля о проведении 22-23 ноября 1978 г. очередного заседания Политического Консультативного Комитета ОВД с обсуждением темы «политики разрядки, включая и военную сферу, как в Европе, так и в мире»[2144].

Активизация региональной политики рассматривалась с подозрением не только в Болгарии, но и в Албании. Её руководству становилось ясно, что в этих условиях потеря союзника в лице КНР усложняет его позиции в отношениях с государствами полуострова. В то же время действия китайского руководства на международной арене Э. Ходжа оценивал крайне негативно, имея в виду предпринимавшиеся Пекином попытки получить доступ на рынок вооружений, подписав договоры о поставках военных материалов из Франции и Великобритании[2145]. Эта тема была особенно болезненной для албано-китайских отношений из-за сократившихся военных поставок китайских вооружений и материалов в Албанию. В мае 1978 г. Тирана вновь попыталась получить необходимое оборудование и вооружение, в связи с чем Генеральный Штаб Албанской народной армии направил специальное письмо Генштабу НОАК с просьбой выполнить обещания китайской стороны и сообщил, что Албания готова сама заниматься монтажом оборудования на предприятиях, где оно должно было устанавливаться с помощью китайских специалистов[2146].

Происходившие изменения во внешнеполитических отношениях НСРА с КНР рассматривались главой АПТ с точки зрения необходимости поиска нового внешнеполитического вектора на международной арене, но без существенных изменений идеологически мотивированной, а по сути ориентированной на сохранение установленного режима личной власти Ходжи режима. Традиционная поездка Первого секретаря АПТ по югу Албании и организованные в честь его посещения многочисленные встречи с местными жителями сопровождались выступлениями Ходжи по вопросам внутренней и внешней политики. Отличительной особенностью высказываний главы АПТ на этот раз (что отмечали и зарубежные эксперты) было «обращение к националистическим албанским чувствам, подчеркивание факта улучшения жизненного уровня, тёплые и примирительные слова в отношении Греции и Турции, рассчитанные на посвященных антики-тайские намеки, возможный переход к более мягкой внутренней политике и некоторые отдельные замечания в адрес партийных кадров о нынешнем и будущем направлении партийной жизни…»[2147]

Позиция Э. Ходжи по внешнеполитическим вопросам сопровождалась также актуализацией в очередной раз, но в более развернутой форме, проблемы «этно-патриотизма». Она озвучивалась в связи с готовившимися торжественными мероприятиями, посвященными 100-летию Призренской лиги. В действительности речь шла о развитии его тезисов, относящихся к декабрю 1977 г. и изложенных в дневниковых записях, посвященных размышлениям о ситуации «после Тито»[2148]. Выдвижение на первое место идеи внутриэтнической солидарности албанцев и апелляция к положению албанского населения СФРЮ происходили на фоне усиления национального движения албанцев-косоваров. Как накануне устроенной 12 июня 1978 г.

в Тиране специальной торжественной конференции, посвященной 100-летней годовщине Призренской лиги, так и в период проведения XI Съезда Союза Коммунистов Югославии, проходившего в Белграде (20-23 июня 1978 г.), тема национального освобождения албанцев СФРЮ, проживающих, как отмечал глава АПТ, на собственной территории, превращалась в важный элемент внешнеполитического курса Тираны и могла приобрести, при определенных обстоятельствах, военно-политический характер. С целью усиления работы среди албанцев в СФРЮ и особенно в Косово, в структуре аппарата ЦК Албанской партии труда в 1978 г. был создан Сектор внешней пропаганды (Sektori te Propagandes me Boten e Jashtme) или, как он неофициально назывался – Сектор Косовы (Sektori i Kosoves). Его задача заключалась в анализе ситуации в населённых албанцами регионах Югославии и пропаганда идеи этнического единства всех албанцев. В этой связи «государственная политика в отношении Косово базировалась на платформе, в основе которой лежало требование “Косово-Республика” в составе югославской федерации, а не на войне. Все министерства и государственные институты, поддерживавшие отношения с Косово, должны были реализовывать эту платформу и руководствоваться ею»[2149].

Дальнейшая судьба СФРЮ всё больше оказывалась в центре внимания главы Албании, как, впрочем, и политических кругов ряда стран, включая США и СССР, в силу объективной причины – возраста главы Югославии И. Броз Тито и отсутствия ясности перспектив того, как будет развиваться страна после ухода её пожизненного президента. Для руководителя НСРА «албанская тема» становилась в данном контексте одной из важнейших с точки зрения военно-политической ситуации на Балканах. Анализ, который делал Ходжа, не был пока рассчитан на широкую аудиторию, так как мог ещё больше осложнить взаимоотношения Тираны с Белградом не только в политическом смысле, но и создать условия для военного противостояния, а также привлечь внимание как на Западе, так и на Востоке в силу недвусмысленности позиций руководства НСРА в недалеком будущем. В то же время этно-исторический фактор начинал играть всё большую роль в массовом военно-политическом образовании, являвшемся частью оборонной политики ходжистского режима. Это нашло своё отражение в публикации специальных учебных пособий, сочетавших в себе историко-географические и военные аспекты общей военной подготовки населения[2150].

Предполагаемые сценарии развития событий в соседней Югославии носили конфронтационный характер. Как полагал глава АПТ, после смерти Тито в руководстве СФРЮ должна была начаться борьба за власть, в ходе которой каждая из враждующих группировок старалась бы найти поддержку за рубежом и, в первую очередь, у США и СССР. Конфликт между ними мог привести к попытке использовать вооруженные силы двух противостоявших военно-политических пактов и, как делал вывод Ходжа, «в этой ситуации наша страна окажется перед риском нападения как с одной стороны, так и с другой, а не по-отдельности с каждой, но с двух сторон вместе»[2151]. В случае столкновения НСРА с СССР, который бы прибег, по мнению руководителя Албании, к интервенции против Югославии, глава АПТ рассчитывал на объединение действий с албанцами, проживавшими в Косово, Черногории и Македонии[2152]. Подготовка к такому варианту становилась важным элементом деятельности государственного и партийного аппарата коммунистической Албании, а сам её глава делал ставку на «патриотическое воспитание» (как он это называл) албанского населения СФРЮ, проживавшего в Косово, Черногории и Македонии[2153]. С целью поддержания боеготовности вооруженных сил, а также Добровольческих сил самообороны на наиболее опасных с точки зрения возможного вторжения стратегических направлениях и, прежде всего, на прилегающей к границе СФРЮ территории НСРА, с октября 1978 г. начинают усиливаться размещённые там части армии и проводиться учения[2154].

Для албанской стороны становилась важным фактором степень боевой готовности югославских вооруженных сил и военизированных структур, в частности Территориальной обороны, для отражения возможной иностранной агрессии. Тем временем и без того тесная связь югославской внешней, внутренней и оборонной политики ещё более усилилась во второй половине 70-х гг. XX в. Это особенно чётко проявилось на проходившем 20-23 июня 1978 г. съезде СКЮ. Иностранные аналитики обращали внимание на сформировавшиеся к этому времени так называемые «три основных столпа жизни страны и стабильности»: личность Тито, вооруженные силы и СКЮ[2155].

Продолжение курса на неприсоединение и укрепление независимой внешней политики являлось для Белграда важнейшим ориентиром на международной арене. В этой связи для югославского руководства расстановка сил в Балканском регионе представляла особую значимость, так как от позиций СФРЮ на полуострове и взаимоотношений с балканскими странами, зависел не только международный престиж Югославии, но и проводимая оборонная политика как государства-члена Движения неприсоединения. Ухудшение взаимоотношений Тираны и Пекина, как отмечали зарубежные эксперты, с позиций внешнеполитических и оборонных интересов Белграда имело двоякое значение. С одной стороны, для Югославии усиление изоляции Албании было положительным фактом, так как наносило серьезный удар по режиму Э. Ходжи. Однако, с другой, югославская сторона опасалась, что руководство Албании могло пойти на компромисс с Кремлем, что было способно «усилить опасность для Югославии с учётом 1,5 млн албанцев, проживавших в Косово, Македонии и Черногории. При обострении болгаро-югославского конфликта Македонии любое ухудшение албано-югославских отношений в связи с проблемой Косово могло иметь неблагоприятные последствия для будущего Югославии после ухода с политической сцены Тито… Вот почему одним из аргументов, используемых югославскими комментаторами, освещавшими конфликт между Пекином и Тираной, являлся и такой, что Албания ныне выступает не только против Югославии и Китая, но и против Советского Союза»[2156].

Драматические и не озвучивавшиеся главой Албании прогнозы являлись основой жёсткой публичной критики албанской стороны в адрес КНР, хотя, как отмечали иностранные обозреватели, и без конкретного упоминания Китая. Одновременно албанская сторона выступала с призывами не распространять межпартийные противоречия на межгосударственные отношения. Для Тираны, которая не собиралась отказываться от избранного в отношении Пекина курса, было важно не допустить сближения китайской и югославской позиций в оценке действий Албании и её места на Балканах, а также избежать перехода КНР к враждебному в отношении НСРА внешнеполитическому курсу. Более того, официальная Тирана солидаризировалась с Ханоем во время усиления вьетнамо-кампучийского конфликта, в то время как КНР оказывала поддержку кампучийскому режиму «Красных кхмеров».

Реакция Ходжи на доклад И. Броз Тито на XI конгрессе СКЮ «Союз коммунистов Югославии в борьбе за дальнейшее развитие социалистического самоуправления и неприсоединение Югославии» была однозначно негативной и, более того, свидетельствовала о потенциальной возможности конфликта между двумя странами по этно-территориальному вопросу Так, в частности, в своём дневнике глава АПТ отмечал: «Фактом является то, что даже после освобождения народов Югославии, боровшихся за свою свободу, им не было разрешено самоопределиться и действовать так, как они того желают; а они были объединены силой в федерацию, которую затем переименовали в Социалистическую Федеративную Республику Югославию. Одним из этих народов, которому не было предоставлено никакой возможности на самоопределение, является албанское население, составляющее около двух миллионов человек и проживающее на собственной земле. Албанское население, проживающее на собственных территориях в Югославии, превышает по численности население Македонии вместе с Черногорией. Поэтому требовать и бороться якобы за самоопределение других народов, в то время, когда в твоей стране и в соответствии с твоей же, якобы социалистической, теорией ты создал возможности для развития и не позволяешь этого, то это, я подчеркиваю, является блефом»[2157]. Однако незамеченным главой АПТ было принятое съездом СКЮ решение, относившееся к оборонной политике и касавшееся создания Комитетов общенародной обороны и общественной защиты, призванных выполнять руководящие, координирующие и контролирующие функции[2158]. Образование этого института в контексте военной доктрины Югославии означало усиление милитаризации общества.

Этно-территориальный вопрос и ожидание скорейшего ухода Тито с политической сцены в соседней Югославии, отношения с которой продолжали оставаться враждебными, порождали у главы АПТ и его ближайшего окружения представления о необходимости усилить военные приготовления на случай развития событий в СФРЮ и вокруг неё по кризисному сценарию. Это отчётливо проявилось во время инспекционного посещения Ходжей Центрального командного поста 24 июня 1978 г. на северо-востоке от Тираны, вблизи столицы населённого пункта Линзе (Linz6). Он прибыл туда вместе с премьер-министром и министром обороны М. Шеху, членом Политбюро ЦК АПТ X. Капо и Начальником Генерального штаба В. Лакаем.

Во время осмотра подземных сооружений ЦКП, а также контрольных проверочных соединений по телефонной и телеграфной линиям связи с военным командованием основных городов страны и региональными партийными руководителями глава АПТ интересовался степенью готовности объекта и наличием резервных линий связи. У присутствовавших военных, отвечавших за сооружение ЦКП, сложилось впечатление что Ходжа и его окружение готовятся к нападению на Албанию[2159]. Поэтому слова Первого секретаря о том, что «мы накануне войны», а также заявления о необходимости проведения закупок иностранной техники для нужд обороны были восприняты как свидетельство серьезности происходящего. Особенно тревожной ситуация становилась для руководителя АПТ после получения 7 июля 1978 г. албанской стороной официальной ноты правительства КНР. В документе говорилось не только об окончательном прекращении экономической и военно-технической помощи Тиране, но также делались обвинения албанских властей в саботаже при получении оказываемой помощи и напоминался её большой объем за прошедшие годы. Уже на следующий день Ходжа составил тезисы возможного ответа ЦК КПК[2160] и распорядился о срочном созыве заседания Политбюро. Но ещё накануне его проведения глава АПТ постарался использовать ситуацию для того, чтобы вновь заявить именно в армейской среде во время встречи с ответственными кадрами Министерства обороны 10 июля 1978 г. о существовании серьезной опасности для обороны Албании из-за прекращения помощи КНР. Судя по всему, Ходжа преследовал выполнение сразу двух задач. Во-первых, он лично информировал военных о произошедшем, показывая всю важность происходящего. И, во-вторых, не исключалось его желание не допустить распространения прокитайских настроений в военной среде, так как отныне Пекин обвинялся в предательстве, и не оставалось места для других интерпретаций[2161]. В свою очередь, начальник Генерального Штаба, заместитель министра обороны и член ЦК АПТ В. Лакая выступил 10 июля 1978 г. на торжественном совещании в министерстве, посвященном 35-летию создания Генерального штаба. Он заявил, что «отечество не может защищать только регулярная армия, но оно должно защищаться всем народом», а весь народ НСРА – это армия. Одновременно подчеркивался факт враждебного окружения Албании «импе-риалистами-ревизионистами», а также отвергался принцип «ограниченного суверенитета». Однако наиболее примечательным было утверждение Лакая о том, что «приём иностранных войск, даже под личиной так называемой “армии из социалистической страны” является в действительности оккупацией, потерей свободы и независимости»[2162]. Таким образом, отвергалась любая возможность военно-политического союза Тираны с какой-либо коммунистической страной и подчеркивалась ставка на собственные силы.

Заседание Политбюро, посвященное обсуждению сложившейся ситуации в албано-китайских отношениях, прошло 11 июля 1978 г. На нём Э. Ходжа заявил о том, что часть мероприятий по реализации двустороннего албано-китайского соглашения фактически оказалась сорвана, «не было закончено строительство и отозваны специалисты»[2163]. Глава АПТ сослался также на рекомендации китайской стороны пойти на заключение военного союза с Югославией и Румынией и заявил, что Албания сразу же отказалась от этого плана. Судя по всему, обращение Ходжи к этнополитическому фактору преследовало цель убедить присутствующих в необходимости его использования в отношении возможного союзника в лице СФРЮ. Его заявление было облечено в форму предупреждения СФРЮ, т. е. тем, кто будет «участвовать в китайских интригах против албанского народа, социалистической Албании», так как в таком случае «все албанцы повсюду как единое целое отвергнут их и победоносно выступят против них»[2164]. С целью подчеркнуть опасность происходящего Ходжа сослался на раскрытый в вооруженных силах заговор (речь шла о так называемой «группе Балуку»), участники которого якобы намеревались совершить государственный переворот[2165]. При обсуждении дальнейших действий, связанных с вручением ноты правительства КНР и с принятием решения об обнародовании факта получения ноты, чтобы «избежать кривотолков» (против чего была китайская сторона), Э. Ходжа упомянул о существовании неких писем покойного Мао Цзэдуна, в которых он якобы заявлял не только об изменении границ СССР, но также и европейских границ в будущем[2166]. Однако эта тема не была развита, вероятнее всего, из-за опасения, что в случае обнародовании подобной информации Албания могла столкнуться с серьезными проблемами в отношениях со своими соседями, так как являлась долгое время ближайшим союзником КНР и, таким образом, разделяла взгляды Пекина на перспективу изменения границ. Обмен китайской и албанской сторонами официальными нотами 27 и 29 июля 1978 г., содержавшими детали двусторонних связей, подтверждал делавшиеся ранее рядом экспертов предположения о подлинном характере взаимоотношений между НСРА и КНР[2167]. Ответ албанской стороны, будучи опубликован 30 июля 1978 г. в органе ЦК АПТ газете «Зери и популлит», привлек особое внимание. Он содержал конкретные статистические данные и факты политических консультаций между Тираной и Пекином, ранее не доступные посторонним из-за строжайшей секретности, окружавших их. Само обнародование албанской стороной плана китайского руководства о расширении военного сотрудничества между НСРА, СФРЮ и СРР, который албанское руководство называло планом «оси Тирана – Белград – Бухарест», уже являлось подтверждением делавшихся ранее зарубежными аналитиками предположений относительно внешнеполитических устремлений Пекина в Балканском регионе и в Восточном блоке в целом. Достоянием гласности стали рекомендации Чжоу Эньлая о необходимости взять на вооружение партизанскую тактику и заключить военный союз с Югославией и Румынией, которые могли выступить поставщиками вооружений для Албанской народной армии[2168]. Сам Э. Ходжа обвинял Б. Балуку как сторонника китайских рекомендаций и резко выступал против тактики «скольжения», «горной войны» и «теории партизанской войны», а также военного союза с Югославией и Румынией, видя в этих советах желание китайской стороны использовать Албанию в своих внешнеполитических стратегических планах в Балканском регионе[2169]. Глава АПТ следил за реакцией на албанский ответ и отмечал его резонансный характер[2170].