Погоня за призраком Блюхера

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Отправившийся со своими солдатами 17 июня на поиски армии Блюхера маршал Груши ничего не знал о намерении Наполеона на следующий день дать бой англичанам. Прошагав всю ночь, его соединения так и не нашли следов пруссаков. Вернее нашли, но, как позже выяснилось, то, что они приняли за армию Блюхера, было всего лишь малой ее частью. По этому поводу А. Манфред пишет: «Преследуя пруссаков, он (т. е. Груши) не заметил, как основные силы Блюхера оторвались от него и пошли на соединение с Веллингтоном. Он сбился с пути и шел по пятам небольшого отряда Тильмана, ошибочно полагая, что он преследует Блюхера».

А поутру солдаты Груши вдруг услышали глухой грохот, от которого сотрясалась земля. Мощный орудийный огонь велся примерно на расстоянии трехчасового перехода от них. Это была канонада у Мон-Сен-Жана, положившая начало Ватерлоо. Груши же посчитал эту орудийную стрельбу действиями арьергарда Веллингтона при отступлении к Брюсселю. Он срочно собрал совет, на котором обсудил случившееся с офицерами. Те высказали мнение о том, что это император столкнулся с англичанами и ведет с ними ожесточенный бой. А потому участники совета единодушно призвали маршала идти в направлении орудийного гула. Но Груши колебался. Приученный к повиновению, он боязливо придерживался приказа императора – преследовать отступающих пруссаков. Видя его нерешительность, подчиненные от просьб перешли к требованию изменить маршрут и идти к месту огня. Но Груши остался непреклонным: он обязан в точности выполнять свой долг, пока император сам не изменит приказа.

Тогда генерал Жерар, правая рука маршала, попросил разрешить ему с одной дивизией и частью кавалерии направиться к полю битвы, обязуясь своевременно вернуться назад. Груши задумался. Этот решающий момент весьма эмоционально описан в новелле Стефана Цвейга: «Одну секунду думает Груши, и эта секунда решает его судьбу, судьбу Наполеона и всего мира. Она предопределяет, эта единственная секунда на ферме в Вальгейме, весь ход девятнадцатого века; и вот – залог бессмертия – она медлит на устах очень честного и столь же заурядного человека, зримо и явственно трепещет в руках его, нервно комкающих злополучный приказ императора. Если бы у Груши хватило мужества, если бы он посмел ослушаться приказа, если бы он поверил в себя и в явную, насущную необходимость – Франция была бы спасена. Но человек подначальный всегда следует предписаниям и не повинуется зову судьбы.

Груши энергично отвергает это предложение. Нет, недопустимо еще дробить такую маленькую армию. Его задача – преследовать пруссаков, и только. Он отказывается действовать вопреки полученному приказу. Недовольные офицеры безмолвствуют. Вокруг Груши воцаряется тишина. И в этой тишине безвозвратно уходит то, чего не вернут уж ни слова, ни деяния, – уходит решающее мгновение. Победа осталась за Веллингтоном.

И полки шагают дальше…

Груши встревожен и час от часу теряет уверенность, ибо – странно! – пруссаков все еще не видно, ясно, что они свернули с брюссельской дороги. Вскоре разведчики приносят подозрительные вести: по всей видимости, отступление пруссаков обратилось во фланговый марш к полю битвы. Еще есть время прийти на помощь императору, и все нетерпеливее ждет Груши приказа вернуться. Но приказа нет. Только все глуше грохочет над содрогающейся землей далекая канонада – железный жребий Ватерлоо».

Только подойдя к Вавру, полки Груши наткнулись на единственный прусский отряд – арьергард Блюхера под руководством генерала Тильмана. Как одержимые, бросились они на неприятельские траншеи и к вечеру заняли город. Но эта победа была уже бесполезна, ибо битва при Ватерлоо уже закончилась сокрушительным поражением императорской армии. Между тем Груши, до сих пор не знавший об этом, после боя у Вавра решил, что Наполеон должен был завоевать победу, и потому приготовился маршировать к Брюсселю. Но в это время из Катр-Бра прибыл гонец императора. Его привели к маршалу, который решил, что тот либо напился, либо сошел с ума, поскольку он бормотал что-то нечленораздельное с диким рассеянным видом, и его долго никто не мог понять, но, наконец, после упорных расспросов Груши и его генералы узнали, какая катастрофа постигла Наполеона у Мон-Сен-Жана и что они сами теперь находятся в большой опасности и должны как можно скорее отступать. Победоносная армия Блюхера была близко и свободно могла обрушить на них всю свою ярость и мощь.

Говорят, что когда Груши узнал о поражении Наполеона, он заплакал, так как отчетливо осознал, что потомки навсегда неумолимо будут связывать его имя с этим чудовищным поражением. И хотя дальнейшие действия маршала были безупречны, полководческая репутация Груши погибла безвозвратно, а его имя навсегда вошло в историю, навечно соединившись с разгромом у Ватерлоо…

После таких неутешительных новостей Груши начал действовать так, как должен был действовать раньше – тогда, когда Наполеон поручил ему преследовать прусскую армию. Сейчас, когда все погибло, маршал внезапно обнаружил незаурядную энергию, решительность и военное чутье. Действуя с необычайной энергией, он искусно и скоро маневрировал при поддержке Вандама, демонстрировавшего все свое высочайшее мужество и решительность. Им предстояло спасти правое крыло армии, отступить строем перед преследующим их противником, пробиться из нескольких исключительно трудных участков и не только сохранить снаряжение, но и попутно хорошенько позаботиться о раненых. Способность Груши справиться с этим трудным отступлением сильно контрастирует с той апатией и безынициативностью, которую он проявил до этого!

20 июня под Намюром его войска были атакованы прусскими корпусами Тильмана и Пирха. В завязавшемся сражении французы одержали победу и продолжили отход в пределы Франции. Однако этот успех уже ничего не мог изменить: ни судьбу Наполеона и его империи, ни репутацию самого Груши.