Миф о «третьем сыне», или Конец легенды

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Легенда – приемная дочь Истории.

Испанский писатель Э. Х. Понсела

На этом загадки, связанные с Неем, не закончились. Сторонники версии об «американской жизни» маршала были озадачены многими вопросами, касающимися его реабилитации на Родине и отношений с близкими. Ведь за десятилетия, якобы прожитые им в США, во Франции многое изменилось. Взошедший в 1830 году на престол король Луи-Филипп начал возвращать в страну бывших бонапартистов, восстанавливая их в чинах и званиях. Именно тогда из Швеции в Париж вернулись двое старших сыновей Мишеля Нея. В связи с этим многие историки, в том числе и упомянутые здесь А. Буровцев и К. Ришас, вполне резонно спрашивали: «…почему „маршал из Браунсвилла“ не вернулся во Францию после революции 1830 года; почему он не переписывался со своими сыновьями; почему он не контактировал с бонапартистами, жившими в Америке, во главе которых стоял граф Сюрвиллье – Жозеф Бонапарт; почему он не переписывался со своим третьим сыном, проживавшим здесь же, в Америке?» Так же как и они, Вальдемар Лысяк удивлялся тому, что: «… „американский Ней“ не искал контактов с крупной бонапартистской колонией в Соединенных Штатах (про Лехмановского можно и не вспоминать); он никак не пытался вызвать в Америку Аглаю; не вернулся он в Европу после революции 1830 года, когда всем высшим чинам империи были возвращены их награды и владения и когда его приветствовали бы как героя; совершенно не заинтересовала его и состоявшаяся тогда же во Франции свадьба дочери премьера французского правительства, Жака Лафитта, с его собственным сыном».

Ни на один из этих вопросов историки так и не получили ответа. Это нанесло серьезный удар по «американской версии». Но особенно неправдоподобной представлялась им история с так называемым «третьим сыном» маршала. Он объявился под именем доктора Неймана в городке, где проживал Питер Стюарт Ней, уже после его смерти. Сразу же возникает вопрос: почему он не сделал этого раньше, при жизни «отца»? Ответ напрашивается сам собой: о том, что тот якобы проживал в США, он, скорее всего, узнал из газет, растиражировавших сенсационное сообщение о кончине «маршала Нея». Судя по всему, Нейман вообще мало что знал о «своей маршальской семье». В качестве доказательств своего родства со знаменитым полководцем он называл лишь дату своего рождения – 2 февраля 1808 года и имя матери – Аглая Огюйе, в честь которой назвал Аглаей свою дочь. Однако никаких документальных подтверждений этих фактов у него не было. Как он оказался в Америке и почему не поддерживал никаких контактов с «членами своей семьи», неизвестно. Но то, что он даже не подозревал о своем «сыновнем» праве наследовать какой-либо из аристократических титулов, принадлежавших маршалу (герцога Эльхингенского или князя Москворецкого), ясно свидетельствовало – никакого родства с Неем у него не было.

Скорее всего, доктор Нейман был одним из тех ловких самозванцев, которые делали себе имя на чужой славе. И надо ему отдать должное: он долгое время пользовался в США огромной популярностью. Созданная им легенда о «третьем» сыне настолько прочно вошла в историю, что в нее поверили даже некоторые известные наполеоноведы. Этому немало способствовала путаница в сведениях о подлинных сыновьях маршала Нея, которая встречается в исторических трудах по сей день. Разночтения коснулись даже такого солидного энциклопедического издания, как «Ля Русс». В нем приводятся данные только о трех сыновьях, в то время как в большинстве источников указываются четверо. Так, известный российский историк Б. А. Фролов, упоминая о семье маршала, пишет: «У Нея осталось четверо малолетних сыновей. Все они оказались достойными памяти своего знаменитого отца. Трое из них, а также один из внуков маршала впоследствии стали генералами. Его жена, оставшись вдовой в 33 года, намного пережила своего супруга». Такие же сведения приводит в своем романе «Мученик англичан» французский писатель Эдмон Лепеллетье. А историк С. Захаров сообщает более конкретные данные о каждом из сыновей Нея:

Жозеф Наполеон (1803–1857);

Мишель Луи Феликс (1804–1857);

Эжен Мишель (1806–1845);

Наполеон Анри Эдгар (1812–1882).

Судя по ним, третий сын маршала – консул граф Эжен Мишель Ней – родился в 1806-м, а не в 1808 году, как это утверждал самозванец Нейман, и скончался «на обратном пути из Бразилии во Францию» за год до смерти Питера Стюарта Нея. Известно также, что в 1833 году дети маршала опубликовали в Париже его воспоминания.

Если самозванство мистера Неймана сегодня ни у кого из исследователей жизни Нея сомнений не вызывает, то версия о чудесном спасении самого маршала до сих пор имеет своих немногочисленных сторонников. И хотя за последние десятилетия ими не было найдено ни одного нового аргумента, расстаться с этой доброй сказкой они не спешат. Последнюю точку в их споре с историческими фактами мог бы поставить анализ ДНК останков Питера Стюарта Нея и подлинных родственников маршала. Но вряд ли найдутся сегодня энтузиасты во Франции или за океаном, которые захотели бы заняться этим хлопотным делом. Да и зачем? Для установления истины, скажете вы. Но власти обеих стран, похоже, устраивает сегодняшнее положение вещей, при котором у каждой из них есть «свой Ней». Вот что пишет об этом Вальдемар Лысяк: «Нея похоронили на кладбище Пер-Лашез. Еще в нашем столетии там находилась могила, которую считали могилой маршала, окруженная ржавеющей оградкой, без какой-либо надписи. Зато в США на небольшом кладбище Сёд Крик Черч (Third Creek Church) в Южной Каролине на одной из могильных плит имеется следующая надпись: „Памяти родившегося во Франции Питера Стюарта Нея, солдата на службе Французской Революции и Наполеона Бонапарте. С жизнью распрощался 15 ноября 1846 года в возрасте 77 лет“».

Большинство же историков и литераторов считают, что жизнь маршала Нея все же оборвалась ранним промозглым утром 7 декабря 1815 года на авеню де ля Обсервер, когда, по словам Р. Делдерфилда, «он пал жертвой „безжалостной судебной расправы со стороны людей, едва ли достойных чистить ему сапоги“». А рассказы о его спасении представляются им не чем иным, как красивой легендой. «История о том, что „храбрейший из храбрых“ пережил казнь, – пишет В. Лысяк, – это всего лишь легенда. Как нянька усыпляет младенца колыбельной, так и зачарованное в легендах воображение, та самая лучистая чародейка, которую индусы называют Майей, подавляет страхи человечества иллюзией красивых сказок о победе над злом и даже над смертью». Но наиболее точно сказал об этом Р. Делдерфилд: «Мишель Ней – это квинтэссенция всего того, что составляет легенду о Наполеоне. Когда он умирал одним декабрьским утром спиной к стене, с ним умирал дух Империи, и люди, которые, звеня саблями, пролетели пол-Европы вслед за одним, склонным к полноте неутомимым корсиканским авантюристом, переходили из жизни в сагу, подобную тем, которые менестрели распевали в застланных камышом залах тысячу лет назад».

Так что можно сказать, что в биографии Мишеля Нея почти не осталось загадок, если только не считать… историю с его пустым гробом на кладбище Пер-Лашез.