Маршал… упущенных возможностей

«Трагическое заблуждение Наполеона всем известно, – писал Виктор Гюго в романе „Отверженные“, – он ждал Груши, а явился Блюхер – смерть вместо жизни. Судьба порой делает такие крутые повороты: человек рассчитывал на мировой трон, а перед ним возникает остров Святой Елены». А С. Цвейг называл Груши «невольным вершителем судьбы Наполеона», ибо император до последней минуты верил, что «если его маршал подоспеет вовремя, над Францией еще раз засияет солнце Аустерлица». Но так ли уж виноват незадачливый маршал? И мог ли он помешать пруссакам прорваться к Ватерлоо или отвлечь на себя хотя бы часть войск Блюхера?

Действия Груши накануне и в день сражения многие современники и историки называли странными, загадочными и даже предательскими. По словам Наполеона, сказанным им на острове Святой Елены, Груши мог бы и должен был спасти положение. Он считал, что поле боя находилось не так уж далеко от Валена, дороги были не так уж и плохи, а пруссаки вовсе не следили за корпусом маршала неусыпно.

Однако на самом деле ситуация была гораздо сложнее, нежели ее представлял ссыльный император. Поле боя действительно находилось всего в 30 км. Но это если идти по прямой. А ведь войскам пришлось бы идти в обход по извилистым улочкам, которые были в плохом состоянии после прошедшего накануне сильного ливня. И можно предположить, что Груши смог бы добраться до поля битвы не раньше восьми-девяти вечера, когда сражение уже закончилось. Пруссаки в тот день прошли по тем же местам в Планшенуа, что заняло у них восемь с половиной часов, не считая задержки в Вавре. Груши предстояло пройти на три мили больше. Так что даже при самых оптимистичных расчетах он не мог подойти к полю битвы раньше или хотя бы в одно время с пруссаками. Его пехотные части просто физически не могли этого сделать. Вот какие доводы в защиту маршала приводит Н. В. Промыслов: «Груши получил задачу, которую было крайне трудно выполнить: он должен был найти и сковать армию, превосходящую его корпус по численности более чем вдвое. Весь следующий день маршал преследовал прусскую армию, а точнее, как выяснилось позже, отделившийся от основных сил корпус Тильмана. Когда в середине дня 18 июня маршал получил приказ императора идти к Ватерлоо, чтобы поддержать его в сражении против англичан, корпус Груши находился на большом удалении от места сражения, а часть его войска уже была втянута в бой с Тильманом».

Однако, независимо от этого, маршала есть в чем серьезно упрекнуть. С самого начала преследование отступающего Блюхера велось им очень вяло и непростительно медленно. Во время этого преследования Груши продемонстрировал отсутствие личной инициативы и в какой-то мере тактическую и стратегическую ограниченность. Несмотря на солидный военный опыт, он оказался совершенно несостоятельным в роли независимого командира, способного самостоятельно принимать решения в зависимости от складывающейся обстановки. К сожалению, каждый свой шаг маршал делал с оглядкой на Наполеона и на получение дальнейших указаний от него. Нет никакого сомнения, что будь на его месте такие маршалы, как Ланн, Даву, Массена, Сюше или Мюрат, ситуация была бы несколько иной. Действия Груши у Вавра должны были быть более решительными.

Кроме того, плохо была организована разведка, из-за чего не было точных сведений о действиях прусской армии. Если бы разведка действовала отлаженно и точно определила, что основная часть пруссаков двинулась от Вавра к Ватерлоо (а не к Брюсселю, как предположил Груши), то французы могли бы преследовать Блюхера с максимальной скоростью, чтобы отвлечь на себя по крайней мере хвостовые колонны двух прусских корпусов, а сил у Груши для этого было достаточно. Подобный удар, нанесенный во второй половине дня 18 июня, позволил бы Наполеону не вводить в бой против Бюлова корпус генерала Мутона, тем более что наступление пруссаков долгое время сдерживала молодая гвардия. Император мог бы тогда бросить корпус Мутона против англичан, и при таком наращивании удара Веллингтон, уже на три четверти побежденный, вряд ли смог бы удержать свои позиции и отступил бы.

Недостатки и промахи, допущенные Груши при выполнении поручения Наполеона, дают основание утверждать, что его маршальство – это история упущенных возможностей. Можно согласиться с известным военным историком и писателем Дэвидом Чандлером, который писал, что для Груши должность маршала оказалась «несоизмеримой с его способностями, особенно при встрече с таким искушенным противником, как старый вояка Блюхер». Кроме того, давая оценку Груши как военачальнику, историк вполне резонно замечает: «Совершенно необъяснимо… почему император поставил командовать правым флангом маршала Груши – талантливого кавалерийского генерала, мало знакомого с тактикой пехоты».

Да, конечно, из-за бездействия Наполеона, не организовавшего немедленного преследования разбитого у Линьи Блюхера, пруссаки опережали в движении французов на 15 часов. Но при этом, получив приказ на преследование, Груши смог собрать свои силы только 17-го пополудни и двигался за пруссаками недопустимо медленно. Оправдания маршала (как и некоторых историков, пытавшихся защитить его и обвинить в медлительности марша войск Груши Наполеона, плохую погоду и усталость солдат) в том, что его солдаты вынуждены были идти по размытым от дождя дорогам, а также сталкивались с другими препятствиями, покажутся не очень убедительными, если взглянуть на действия прусской армии и ее командиров.

Достаточно только посмотреть на карту и понять: чтобы попасть на поле Ватерлоо, Груши нужно было сначала разбить пруссаков, которые стояли между ним и полем Ватерлоо. Прусская армия тоже шла по плохим дорогам, размытым дождем, но она была ближе, численность солдат в ней была в три раза больше, чем в корпусе Груши. Блюхер оставил один корпус сдерживать маршала, а с остальными поспешил спасать союзников и успел вовремя, хотя мог и не успеть – дороги были действительно ужасными…

У Линьи по непролазной осенней нидерландской грязи армии Наполеона носились, как по учебному плацу. Войска вражеской коалиции не успевали соединиться и разлетались от ударов французов во все стороны. Наконец, изгнав с поля боя пруссаков под командованием фельдмаршала Блюхера, император отрядил маршала Груши преследовать отступающих и отправился на охоту за последним в этой кампании противником – британцами, которыми руководил герцог Веллингтон. Встреча самой блистательной армии с самой упрямой разразилась близ нидерландского (ныне бельгийского) городка Ватерлоо. Веллингтон, как обычно, выбрал самую удобную для обороны позицию. В осенней грязи его войска, как всегда, держались до последней возможности – даже когда сопротивление выглядело совершенно безнадежным. Чтобы прорвать британскую оборону, Наполеон бросил в бой последние резервы. Гром пушек даже сквозь туман разносился на десятки новомодных в ту пору – именно революцией введенных – километров. Эту канонаду слышали Блюхер и Груши. Но выводы сделали, однако, разные…

Блюхер не зря слыл старым лисом. Приказы он, конечно, тоже исполнял – но так, что авторы приказов только диву давались. Вот и сейчас он исхитрился ночью оставить перед носом у Груши скромный арьергард, а основные силы увел на выручку союзника. В авангарде Груши быстро почувствовали неладное. Слишком уж мало следов оставляла армия, за которой они гнались. А главное – слишком долго слышалась пальба у Ватерлоо. Если Веллингтон все еще не сломлен – не лучше ли прекратить преследование и помочь главным силам? В конце концов, генералы не выдержали – обратились к маршалу напрямую. Они не только сомневались в успехе своей погони, но и понимали: если британцы возьмут верх, бить пруссаков будет незачем. Понимал это и Груши.

У Наполеона была возможность выбирать, и его маршалы действительно были цветом армии. Но за всю свою карьеру Груши ни разу не ослушался приказа. А тут приказ был прямым и недвусмысленным: гнаться за пруссаками, не дать им оправиться и перегруппироваться. Именно поэтому военный совет, проведенный на марше, не изменил ничего – армия Груши продолжала погоню за призраком Блюхера, с каждым шагом удаляясь от Ватерлоо. Так что помощи Наполеону не предвиделось, хотя в обычных обстоятельствах помощь и не потребовалась бы. Последние французские резервы уже почти прорвали британскую оборону. Наполеон был в двух шагах от победы. Но в этот самый момент войска Блюхера ворвались на поле боя – и антинаполеоновская чаша весов перевесила.

После разгрома у Линьи прусские войска практически не имели возможности отдохнуть, однако они достаточно быстро собрались и так же быстро отошли к Вавру, где уже к полудню 17-го Блюхеру удалось собрать основную часть своих сил. Как отмечает английский историк Эдит Саундерс: «Дисциплина и организованность позволили пруссакам сделать то, что Наполеон посчитал невозможным». К сожалению, этого никак нельзя сказать о маршале Груши и его действиях. Да, дороги были размыты, войска из-за этого двигались медленно. Однако в истории войн можно найти много примеров маршей, выполненных при аналогичных погодных условиях (и, возможно, даже худших), правда, и это стоит отметить особо, благодаря решимости и решительности самого командующего и его офицеров. Перед Аустерлицем войска Даву прошли по раскисшим от оттепели дорогам, по колено в грязи, за два дня почти 140 километров, причем в первый день было пройдено почти 90 км. Скорость движения войск маршала Ланна, независимо от погодных условий, была всегда самой быстрой во французской армии. Марши Суворова под Рымником и Фокшанами тоже стоят того, чтобы быть упомянутыми здесь как пример, причем условия в этих случаях осложнялись тем, что, покрыв расстояния в 100 км, русские солдаты сразу же вступали в бой и выиграли оба сражения. Примеров можно приводить много, но достаточно и этих. Будучи опытным командиром, проведшим в наполеоновских походах много времени, Груши не мог не знать, какое пристальное внимание Наполеон уделял быстроте передвижения армии. А между тем корпус Вандама, входивший в группировку Груши, двигался со скоростью всего два километра в час, пройдя за полдня чуть более 7 километров.

Однако на этом история несчастий маршала Груши не заканчивается. В 10 часов вечера он после долгих размышлений написал Наполеону: «Сир, имею честь сообщить Вам, что я занял Жамблу, и моя кавалерия находится в Совеньере. Силы противника, численностью около 30 тысяч человек, продолжают отступать…Из многих источников стало известно, что по прибытии в Совеньер они разделились на три колонны; одна, по-видимому, пошла по дороге на Вавр, пройдя мимо Сарт-а-Вален, в то время как остальные направились в Перве. Из этого можно заключить, что одна часть намерена присоединиться к Веллингтону, центр под командованием Блюхера отступит к Льежу, тогда как другая колонна с артиллерией отступит к Намюру. Генерал Эксельманс имеет приказ послать сегодня вечером в Сарт-а-Вален шесть эскадронов, и три эскадрона – в Перве. Действуя в соответствии с их данными, в случае, если значительные силы пруссаков отступят к Вавру, я последую за ними, чтобы не допустить их возвращения в Брюссель и отделить их от Веллингтона. Однако если подтвердятся сведения о том, что основные силы идут к Перве, я буду преследовать их по дороге в этот город…»

Получив это донесение Груши, Наполеон, как это ни странно, не придал особого значения его содержанию. Между тем в письме, по словам Дэвида Чандлера, «приводилась правильная догадка Груши о том, что масса армии Блюхера на самом деле отступает к Вавру». Но император оставил рапорт маршала без ответа. «Это страшное упущение, – отмечает историк, – было исправлено им только в 10 часов утра, что явилось его первой большой ошибкой, совершенной 18 июня, ибо если бы он реагировал даже просто с обычной скоростью и осторожностью и приказал бы Груши направиться в Оэн, тогда только один корпус армии Блюхера в лучшем случае мог бы участвовать в битве при Ватерлоо».

А теперь обратимся к детальной хронике событий. Как уже упоминалось, накануне Ватерлоо, 17 июня, войска Груши вышли в поход лишь в два часа дня и продвигались с большими передышками чрезвычайно медленно. Остановившись на постой в местечке Жамблу, французский маршал получил точные сведения о продвижении прусских войск, но не сделал практически ничего, чтобы остановить их, хотя такие шансы у него, несомненно, были! Утром 18 июня, уже в день битвы при Ватерлоо, Груши отдал приказ о выдвижении только в 8 часов утра. В десятом часу утра завтрак Груши был прерван раздавшейся вдалеке канонадой. Генерал Жерар резко, но справедливо упрекнул командующего в бездействии и предложил немедленно идти на звук боя (это было начало битвы при Ватерлоо). Если бы Груши принял это разумное предложение, то, несомненно, догнал бы прусские войска, но он, сославшись на приказ Наполеона (дошедший с запозданием и потому фактически устаревший), настоял на преследовании армии Блюхера. Время было упущено, а вместе с тем катастрофически таяли шансы французской армии на победу.

Около 4 часов утра 18 июня Блюхер приказал корпусу Бюлова – свыше 30 тысяч человек – выступить из Вавра на поддержку Веллингтона, стоявшего на плато Мон-Сен-Жан, близ Ватерлоо. И хотя дороги были размыты сильным ливнем, авангард пруссаков уже к 12 часам дня сумел достичь местечка Сен-Ламбер (менее чем в 5 километрах от поля сражения). За Бюловым последовали оставшиеся корпуса5 прусской армии. Для прикрытия своих действий Блюхер оставил в Вавре только корпус генерала Тильмана (около 22 тысяч человек) с приказом как можно дольше сдерживать французские войска.

Что ж, энергия, смекалка и решительность Блюхера заслуживают всяческого одобрения. Вызывает уважение и его проницательность, чего никак нельзя сказать о дальнейших поступках безынициативного и нерасторопного маршала Груши. На протяжении всей ночи на 18 июня Груши пытался разобраться в ситуации. В 6 часов утра он написал Наполеону: «Сир, все рапорты и собранные сведения подтверждают, что противник отступает к Брюсселю, чтобы там сконцентрироваться или дать сражение после объединения с Веллингтоном. 1-й и 2-й корпуса армии Блюхера, по-видимому, идут – соответственно – к Корбе и Шомону. Должно быть, они покинули Туринн вчера в 8.30 вечера и шли всю ночь; к счастью, погода была такой плохой, что они вряд ли могли продвинуться далеко. Я вскоре отправляюсь в Сарт-а-Вален и оттуда поеду в Корбе и Вавр». Судя по этому рапорту, Груши явно недооценил своего противника и возможности его передвижения на марше.

По мнению таких выдающихся представителей военной науки, как Жомини, Клаузевиц, Шаррас и Уссе, Груши следовало сделать утром 18 июня все возможное, чтобы успеть пересечь Диль под Мустье и разместиться поближе к театру действий Наполеона. В таком случае, по словам Дэвида Чандлера, маршал «смог бы поставить своих людей в выгодную позицию для атаки во фланг прусских войск на их пути к Сен-Ламберу…». Правда, генерал Хэмли в своей книге «Военные операции» выражает иное мнение. По его словам, Груши не мог знать, что Веллингтон и Блюхер в течение дня окажутся в Ватерлоо: он полагал, что союзники объединятся в Брюсселе. Если бы таковым было их намерение, Груши, «направившись в Вавр, серьезно воспрепятствовал бы их сообщению с базой близ Лувена и либо помешал бы им осуществить их намерения, либо чудовищно осложнил бы их положение». Ошибкой Груши в это время было то, что он не смог разгадать истинные намерения противника.

Маршал решил в точности выполнять приказ Наполеона о преследовании армии Блюхера, которой не было уже у Вавра и движение которой к Мон-Сен-Жану прикрывал только корпус Тильмана. Но Груши еще больше укрепился в своей правоте, когда около 4 часов вечера получил приказ, подписанный начальником штаба французской армии Сультом и подтверждавший необходимость его войскам двигаться на Вавр.

Итак, Груши не спеша направился к Вавру, в то время как первые прусские батальоны уже выходили на правый фланг французов, ведущих бой у Мон-Сен-Жана. Но даже у Вавра маршал действовал не столь решительно и корпус Тильмана, имевший меньше сил, достаточно уверенно отражал все атаки французов. Только к концу дня Груши удалось сломить упорное сопротивление пруссаков, но этот частичный успех уже не имел никакого значения. Генеральное сражение кампании 1815 года у Ватерлоо, а с ним и вся война были проиграны.

Но не меньше просчетов накануне и в день битвы у Ватерлоо допустил и сам Наполеон. Помимо непозволительного промедления в преследовании армии Блюхера сразу же после сражения у Линьи, он не сумел своевременно и объективно оценить сведения, поступавшие к нему из разных источников, о продвижении и группировке сил противника. Так, незадолго до начала сражения у Ватерлоо Наполеон провел совет с главными офицерами своего штаба в Ле-Кайю. На нем впервые прозвучало осторожное предложение Сульта вызвать Груши, которое было отвергнуто императором с презрением. Точно так же Наполеон не прислушался, назвав «чепухой», к сведениям, полученным из сообщения принца Жерома о подслушанном накануне разговоре двух британских офицеров. Из него следовало, что Веллингтон и Блюхер планируют соединить силы во время грядущего сражения. Зато Наполеон принял предложение генерала Друо – подождать с началом сражения несколько часов, чтобы немного просох грунт после ночного ливня. В результате было принято решение начать главную атаку только в час дня, оказавшееся для французов роковым. Ведь если бы она была начата утром, то французы должны были бы обязательно победить англичан, поскольку Блюхер прибыл бы на поле слишком поздно, чтобы иметь возможность повлиять на исход битвы. Однако из-за своей крайней самоуверенности Наполеон был убежден, что «у нас девяносто шансов в нашу пользу и даже нет и десяти против нас».

Досадным промахом императора стал также запоздалый и маловразумительный ответ на вечернюю депешу Груши от 17 июня, продиктованный им лишь в 10 утра 18 июня. Вот что предписывалось в нем сделать маршалу: «Его величество желает направить вас к Вавру, чтобы подойти поближе к нам и присоединиться к нашим операциям, поддерживая с нами связь и оттесняя, гоня перед собой те части прусской армии, которые находятся на вашем направлении и которые остановились у Вавра. Вы должны достигнуть этого пункта как можно скорее». По мнению военных историков, это не было четким приказом-отзывом, но не было и приказом продолжать независимые действия.

И, наконец, последнее. Увидев, как на поле сражения появились тридцать тысяч пруссаков и направились против слабо прикрытого французского правого фланга, Наполеон и не подумал прекратить наступление, хотя это было еще вполне в его силах. Он все еще был уверен, что у него есть время и перевес сил, достаточный для завоевания решительной победы и над Веллингтоном, и над Блюхером. Повернувшись к Сульту, он самонадеянно воскликнул: «Нынче утром у нас было девяносто шансов в нашу пользу. Даже теперь у нас еще есть шестьдесят и только сорок против нас!» Правда, тут же император приказал добавить постскриптум к новому приказу, который приготовили для Груши. В нем маршалу наконец-то предлагалось не терять ни минуты в движении и соединяться с основными силами французской армии. Но вызывать Груши на поле Ватерлоо было уже поздно. Такой приказ должен был быть послан Наполеоном несколькими часами раньше, чтобы его можно было успеть выполнить.

Историю, как известно, нельзя переписать заново. Но, изучив и проанализировав впоследствии исторические факты, можно рассмотреть и оценить события с разных сторон, чтобы потом сделать из них правильные выводы. Как известно, творцы наполеоновской легенды, и в первую очередь сам Наполеон, находясь на острове Святой Елены, возложили всю вину за поражение при Ватерлоо на Эммануэля Груши. Но детальное исследование историками всех обстоятельств сражения убедительно показало, что неудачливый маршал был виновен в этом лишь отчасти. И более того: если уж говорить о степени вины в поражении маршала и главнокомандующего, то современные исследователи склонны прежде всего винить последнего. Ибо Наполеон, поручив ответственное задание Груши, с самого начала невольно «постарался» сделать все, чтобы затруднить ему его выполнение. Если маршала можно обвинить в том, что он медленно и бездарно исполнял приказы, то главнокомандующий – столь же несвоевременно и без учета меняющейся ситуации их отдавал. Так что плачевный исход сражения они обеспечили, что называется, фифти-фифти, способствуя тому, что в 1815 году была поставлена последняя точка в истории наполеоновских войн.