§ 3. Краснознаменный Балтийский флот и события в Прибалтике осенью 1939 года

В начале сентября 1939 г., в связи с нападением Германии на Г[олыну, высшим командованием Красной Армии и Военно-Морского Флота были осуществлены меры по осуществлению скрытой мобилизации соединений и частей флота. 4 сентября нарком обороны СССР маршал К. Е. Ворошилов своим приказом задержал сроком на 1 месяц увольнение красноармейцев и младших командиров в войсках Ленинградского, Московского, Калининского, Белорусского и Киевского особых и Харьковского военных округов (всего 310 тыс. человек), а также утвердил призыв на учебные сборы приписного состава частей ГШО в Ленинградском, Калининском, Белорусском и Киевском особых военных округах (всего 26 тыс. человек)[2096]. И наконец, 6 сентября нарком обороны СССР маршал К. Е. Ворошилов специальной директивой объявил скрытую мобилизацию (Большие учебные сборы или БУС) в семи военных округах – Ленинградском, Московском, Калининском, Белорусском особом, Киевском особом, Харьковском и Орловском[2097].

Основная задача мобилизации КБФ сводилась к быстрейшему мобилизационному развертыванию частей Военно-воздушных сил, Противовоздушной обороны, Береговой обороны и Охраны водного района (призываемые тральщики). Причем, мобилизация частей производилось не по общему для всех соединений сигналу, а в следующем порядке: 1) Противовоздушная оборона (ПВО) – с 5 сентября 1939 г.; 2) Западный укрепленный район (ЗУР) – с 10 сентября 1939 г.; 3) Охрана водного района (ОВР) – с 19 сентября 1939 г.; 4) Военно-воздушные силы и Отдельная специальная стрелковая бригада (ОСОБ) – с 20 сентября 1939 г.; 5) Северный укрепленный район (СУР), Южный укрепленный район (ЮУР) и Служба наблюдения и связи (СНиС) – с 21 сентября 1939 г.; 6) Санитарные учреждения – с 28 сентября 1939 г.; 7) Гидрографические части – 28 сентября 1939 года[2098].

Здесь надо отметить главную особенность в проведении мобилизации на КБФ (как и вообще в РККФ, и в РККА). По словам начальника Штаба КБФ капитана 1-го ранга Ю. А. Пантелеева, «мирная политика Советского Союза – соблюдение строгого нейтралитета с другими государствами, предъявляла требования скрытности мобилизации, поэтому последняя проводилась порядком “Больших учебных сборов” (БУС) с абсолютным запрещением употребления во всех видах сношений термина “мобилизация”». Конечно, как считал Пантелеев, нельзя было в полной мере рассчитывать на то, что истинное значение БУС осталось абсолютно скрытым для противников Советского Союза. Всё же данный скрытый способ проведения мобилизации ограничивал возможности потенциального противника по получению более полных и точных данных о происходящем, поскольку «целый ряд проводимых мобилизационных мероприятий ничем не отличался от проведения обычных повседневных мероприятий и личный состав флота в основной своей массе истинного значения проводимых мероприятий по БУС не знал»[2099].

Мобилизация на Краснознаменном Балтийском флоте осуществлялась следующим образом. Первоначально, 8 сентября 1939 г., нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов своим приказом № 2633сс задержал сроком на 1 месяц 2 193 краснофлотцев, красноармейцев и младших командиров, подлежащих увольнению осенью 1939-го года. Одновременно были призваны на учебные сборы с 5 сентября сроком на 1 месяц 1 605 человек приписного состава зенитных батарей и частей ВНОС[2100]. 12 сентября приказом наркома ВМФ № 2700сс были призваны с 14 сентября сроком на 1 месяц на учебные сборы ещё 5 880 человек приписного состава соединений и частей КБФ[2101]. Наконец, 17 сентября нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов своим приказом № 2832сс, в целях дальнейшего усиления КБФ, с 20 сентября призвал на учебные сборы сроком на 1 месяц 12 878 человек приписного состава (из них 607 человек – судов гражданских наркоматов, 3218 человек – артиллерии Северного укрепрайона, 1147 человек – артиллерии Южного укрепрайона, 1515 человек – зенитных частей специального назначения, 3268 человек – стрелковых и пулеметных частей, 1033 человека – частей связи и 2090 человек – авиационных частей)[2102].

Помимо личного состава, была объявлена мобилизация и судового состава из гражданских ведомств. 17 сентября 1939 г., «для усиления боевой готовности КБФ», нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов попросил секретаря ЦК ВКП(б) и первого секретаря Ленинградского горкома и обкома ВКП(б) А. А. Жданова разрешить призвать в состав КБФ ряд судов Наркоматов Речного и Морского флота СССР[2103]. Данная просьба наркома ВМФ была удовлетворена Советом народных комиссаров СССР. 18 сентября, приказом наркома ВМФ за № 0016/пр., в соответствии с постановлениями СНК СССР № 1485-33Осс и 1489-334сс от 17 сентября 1939 г., были призваны для тральной подготовки буксиры Наркомата речного флота типа «Ижорец» №№ 21, 23, 29, 37, 38, 39 и 63 с 20 сентября «на срок до особого распоряжения», а также продлена тральная подготовка буксиров «Менжинский» и «Дзержинский» до особого распоряжения[2104]. Призыв гражданских судов для нужд Наркомата ВМФ был подтвержден соответствующим решением Политбюро ЦК ВКП(б)[2105].

Всего, по данным командующего КБФ В. Ф. Трибуца, было призвано по мобилизации 23 тральщика (14 типа «ижорец», 4 типа «Ленводпуть», 5 типа «Озерный»). Кроме того, было призвано из научно-исследовательских институтов 4 тральщика («Инженер», «Мороз», «Краб» и «Сом»). Таким образом, КБФ получил в общей сложности 27 тральщиков[2106]. По другим данным, в сентябре-октябре 1939 г. на Балтике в целом было мобилизовано 56 буксиров и разных судов гражданских наркоматов и ведомств, оборудование и вооружение которых было осуществлено средствами Кронштадтской и Ленинградской военно-морских баз[2107].

Подобное развертывание соединений и частей КБФ по штатам военного времени в таком значительном объеме проводилось впервые за 20 лет, хотя «достаточного практического опыта по руководству этим развертыванием, как у командования, так и штабов КБФ, соединений и частей – не было».

Во время проведения мобилизации были выявлены отдельные недостатки в организации развертывания соединений и частей. К примеру, организация зенитных частей мирного времени незадолго до развертывания была изменена, соответственно были переизданы штаты мирного времени. В то же время, организация и штаты военного времени остались старыми, не соответствующими организации и штатам мирного времени[2108].

Но необходимо при этом учитывать ряд условий, сильно упрощавших проведение мобилизации на КБФ. Во-первых, это было отсутствие непосредственных боевых действий противника, направленных на срыв мобилизации. Во-вторых, еще до начала мобилизации на КБФ было проведено, по существу, отмобилизование основной части боевого состава флота (по оперативной готовности № 1). В-третьих, последовательный порядок отмобилизования облегчал работу по комплектованию и обеспечению мобилизации[2109].

Руководство Штаба КБФ отмечало, что Балтийский флот с поставленными задачами по развертыванию справился неплохо, так как серьезных недостатков, зависящих исключительно от КБФ, замечено не было. Вообще же, проведенное развертывание убедило командование Краснознаменным Балтийским флотом в том, что «в основном МП-39 г. (мобилизационный план 1939 г. – П.П.) реален». В целом, развертывание частей по штатам военного времени дало богатый опыт всем звеньям командно-начальствующего состава и штабам[2110].

Окончательный вердикт по вопросу о качестве проведения мобилизации на флотах вынес сам нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов в своем приказе № 203 35бес от 30 ноября 1939 г. Кузнецов отмечал, что проведенная частичная мобилизация РККФ в сентябре-октябре 1939 г. показала следующие негативные моменты: «1) Штабы флотов и флотилий в процессе отмобилизования, которое происходило скрытно, но в простых условиях (отсутствие помехи противника, отмобилизование флота поэьиелонно), не были достаточно организованы: огромнейший поток приказаний, предписаний, порой дублирующих, без нужды; 2) Штабы флотов и флотилий не организовали и не направили работу по мобилизации соединений и частей всех служб и органов флота (отделы по начсоставу, управление тыла, управление по строительству и расквартированию)…»[2111].

В результате проведенной на флоте мобилизации, списочная численность личного состава Краснознамённого Балтийского флота значительно выросла и к 15 октября 1939 года достигла 61 105 человек. Из них 15 506 человек служили в соединениях надводных и подводных сил, 7 960 человек – в Военно-воздушных силах, 27 212 человек – в береговой обороне, 5217 человек – в береговых частях, 759 – в военно-морских учебных заведениях и 174 – в учреждениях и институтах[2112]. (В дальнейшем, в период войны с Финляндией, к 1 февраля 1940 г., численность КБФ достигнет уже 62 996 человек, из них: командно-начальствующего состава – 8 217 человек, младшего командного состава – 11 213 человек, рядового состава – 43 236 человек, слушателей ВМУЗ’ов – 153 и курсантов ВМУЗ’ов – 177 человек[2113].)

День 17 сентября 1939 г. оказался для Краснознаменного Балтийского флота очень важным. По приказу наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова, Балтийский флот (наряду с Северным и Черноморским флотами) был приведен в боевую готовность № I[2114], что означало фактическую готовность к началу боевых действий. Поводом для таких действий командования ВМФ и КБФ стало вступление соединений РККА в Польшу в 5 ч. утра 17 сентября. (Следует отметить, что Наркомат ВМФ и Главный морской штаб ВМФ не были своевременно проинформированы со стороны политического руководства страны и Наркомата обороны СССР о начале боевых действий, что свидетельствовало об отсутствии должного взаимодействия между ведомствами[2115].) Краснознаменный Балтийский флот оказался вовлеченным в водоворот политических событий в Балтийском регионе.

Заранее, еще 16 сентября 1939 г., Военный совет КБФ отдал боевой приказ № 1/оп, где предупредил командиров соединений флота о грядущих важных событиях и дал указания о действиях флота: «Возможно ожидать появление подводных лодок иностранных государств с провокационными целями в восточной части Финского залива и в территориальных водах СССР. Для обнаружения и уничтожения подводных лодок в терводах СССР с 6.00 17.09 начать систематический поиск подводных лодок в районе от Кронштадта до меридиана 27°, обеспечив особенно надежно Сескарский плес и Красногорский рейд. Все подводные лодки, обнаруженные в терводах СССР, подлежат немедленному уничтожению всеми боевыми средствами». В связи с этим, перед командирами соединений КБФ были поставлены боевые задачи по поиску субмарин противника[2116]. В развитие данного приказа, Штаб КБФ утвердил в тот же день «Указания по поиску подводных лодок в восточной части Финского залива», согласно которым перед флотом была поставлена задача «обнаружить и уничтожить подлодки иностранных государств в территориальных водах СССР»[2117].

С раннего утра 17 сентября в Штаб КБФ стали быстро поступать донесения о появившихся «неизвестных» подводных лодках[2118]. Суду по всему, данные сигналы были призваны нагнетать и без того тревожную ситуацию, для последующего её использования в своих политических целях. Возможно, что роль этих «неизвестных» подводных лодок выполняли советские субмарины из состава КБФ. Во всяком случае, преследуемая командованием КБФ цель была достигнута. С 14 часов дня 17 сентября соединения Краснознаменного Балтийского флота были переведены в готовность № I[2119]. Данная мера была осуществлена по непосредственному приказу наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова[2120].

В дальнейшем, ситуация с «неизвестными» подводными лодками была использована высшим военно-политическим руководством СССР для оказания давления на правительство Эстонии. Поводом для обострения ситуации стал инцидент с польской подлодкой «Orzel» («Орел»). Надо сказать, что еще в начале сентября 1939 г. главнокомандующий Вооруженными силами Эстонии генерал И. Лайдонер дал указания командующему ВМС капитану флота В. Мере и командующему ВВС полковнику Р. Томбергу быть готовыми к тому, что в ближайшее время отдельные польские воинские части и корабли могут искать спасения на земле или в водах Эстонии. События не заставили себя долго ждать. В ночь с 14 на 15 сентября в акваторию Таллинского порта вошла польская подлодка «Orzel»[2121], которая находилась в море еще с начала месяца. (Судьба остальных польских подводных лодок сложилась следующим образом: три субмарины – «Sep», «Rys» и «Sbik» ушли в Швецию, в порты Нюнесхамн и Стявнас, а одна лодка – «Wilk» пришла в Англию, в порт Росайт[2122].)

Сразу после получения в рейхе известия о появлении «Orzel» вблизи Таллина, Германия оказала давление на правительство Эстонии с целью добиться задержания лодки. В соответствии с международным правом, для сохранения нейтралитета государство, не принимающее участия в конфликте, не могло предоставить кораблю воюющей страны право пребывать в его порту на больший срок, чем одни сутки. Это создавало трудную ситуацию, но командир подлодки Я. Грудзинский подчинился решению эстонской стороны, получив соответствующие гарантии. Доверие к эстонским властям не было безосновательным: польские военные моряки в 1930-х гг. часто бывали во время визитов в прибалтийских государствах, включая Эстонию. Всё это не могло не давать надежды на нейтралитет местных властей. Тем не менее, вечером того же дня на «Orzel» появился эстонский офицер. Забыв о предыдущих заверениях и о действующих нормах международного права, он заявил о решении эстонского правительства об интернировании судна. Несмотря на протесты польской стороны, почти сразу же началось разоружение экипажа и арест самого судна[2123].

Рано утром 17 сентября соединения Красной Армии вступили в Польшу. В данных условиях, польский экипаж принял решение срочно уходить из Таллина. Около 3 ч. ночи 18 сентября, разоружив эстонский караул, польские моряки увели субмарину в море. Эстонские береговые батареи с острова Аэгна открыли огонь по подлодке, но подлодка «Orzel» успела погрузиться в воду. Командующий ВМС Эстонии В. Мере отдал приказ об уничтожении польской субмарины. Эстонские корабли и самолеты начали преследование подлодки, но не добились положительных результатов. Из-за этого чрезвычайного происшествия, президент страны К. Пяте и главнокомандующий Вооруженными силами Эстонии генерал И. Лайдонер отдали распоряжение о снятии с должностей командующего ВМС капитана флота В. Мере и начальника Штаба ВМС капитана флота Р. Линнусте[2124]. (В дальнейшем, подлодка «Orzel» 21 сентября миновала остров Готланд, 9 октября проследовала пролив Зунд, а 14 октября пришла в английскую базу Росайт[2125].)

Советское руководство сделало из этого инцидента однозначный вывод: правительство Эстонии попустительствует враждебным действиям польских подводных лодок. 19 сентября в газете «Правда» было опубликовано сообщение ТАСС, где говорилось о том, что польские подлодки скрываются в портах прибалтийских стран. Предполагалось, что помимо польских, там же могут находиться и субмарины других государств. При этом утверждалось, что бегство лодки «Orzel» из Таллина было спровоцировано эстонской стороной. В этот же день, эстонский посланник в Москве А. Рей был вызван к наркому по иностранным делам В. М. Молотову, который сделал резкое заявление по поводу бегства польской подлодки. По мнению наркома, данный случай стал возможным лишь ввиду попустительства эстонских властей. В связи с этим, Молотов просил Рея предупредить правительство Эстонии самым серьезным образом и доложить ему, что «правительство СССР отправит свой флот на поиски лодки, в том числе в ближайших окрестностях Таллинского залива, так как не может допустить, чтобы в море оставалась подводная лодка с торпедами на борту»[2126].

Эстонский посланник заявил наркому, что у него нет точных сведений об этом инциденте, и обещал сообщить ответ своего правительства. На следующий день, 20 сентября, эстонский посланник А. Рей встретился с заместителем наркома по иностранным делам В. П. Потемкиным и передал ему памятную записку своего правительства. Из записки следовало, что эстонская сторона предприняла расследование по данному случаю, а также оставляет за собой право «применить все имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы ликвидировать лишенное твердого контроля правительственной власти судно, нарушившее грубым образом признанный всеми великими державами, в том числе и Советским Союзом, нейтралитет Эстонии». Эстонское правительство выразило намерение поддерживать связь с Правительством СССР при решении данной проблемы[2127].

В ночь с 18 на 19 сентября нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов своей директивой приказал Военному совету КБФ начать поиски польской подлодки в Финском заливе, в водах Моонзундского архипелага и Ирбенском проливе[2128]. В свою очередь 19 сентября Военный совет КБФ издал приказ № 2/оп, где уже предельно четко сформулировал боевые задачи Краснознаменного Балтийского флота по уничтожению предполагаемых субмарин противника. В приказе был определен главный противник советских военно-морских сил: «В Финском заливе и Северной части Балтийского моря польские подлодки»[2129]. Одновременно с этим, командир Отряда легких сил КБФ капитан 1-го ранга Б. П. Птохов, готовясь к выполнению своей боевой задачи, подписал «Указания на поиск и уничтожение подлодок противника»[2130].

Реализация планов командования КБФ началась немедленно. Отряду легких сил КБФ в составе группы лидеров, с приданными тремя эсминцами 3-го дивизиона, четырьмя сторожевыми кораблями и шестью сторожевыми катерами предстояло произвести поиск и уничтожение неприятельских подводных лодок в Финском заливе и северной части Балтийского моря, между меридианами 29° и 22°. Для контроля за проведением операции, на борт лидера «Минск» прибыли заместитель наркома ВМФ флагман флота 2-го ранга И. С. Исаков и командир Отряда легких сил капитан 1-го ранга Б. П. Птохов. 19 сентября в 14 ч. 07 мин. Отряд легких сил – лидер «Минск» под флагом заместителя наркома Исакова, лидер «Ленинград» и эсминцы «Энгельс», «Володарский» и «Артем» вышли в море. Эсминец «Артем» проводил поиск подлодок в районе Вайндло, на рассвете осмотрел Попон-Мон-Кашпервик, а затем на меридиане острова Руускери обстрелял 2 самолета. 21 сентября в 12 ч. 45 мин. лидер «Минск», эсминцы «Сметливый» и «Гордый» встали на якорь в Ручьях[2131].

22 сентября в 00 часов 13 минут лидер «Минск», эсминцы «Гордый» и «Сметливый» снялись с якоря. Командиру 3-го дивизиона эсминцев была также дана радиограмма с указанием к действиям: «С рассветом 22.09 начать поиск подлодки остров Суурсаари до меридиана 24°»[2132]. В процессе поиска эсминцы «Ленин» и «Гордый» открыли огонь по неопознанному самолету у мыса Юминда. В 22 ч. 30 мин. от командира 3-го дивизиона эсминцев, находившихся в районе Таллина, поступило сообщение: «Противника не обнаружили. Эстонцы ведут непрерывную воздушную разведку». Ночью 23 сентября сторожевой корабль «Снег» трижды заходил в эстонские территориальные воды, но никаких ответных действий военного характера со стороны эстонцев не было предпринято. Ничего подозрительного в бухтах сторожевым кораблем «Снег» не было обнаружено. 23 сентября в 9 часов 39 минут лидер «Ленинград» под флагом командира Отряда легких сил и эсминцы «Гордый» и «Сметливый» возвратились с моря и встали на Восточном рейде Кронштадта[2133].

Надо отметить, что на протяжении всей операции КБФ по поиску «неизвестных» подводных лодок в Финском заливе и Балтийском море, военное и политическое руководство Эстонии придерживалось максимально лояльной позиции по отношению к действиям советских кораблей и самолетов, нарушавших морское и воздушное пространство Эстонии. В частности, вечером 19 сентября 1939 г. эстонскими военными был зафиксирован облет Таллина девятью советскими самолетами на малой высоте. Боевые корабли КБФ неоднократно находились между островами Найссаар и Аэгна, т. е. в эстонских территориальных водах. И, тем не менее, 20 сентября главнокомандующий Вооруженными силами Эстонии генерал И. Лайдонер отдал категорический приказ не открывать огонь по советским кораблям и самолетам[2134].

Помимо активных действий, Военный совет КБФ предусмотрел и оборонительные мероприятия, на случай обеспечения своих территориальных вод от внезапных атак надводных кораблей и подлодок противника. В частности, 19 сентября 1939 г. Военный совет флота отдал приказ № 3/оп, где потребовал «для безопасности нахождения кораблей на подходах к Главной базе и в ней от агрессивных действий подлодок и легких сил иностранных государств, выставить минное заграждение в районе Сейвестэ-Шенелевский маяк». Выполнение задачи было возложено на Охрану водного района КБФ, в связи с чем командиру минного заградителя «Марти» капитану 2-го ранга Н. И. Мещерскому, с приданными четырьмя быстроходными тральщиками ОВР, в ночь с 19 на 20 сентября было приказано скрытно выставить минное заграждение против подводных лодок и легких сил[2135].

Приказ был выполнен в указанный срок и 20 сентября нарком ВМФ флагман флота 2-го ранга Н. Г. Кузнецов уже докладывал секретарю ЦК ВКП(б) и первому секретарю Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) А. А. Жданову, что согласно полученному приказанию минный заградитель «Марти» КБФ под прикрытием 4 тральщиков и 2 катеров-охотников с 0 часов до 2 часов 20 сентября выставил минное заграждение в восточной части Финского залива для прикрытия территориальных вод СССР. Всего было выставлено 500 мин в два ряда, из них половина – против подводных лодок, а остальные – против легких сил неприятеля[2136].

23 сентября Военный совет КБФ решил осуществить ещё более масштабную операцию по поиску подлодок противника в Финском заливе и Балтийском море. Начальник Штаба КБФ А. П. Шергин направил командующему Эскадрой КБФ, а также командирам Отряда легких сил и 1-го дивизиона эсминцев приказ № 1оп/491сс, где ссылаясь на приказание командующего флотом В. Ф. Трибуца, потребовал выслать в западную часть Лужской губы лидер «Ленинград» и эсминец «Стремительный». Время выхода кораблей было назначено на 23 часа 23 сентября[2137]. Однако нарком ВМФ Кузнецов решил внести коррективы в этот процесс и в этот же день отдал следующий приказ Военному совету КБФ: «Отряду легких сил в составе лидера и эсминца с 5.00 24.9.39 произвести поиски подлодок противника в водах Финского залива и Балтийского моря до параллели Либавы. Всякую замеченную лодку топить. Разрешаю: заход [в] территориальные воды, останавливать и осматривать транспорта, обстреливать появляющиеся самолеты»[2138].

Основываясь на приказе наркома, Военный совет КБФ 24 сентября 1939 г. издал приказ № 1оп/493сс, предназначенный для командира Отряда легких сил. Помимо уже известных указаний Н. Г. Кузнецова, Военный совет флота внес уточнения в план поисковой операции: «…При преследовании разрешается заходить в территориальные воды, и при необходимости в Ирбенский пролив. Всякое сопротивление сломить, избегая огня береговых батарей. Разрешается останавливать финские и в особенности эстонские транспорты для получения информации. При налетах финских и эстонских самолетов, огнем зенитной артиллерии уничтожать…»[2139]. (В монографии Е. Ю. Зубковой содержится ошибочное утверждение, что в 20-х числах сентября 1939 г. «советский военно-морской флот фактически установил морскую блокаду у берегов Эстонии»[2140]. На самом деле, это были поисковые операции надводных сил КБФ с целью уничтожения подлодок противника.)

Рано утром 24 сентября 1939 г. в море вышел отряд кораблей КБФ в составе лидера «Ленинград» и эсминца «Стремительный», имея своей задачей осуществить «поиск польской подводной лодки и ее уничтожение». В 06 ч. 05 мин. корабли снялись с якоря[2141]. Исходя из полученного приказа, командиры кораблей действовали напористо, не останавливаясь перед применением оружия в чужих территориальных водах. Например, в 14 ч. 29 мин. С борта эсминцев был обнаружен подозрительный предмет, похожий на силуэт подлодки. Лидер «Ленинград» и эсминец «Стремительный» сразу же произвели три 2-х орудийных залпа с дистанции в 60 кабельтовых в сторону Эрусского залива[2142]. (По данным эстонских наблюдателей, советские эсминцы вторглись в территориальные воды Эстонии в районе Локса, причем один из советских кораблей (это был лидер «Ленинград») открыл артиллерийский огонь из района между островом Мохни и мысом Пяриспеа по эстонскому побережью. По заявлению К. Сельтера, один из выпущенных снарядов разорвался на эстонском берегу[2143].) В 14 ч. 35 мин. с левого борта появились неизвестные катера, по которым незамедлительно был открыт огонь из крупнокалиберного пулемета. В 15 ч. 18 мин. с левого борта был также замечен самолет, по которому корабли открыли огонь. Наконец, 26 сентября в 22 ч. 12 мин. корабли отряда отдали якорь[2144]. Необходимо отметить, что во время этих событий эстонские войска были сконцентрированы в районах Таллина и Тарту, а части ПВО страны приведены в полную боевую готовность[2145]. Тем не менее, эстонские зенитные части не открывали огонь по советским самолетам, нарушавшим воздушное пространство страны.

23 сентября заместитель наркома ВМФ флагман флота 2-го ранга И. С. Исаков направил доценту кафедры штабной службы Военно-морской академии им. К. Е. Ворошилова капитану l-ro ранга Н. Б. Павловичу два важных документа, предназначенных для подготовки предстоящей десантной операции КБФ в Эстонии, – приказ наркома ВМФ за № 1/оп. и «Временный штат управления и штаба Транспортной флотилии Краснознаменного Балтийского флота»[2146]. Командиром флотилии был назначен капитан l-ro ранга Н. Б. Павлович, а начальником штаба – капитан 2-го ранга В. И. Рутковский. Тем же приказом были назначены коменданты транспортов флотилии из числа слушателей 3-го курса командного факультета академии – всего 12 человек. В данном приказе было оговорено, что он должен вводиться в действие лишь «по особому приказанию народного комиссара Военно-Морского Флота СССР»[2147].

Кроме того, нарком ВМФ направил несколько шифрованных телеграмм Военному совету КБФ, призванных повысить мобилизационную готовность флота. В частности, 24 сентября Н. Г. Кузнецов приказал временно передать Краснознаменному Балтийскому флоту, в качестве баз подлодок и брандвахтенных судов ОВР, учебные корабли «Комсомолец», «Курсант», «Ленинградсовет» и «Аврора», а также все мореходные катера военно-морских учебных заведений[2148]. В своей следующей телеграмме, посланной в этот же день, нарком ВМФ отметил на примере КБФ «еще недостаточную подготовку кораблей к реальным условиям обстановки»[2149].

В то время как на Краснознаменном Балтийском флоте напряжение росло с каждым часом, в процессе выяснения советско-эстонских отношений возникла небольшая пауза. В Москве успешно завершились переговоры между советской и эстонской делегациями по поводу заключения нового торгового договора между Эстонией и СССР. Для подписания достигнутого торгового соглашения, советское правительство 22 сентября пригласило в Москву министра иностранных дел Эстонской республики К. Сельтера. К этому времени, эстонское правительство было уверено в том, что крайне неприятный инцидент с подлодкой «Orzel» уже исчерпан, и никаких последствий он иметь не будет. Прибыв 24 сентября в Москву, эстонский министр иностранных дел в этот же день в 21 ч. был принят председателем СНК и наркомом по иностранным делам В. М. Молотовым.

После недолгого обсуждения торгового договора, диалог довольно быстро принял неожиданный для эстонского министра поворот. Молотов заявил Сельтеру следующее: «Торговые отношения между двумя странами хорошие, однако политические отношения между Эстонией и СССР обострились. Бегство польской подводной лодки свидетельствует о том, что эстонское правительство не хочет или не в состоянии поддерживать порядок в своей стране, и это угрожает безопасности СССР. Разъяснения, приведенные правительством Эстонии, недостаточны… Советский Союз опасается нападения на свои суда…Советскому Союзу нужны гарантии обеспечения его безопасности. Политбюро ЦК и правительство решили потребовать у Эстонии таких гарантий, и поэтому предлагается заключить военный союз или пакт о взаимопомощи, на основании которого Советскому Союзу будет предоставлено право иметь на территории Эстонии военные базы для авиации и флота»[2150].

Сельтер попытался доказать Молотову, что заключение советско-эстонского пакта может нарушить сложившийся баланс сил на Балтике и повредить отношениям двух стран, но советский нарком в это вопросе был непреклонен. Молотов подчеркнул, что заключение договора является делом спешным и предложил срочно запросить эстонское правительство по этому поводу Сельтер, сославшись на отсутствие необходимых полномочий и согласия парламента, попросил выехать в Таллин и решить там этот вопрос. Молотов заявил, что с принятием решения тянуть не следует, иначе события могут повернуться не в лучшую сторону, и посоветовал «пойти навстречу советским пожеланиям, чтобы избежать худшего. Не заставляйте нас ради достижения цели применять силу…»[2151].

В ночь с 24 на 25 сентября состоялась еще одна встреча В. М. Молотова с К. Сельтером, на которой советской стороной был представлен проект советско-эстонского договора о взаимопомощи. В ходе беседы, речь зашла о возможных местах базирования соединений Красной Армии и Военно-Морского Флота. Молотов настаивал на размещении баз в Таллине и Пярну. Сельтер возражал на это, указывая, что Таллин, как столица, не подходит для этой цели, а Пярну зимой замерзает. Поэтому, эстонский министр предложил ограничиться островами Сааремаа и Хийумаа, а также портом в Палдиски. Однако Молотов настаивал на своих предложениях. Сельтер вновь подчеркнул, что ему необходимо обговорить данный вопрос с правительством и парламентом. Уже утром 25 сентября министр иностранных дел Эстонии К. Сельтер отбыл в Ригу, а оттуда вылетел в Таллин[2152].

В период ожидания ответа правительства Эстонии на советский ультиматум, Наркоматом обороны СССР были предприняты меры по разработке плана боевых операций против Эстонии. 26 сентября нарком обороны маршал К. Е. Ворошилов направил Военному совету ЛВО директиву № 043/оп, где потребовал немедленно приступить к сосредоточению сил на эстонско-латвийской границе и закончить его 29 сентября 1939 г. Перед сухопутными войскам была поставлена задача нанести мощный и решительный удар по эстонским войскам, для чего требовалось: «а) Кингисеппской группой быстро наступать на Везенбург, Тане, Таллин; б) 8-й армии разбить войска противника и наступать па Юрьев и в дальнейшем совместно с Кингисеппской группой па Таллин, Пернов, выделив для обеспечения своего фланга одну танковую бригаду и 25-ю кавдивизию в направлении от Валка на Ригу; в) 7-й армии – прикрыть операции ЛВО о стороны латвийской границы. В случае выступления или помощи латвийской армии эстонским частям, 7-й армии быстрым и решительным ударом по обеим берегам реки Двины наступать в общем направлении на Ригу». От Краснознаменного Балтийского флота в данной ситуации требовалось уничтожить эстонский военно-морской флот, нанести удар по морским базам Эстонии и содействовать наступлению сухопутных войск Ленинградского военного округа. Нарком обязал Военный Совет ЛВО представить план операции 27 сентября[2153].

Действуя в рамках подготовки к войне, 27 сентября 1939 г. Военный совет КБФ разработал первый вариант плана боевых действий против Эстонии – приказ № 4/оп. В преамбуле приказа оговаривались условия начального периода боевых действий: «Флот Эстонии в базах. Финляндия и Латвия нейтралитета не нарушают, считаются нейтральными». Для оказания поддержки наступающим частям Красной Армии, Краснознаменный Балтийский флот должен был, путем уничтожения флота Эстонии, разрушения морских баз Таллин и Кунда, и недопущения военных кораблей в Финский залив, обеспечить непосредственное содействие продвижению фланга армии, и подготовить овладение укрепленным районом Таллина. Далее перед всеми основными соединениями флота были поставлены боевые задачи[2154].

28 сентября 1939 г. командующий войсками Ленинградского военного округа командарм 2-го ранга К. А. Мерецков направил Военному совету КБФ директиву № 4411сс/ов, где приказывал Краснознаменному Балтийскому флоту в составе всех сил находиться в полной боевой готовности к утру 29 сентября 1939 года. Флоту было поручено, «прикрывшись от латвийского и финского флотов», решить ряд боевых задач. В том случае, если Латвия окажет поддержку Эстонии, Краснознаменному Балтийскому флоту было приказано «захватить флот Латвии и не допустить ухода его в нейтральные воды соседних стран»[2155]. С учетом требований командования Ленинградского военного округа, 29 сентября Военный совет Краснознаменный Балтийского флота утвердил второй вариант приказа № 4/ оп. Помимо общего приказа, были также разработаны отдельные приказы по действиям соединений надводных кораблей и подводных лодок КБФ[2156].

С 27 сентября на Краснознаменном Балтийском флоте началось оперативное развертывание сил флота. В связи с этим важным мероприятием, 26 сентября в 16 ч. в Штаб КБФ прибыл народный комиссар ВМФ флагман флота 2-го ранга Н. Г. Кузнецов[2157]. Присутствие наркома на Балтике в этот момент было отнюдь не случайным: оно свидетельствовало о серьезности готовящихся на флоте мер. Вероятно, пребывание Н. Г. Кузнецова было тесно связано не только с непосредственной подготовкой КБФ к войне с Эстонией, но и с организацией необходимого повода к войне (casus belli) – «потопления» парохода «Металлист» и «атаки» на транспорт «Пионер». Надо сразу отметить, что данные события находились в тесной связи с политическими и военными действиями Советского Союза.

Попытаемся проследить данные события по сведениям, зафиксированным в Журнале боевых действий Штаба КБФ и приказам командования флота. 26 сентября 1939 г. начальник Штаба КБФ капитан 1-го ранга А. П. Шергин отдал приказ № 1оп/499сс, в котором содержалось приказание Военного совета флота перевести в западную часть Лужской губы сторожевые корабли «Вихрь», «Снег», «Пурга», где они должны были ожидать выхода, который был назначен на 19 часов. А утром 27 сентября, приказом Военного совета флота № 1оп/501сс, коменданту транспорта «Пионер» было предписано выйти на рейд Ручьи и находиться в полной готовности. В соответствии с приказом, 26 сентября в 22 ч. 10 мин. сторожевики «Снег», «Пурга» и «Вихрь» вышли с Восточного рейда, а в 23 ч. 05 мин. транспорт «Пионер» встал на якорь на Восточном рейде[2158]. 27 сентября в 04 ч. 55 мин. начальник Штаба КБФ приказал командирам 1-й, 2-й, 3-й и 4-й бригад подводных лодок немедленно вызвать все субмарины с моря и сосредоточить их в местах дислокации, после чего на них была объявлена часовая готовность. Наконец, в 18 ч. 27 сентября командующий флотом отдал приказание 13-му ДПЛ, а также лодкам «Щ-317», «Щ-319», «Щ-320», «Щ-323», «Щ-324», «М-73», «М-75», «М-78» выйти в море и занять позиции согласно плану операции[2159].

А в это время правительство Эстонии стояло перед нелегким выбором: следует ли им принять или отвергнуть советские предложения. Вечером 25 сентября эстонское руководство попыталось заручиться поддержкой Германии по этому вопросу, но оттуда пришел настойчивый совет подписать договор с Советским Союзом «чем раньше, тем лучше». На заседании Государственного совета Эстонской республики, состоявшемся днем 26 сентября, главнокомандующий Вооруженными силами страны генерал И. Лайдонер и министр иностранных дел К. Сельтер высказали мнение о неизбежности подписания пакта о взаимопомощи с СССР, заявив, что на помощь извне Эстонии рассчитывать не приходится, а собственными военными силами страна продержаться не сможет. Большинство присутствовавших министров поддержали данное предложение. Президент Эстонии К. Пяте подчеркнул, что в данной ситуации главной задачей является «вывести эстонский народ и государство невредимыми из большой войны». По мнению президента, в случае отклонения советского предложения, было бы поставлено под угрозу существование эстонской нации[2160].

На заседании правительства было принято решение уполномочить министра иностранных дел К. Сельтера на ведение переговоров и подписание пакта с СССР. Также было решено рассмотреть данный вопрос в комиссии по иностранным делам и обороне Государственной Думы и Госсовета. Вечером 26 сентября собралась комиссия, на которой был поставлен всё тот же вопрос. Все участники комиссии единодушно согласились с тем, что подписание договора о взаимопомощи с Советским Союзом представляется единственно правильным решением в данной ситуации. Таким образом, решение правительства было одобрено. На следующий день, утром 27 сентября, эстонская делегация, в составе министра иностранных дел К. Сельтера, чрезвычайного посланника А. Рея, председателя Государственной Думы Ю. Улуотса и профессора А. Пийпа, вылетела в Москву[2161].

Необходимо отметить, что все эти дни в Эстонии царило крайнее напряжение, связанное с советским военным присутствием. В течение 26 и 27 сентября советские самолеты неоднократно нарушали воздушное пространство Эстонии, производя облет Таллина, Тарту, острова Сааремаа и других районов, на что правительство республики выразило протест Советскому Союзу. В то же время, командующий Вооруженными силами И. Лайдонер и начальник Генерального штаба Эстонии генерал-лейтенант Н. Реек категорически запретили открывать огонь по советским самолетам, чтобы не нагнетать и без того сложную ситуацию[2162].

На фоне этой крайне напряженной политической ситуации в Балтийском регионе и произошли таинственные события, связанные с атаками советских пароходов «Металлист» и «Пионер» неизвестными подводными лодками. 27 сентября в 10 ч. 30 мин. в журнале боевых действий Штаба КБФ было зафиксировано, что в районе Лужской губы слышен взрыв. В 12 ч. 03 мин. нарком ВМФ и командующий КБФ вышли в море на катере «Ямб». Дальнейшие события были уже напрямую связаны с «атаками» «неизвестных» подлодок на советские суда. В 15 ч. 30 мин. 2 гидросамолета «МБР-2» вылетели к пароходу «Металлист»[2163].

Одним из главных героев событий, связанных с пароходом «Металлист», стал сторожевой корабль «Снег», который еще вечером 20 сентября вышел в море по заданию начальника Штаба флота[2164]. В 19 ч. 50 мин. командир разведывательной авиаэскадрильи донес в Штаб флота: «В 16.45 транспорт «Металлист» Ш=59°35?, Д=24°10?. Экипаж отсутствует. У борта затоплена шлюпка, на палубе беспорядок. К транспорту «Металлист» подошли 3 сторожевых корабля». Согласно навигационному журналу сторожевого корабля «Снег», в 16 ч. 28 мин. корабль подошел к борту транспорта «Металлист», после чего стал ходить вокруг него кругами. Лишь в 21 ч. 56 мин. сторожевой корабль «Снег» прекратил свои странные маневры и покинул борт «Металлиста»[2165]. Наконец, в 23 ч. 30 мин. командир сторожевого корабля «Снег» дал радиограмму в Штаб КБФ: «Место гибели транспорта «Металлист» Ш=59°34?02, Д=27°21?»[2166]. Представляется непонятным, что сторожевой корабль «Снег» мог делать возле покинутого судна более четырех часов и почему координаты места гибели «Металлиста» так сильно изменились.

На следующий день похожая история произошла и с транспортом «Пионер». Из журнала боевых действий Штаба КБФ следует, что 28 сентября 1939 г. в 01 ч. 50 мин. с транспорта «Пионер» было сообщено по радио: «Преследуюсь неизвестной подводной лодкой в районе Вигрунд башня. Выбрасываюсь на берег». В 02 ч. 10 мин. транспорт «Пионер» запросил Штаб КБФ о помощи. Спустя 5 минут «Пионер» сообщил в Штаб флота о том, что он сел на камни, а еще спустя 5 минут донес, что «лодка скрылась». Через 2 часа с транспорта «Пионер» было сообщено: «Имею курс на левый борт, при попытке сняться с мели попал на каменную гряду. Жду рассвета». Неизвестные подводные лодки и в дальнейшем продолжали появляться в акватории Финского залива. Так, 29 сентября в 11 ч. 45 мин. была замечена неизвестная субмарина на переходе из Нарвского залива в губу Кунда. А 30 сентября в 00 ч. гидрографическое судно «Восток» обнаружило очередную подводную лодку, шедшую курсом на остров Пенисаари[2167].

Непосредственным результатом вышеуказанных «атак» неизвестных подлодок стали статьи, опубликованные в центральных советских газетах. Утром 27 сентября в газете «Известия» было опубликовано сообщение ТАСС о ходе переговоров между СССР и Эстонией. Общий тон статьи носил негативный по отношении к Эстонии характер. Возвращаясь к ситуации с польской подлодкой «Orzel», в статье отстаивалась версия о намеренном содействии эстонских властей польским морякам в их бегстве. Эстонские объяснения данных событий отвергались как неудовлетворительные. Наконец, в статье содержался неприкрытый намек в адрес Эстонии: «…Если иметь в виду, что, по сообщению из Ленинграда, сегодня в двух местах видели перископы неизвестных подводных лодок в районе Лужской губы, то можно прийти к выводу, что где-то недалеко от эстонских берегов какие-то неизвестные подлодки имеют свою скрытую базу»[2168].

Вечером 27 сентября по советскому радио было передано о потоплении неизвестной подлодкой в Финском заливе советского судна «Металлист». На следующий день, 28 сентября, в газете «Правда» было помещено официальное сообщение ТАСС, где говорилось, что «27 сентября в 18.00 в Нарвском заливе в результате торпедной атаки был потоплен пароход “Металлист”. Без вести пропало пять членов экипажа»[2169]. 29 сентября в газетах было опубликовано аналогичное сообщение ТАСС об атаке транспорта «Пионер». Не нужно долго объяснять, кому именно были выгодны подобного рода публикации. Эти статьи были необходимы советскому военно-политическому руководству как средство дополнительного давления на правительство Эстонии, чтобы вынудить его принять требования Советского Союза о заключении договора о взаимопомощи. Таинственные подводные лодки, «атаковавшие» мирные советские суда, по замыслу советских политиков и военных, должны были являться неоспоримым доказательством беспомощности эстонского военного командования в деле контроля своих территориальных вод.

Теперь перейдем к непосредственному рассмотрению провокационной истории с пароходом «Металлист»[2170]. Эстонские историки совершенно верно указывают на абсурдность и противоречивость официальной версии событий, сформулированной в сообщении ТАСС. В то же время, ими была предложена своя версия, согласно которой транспорт «Металлист» был потоплен советской подлодкой «Щ-303» и сторожевым кораблем «Туча». Причем, поскольку торпеды «Щ-303» якобы не попали в цель, то сторожевому кораблю «Туча» пришлось таранить «Металлист»[2171]. Источником для подобных утверждений стала книга известного финского историка флота П.-О. Экмана, который, в свою очередь, ссылался на показания советских моряков, оказавшихся в финском плену в 1941-1943-м годах. К сожалению, данное сомнительное утверждение, без должного критического анализа, было подхвачено некоторыми отечественными исследователями[2172]. Следует отметить, что в фондах РГАВМФ не содержится документов, прямо или косвенно свидетельствующих о каких-либо атаках советских подлодок или надводных кораблей на вышеуказанные суда.

Согласно наблюдениям эстонского берегового поста наблюдения, днем 27 сентября 1939 г. ими был зафиксирован следующий странный случай: «Утром 27 сентября на горизонте появилось судно. Очевидно, судно было без груза, поскольку сидело высоко на воде. В 15 часов к судну приблизились три советских миноносца типа “С”. Один из них подошел к борту судна. В 18.40 все скрылись в сумерках»[2173]. Путем сопоставления документов обеих сторон, становится понятным, что таинственное судно, замеченное эстонскими наблюдателями, несомненно, было пароходом «Металлист». Характерно, что эстонская сторона подчеркивает отсутствие взрыва на борту судна (т. е. торпедная версия потопления не подтверждается). Удостоверившись в том, что эстонской стороной был зафиксирован именно пароход «Металлист», мы можем сделать принципиально важный вывод: данное судно никто не топил в тот момент.

История с мнимым потоплением парохода «Металлист» необходима была руководству СССР лишь в качестве удобного предлога, чтобы осуществить давление на эстонское правительство и вынудить его пойти на принятие советских условий. Соответственно, и вся эта надуманная история с пароходом (как впоследствии и с обстрелом советских войск под Майнилой) должна была послужить доказательством мнимой вины эстонской стороны. В связи с этим, стоит обратиться к новейшим исследованиям, которые рассматривает разные версии данного события[2174]. Из указанных статей становится понятным, что вся история с таинственной гибелью «Металлиста» выглядит чистейшей мистификацией. По мнению авторов, многие обстоятельства свидетельствуют в пользу того, что вышеуказанные суда никто не топил: они «утонули» лишь на бумаге[2175]. Наконец, решающим обстоятельством в пользу данной версии является тот факт, что пароход «Металлист» был потоплен артиллерийским огнем финнов в военно-морской базе Ханко 26 июля 1941 года, что подтверждается архивными документами[2176].

Пока происходили события, связанные с «потоплением» транспорта «Металлист», в Штабе КБФ шла разработка плана боевых действий против ВМС Эстонии. С этой целью, 28 сентября 1939 г. командующий войсками Ленинградского военного округа командарм 2-го ранга К. А. Мерецков направил Военному совету КБФ директиву № 4411сс/ов, где приказал флоту в составе всех своих сил быть в полной боевой готовности к утру 29 сентября. Балтийскому флоту было поручено, «прикрывшись от латвийского и финского флотов», решить следующие боевые задачи: 1) Захватить эстонский флот и не допустить его ухода в нейтральные воды Финляндии и Швеции; 2) Нанести сокрушительный удар по морским базам Эстонии; 3) Огнем корабельной и береговой артиллерии содействовать наступлению отдельного Кингисеппского стрелкового корпуса в направлении Нарва-Везенберг-Таллин; 4) Прикрыть базу флота и не допустить прорыва ВВС противника на Ленинград вдоль Финского залива; 5) Подготовить морской десант в составе 4 000 бойцов для высадки на побережье Финского залива[2177].

В том случае, если армия Латвии окажет поддержку вооруженным силам Эстонии, Краснознаменному Балтийскому флоту было приказано «захватить флот Латвии и не допустить ухода его в нейтральные воды соседних стран». Причем, действия КБФ должны были носить энергичный и решительный характер, и направлены на выполнение поставленных задач в кратчайший срок. Относительно времени перехода в наступление, следовало ждать особую директиву. На авиацию КБФ, помимо имевшихся задач по обеспечению операций флота, было возложено несколько задач по содействию продвижению армии[2178].

В соответствии с данными указаниями, командующий КБФ флагман 2-го ранга В. Ф. Трибуц 29 сентября утвердил приказ № 4/оп, имевший достаточно красноречивое название – «Операция по участию КБФ в войне с Эстонией». Согласно приказу, Балтийский флот должен был уничтожить флот

Эстонии, разрушить морские базы Таллин и Кунда и не допустить военные корабли противника в Финский залив, обеспечить непосредственное содействие продвижению фланга армии, и подготовить овладение укрепленным районом Таллин. Краснознаменному Балтийскому флоту также следовало быть готовым к поддержке высадки десанта на южном побережье Финского залива, нанести удар по кораблям противника в Финском заливе и оказать поддержку катерам ОВР[2179]. Морская разведка тем временем сообщала наркому ВМФ о различных «мероприятиях военного характера» в прибалтийских государствах, явно нагнетая и без того напряженную обстановку[2180].

Прилетев в Москву, эстонская делегация сразу же оказалась в новой, весьма сложной ситуации. На начавшихся поздно вечером 27 сентября переговорах, нарком по иностранным делам СССР В. М. Молотов, используя ситуацию с мнимым потоплением «Металлиста» и оказывая сильное давление на противоположную сторону, заявил эстонской делегации, что Эстония не в состоянии обеспечить собственную безопасность. В связи с этим, он потребовал ввести на её территорию 35-тысячный контингент РККА для поддержания порядка. Эстонская делегация попыталась сократить количество советских войск в Эстонии, в результате чего численность гарнизонов была постепенно снижена до 25 тысяч человек. В итоге, вечером 28 сентября был подписан договор о взаимопомощи между СССР и Эстонией[2181].

Договор, рассчитанный на 10 лет, предусматривал размещение советских военно-морских баз и аэродромов на правах аренды на островах Сааремаа и Хийумаа и в городе Палдиски. Для охраны указанных морских баз и аэродромов, Советский Союз получил право держать на участках, отведенных под базы и аэродромы, за свой счет наземные и воздушные силы РККА, численность которых определялась особым соглашением[2182]. 29 сентября договор был одобрен Политбюро ЦК ВКП(б) и ратифицирован Президиумом Верховного совета СССР, а 2 октября – Советом обороны и комиссией по иностранным делам и обороне Государственной думы и Госсовета Эстонской республики[2183]. Спустя несколько дней, 5 октября был подписан аналогичный договор между Советским Союзом и Латвией, а 10 октября – между СССР и Литвой. Таким образом, советское руководство добилось своей цели – получило право на размещение своих сухопутных, военно-воздушных и военно-морских сил на территории указанных стран. Внешняя политика стран Прибалтики была поставлена под негласный контроль Советского Союза.

Во время этих событий Краснознаменному Балтийскому флоту не пришлось применять силу против вооруженных сил стран Прибалтики, в частности против их военных флотов. В отличие от аналогичных событий лета 1940-го года, в данном случае КБФ не предпринимал блокадных действий у побережья Эстонии и Латвии. В то же время, им был предпринят ряд поисковых операций в Балтийском море, носивших решительный характер. Понятно, что командование Балтийским флотом вряд ли воздержалось бы от применения оружия, если бы последовало соответствующее приказание от политического и военного руководства СССР. И здесь следует согласиться с мнением историка К. Б. Стрельбицкого, который заметил, что действия КБФ в сентябре 1939 г. «были вызваны скорее не военной необходимостью, а внешнеполитическими причинами»[2184]. При этом Краснознаменный Балтийский флот выступал в качестве серьезной военной силы. Лишь благодаря весьма своевременной уступчивости политического руководства Эстонской республики, удовлетворившего все требования СССР, советскому командованию не удалось в полной мере использовать данный аргумент в споре с соседним государством.

Тем не менее, несмотря на ограниченные результаты использования КБФ в эстонских событиях в сентябре 1939-го года, они оказались весьма полезными для руководства ВМФ в плане повышения мобилизационной и боевой готовности Балтийского флота. Во время данных событий отрабатывались действия флота по погрузке и высадке десанта, разведывательные действия, а также действия по поиску неприятельских подводных лодок. Иными словами, Краснознаменный Балтийский флот получил опыт действий в условиях, максимально приближенных к боевым, что способствовало повышению его боеготовности в преддверии войны с Финляндией.