Лучше бы их пути не пересеклись…

Впервые судьба свела будущего маршала с Наполеоном Бонапартом еще в 1796 году, но чисто номинально. Груши тогда был только что назначен инспектором всех кавалерийских частей итальянской и альпийской армий. Но узнав о том, что итальянскую армию возглавил никому не известный тогда «корсиканский выскочка», он посчитал, что с таким командующим вряд ли можно добиться значительных побед, и тут же перевелся в северную армию. «Уже через месяц, – по словам Н. В. Промыслова, – генерал пожалел о своем поспешном решении, возможно, жалел о нем потом еще на протяжении долгих лет». Историк предполагает, что если бы Груши остался на прежней должности, то мог бы стать командующим кавалерией и, что самое главное, «в дальнейшем оказаться в кругу соратников Бонапарта». В конечном итоге он попадет в их число, но случится это лишь через 10 лет.

Впервые лично Груши был представлен Наполеону Бонапарту в качестве командира второй драгунской дивизии в 1806 году, перед началом боевых действий. 22 ноября они долго общались на смотре его дивизии в Берлине. В первый раз Эммануэлю представилась возможность отличиться перед лицом императора, что было очень важно для его дальнейшей карьеры. До этого случая Груши, хотя и неоднократно принимал участие в значительных сражениях, внося заметную лепту в победу, на глаза Наполеону не попадался и потому не получил особых наград. Подобными соображениями генерал откровенно делился с отцом в письме, отмечая, что не совсем доволен своими достижениями на службе. И его вполне можно было понять: он уже более десяти лет командовал пехотными и кавалерийскими дивизиями, однако никак не мог продвинуться в когорту избранных генералов, руководящих значительно более крупными воинскими объединениями и соединениями. Теперь же, подробно описывая отцу долгожданную встречу с Наполеоном, он признается, что его очаровала «доброта и внимание императора», в которых он почувствовал его расположение к себе.

Действительно, Наполеон именно тогда заметил старательного и исполнительного генерала. С тех пор тот всегда находился у него на виду и его успехи отмечались высокими наградами: в 1807 году Груши получил Большой крест Военного ордена Максимилиана Иосифа (Бавария) и знак Большого орла ордена Почетного легиона, в 1809-м стал командором ордена Железной короны (Италия) и, наконец, в 1815 году – командором ордена Святого Людовика. Но только через 19 лет после первой встречи с императором он удостоился высшего воинского звания Франции – маршала. Это знаменательное для Груши событие состоялось 15 апреля 1815 года[17]. Но в тот день Наполеон наградил новоиспеченного маршала только маршальским жезлом, а официальный патент на этот чин им был получен в начале июня[18]. «Это назначение, – по мнению историка Н. В. Промыслова, – было политическим: Наполеон хотел продемонстрировать, что верные ему люди могут рассчитывать на самые высокие почести и награды». Видимо, этим же было продиктовано и назначение Э. Груши пэром Франции, которое последовало 2 июня. Еще одним подарком для него стало получение командования над всей французской кавалерией, о чем Наполеон сообщил ему во время пребывания в Лионе.

Все было бы хорошо, если бы вскоре после награждения новоиспеченный маршал не получил от императора то самое ответственное задание, провал которого привел к краху обоих. Так что прав был Рональд Делдерфилд, когда отмечал, что «для дальнейшей судьбы этих людей было бы много лучше, если бы их пути не пересекались».

Но вернемся в тот знаменательный для Груши 1806 год, когда после встречи с Наполеоном он был полон воодушевления и с полной отдачей сил и умения воевал в Зимней кампании 1806–1807 годов, оказавшейся одной из самых трудных в истории Великой французской армии. В кровопролитном сражении 7 февраля 1807 года под Прейсиш-Эйлау его дивизия понесла большие потери – более 450 человек убитыми и ранеными. Во время этой битвы был ранен и сын Эммануэля Груши – 18-летний Альфонс, а под самим генералом была убита лошадь, в результате чего он едва не попал в плен. После Прейсиш-Эйлау Груши, по словам Д. Чандлера, «был назван императором одним из лучших кавалерийских офицеров».

В том же году Груши еще раз получил высочайшую оценку Наполеона. Теперь за отвагу и умелые действия в битве у Фридланда, где ему, в отсутствие Мюрата, было поручено возглавить все соединения резервной кавалерии французской армии. Особенно ожесточенные кавалерийские схватки были проведены им у деревни Генрихсдорф. Пятнадцать раз водил он здесь в атаку свои эскадроны. Позже в своем рапорте Груши напишет об этом: «Атаки повторялись с быстротой молнии. Наконец победа осталась за нами. Враг был далеко отброшен, деревня Генрихсдорф удержана нами, и я снова занял позиции слева от этого селения». И хотя внешне эти кавалерийские бои при Генрихсдорфе не принесли решающей победы ни русским, ни французам, значение их трудно переоценить. Ибо эскадроны Груши привлекли на этот участок сражения большие массы русской кавалерии, которые завязли здесь до конца битвы и не смогли в решающий момент оказать помощь соединениям Багратиона. В конечном итоге именно это обстоятельство предопределило исход генерального сражения и всей кампании в целом. Поэтому вполне закономерно, что за умелое руководство войсками у Фридланда Наполеон наградил генерала Груши знаком Большого орла ордена Почетного легиона и пожаловал ему имение в окрестностях Познани. Получил он также Большой крест Военного ордена Максимилиана Иосифа (Бавария), а в январе 1809 года – титул графа империи.

Во время войны 1809 года Груши назначают командующим кавалерией итальянской армии. Его молниеносная стремительная атака приносит французам победу в битве при Раабе 14 июня. В знаменитом Ваграмском сражении войска Груши действуют против левого крыла австрийской армии. После того как пехотинцы Даву взяли Нейзидль, все больше отодвигая назад австрийский левый фланг, эрцгецог Карл бросил в бой основную часть своей кавалерии, чтобы ликвидировать прорыв французов. Груши преградил путь австрийцам и в жестоком беспощадном бою, в котором обе стороны показали себя с лучшей стороны, проявив, несомненно, большую храбрость, самоотверженность и отвагу, оттеснил противника, чем обеспечил дальнейшее победное продвижение пехотинцам Даву. Как отмечает Эдли: «В течение этого длительного и сомнительного состязания Груши бесстрашно кидался в каждую опасность; находясь во главе своих эскадронов и действуя с порывистостью и смелостью, достойными Мюрата, он своими приветственными и ободряющими словами вдохновлял своих людей на новые атаки… Его бесстрашие на плато Нейзидль… должно было искупить множество его грехов».

Так же яростно и бесстрашно сражался Эммануэль Груши при Бородино. На Бородинском поле в 1812 году действия его кавалерийского корпуса были безупречны. Позже Груши прикрывал отступление Великой армии из Москвы. Когда в конце кампании он попросился в пехоту (кавалерия была потеряна почти полностью), Наполеон отказал ему, желая сохранить столь блестящего кавалериста. Командуя 3-м кавалерийским корпусом, он выходил против центра российской позиции – Курганной высоты (или Большого редута, как называли батарею Раевского французы). Пока шли ожесточенные бои за этот Большой редут, корпус Груши находился в резерве, однако, будучи расположенным в непосредственной близости от передовой линии, нес потери от артиллерийского огня русских. Во время этой перестрелки командующий 3-м кавалерийским корпусом едва не погиб. В своих воспоминаниях Любен Гриуа, начальник артиллерии 3-го резервного корпуса, пишет: «Моя артиллерия серьезно пострадала, и вскоре два орудия были выведены из строя; большое число людей и лошадей убито. В это время генерал Груши со своим штабом подъехал на край оврага, позади меня, и я был позван к нему. Не успел я приблизиться, как враг обстрелял нашу группу, и тотчас же многочисленные ординарцы и офицеры штаба были убиты или ранены картечью; лошадь генерала Груши, пораженная пулей в грудь, упала, придавив своего хозяина, которого мы посчитали мертвым, но который отделался только сильной контузией…»

После нелегкого взятия Курганной высоты корпус Груши получил приказ атаковать русские войска, находящиеся севернее поверженного Большого редута. Несмотря на сильно пересеченную местность, по которой сложно было передвигаться, кавалеристы 3-го корпуса стремительно провели атаку на 7-ю пехотную дивизию Капцевича. Одновременно с этим наступлением кавалерии Груши приходилось отбивать контратаки русской кавалерии. Евгений Богарне, руководивший всеми действиями в районе Курганной высоты, очень высоко оценил грамотные действия кавалеристов Груши. «Несмотря на препятствия местности, – писал вице-король, – генерал Груши осуществил прекрасную атаку с кавалерией дивизии генерала Шастеля, которая в этот момент поддержала левый фланг пехоты».

Весьма благосклонно отзывается в своих мемуарах о действиях генерала Груши и граф Сегюр: «…Груши своими многократными кровопролитными атаками на левый фланг Большого редута утвердил победу и очистил равнину. Но он не мог преследовать остатки русских. Новые овраги, а за ними вооруженные редуты прикрывали отступление русских. Они яростно защищались до наступления темноты, прикрывая таким образом большую дорогу в Москву…» Из 4 тысяч драгун Груши из боя вышли не более 1200. Сам генерал в этом сражении был ранен пулей в грудь. Правда, ранение оказалось неопасным. Во время этой атаки пострадал не только Эммануэль Груши, но и, как уже отмечалось ранее, его собственный сын – суб-лейтенант 10-го драгунского полка Альфонс де Груши. После укола острием пики в плечо генерал Груши упал под ноги лошади и был контужен. Он поставил в известность вице-короля о том, что из-за раны вынужден будет покинуть поле боя, и передал командование корпусом старшему среди его дивизионных генералов Лагуссе. Что же касается самого ранения Груши, то, судя по воспоминаниям Кастелана, генерал «после сражения более страдал от ревматизма, чем от бородинской раны». В целом, количество потерь среди командного состава 3-го кавалерийского корпуса было достаточно велико, хотя и не столь значительно по сравнению с другими соединениями. Во время отступления из Москвы Груши был назначен Наполеоном возглавить уцелевшие остатки французской кавалерии, которые получили название «Священный эскадрон».

В феврале 1813 года Груши был отдан приказ снова возглавить третий корпус кавалерийского резерва, который начал формироваться в районе Меца. Генерал написал письмо военному министру А. Ж. Кларку, в котором отказывался руководить кавалерийским корпусом ввиду того, что еще не вполне оправился от ран, полученных в России, и просил назначить его командующим каким-нибудь пехотным соединением. Реакция Наполеона на эту просьбу была однозначной: 1 апреля 1813 года Груши был отправлен в отставку. Все складывалось для генерала весьма неудачно: и разгромная катастрофа в России, и невозможность получить вожделенное место военачальника более высокого ранга – все это больно задевало его самолюбие. Поэтому неудивительно, что, выйдя в отставку, Груши впал в депрессию.

В июле того же года принц Евгений Богарне предпринял попытку помочь генералу вернуться в армию, направив прошение Бонапарту, но тот не удостоил его ответом.

После ряда поражений французов в сентябре – октябре под Кульмом и Лейпцигом, когда возникла реальная угроза вторжения войск союзников на территорию Франции, Эммануэль Груши сам подал прошение о восстановлении его в армии в любой должности. На этот раз Наполеон вспомнил о просьбе принца и назначил Груши в итальянскую армию. Однако генерал не успел еще отправиться к новому месту службы, как получил новое назначение – возглавить кавалерию французской армии ввиду того, что Мюрат присоединился к антифранцузской коалиции и эта должность оказалась вакантной. Однако после боя при Краоне, в котором Груши получил серьезное ранение в бедро, он вынужден был покинуть действующую армию. Но, как оказалось, ненадолго…