Жизнь после падения империи

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

После падения империи для бывших боевых соратников Наполеона наступили спокойные времена, о которых они так давно мечтали. Больше не надо было «ездить на войну», вести опостылевшую походно-боевую кочевую жизнь и подвергать себя опасностям. Теперь можно было в полной мере наслаждаться мирной жизнью, пользоваться всеми ее благами, заслуженными тяжелым многолетним трудом, купаться в лучах своей боевой славы. Если кто-то из них и опасался за прочность своего положения при новом режиме, то действительность 1-й Реставрации Бурбонов приятно удивила даже скептиков, превзойдя их самые радужные ожидания. Почти все маршалы были приняты при дворе и удостоены самых высших наград, званий и должностей.

Сохранил все свои чины и титулы, присоединив к ним звание пэра Франции и должность почетного шефа элитной роты королевских телохранителей с присвоением чина капитана королевской гвардии, и Огюст Мармон. Те, кто называл Мармона предателем, еще больше заклеймили его позором, назвав Иудой, продавшимся за тридцать сребреников. Между тем все их аргументы, свидетельствующие о том, что Бурбоны «озолотили» подлеца Мармона, уже в наши дни оспаривает С. Ю. Нечаев. На страницах своей книги он, в частности, пишет: «Звание пэра Франции в 1814 году не было чем-то из ряда вон выходящим. Пэрами стали маршалы Бертье, Келлерманн, Лефевр, Макдональд, Монсей, Мортье, Ней, Периньон, Сен-Сир, Серрьрье, Сюше и Удино, то есть практически все.

Теперь – должность капитана королевских телохранителей. Было ли это назначение чем-то выдающимся, выделявшим Мармона среди прочих маршалов за его особые заслуги перед Бурбонами? Конечно же не было. Точно таким же капитаном 5-й роты телохранителей короля стал маршал Бертье. Не менее престижные военные назначения получили после отречения Наполеона и многие другие маршалы. Виктор, в частности, стал губернатором 2-го военного округа, Мортье – губернатором 16-го военного округа, Ней – губернатором 6-го военного округа, Ожеро – губернатором 19-го военного округа, Сюше – губернатором 5-го военного округа. 60-летний маршал Периньон стал председателем комиссии по аттестации офицеров, а совсем уже старик Келлерманн – королевским комиссаром в 3-м военном округе. Из приведенного перечня „почестей Бурбонов“ видно, что Мармон был отмечен за свое „предательство“ не только не больше других, оставшихся „верными“ императору, но и даже меньше».

Но и те почести и блага, которыми располагал Мармон, обеспечивали ему более чем безбедную жизнь. Но главное – теперь служба маршала выгодно отличалась от прежней, прежде всего своим комфортом и спокойствием. Он стал часто бывать в своем роскошном поместье Шатильон, куда раньше наведывался лишь наездами. Огорчало Мармона, как, впрочем, и других героев минувших войн, лишь одно – уровень их доходов все же существенно сократился, так как «ренту победителей», собираемую ранее с пол-Европы, теперь им выплачивать перестали, а королевская казна оказалась намного беднее императорской. Но накопленных богатств военачальникам и без того хватало; созданные им условия существования, а также престижные и необременительные должности во многом компенсировали досадные издержки.

Размеренная и сытая жизнь Мармона на некоторое время прервалась 1 марта 1815 года, когда в бухте Жуан на юге Франции высадился бежавший с острова Эльба Наполеон. 1 марта 1815 года после высадки во Франции в своей прокламации к армии Наполеон писал: «Мы были побеждены из-за двух человек: Ожеро и Мармона. Оба они перешли на сторону врага, предав наши лавры, свою страну, своего сюзерена и благодетеля». Триумфальное шествие Наполеона по стране развивалось стремительно. Все высланные Бурбонами против него войска перешли на его сторону. В те мартовские дни на цоколе Вандомской колонны в Париже даже появился вывешенный бонапартистами плакат такого содержания: «Король, брат мой! Не посылай мне больше войск. Их у меня уже достаточно!» Во время «Ста дней» Наполеона маршал Мармон остался верен Бурбонам, да другого выхода у него и не было. Бежавший из Парижа король назначил его командиром отряда гвардии, сопровождавшего Людовика XVIII до самого Гента (Бельгия), а затем вернувшегося во Францию. Прибыв в Гент, Мармон вскоре под предлогом лечения своих старых ран уехал на Ахенские минеральные воды, где и находился до 2-й Реставрации Бурбонов. Как и другие маршалы, не пожелавшие вновь встать под знамена Наполеона во время «Ста дней», он решил не ввязываться в вооруженную борьбу ни на чьей стороне, предпочитая остаться в стороне.

Во время «Ста дней» специальным приказом военного министра, выполнявшего, безусловно, волю Наполеона, Мармон был вычеркнут из списка маршалов Франции (10 апреля 1815 года), а его поместья и все другое имущество конфискованы. Вернувшись во Францию после 2-й Реставрации Бурбонов, Мармон продолжает служить им верой и правдой. В 1817 году по приказу короля он подавляет народное восстание в Лионе и Дижоне, после чего некоторое время занимает пост военного министра. Его заслуги перед Бурбонами не остались незамеченными. В августе 1815 года он был произведен в генералы королевской гвардии, в 1816-м награжден командорским крестом ордена Св. Людовика, в 1817-м назначен государственным министром, в 1820-м удостоен Большого креста ордена Св. Людовика (высший военный знак отличия в королевской Франции), а в 1825-м – ордена Св. Духа. В 1826 году в ранге личного представителя короля Франции, сопровождаемый многочисленной блестящей свитой, Мармон прибыл в Россию на коронацию Николая I и был награжден русским орденом Св. Андрея Первозванного. С 1821-го по 1830 год он командовал войсками 1-го военного округа в Париже, в 1828-м был назначен членом Высшего военного совета.

Бурными событиями для всей Франции и для Огюста Мармона в частности ознаменовался 1830 год – год окончательного свержения династии Бурбонов. Когда в Париже вновь вспыхнули народные восстания, король Карл X, сменивший в 1825 году Людовика XVIII, приказал Мармону, занимавшему в то время должность губернатора Парижа, навести в городе порядок. Маршал воспринял этот приказ с явным неудовольствием: он не верил в успех порученного ему дела, а потому долго колебался и не мог найти решения, чтобы справиться с поставленной задачей. Он откровенно тянул время, запрашивая у короля очередные полномочия и инструкции. Однако хорошо известно, что бездействие или проявление нерешительности в экстремальной обстановке заканчивается для военачальника поражением. Так произошло и с маршалом Мармоном. Упустив ценное время, он, наконец, отдал войскам приказ приступить к активным действиям по подавлению восстания. Но перешедшие в наступление войска встретили упорное сопротивление восставших, оборонявшихся на баррикадах. В разных частях Парижа завязались ожесточенные бои, повлекшие множество жертв. Исход борьбы был еще далеко не ясен, когда вдруг один из армейских полков перешел на сторону восставших. Вскоре его примеру последовали еще несколько частей. Опасаясь, что и остальные войска выйдут из повиновения и перейдут на сторону восставшего народа, Мармон вынужден был отдать приказ о выводе их из города. Революция в Париже победила. Как выразился американский историк Б. Д. Хэдли, в течение этих трех ужасных дней Мармон «действовал либо как дурак, либо как сумасшедший».

Карл X, не желая брать на себя ответственность за действия маршала Мармона, отстранил его от командования. Известно, что взбешенный поражением герцог Ангулемский, сын короля, обвинил Мармона в измене, в гневе прокричав ему прямо в лицо: «Так вы изменяете нам, как изменили ему?!» С момента измены Мармона Наполеону прошло 16 лет, но напоминание об этом привело военачальника в ярость. Впрочем, ответ маршала сиятельному принцу был достоин вопроса: «Да, но без той измены вы бы не царствовали». Отвечая дерзостью на хамство герцога Ангулемского, Мармон уже знал, что он ничем не рискует. Власть Карла X ничто не могло спасти – бразды правления фактически находились в руках созданного победителями Временного правительства. 2 августа 1830 года под давлением набирающей силу революции король Карл X отрекся от престола и навсегда покинул Францию, бежав в Англию. Июльская революция 1830 года завершилась свержением Бурбонов. На смену им пришла Орлеанская династия. Новое правительство Франции лишило Мармона звания маршала Франции. Ненавистный всем Мармон вынужден был спасаться бегством за границу. В дороге маршала терзали сомнения и муки совести. В письме другу, датированном 6 августа, он пишет, осуждая себя: «Вы когда-либо видели что-либо подобное, как это? Вести борьбу против своих же сограждан… Это дело делает меня полностью несчастным? А будущее! Это несправедливое мнение по отношению ко мне! Мое единственное убежище – моя совесть. Я сопровождаю короля в Шербур; когда он окажется в безопасности – моя миссия будет закончена. Я покину Францию, пока не увижу, что будущее уготовило мне».

Впрочем, разжалованный на родине маршал был благосклонно принят австрийскими властями и поселился в Вене, где был воспитателем герцога де Райхштадта, сына Наполеона. Все последующие годы, вплоть до своей кончины, Мармон провел в эмиграции. Он много путешествовал по Англии, Испании, России, Турции, Египту и ряду других стран, пока наконец, уже глубоким стариком, окончательно не осел в Венеции.

Во второй половине своей жизни Огюст Мармон проявил себя как военный писатель. Его перу принадлежит объемный военно-теоретический труд «Сущность военных учреждений», опубликованный в середине 40-х годов XIX века в Париже, а также 8-томные мемуары («Memoires de duc de Rаguese». раris, 1856. Vol. 1–8), вышедшие в свет уже после его смерти. В своих мемуарах Мармон попытался дать ответ на вопрос, почему он предал Наполеона Бонапарта, хотя искренне любил этого человека, как он уверяет читателя. На закате жизни престарелый маршал предпринял отчаянную попытку оправдаться перед потомками и хоть как-то улучшить свой крайне непривлекательный образ в их глазах. Мармон достиг немалых успехов и в эпистолярном жанре, написав путевые записки о своих многочисленных путешествиях. На писательском поприще он проявил незаурядные способности, оставив после себя довольно обширное литературное наследство.

Жил Огюст Мармон в одиночестве, ведь его семейная жизнь не сложилась. Еще в 1798 году, перед отправлением в Египетский поход, он женился на 18-летней дочери швейцарского банкира Гортензии Перрего. Однако этот брак оказался несчастливым. Капризная и избалованная особа мало подходила в спутницы жизни бравому генералу. Непонимание, переросшее затем в напряженность отношений между супругами, с годами нарастало. Генерал почти все время был на войне, а молодая генеральша жила своей жизнью. Детей, которые хоть как-то могли бы скрепить этот хрупкий союз, у них не было. К 1812 году семья практически распалась, а спустя еще 2 года супруги окончательно расстались, посчитав невозможным дальнейшее сосуществование под одной крышей. Оба они, каждый в своем одиночестве, прожили еще почти 40 лет. Госпожа Мармон пережила своего мужа на 3 года.

Бывший маршал Франции скончался на 78-м году жизни от апоплексического удара (инсульта). Его похороны прошли очень скромно, почти незаметно, без каких-либо официальных почестей. Он был последним из наполеоновских маршалов, завершивших свой жизненный путь. Ему довелось надолго пережить свою историческую эпоху, ставшую в глазах пришедших ей на смену поколений уже легендой. Впоследствии прах Мармона был перезахоронен во Франции.

Наполеон до конца своих дней не простил своему давнему другу и соратнику предательства. Обида и горечь слышны в каждом его слове, сказанном о Мармоне после отречения: «Он был чуть ли не самым посредственным из генералов; я его поддержал, защитил против всех, потому что верил в его честь. Взращенный в моем лагере, питаясь в моем доме, осыпанный милостями, богатствами, став одним из самых заметных людей Франции, имея столь высокий титул, в своем честолюбии он возмечтал еще более возвыситься; он забыл, под чьим флагом получил все свои награды, под чьей крышей провел свою молодость; он забыл, что всеми почестями обязан престижу той национальной кокарды, которую теперь попирает ногами, украсив себя знаком предателей, с которыми боролся в течение двадцати пяти лет!»

Будучи на острове Святой Елены, ссыльный император скажет доктору О’Мира, что, «несмотря на оккупацию Парижа союзниками, он все же добился бы своего, если бы не предательство Мармона, и вытеснил бы союзников из Франции». И говоря, в частности, о герцоге Рагузском, заметил: «Мармон будет объектом отвращения со стороны потомков. Пока Франция существует, имя Мармона всегда будет упоминаться с содроганием. Он чувствует это, и в настоящий момент он самый несчастный человек на свете. Он не сможет простить самого себя, и он завершит свою жизнь, как Иуда». Кто из них был прав – обвиненный в измене маршал или его великий обвинитель – скорее всего рассудит Вечность.