§6. Оценивая потенциал войны и мира

Оборонные возможности коммунистических стран Восточной Европы зависели от их внутриполитической и социально-экономической стабильности. Эти аспекты были в центре внимания политических кругов государств Западного блока, и разведывательные организации стран, входивших в Североатлантический альянс, стремились определить перспективы развития ситуации в Восточном блоке на ближайшее время. В соответствии с анализом, сделанным специалистами разведывательных организаций США, составившими в июне 1977 г. специальный документ «Перспективы Восточной Европы», в странах Восточного блока ожидалась в ближайшие три года нестабильность, так как «дестабилизирующий эффект разрядки[2073], медленный экономический рост и активность диссидентов добавятся к существующей напряженности между восточноевропейскими режимами и их народами»[2074]. Предполагалось, что влияние этих факторов не будет одинаковым для всех государств. Первой страной, где они могли проявиться, считалась Польша[2075], в то время как в Восточной Германии ситуация могла оставаться под контролем властей. В то же время государства Восточной Европы, как предполагали авторы документа, должны были стремиться к расширению торговых взаимоотношений с Западом, а СССР не стал бы противодействовать этому, так как не желал «их содержать». При отсутствии внутренней угрозы для восточноевропейских режимов не существовало, по мнению американских аналитиков, перспектив общественно-политической эволюции к менее авторитарной форме правления[2076]. Обращаясь к конкретной ситуации в странах-участницах Варшавского блока из числа Балканских государств, американские эксперты делали вывод: «Похоже, что на протяжении следующих нескольких лет партийный руководитель Чаушеску не ослабит своего жёсткого контроля над авторитарной политической и экономической системой»[2077]. Делались предположения о возможных проявлениях недовольства со стороны партийной номенклатуры и общества усилением культа личности Чаушеску, но, как полагали авторы документа, глава Румынии был способен справиться с такими проявлениями, в то время как экономические трудности в стране могли нарастать. Действительно, предпринимавшиеся Чаушеску меры не помогли режиму избежать серьезного кризиса, проявившегося 1-3 августа 1977 г На протяжении нескольких дней шахтеры крупнейшего угольного бассейна долины Жиу, расположенной на юго-западе страны, проводили массовую забастовку с требованием повышения зарплаты, улучшения условий труда и жизни. Власти с большим трудом, с помощью обещаний и репрессий смогли на время подавить растущее в обществе недовольство. Экономическая ситуация в Румынии во второй половине 70-х гг. всё более свидетельствовала о невозможности реализации требующих серьезных инвестиций проектов в сфере тяжёлой промышленности, включая и национальный ВПК. События в долине Жиу стали первым, но и не последним симптомом надвигавшегося социально-экономического кризиса. Реакция Н. Чаушеску была продемонстрирована им на состоявшейся 9 сентября 1977 г. конференции активистов и работников в области политического образования, пропаганды и идеологии. Глава СРР и РКП вновь заявил о необходимости расширения пропаганды и участия в ней образовательных и научных учреждений[2078].

С точки зрения ситуации в ОВД, Бухарест вызывал, по мнению экспертов, опасения у Москвы только из-за его позиций по вопросам единства блока. Остальные внешнеполитические инициативы румынского руководства, как полагали аналитики, для Кремля были несущественными, и не исключалась перспектива румыно-советского сближения по инициативе румынской стороны по конъюнктурным соображениям[2079]. Однако столь однозначный вывод не полностью соответствовал происходившему в румыносоветских отношениях. На состоявшейся 5 августа 1977 г. в Крыму встрече Л. И. Брежнева и Н. Чаушеску, длившейся четыре часа и в присутствии представителей высшей партийной номенклатуры и функционеров аппаратов двух партий – К. У. Черненко, А. И. Блатова, В. И. Потапова, Шт. Андрея, К. Митя и Чолака, обсуждались несколько тем. Главными среди них, помимо вопросов взаимоотношений румынской компартии с еврокоммунистами и позиции Румынии по поводу переговоров в Белграде, были двусторонние отношения между Москвой и Бухарестом. Советская сторона, хотя и осторожно, но крайне настойчиво стремилась добиться от румынской отказа от её взглядов как по вопросам национальной истории, сохранявшим свою актуальность (роль царской России на Балканах и в судьбе румынского народа, создание Молдавской ССР и этнополитическое развитие её населения), так и от особой позиции на международной арене, создававшей трудности для руководства СССР. Уже в отдельной беседе Чаушеску с Потаповым, являвшимся заведующим сектором Румынии в аппарате ЦК КПСС, и в исключительно осторожной форме последний упомянул о необходимости преодолеть «некоторую пассивность», появившуюся в области сотрудничества разведывательных органов двух стран[2080]. Эта вскользь затронутая тема в действительности была для Н. Чаушеску исключительно чувствительной и особенно в контексте его подозрений относительно возможных действий советских разведывательных служб в Румынии.

Другой партнер СССР по Варшавскому пакту – Болгария – по-прежнему рассматривалась экспертами как наиболее последовательный союзник Москвы без каких-либо перспектив изменения позиций её руководства по данному вопросу[2081]. Оценивая ситуацию, американские аналитики отмечали, что Тирана пыталась выйти из международной изоляции, осторожно налаживая отношения с Грецией, Турцией и Францией, но без явных признаков изменения своей внутренней и внешней политики[2082]. Роль и место КНР на международной арене в данном контексте продолжали оставаться актуальной темой и для стран Варшавского блока. Узкая группа представителей международных отделов аппаратов компартий СССР, Болгарии, Восточной Германии, Польши, Венгрии, Чехословакии, Монголии и Кубы провела 15-16 июня 1977 г. специальную встречу, посвященную общественно-политическому развитию Китая после смерти Мао Цзэдуна.

Начинавшие меняться в обоих противостоявших блоках подходы к оборонной политике стали особенно заметны в 1977 г. Первым серьезным шагом в этом направлении в ОВД стали общевойсковые учения «Запад-77» на Западном ТВД, проходившие в мае – июне 1977 г. при участии двух советских военных округов – Прикарпатского и Белорусского, трёх групп войск – Северной, Центральной и Группы советских войск в Германии (ГСВГ), а также Балтийского флота. В них участвовали подразделения и военные командования вооруженных сил Восточной Германии, Чехословакии и Польши. Задача учений, как она определялась при их планировании, заключалась в «развертывании группировок вооруженных сил на Западном ТВД, отражении вторжения противника, вводе в сражение оперативных резервов, развитии наступления в условиях применения ядерного оружия»[2083]. Отличительной особенностью плана учений была попытка использовать военно-оперативную обстановку начала советско-германской войны июня 1941 г. как основу для сценария действий имевшихся в распоряжении Варшавского пакта сил и средств середины 70-х гг. XX в. Идея эшелонированной обороны, координации действия фронтов и флотов, войсковых соединений, которые находились в глубине эшелонированной обороны и поэтому должны были быстро продвигаться к «первой линии», усиление роли оперативного командования – всё это создавало нестандартную ситуацию. Важным элементом учений, что подчеркивалось советской стороной, стало изучение боевого применения сил Варшавского пакта в «стратегической операции на континентальном ТВД с участием в ней группировок войск коалиционного состава и создания Главнокомандования на театре, роль которого выполнял Штаб руководства»[2084]. Несмотря, в целом, на положительные оценки, сделанные при разборе учений, выявилась серьезная слабость Варшавского пакта. Это объяснялось тем, что существовала реальная возможность ликвидации противником первого эшелона обороны и нанесение с его стороны серьезного урона последующим эшелонам. Являясь главным по значимости для ОВД и НАТО, Центрально-Европейский (по классификации Варшавского пакта и СССР Западный) театр военных действий выступал в данном случае как прототип для подобных операций и на других ТВД, включая Юго-Западный. Окончательно формирование Главных командований на Западном и Юго-Западном стратегических направлениях произошло в 1978 г. Это порождало у союзников СССР по Варшавскому пакту ощущение, что советская сторона собирается создавать отдельные штабы из состава общего штаба ОВД, с тем, чтобы они руководили действиями «на этих двух стратегических направлениях»[2085].

В определенной степени указанные недостатки компенсировались наличием серьезных межсоюзнических проблем у НАТО в средиземно-морско-балканском секторе его Южного фланга. В марте 1977 г. конфликт между Афинами и Анкарой по поводу планировавшихся турецкой стороной военных учений достиг такой степени, что о складывавшейся ситуации было сообщено президенту СГА Дж. Картеру советником по национальной безопасности 3. Бжезинским[2086].

На этом фоне интенсификация взаимоотношений СССР с Югославией приобретала особое значение. Визит партийно-государственной делегации во главе с главой СФРЮ и СКЮ в Москву 16-19 августа 1977 г. рассматривался югославской стороной как успех, что отмечали и зарубежные наблюдатели[2087]. Награждение Тито орденом Октябрьской революции символизировало не только нормализацию, но и укрепление советско-югославских отношений. В свою очередь, глава СФРЮ надеялся на получение советских кредитов, расширение торговли и, самое главное с точки зрения укрепления обороноспособности страны, проведение закупок оружия и военного снаряжения и лицензий на его производство. Заинтересованность в достижении этих целей тем не менее не повлияла на позиции югославской стороны по вопросу «различных путей развития социализма». Как эта поездка, так и состоявшийся 30 августа – 7 сентября 1977 г. визит в Пекин рассматривались югославским руководством с точки зрения не только внешнеполитических[2088], но и оборонных планов, так как Белград нуждался в расширении военно-технического сотрудничества. Однако сближение с СССР и его союзниками таило для Белграда определенную опасность, так как усиливавшееся давление со стороны Восточного блока на Движение неприсоединения и попытки оказания влияния на его членов в интересах Москвы создавали проблемы для югославского руководства, рассчитывавшего сохранить и укрепить свои независимые позиции. Этот аспект внешнеполитического курса Югославии порождал внутри югославского руководства и, прежде всего, лично у Тито подозрения в отношении любых действий представителей военного истеблишмента, прямо или косвенно имеющих отношение к внешнеполитической теме. Осенью 1977 г. по подозрению в организации заговора с поста заместителя министра обороны был снят генерал Дж. Иованич. Генерал, как считал Тито, вовлёк в этот заговор и его жену Иованку. Более того, существовали серьезные подозрения о том, что в перевороте был якобы заинтересован СССР. В определенной степени этим подозрениям способствовала биография генерала, некогда учившегося в Военной Академии им. К. Ворошилова, а затем занимавшего ответственные командные должности, включая штабные, связанные с военным планированием и разведкой. Поэтому, когда Иованич встретился на консультациях с представителями руководства Союзного Секретариата Народной Обороны и Генерального штаба для обсуждения кандидатуры будущего министра обороны (генерал армии Н. Любичич[2089] находился на своём посту уже третий срок), это, вероятно, было расценено Тито как стремление сплотить вокруг себя генералитет и получить у него поддержку. Так называемый случай Иованича стал известен и за пределами Югославии, несмотря на стремление Тито не привлекать внимание к произошедшему В составленном в 1980 г. аналитическом документе ЦРУ в этой связи отмечалось, что не существовало никаких реальных доказательств «просоветской» настроенности генерала, а в самих югославских военных кругах циркулировало несколько версий событий, начиная с того, что Иованич «подставился» (этот термин использовал Б. Мамула) каким-то образом с Иованкой. Сам Иованич подозревал в произошедшем начальника контрразведывательной службы генерала Д. Чуича, в действительности, как выяснилось позже, не причастного к событиям[2090].

Расстановка сил в югославском руководстве и перспектива развития ситуации в СФРЮ в ближайшем будущем являлись предметом особого интереса главы соседней Албании – Э. Ходжи. В декабре 1977 г. он рассматривал происходившее с учётом военно-стратегического положения в регионе и взаимоотношений двух сверхдержав – США и СССР. Изначально прогноз Э. Ходжи базировался на твёрдом убеждении в том, что после смерти главы СФРЮ И. Броз Тито в стране наступит период долгой дестабилизации[2091], а СССР и США будут стараться получить контроль над страной. В соответствии с этим сценарием «для каждой из двух больших военных группировок в Европе обладание Югославией означает усиление стратегических позиций в отношении противоположной стороны. В случае, если НАТО потеряет своё влияние в Югославии, то тогда Советский Союз получает выгоду, отколет Грецию [от НАТО], создаст угрозу Австрии, получит проход в Италию, станет доминировать в Адриатике и Средиземноморье. Таким образом, НАТО понесёт большие стратегические потери. Но позволит ли это сделать американский империализм? Я думаю, что едва ли. Будет ли воевать американский империализм с Советским Союзом, если тот глубоко запустит когти в Югославию или захватит её военным путём? Я думаю, что НАТО не будет сидеть сложа руки, пока дело не дошло до большого пожара, за Югославию начнётся ожесточенная борьба экономическими и политическими методами, которыми они располагают. Смерть Тито создаст для нас головную боль»[2092]. В этой связи для Албании было важно оградить себя от возможных последствий внутриполитической нестабильности СФРЮ. Поэтому Тиране было необходимо иметь нормальные отношения с Афинами, так как, по мнению Ходжи, на часть греческой территории могла претендовать поддержанная со стороны СССР и НРБ югославская республика Македония, в укреплении позиций которой в регионе Эгейского моря были, как считал глава Албании, заинтересованы Москва и София[2093]. Отличительной основой этого прогноза от предыдущих, сделанных на протяжении первой половины 70-х гг. XX в., было особое внимание его автора к албанскому фактору.

Избранный Вашингтоном подход к складывавшейся в Восточной Европе ситуации способствовал тому, что осенью 1977 г. президент Дж. Картер подписал директиву о дифференцированном отношении к государствам региона. В центре преимущественного внимания оказывались Польша и Румыния, с которыми предусматривалось развивать активное торгово-экономическое сотрудничество. Близкой в американских приоритетах по своим позициям к двум упомянутым странам являлась Венгрия. Менее всего Вашингтон был склонен давать какие-либо преференции Болгарии, ГДР и Чехословакии, внутриполитический режим которых и высокая степень лояльности в отношении СССР рассматривались американской стороной крайне критически[2094].

Необходимость получения и обработки разведывательной информации по вопросам, имевшим непосредственное отношение к оборонным потребностям США, определила характер мер, принимавшихся американским руководством. Усиление роли разведывательного сообщества в формулировании внешнеполитической и оборонной политики рассматривалось администрацией президента Дж. Картера как условие успешного интегрированного подхода к проблемам безопасности. В этой связи 4 августа 1977 г. глава Белого дома подписал специальную директиву о реорганизации разведывательного сообщества[2095] и создании в его структуре специального Национального разведывательного центра определения задач (National Intelligence Tasking Center), который бы занимался постановкой целей разведывательной работы и аналитической обработки информации. В его состав вошли военные и гражданские специалисты. По объективным причинам такой подход к кадровому составу НРЦОЗ повышал роль последних в процессе определения самого разведывательного интереса вне корпоративных рамок военных.

Определенные изменения в области координации разведывательной деятельности происходили и в Восточном блоке. СССР и страны-участницы Варшавского пакта (за исключением Румынии), а также ближайшие советские союзники, не входившие в блок – Монголия, Куба и Вьетнам – подписали в 1977 г. специальное соглашение о создании системы объединенного учета данных о противнике (СОУД). Эта интегрированная система, начавшая действовать с 1979 г., была рассчитана на глобальный сбор (перехват) и классификацию данных радиоэлектронной разведки, для чего существовали два головных компьютерных центра – в ГДР и СССР.

На фоне обострявшихся взаимоотношений с КНР и в условиях усиливавшейся самоизоляции НСРА на международной арене Э. Ходжа всё активнее обращался к вопросу о необходимости усиления обороноспособности страны и готовности борьбы с агрессором. Окончательно воспринятая режимом концепция автаркии и постоянно присутствовавший в политической пропаганде тезис «осажденной крепости» влияли на формулирование военно-стратегических задач оборонной политики. Это с особой силой проявлялось во время начавшей проводиться с сентября 1977 г. уже на регулярной основе серии военных учений с привлечением большого количества техники и личного состава не только регулярной армии, но и Добровольческих сил народной самообороны. Сценарий учений отражал представления албанской стороны о вероятных направлениях возможного нападения на Албанию. Проводившиеся в конце сентября 1977 г. в районе г. Люшня военные учения под названием «Арденица» были призваны обеспечить отработку совместных действий регулярной армии, включая танковые подразделения, с Добровольческими силами самообороны против иностранного авиадесанта, который, по условиям вводной, был сброшен в долине горы Арденица[2096]. Этот район был выбран не случайно, так как он имеет непосредственный выход к морю, а сама долина удобна для проведения десантной операции. Более того, в этом регионе власти использовали труд политзаключенных для осушения находившихся там болот, а также ссылали в эти места неблагонадежных с точки зрения режима. Вероятно, данный фактор также брался в расчёт. Прибывшие 25 сентября для разбора учений член Политбюро ЦК АПТ X. Капо, начальник Генерального штаба В. Лакай и заведующий военным отделом ЦК АПТ Г. Чучи достаточно жёстко критиковали руководителей учений за неумение обеспечить взаимодействие частей армии и Добровольческих сил, а также слабую военную подготовку партийных кадров[2097].

Военные учения, целью которых была подготовка к возможному отражению внешней агрессии, сочетались осенью 1977 г. с политической кампанией. Основным её содержанием были обвинения КНР в предательстве коммунистических принципов. Одновременно критиковалась концепция «трёх миров» – полуофициальная доктрина внешнеполитической деятельности КНР практически с 1974 г., в соответствии с которой государства были разделены на три основные политико-экономические группы (миры): сверхдержавы, их союзники и развивающиеся страны. В свою очередь, Пекин выступил с заявлением (так называемые 35 тысяч слов) в защиту этой теории. Албанская сторона усилила остроту своей публичной критики в адрес КНР. Второй человек в иерархии коммунистической номенклатуры НСРА – премьер-министр и министр обороны М. Шеху выступил одновременно как против Китая, так и соседней Югославии. Власти последней обвинялись в преследовании албанцев, проживавших в СФРЮ. Подобные действия со стороны Албании воспринимались в самой Югославии и за её пределами как поддержка албанского ирредентизма. Одновременно Шеху открыто обвинил руководство КНР в том, что оно подготавливало заговор с целью свержения албанского руководства.

В ноябре 1977 г. глава МВД К. Хазбиу представил Э. Ходже по требованию последнего специальный документ, в котором детально анализировалась ситуация в Косово и варианты решения косовской проблемы. Единственный раз и только в этом секретном материале, составленном официальным ведомством коммунистической Албании, выдвигался тезис о том, что правительство НСРА поддерживает идею объединения албанцев, а также высказывался прогноз развития ситуации в СФРЮ после смерти Тито. В документе, в частности, заявлялось о том, что «мы [НСРА] поддерживали всеми силами косоваров, насколько позволяли возможности развития ситуации. И мы были за то, чтобы они соединились с Албанией, потому что это обеспечило бы национальное единство»[2098]. Одновременно в документе, составленном в МВД, а по сути, в разведке – Управлении государственной безопасности, являвшемся структурным подразделением министерства, заявлялось и о том, что «по Косову работают иностранные силы, Соединенные Штаты и СССР» в контексте планов этих государств, «доминирующих в Югославии», они «ведут активную работу по выявлению различных внутренних процессов в стране и титовском государственном аппарате»[2099]. Основной упор при работе по Косово в материале, представленном К. Хазбиу, рекомендовалось сделать на пропаганду и культурно-массовые мероприятия, способствовавшие укреплению национальных чувств албанцев. В то же время ставилась задача подготовки военного плана на случай чрезвычайной ситуации и в этой вязи определялись задачи изучения местности, возможностей людских ресурсов албанского населения и говорилось о разработке оперативного плана, предусматривавшего несколько сценариев[2100]. Во время обсуждения документа глава АПТ заявил о том, что «косовский вопрос имеет огромное значение для свободы Албании; Косово является большой силой для обороны Албании, силой, которая служит укреплению [позиций] Албании на Балканах и в Европе». В связи с этим он потребовал не жалеть средств и сил на Косово, так как они, по его мнению, не пропадут напрасно в будущем[2101].

Межблоковые и межгосударственные противоречия на региональном уровне, прямо или косвенно, затрагивали один из главных вопросов оборонной политики блоков – планирование и применение ядерного оружия в момент военно-политического кризиса. К концу лета 1977 г. американские аналитики, занимавшиеся изучением соотношения ядерных сил двух блоков – НАТО и ОВД, а также двух сверхдержав на европейском театре возможных боевых действий, отмечали, что «в то время как НАТО продолжает пользоваться в определенной степени преимуществами в области тактических ядерных сил в Центральной Европе на основании самого факта исключительного обладания ядерной артиллерией там и качества своих тактических ракет “земля-земля”, подавляющее преимущество, которое она [Организация Североатлантического альянса] имела в 60-е гг., ныне подрывается из-за проводимых Советами усовершенствований. Вероятно, Советы полагают, что усиление их собственных ядерных сил на ТВД сократило как политическую, так и военную ценность аналогичных сил НАТО. Когда Советы ликвидируют монополию НАТО на ядерную артиллерию в Центральной Европе, ценность этого оружия как сдерживающего понизится»[2102]. Проведение войсковых оборонительных операций в масштабах фронта на Северном и Центральном ТВД как на наиболее вероятных с точки зрения советской стороны направлениях развития конфликта между двумя блоками рассматривалось советскими военными в 1977 г. в следующем виде: «Восток, в случае если Запад развяжет войну в Европе, готовит проведение стратегической наступательной операции с целью нанесения поражения силам Северной армейской группы и Центральной армейской группы, 2-й и 4-й группировке тактической авиации, военно-морским силам Запада; заставит “коричневых”, “сиреневых” и “фиолетовых” выйти из войны[2103]. Имея в виду высокий уровень боевой готовности войск Северной армейской группы, боевые действия могут быть начаты в течение пятисеми дней с помощью нанесения массированных внезапных воздушных ударов и с помощью переброски наземных сил по линии Гамбург – Щецин и Ганновер – Берлин, при этом в обоих случаях с использованием ядерного оружия и только имеющимися средствами»[2104].

Американские эксперты, ещё не знакомые с советской оценкой вероятного места боестолкновения двух блоков, делали в декабре 1977 г. похожий вывод. В соответствии с ним «бронетанковые дивизии являются основой мощи пакта [ОВД]: структура сухопутных сил пакта и доктрина подчеркивают важность скорости в наступательных операциях. Все эти элементы подчеркивают разделяемую [членами НАТО] обеспокоенность главной опасности для НАТО: силы Варшавского пакта могут воспользоваться преимуществами, обусловленными наличием наиболее слабых мест у НАТО с целью использовать их как собственные преимущества при нападении… Эти уязвимые районы – бельгийский, британский и голландский сектора северогерманского плато, где ландшафт наиболее пригоден для продвижения бронетанковой техники. Здесь силы НАТО менее всего способны ответить на этот вызов. Прорыв пакта в этот район перережет основную коммуникационную артерию войск США и Германии в Южной Германии»[2105].

Одной из принципиальных как для СССР, так и в целом для ОВД проблем второй половины 70-х гг. было усовершенствование возможностей объединенной системы ПВО и введение в действие автоматических систем контроля. Проведенное 29 ноября – 2 декабря 1977 г. заседания Комитета министров обороны стран-участниц Варшавского пакта в Будапеште было посвящено именно этой проблеме. В докладе командующего ОВС ОВД советского маршала В. Г. Куликова содержалась констатация неудовлетворительного состояния объединенной системы ПВО и ставилась задача не только развития её автоматизированных узлов, но и стандартизации вооружений[2106].

Военно-техническое сотрудничество между европейскими коммунистическими государствами как на индивидуальной, так и на коллективной основе, либо в рамках ОВД, либо в соответствии с подписанными с КНР соглашениями, свидетельствовало об усилении получившей развитие в конце 60-х – начале 70-х гг. XX в. тенденции укрепления формировавшегося в этих государствах (при всем различии масштабов процесса) военно-промышленного комплекса. Это имело прямое отношение к оборонной и внешней политике Болгарии и Румынии как участников Варшавского пакта, Югославии – одного из ведущих членов Движения неприсоединения и Албании – коммунистического самоизолировавшегося государства. Национальные ВПК данных стран пытались активизировать сотрудничество с государствами «третьего мира» в области поставок им различных типов вооружений[2107]. В то же время в экспорте вооружений КНР Албания, Румыния и Югославия занимали намного меньшее место, чем те же государства «третьего мира»[2108].

Реализация румынской программы развития тяжёлой индустрии и создания собственного ВПК сопровождалась заимствованием средств из источников МВФ, а также получением кредитов, предоставляемых на двусторонней основе странами Западного блока и КНР. Потребности военного производства и, прежде всего, создание важных узлов тяжёлой техники, включая боевые самолёты, выявили недостаточную подготовленность румынских проектировщиков к работе над силовыми установками – двигателями как для танков, так и для сверхзвуковых самолётов. Аналогичная ситуация складывалась и с гражданской авиацией, развитие которой считалось главой Румынии необходимым шагом на пути индустриализации страны. Помимо нелегальных путей приобретения образцов техники и технической документации румынской стороной, Бухарест стремился получить доступ к западным технологиям двойного назначения по официальным каналам, используя свою особую позицию в рамках Варшавского пакта. В то же время, по свидетельству имевших к этому непосредственное отношение лиц, несмотря на проводимый руководством Румынии внешнеполитический курс, вопреки явной слабости экономики страны, что особенно проявилось в 1978 г., когда поднялись цены на нефть, Чаушеску продолжал «экспортировать важную продукцию в Советский Союз, выступая в роли передаточного канала западной технологии в Москву», а «секретные договоренности с Москвой, такие как соглашения между двумя секретными службами о покупке западной технологии, являлись святой обязанностью» главы СРР[2109].

После долгих переговоров румынской стороны с западногерманскими партнерами 2 июля 1977 г. был подписан договор о создании совместного предприятия по производству 100 гражданских самолетов «VFW-Fokker 614», из которых половина предназначалась для продажи третьей стороне[2110]. Однако вскоре, ввиду дороговизны производства, проект был заморожен. Проходившие 9 декабря 1977 г. в правительстве Западной Германии обсуждения с участием министров и канцлера страны Г. Шмидта по вопросу «проекта VFW 614» выявили недовольство главы германского правительства действиями румынской стороны, а также затребованной Бухарестом суммой несвязанного кредита, составлявшего 500 млн марок ФРГ. Однако для Бонна было важно урегулировать отношения с главой коммунистической Румынии, имея в виду два важных для ФРГ вопроса: согласие румынских властей на выезд представителей немецкого меньшинства из СРР на постоянное место жительства в Западную Германию[2111]и, во-вторых, необходимость проведения своей «восточной политики» на перспективном «румынском направлении», имея в виду особую позицию, которую занимала эта страна в Восточном блоке и её географическое расположение в Юго-Восточной Европе, представлявшей политический и экономический интерес для Бонна. Придание визиту именно политического характера и обсуждение экономических вопросов «в общих чертах» было важно для руководства ФРГ[2112]. В то же время отношение Г. Шмидта к действиям румынской стороны было крайне негативным, и он начал встречу с министрами «с заявления о своём неудовольствии по поводу [предстоявшей] поездки в Румынию, в которую его “втравили”»[2113]. Возобновление обсуждений румынской и западногерманской стороной продолжения проекта строительства гражданского самолёта закончилось подписанием протокола «По результатам переговоров 22 и 23 декабря 1977 г. между представителями правительства СРР и компанией VFW Fokker программы сотрудничества по VFW 614»[2114]. В конечном счёте, лишь после этого германская сторона хотя и не получила ответа на вопрос о сроках подписания окончательного договора, согласилась 24 декабря на предоставление 700 млн марок ФРГ кредита[2115], а канцлер Г. Шмидт пообещал прибыть с визитом в Румынию[2116], что и произошло 6-7 января 1978 г. Для Н. Чаушеску было важно демонстрировать как на Западе, так и на Востоке свою внешнеполитическую активность, усилить собственный престиж на международной арене в политических целях, а также получить возможность для реализации провозглашенных хозяйственно-экономических планов. Такая позиция рассматривалась румынским руководством как наиболее приемлемая как с точки зрения развития национального ВПК, так и всей оборонной политики в целом.