От самосуда в Авиньоне до убийства мадам де Ламбаль в Париже

После вторичного отречения императора и во время второй Реставрации Бурбонов Гильом Брюн вновь поклялся в верности Людовику XVIII и попытался предложить свои услуги новой власти. Приказав своей армии выступить в поддержку Бурбонов и сдав командование корпусом представителю правительства, он собрался отправиться в Париж, чтобы предстать перед королем. В это время юг страны уже находился во власти уголовных банд, называвших себя роялистами, «истинными слугами короля». Они вели настоящую охоту за всеми, кто хоть как-то был связан не только с «узурпатором», но и с революционными событиями, которые привели к убийству «христианнейшего» короля Людовика XVI и свержению династии Бурбонов с престола Франции. Они прекрасно знали, что никакого преследования со стороны королевского правительства не будет, а потому действовали открыто, нагло и жестоко. Брюн хоть и называл себя сторонником короля, но долго медлил со сдачей Тулона, где, как и в Марселе, поддерживал строгий порядок и жестко пресекал любые попытки противников Наполеона дестабилизировать обстановку. Это возбудило против него ненависть пророялистски настроенных слоев общества.

Направляясь в Париж, 2 августа 1815 года Брюн прибыл в Авиньон (департамент Воклюз), который уже полмесяца находился во власти бесчинствующей черни, симпатии которой находились явно на стороне роялистов. Он остановился в гостинице «Пале-Рояль» лишь для того, чтобы сменить лошадей. Очень скоро перед зданием отеля собралась возбужденная толпа вооруженных людей, выкрикивающих угрозы в адрес бонапартистов, и в частности в адрес Брюна. Многие из собравшихся искренне полагали, что маршал лично участвовал в кровавых событиях сентября 1792 года, когда произошли массовые расправы над контрреволюционерами и им сочувствующими в Париже, Лионе, Версале и других городах Франции. Как известно, апофеозом тех страшных дней стало убийство бывшей обер-гофмейстерины королевского двора и близкой подруги королевы Марии-Антуанетты принцессы де Ламбаль. Возбуждение бечинствующей толпы еще более усилилось, когда разнесся пущенный роялистами слух о причастности Брюна к жестокой расправе над несчастной принцессой. Не секрет, что каждая медаль имеет обратную сторону. Обратной стороной Великой французской революции 1789 года был революционный террор – массовое истребление заговорщиков и контрреволюционеров, а заодно и всех, на кого падало подозрение в соучастии или сочувствии. Смерть принцессы де Ламбаль во время сентябрьской резни 1792 года была особенно ужасной. Невозможно объяснить то неистовое и почти патологическое ожесточение, с которым толпа расправлялась с телом несчастной. В своей «Истории французской революции» известный историк Жюль Мишле описывает эти события следующим образом: «Это горемычное тело волокли через весь Париж. Изуродованные половые органы, отсеченные ударом сабли, были, как военный трофей, водружены на пику. Отрубленную голову с развевающимися волосами и вырванное сердце ликующая и опьяневшая от крови толпа несла, нацепив на пики, подобно войсковым штандартам. Шествие направлялось к Тамплю, тюрьме, где была заключена королева Мария-Антуанетта, дражайшая подруга растерзанной принцессы». Ходили слухи, что именно Гильом Брюн нес на пике отрубленную голову несчастной Ламбаль.

Чтобы понять подоплеку этого ужасного обвинения, нужно знать, что же происходило в этот период в революционной Франции. В 1792 году положение страны было очень тяжелым. «С границ, – пишет об этом Стефан Цвейг, – приходят дурные вести: наконец-то пруссаки, австрийцы зашевелились, при первом же столкновении с ними революционные полки были рассеяны. В Вандее крестьянское восстание, начинается гражданская война; английское правительство отозвало своего посланника, Лафайет покидает армию, раздраженный радикализмом Революции, которой он в свое время присягнул; со снабжением продовольствием становится все хуже и хуже, народ начинает волноваться. С каждым поражением войск Революции тысячекратно повторяемое слово „измена“ слышится со всех сторон и пугает народ. В такой час Дантон, самый энергичный, самый решительный человек Революции, поднимает кровавое знамя террора, вносит ужасное предложение – за три дня и три ночи сентября уничтожить всех узников тюрем, подозреваемых в измене. Среди двух тысяч обреченных таким образом на смерть оказывается также и подруга королевы, принцесса Ламбаль».

Действительно, в первые дни сентября 1792 года многие города Франции накрыла волна кровавого террора. Собранный второпях народный трибунал, заседавший в тюрьме Форс, вершил свой жестокий суд. По решению этого карательного органа были произведены аресты роялистов, то есть сторонников монархии, как правило, представителей дворянства и аристократии. В ночь на 2 сентября начались их казни – точнее, зверская бойня, которая продолжалась до 5 сентября. Несколько палачей прямо на улице, в окружении толпы, жестоко расправлялись с приговоренными саблями, пиками и дубинами. За четыре дня в Париже было казнено более 1300 человек (по другим данным, казненных насчитывалось несколько тысяч). Это были в основном аристократы, непокорные священники и прочие «преступники». Одной из казненных, как уже говорилось, была принцесса де Ламбаль, важная фигура старого режима, дочь принца Савойского, невестка богатейшего герцога де Пантьевра, главного управляющего королевского дома. Чрезвычайный трибунал, созданный 17 августа 1792 года для борьбы с контрреволюцией, наспех просмотрев найденные при ней бумаги и письма, признал ее виновной в контрреволюционном заговоре. Бежавшая за границу 21 июня 1791 года мадам де Ламбаль, узнав об аресте и перевозе королевской семьи из Версаля в Тюильри, 4 ноября того же года вернулась в Париж. Роялисты расценивали этот шаг как высшее проявление мужества и душевного благородства, в то время как республиканцы усматривали в возвращении «интриганки» и «заклятого врага Революции» подготовку контрреволюционного заговора, за что принцесса должна была поплатиться своей жизнью. Сохранился рассказ одного из очевидцев расправы над принцессой, в котором он приводит шокирующие подробности: «Первый удар сабли сбил с ее головы чепец, и длинные белокурые волосы рассыпались по плечам. Второй удар рассек ей лоб до глаза, и хлынувшая кровь мгновенно залила ее платье и волосы. Теряя сознание, она стала оседать на землю. Но толпе хотелось продолжения зрелища. Ее заставили подняться и идти по трупам. Она снова упала. Вероятно, она была еще жива, и некто Шарла, решив ее прикончить, нанес ей удар дубиной. И, как бы дождавшись своего часа, толпа с остервенением набросилась на тело, полосуя его саблями, протыкая пиками, пока оно не превратилось в окровавленный и бесформенный обрубок. Насилие и кровь опьянили толпу, ее ненависти, казалось, нет предела. Подручный мясника, мальчишка по прозвищу Осел, нагнулся над трупом и отрезал голову огромным мясницким ножом». Описание этой жуткой сцены в одном из писем графа де Ферсана от 19 сентября 1792 года не слишком отличается от предыдущего: «Перо не в силах описать подробности казни мадам де Ламбаль. Ее терзали самым жутким образом в течение восьми часов. Вырвав ей грудь и зубы, ее около двух часов приводили в сознание, оказывая ей всяческую помощь, и все это для того, чтобы она могла „лучше почувствовать смерть“.

Потрясая жуткими трофеями, кортеж отправился в путь. К ногам трупа привязали веревки и поволокли его по мостовым, сначала к парижской резиденции принцессы, затем к Тамплю, где была заключена королевская семья. Один из очевидцев-роялистов описывает этот кортеж следующим образом: „Какой-то негодяй нес на острие пики голову с белокурыми волосами, слипшимися от крови. У второго, следовавшего за ним, в одной руке было окровавленное сердце жертвы, в другой – ее внутренности, причем кишки он обмотал вокруг запястья. Монстр похвалялся, что сегодня за ужином он попотчует себя сердцем принцессы де Ламбаль!“ Рассказы республиканцев повторяют описание этих сцен с теми же жуткими деталями. Один из членов муниципалитета оставил следующее описание кортежа: „Два типа волокли за ноги обнаженный и обезглавленный труп принцессы де Ламбаль со вспоротым до груди животом. Перед Тамплем шествие сделало остановку. Изуродованное тело водрузили на шаткий помост, стараясь придать ему достойный вид. Все это делалось с таким хладнокровием и деловитостью, что наводило на мысль: в своем ли уме эти люди? Справа от меня один из главарей размахивал пикой с насаженной на нее головой мадам де Ламбаль, и всякий раз ее длинные волосы касались моего лица. Слева другой, еще более ужасный, с огромным ножом в руке, прижимал к груди внутренности жертвы. За ними следовал огромного роста угольщик, несший на острие пики клочья пропитанной кровью и грязью рубахи“.

А вот отрывок из другого рассказа, как бы дополняющий предыдущий: „Быстро разыскали цирюльника, чтобы принцесса, как ей подобает, предстала перед королевой в пристойном виде. Он должен был отмыть слипшиеся от крови волосы, уложить их и припудрить, как того требовал придворный этикет. Щеки были нарумянены по моде того времени. „По крайней мере, теперь Антуанетта сможет ее узнать“, – насмешничали в толпе“. Подойдя к Тамплю, озверевшая толпа потребовала, чтобы королевская семья появилась в окне. Ей не терпелось, чтобы королева Мария-Антуанетта взглянула на то, что осталось от ее любимой подруги. Молодой офицер муниципальной гвардии передал это требование королю. Услышав это, Мария-Антуанетта лишилась чувств. А толпа у Тампля неистовствовала, требуя выдачи головы королевы. Затем кортеж отправился в Пале-Рояль, чтобы показать труп принцессы герцогу Орлеанскому, ее деверю. С. Цвейг в своей книге „Мария-Антуанетта“ дает описание чудовищной процессии, двигавшейся по улицам Парижа с телом несчастной принцессы: „Двое волокут за ноги обнаженное туловище, третий размахивает окровавленными кишками, четвертый высоко поднимает вверх пику с зеленовато-бледной кровоточащей головой принцессы. С этими трофеями рвутся каннибалы в башню, чтобы, как они объясняют, принудить королеву поцеловать голову своей девки. Силой против этой беснующейся толпы ничего не поделаешь. Один из комиссаров пытается применить хитрость. Размахивая шарфом депутата, он требует тишины и держит речь. Обманом отвлекая толпу, он сначала восхваляет ее замечательный подвиг и предлагает пронести голову по улицам Парижа, чтобы весь народ мог восхититься этим „трофеем“, этим „вечным символом победы“. К счастью, толпа поддается лести, и с диким ревом пьяные зачинщики, волоча изуродованное тело, уводят за собой толпу по улицам города к Пале-Роялю“. Только к семи часам вечера утомившаяся и насытившаяся эмоциями толпа освободилась от останков, бросив их в котлован строящегося близ Шатле здания. На рассвете тело принцессы удалось, наконец, предать земле на Кладбище подкидышей.

Теперь, когда перед нами предстала ужасающая картина расправы над принцессой де Ламбаль, становится понятным, насколько чудовищно обвинение, которое было предъявлено Гильому Брюну. Между тем историки до сих пор расходятся во мнениях: участвовал или нет в страшных событиях сентября 1792 года знаменитый военачальник. По словам Рональда Делдерфилда, „Брюна оклеветали; он действительно состоял в военном эскорте, который был придан террористам, но он сделал все возможное, чтобы спасти жертвы сентябрьских событий. Он никогда не был террористом в подлинном смысле этого слова…“. Но в тот далекий августовский день 1815 года людям с белыми кокардами на шляпах, стоявшим у гостиницы „Пале-Рояль“ и выкрикивающим угрозы в адрес маршала, все было предельно ясно: виновен и должен ответить за свои преступления. „Смерть! Смерть!“ – взревела толпа фанатиков, когда Гильом Брюн показался в окне отеля. Понимая всю опасность своего положения, маршал обратился к префекту департамента Воклюз с просьбой обеспечить ему безопасный выезд из города. Тем более что Гильом Брюн направлялся в Париж по вызову племянника короля герцога Ангулемского. Префект оказался человеком не робкого десятка и приказал расчистить дорогу. Карета Брюна тронулась в путь, однако как только она миновала городскую заставу, дорога была преграждена настигшей ее толпой фанатиков. Лошадей схватили под уздцы, и кучеру пришлось возвращаться обратно в город. Вслед карете полетели булыжники и камни, потом в толпе появились вооруженные люди. Брюн велел остановиться на постоялом дворе, где он вместе со своими двумя адъютантами хотел дождаться темноты, чтобы затем вновь попытаться продолжить путь. Но толпа все увеличивалась и требовала расправы над маршалом. Префект и мэр с опасностью для собственной жизни в течение почти пяти часов тщетно старались спасти Брюна, уговаривая разъяренных людей разойтись.

Войска, находящиеся в Авиньоне и поблизости от него, состояли из отрядов герцога Ангулемского, с которыми маршал сражался еще несколько недель назад. Они скорее были расположены примкнуть к толпе, чем защищать Брюна. Таким образом, разогнать людей у властей не было возможности, а попытки мэра города их успокоить только ухудшали ситуацию. Гнев толпы, насчитывающей уже более 4000 человек (население города в то время составляло около 25 000 человек, так что для Авиньона это было огромное скопление народа), только усиливался. Стоило Брюну подойти к окну, в него тут же начинали целиться из ружей, а к дому стали подносить вязанки дров, чтобы его поджечь.

Маршал понимал, что положение очень тревожное и скорее всего его не выпустят живым из города. Он спешно написал короткое прощальное письмо жене и хотел уже составить завещание, как в это время послышался звук разбившихся стекол и в его комнату влетело несколько камней. Одновременно с этим, выбив дверь, в помещение ворвалось несколько человек. „Ты убил принцессу Ламбаль!“ – бросили ему прямо в лицо. „Знайте, безумцы, что я никогда не был убийцей. Чего же вы от меня хотите?“ – „Нам нужна твоя голова!“ – вскричала толпа. „Делайте свое дело“, – и маршал расстегнул мундир на груди. Пистолетный выстрел раздался почти в упор, но руки убийцы тряслись. Брюн, видевший в годы Революции и не такое, бросил с презрением: „Неумеха!“ В это время еще одна группа участников расправы крушила потолок комнаты, и вот в пролом уже глядит равнодушная сталь ружейных стволов. Раздается залп – и маршал Франции, избежавший гибели в десятках сражений, падает замертво», – так описывает сцену убийства Гильома Брюна В. Н. Шиканов, автор нескольких трудов о наполеоновской армии, в которых он рассказывает не только о военных баталиях и повседневной жизни французского войска, но также приводит биографии знаменитых и малоизвестных участников наполеоновских сражений. Свою смерть Гильом Брюн встретил достойно, как и подобает старому солдату. Как утверждает В. Н. Шиканов, перед смертью маршал прошептал: «Господи! Пережить сотню битв и так помирать…». Расправившись с Брюном, убийцы вышли к толпе и сообщили о случившемся. Они потребовали от мэра города, чтобы тот подписал свидетельство о самоубийстве маршала.

По другой версии, представители местной власти подготовили свидетельство о смерти Брюна, где как причину смерти назвали самоубийство (двумя выстрелами!), пытаясь скрыть свое бессилие.

Когда же власти решили похоронить погибшего, это вызвало новый прилив неистовства фанатично настроенной толпы. Тело скинули с повозки, и каждый желающий подходил и наносил ему кинжальный удар (их оказалось более 100). Затем обезображенный до неузнаваемости труп несчастного долго волокли по мостовой до реки, с моста которой и сбросили его в воду. Но и этого было мало толпе беснующихся фанатиков: когда растерзанное тело всплыло, по нему открыли стрельбу, и каждое попадание сопровождалось хохотом и одобрительными криками. Более часа продолжалось надругательство над останками несчастного, пока наконец фанатики, выплеснув всю свою злобу и ненависть, не успокоились. В двадцати километрах, недалеко от Тараскона, тело маршала выбросило на берег, где случайные прохожие обнаружили его и присыпали песком. Лишь спустя два месяца неизвестный садовник предал останки Гильома Брюна земле.

Три года вдова маршала пыталась добиться начала судебного разбирательства и преследования убийц, только тогда ей удалось доказать, что ее супруг не покончил жизнь самоубийством, а пал от рук убийц. Анжелика Николь Брюн получила останки мужа, но похоронить их она не решилась, так как неутихающая злоба роялистов была столь велика, что уберечь могилу от надругательства было невозможно. Поэтому многие годы тело маршала пролежало в одной из комнат замка Сен-Жюст, где жила мадам Брюн. Лишь после ее кончины в 1829 году ее мужа предали земле – наконец на местном кладбище супруги вместе обрели вечный покой.

В 1841 году в родном городе маршала ему был воздвигнут памятник. Кроме французских наград, Гильом Брюн имел также два высших иностранных ордена – Железной короны (Италия) и Обеих Сицилий (Неаполь). В 1788 году в Париже вышла книга, принадлежавшая перу маршала Брюна: «Живописное и сентиментальное путешествие по нескольким западным провинциям Франции».

Зверское убийство наполеоновского маршала навсегда осталось черным пятном в истории Авиньона. Неистовый якобинец и любимец парижских санкюлотов, посвятивший себя делу защиты Революции с первых же ее дней, герой многих баталий, Гильом Брюн стал жертвой так называемого «белого террора», являвшего собой череду жестокостей и насилий, совершенных во Франции роялистами в 1815–1816 годах под белым знаменем Бурбонов. Вспышки зверства против бонапартистов, республиканцев и протестантов главным образом наблюдались на юге Франции (в Тулузе, Марселе, Тулоне, Ниме и других городах).

Жертвами террора, с которым правительство из-за преступной слабости не могло справиться, стали многие выдающиеся люди того времени. На основании ордонанса 24 июля 1815 года целый ряд лиц, список которых составил министр полиции Фуше, был предан суду, в том числе выдающийся маршал наполеоновской армии Мишель Ней, о котором уже упоминалось ранее; многие были казнены, многие осуждены на изгнание или ссылку.