§ 4. Боевая подготовка Краснознаменного Балтийского флота в 1940 – начале 1941 гг.

Не успели ещё отгреметь последние залпы советско-финляндской войны, как уже начался процесс извлечения уроков из опыта боевых действий. 3 января 1940 г. нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов издал приказ № 020, имевший название «О задачах боевой и политической подготовки РК ВМФ на 1940 г.». Нарком, ставя флотам задачи на новый год, имел перед глазами свежий опыт недавно проведённых на Балтийском море боевых операций и потому обладал вполне достаточными основаниями для нелестной характеристики общего состояния боевой подготовки личного состава на флотах. Кузнецов констатировал, что отдельные надводные корабли и самолёты показали в ходе боевых действий «высокие образцы выполнения задач», но тут же отмечал, что операции флотов (имелись в виду Балтийский и Северный флоты) в целом и действия отдельных соединений флотов и авиации оказались «на недостаточном уровне»[1816].

По мнению Н. Г. Кузнецова, боевой опыт войны с Финляндией выявил следующие слабые стороны в оперативно-тактической подготовке командирского состава флота: 1) недостаточный уровень и культура боевого управления, особенно в организации, обеспечении и проведении операций в сложных условиях; 2) неудовлетворительная работа всех видов разведки при плохом знании театра и противника со стороны командования и штабов всех ступеней; 3) недостаточная методичность при подготовке и проведении операции (боя); 4) недостаточная огневая подготовка флота и авиации; 5) значительное количество катастроф, аварий, поломок и отказов материальной части. В заключение, нарком ВМФ Кузнецов сделал общий вывод: «…наши слабые места не в недостатке тактических приёмов или несоответствии техники, а в недостаточной выучке и овладении этими приёмами и техникой и в слабом управлении»[1817]. Это были самые первые, но, в целом, совершенно справедливые выводы из боевой деятельности Краснознаменного Балтийского флота.

3 февраля 1940 г. нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов послал Военному совету КБФ свою директиву № 446сс, где он обратился к боевой деятельности Военно-воздушных сил Краснознаменного Балтийского флота. Несмотря на то, что прошло уже два месяца с того момента, как началась война, в боевом использовании морской авиации, по мнению наркома ВМФ, наряду со значительным улучшением руководства, по сравнению с первым периодом военных действий, ещё продолжало иметь место «крайнее упрощенчество и пренебрежение к выработанным практикой и боевыми уставами формами оперативного руководства, оперативно-тактическим расчётам, нормам поражения и организации боевого использования»[1818].

Конкретных недостатков в боевых действиях авиации Балтфлота было найдено Кузнецовым немало. Выяснилось, что задачи во многих случаях ставились в слишком обтекаемом виде и не подкреплялись соответствующими оперативно-тактическими расчётами, а потому являлись неконкретными и невыполнимыми. Кроме того, стремление ставить боевую задачу на каждый день приводило на практике к тому, что задание поступало в части слишком поздно и исполнителям просто не оставалось времени на нормальную подготовку к вылету[1819].

Подтвердили свою малую эффективность бомбардировки по площадям. Была высказана претензия к штабам всех уровней, которые оказывались «лишь фиксаторами событий, а не органами боевого управления». Как большие минусы в действиях ВВС Балтийского флота были отмечены слабая подготовка лётного состава к работе в сложных метеоусловиях, пренебрежение к вопросам маскировки и нерегулярная аэрофоторазведка перед операциями[1820]. Нарком ВМФ потребовал от Военного совета КБФ принять самые решительные меры по ликвидации указанных недостатков.

Новая волна критики со стороны наркома ВМФ последовала 14 февраля 1940 года, когда Кузнецов направил Военному совету КБФ директиву за № 16015сс/ов. Основные положения, содержавшиеся в этой директиве, содержали куда более глубокий анализ тех отрицательных явлений, на которые длительное время никто из высшего комсостава не обращал внимания.

Самый первый главный вывод, сделанный Н. Г. Кузнецовым, касался всей оперативной документации, разработанной Штабом Краснознаменного Балтийского флота накануне и в период войны. В документах, по мнению наркома ВМФ, прежде всего, «отсутствовала глубина и перспективность оперативного планирования».

Рассмотрев план боевых действий КБФ от 23 ноября 1939 г., Кузнецов обратил внимание на то обстоятельство, что в нём были разработаны только первые операции, «по выполнении которых началась импровизация». Отсутствие перспектив на первый период повлекло за собой распыление сил, выразившееся в нанесении серии слабых ударов по большому количеству объектов противника одновременно. Все эти удары, как правильно считал Н. Г. Кузнецов, оказались, в итоге, не только бесцельными и безрезультатными, но даже вредными, так как «осуществлялись не кулаком, а растопыренными пальцами». В качестве примеров были приведены операции по обстрелам кораблями Эскадры КБФ береговых батарей противника в Финском заливе и бомбардировочные удары ВВС по батареям финнов[1821].

Нарком ВМФ также отметил такую важную отрицательную черту в боевой подготовке флота, как сезонность плавания. В прежние годы практически все манёвры и учения проходили в весенне-летний период как наиболее удобный с точки зрения метеорологических условий, а с осени корабли ставились в доки для проведения текущего ремонта. Поэтому у многих командиров формировалось представление, что война начнётся в самое благоприятное время года, что приводило к слабой готовности частей решать задачи в тяжёлых метеоусловиях[1822]. Также наркомом Н. Г. Кузнецовым были подмечены слабая артиллерийская и торпедная подготовка подводных лодок, плохая подготовка авиации в бомбометании по морским целям и неготовность кораблей к действиям по береговым батареям в штормовых и ледовых условиях.

Подробно остановился Кузнецов и на таком важном вопросе, как взаимодействие разнородных сил флота в ходе войны на море. Он считал, что взаимодействие сил или вообще отсутствовало, или же проводилось неорганизованно и «не отвечало ни обстановке, ни задачам». При планировании и выполнении боевых операций обнаружилось слабое и недостаточно инициативное использование комбинаций различных тактических приёмов при решении боевых задач всеми силами Краснознаменного Балтийского флота. В итоге, это приводило к тому, что комбинация сил при ударе заменялась простым увеличением количества самолето-вылетов и сброшенных бомб[1823].

Особого внимания наркома заслужила морская разведка, которую в период войны критиковали все командиры. Отметив, что разведывательная работа во всей системе штабов оказалась совершенно неудовлетворительной, Н. Г. Кузнецов объяснил, к чему это приводило на практике, в условиях войны: «…Приходилось действовать зачастую на авось, или на основе устаревших или ложных данных и в самом ходе операций добывать более достоверные данные… Бомбы и снаряды падали куда угодно, но только не на батареи, из-за неточного знания мест этих батарей как лётчиками, так и корабельными артиллеристами…». В качестве наглядного примера, были приведены действия линкора «Октябрьская революция», который с неизменным «успехом» расстреливал свой боезапас по пустым местам. Не лучше обстояло дело и с изучением театра военных действий, который до войны или не изучался вовсе, или же изучался крайне поверхностно, а не применительно к задачам конкретного соединения[1824].

Наконец, серьёзной критике подверглась постановка всей штабной работы на флоте. Повторив свои формулировки почти полугодовой давности (приказ № 0454 от 7 сентября 1939 г.), нарком ВМФ признал подготовку штабов всех уровней слабой. По мнению Н. Г. Кузнецова, многие командиры в мирное время мало работали со своими штабами, что не замедлило сказаться в ходе боевых действий. В работе штабов часто наблюдалась неразбериха из-за нечёткого распределения функций разных отделов. 1-й отдел (оперативный) Штаба КБФ неоднократно «подавлял» в работе 2-й отдел (боевой подготовки), что привело к сворачиванию боевой подготовки во время войны. В итоге, 2-й отдел Штаба КБФ превратился «в дежурных по Флагманскому командному пункту и перестал заниматься своей прямой обязанностью». Неизбежным следствием стало резкое увеличение аварий и катастроф на флоте, особенно в Военно-воздушных силах КБФ. Обстановка на театре военных действий анализировалась недостаточно полно и своевременно, выводы по ней зачастую не делались, а если и делались, то с опозданием и неточно[1825].

Нарком ВМФ Кузнецов приказал военным советам флотов и флотилий пересмотреть и откорректировать уже имевшиеся оперативные планы, а также составить перспективные планы операций. Боевую подготовку следовало проводить в полном соответствии с оперпланами и максимально приблизить её к условиям военного времени. Разведывательная работа на флотах должна была быть перестроена коренным образом: от разведотделов требовались материалы, необходимые для проведения предстоящих операций. Необходимо было изучать районы будущего театра военных действий в зависимости от оперативных задач того или иного соединения, а также предпринимать походы надводных кораблей и подлодок в малоизвестные районы, с целью тренировки командного состава[1826].

16 февраля 1940 г., на заседании Главного военного совета ВМФ третьим пунктом повестки значился вопрос «О выводах из опыта операций на КБФ и СФ». Слово сразу взял сам нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов, который призвал все центральные управления флота учесть полученный опыт боевых действий и перенести его на другие флоты. Он приказал начальникам управлений кратко доложить ГВС о том, какие поправки нужно внести в руководящие документы, положения и что нового дали боевые действия[1827]. Начальники управлений ВМФ (артиллерийского, кораблестроения, связи и др.) изложили основные недостатки технического характера, выявленные в ходе боевых действий (малая прочность корпусов кораблей (особенно эсминцев), отсутствие специальных дальнобойных снарядов на вооружении линкоров, недостаточная начальная скорость снарядов, слабое артиллерийское вооружение подлодок типа «Щ», отсутствие хороших радиопеленгаторов и гидроакустики на кораблях и др.).

Однако прозвучавшие доклады начальников управлений не понравились Кузнецову, охарактеризовавшему их как «общие и ровненькие»[1828]. Нарком с раздражением заметил, что все высказанные пожелания «известны и мне, и вам давно и навязли в зубах», и сделал вывод, что центральные управления ещё серьезно не подошли к изучению опыта боевых действий. Поэтому, как решил нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов, по данному вопросу никакого решения не было вынесено, а начальникам центральных управлений он приказал заново проанализировать свою работу[1829].

В 1940-м году боевая подготовка на КБФ развернулась довольно поздно, по сравнению с принятыми тогда нормами. Во-первых, боевые действия советско-финляндской войны и её последствия заняли почти три первых месяца года. Во-вторых, срочное формирование военно-морской базы на полуострове Ханко в марте-мае 1940 г. потребовало от КБФ организации срочных перевозок туда личного состава и необходимого оборудования. В-третьих, последовавшее в июне 1940 г. присоединение республик Прибалтики потребовало от КБФ предельного напряжения сил для проведения блокады побережья Эстонии и Латвии. В-четвертых, с июня-июля 1940 г. стала осуществляться беспрецедентная переброска соединений и частей Балтфлота в новые базы в Прибалтике, где началось грандиозное оборонное строительство. В-пятых, ситуация усугублялась проведением послевоенного разминирования прибрежных вод. В итоге, нормальная боевая подготовка флота оказалась сильно затруднена. Поэтому неудивительно, что результаты боевой подготовки КБФ за год оказались невысокими, что было специально отмечено наркомом ВМФ Н. Г. Кузнецовым на совещании командующих флотами и флотилиями в декабре 1940 года.

Боевая подготовка Краснознаменного Балтийского флота в 1940-м году осуществлялась в рамках выполнения задач, сформулированных наркомом ВМФ в его приказе № 020 и директиве № 12319сс. Всего в течение 1940-го года на Балтике было проведено 10 тактических учений и 2 больших отрядных учения. План тактических учений был выполнен полностью, хотя большинство учений не были достаточно сложными по своему содержанию. Наиболее важными учебно-практическими мероприятиями для КБФ были два больших отрядных учения (БОУ №№ 1 и 1бис), проведенные в августе и октябре 1940 г.

20 августа 1940 г. на Краснознаменном Балтийском флоте была проведена двухсторонняя оперативная игра. Темой игры для стороны «А» (советской) была определена «Оборона баз и входов в Финский залив от проникновения крупных сил противника». Учебными целями были назначены: 1) организация обороны и взаимодействия сил, обороняющих вход в Финский залив; 2) организация обороны ВМБ в условиях летнего времени; 3) подготовка командования и штабов к отрядному учению № 1. Для стороны «Б» (противника) учебными целями являлись: 1) тренировка в организации и проведении набеговой операции; 2) организация взаимодействия сил флота при набеговой операции на побережье противника. Руководство игрой было возложено на Военный совет КБФ. Командующим стороной «А» был назначен командующий Балтфлотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц, командующим стороной «Б» – командир Либавской военно-морской базы контр-адмирал П. А. Трайнин[1830].

Основными задачами стороны «А» являлись обеспечение перевозок войск из портов Таллин, Палдиски в Ханко и оборона входов в Финский и Рижский заливы от прорыва противника. Сторона «Б», прежде всего, должна была не допустить переброски войск с материка на Ханко и уничтожить морские силы противника, оборонявшие Ирбенский пролив[1831]. В действиях обеих сторон выявились как положительные, так и отрицательные моменты. Обе стороны – «А» и «Б» в своих замыслах не учитывали глубины планирования операции и ударов по противнику (имея в составе флотов подлодки, ВВС и торпедные катера, по мнению руководства игры, «такую глубину удара создать можно было бы»)[1832].

Начальник штаба стороны «А» контр-адмирал М. С. Москаленко не организовал, как следует, работу разведки, из-за чего линкоры бесцельно ходили вдоль минных заграждений, не имея данных о противнике. Вместо этого следовало выделить в дозор 2 эсминца и поставить их к западу от заграждения. Вообще, как справедливо посчитало руководство игрой, «разведка по-прежнему хромает, разведкой не занимаются, ее не организуют», в результате «получается опять удар впустую»[1833]. Задачу по обстрелу Мемеля командир ОЛС контр-адмирал Ф. И. Челпанов решал самостоятельно, не запрашивая разведданных и не выделяя авиации для решения этой задачи совместно.

В решении командующего ВВС стороны «А» генерал-майора В. В. Ермаченкова отсутствовал оперативный замысел по разгрому противника, он не обратился за дополнительной помощью в Ставку Главного Командования. Командующий ВВС стороны «А» не наметил направлений главных ударов, не обозначил перспективу дальнейших действий. На протяжении игры неправильную оценку обстановки неоднократно делали такие высокие командиры, как Москаленко, Челпанов, Кабанов. В их действиях присутствовал схематизм и упрощенчество. Например, если противник направлялся к островам, то из этого обязательно делался вывод, что он намеревается обязательно высаживать десант, никто не допускал мысли об отвлекающем маневре, демонстрации противника, что также свидетельствовало о неудовлетворительной разведке[1834].

Сторона «Б» также неоднократно совершала ошибки по ходу игры. Контр-адмирал П. А. Трайнин проигнорировал удаленность баз от района предполагаемых действий и решил форсировать пролив Соэлозунд явно недостаточными силами эсминцев, недооценив силы противника, особенно его береговой обороны. Ошибочным было также сочтено решение Трайнина о выдвижении линкоров типа «Шлезиен» и крейсеров в северную часть Балтийского моря. Со стороны командования стороной «Б» не было даже замечено даже стремления выполнить поставленную задачу, хотя, как было написано в отчете, «средств было больше, чем достаточно». Решение на проведение ночной атаки самолетами по транспортам с войсками было также оценено как неверное, показывающее незнание оружия. В дальнейшем П. А. Трайнин допустил распыление сил и направил усилия ВВС на уничтожение Отряда легких сил и линкоров, тогда как главная задача авиации состояла в том, чтобы не допустить перевозки войск противника[1835].

Сразу после проведения оперативной игры, в период с 28 по 30 августа 1940 г. на КБФ было проведено двухстороннее большое отрядное учение (БОУ) № 1. Темы для учения были назначены руководством следующие: для стороны «А» – «Оборона баз и входов в Финский и Рижский заливы от проникновения крупных сил противника», для стороны «Б» – «Нападение эскадры и легких сил на базы и военные объекты противника»[1836]. Учебные цели БОУ для стороны «А» были назначены такие:

1) тренировка в организации взаимодействия сил, обороняющих входы в Финский и Рижский заливы; 2) практика в организации обороны ВМБ в условиях летнего времени. Сторона «Б» должна была отработать решение следующих учебных целей: 1) тренировка в проведении набеговых операций; 2) практика в организации взаимодействия надводных кораблей, подлодок и ВВС при активных операциях против побережья противника[1837]. Учением руководил Военный совет КБФ, командующим стороной «А» был назначен командир Эскадры, командующим стороной «Б» – командир Отряда легких сил.

По словам командующего КБФ В. Ф. Трибуца, БОУ № 1 являлось первым отрядным учением флота, которое проводилось уже в новых условиях (расширение базирования и перемещение большинства соединений флота в Прибалтику). Данному учению должен был предшествовать ряд тактических учений, отрабатывавших частные задачи, а также игра по боевому управлению с фактическим использованием средств связи и двусторонняя оперативная игра[1838]. Общая оценка БОУ № 1 оказалась неудовлетворительной. Особенно плохо были отработаны флотом ночные действия и дневной артиллерийский бой на минной позиции[1839].

Нарком ВМФ в приказе № 00232 от 11 сентября 1940 г. уделил немало внимания оценке большого отрядного учения № 1 на КБФ, на котором присутствовал лично. Подготовка к БОУ-1 была проведена, по мнению Н. Г. Кузнецова, весьма формально. Несмотря на перенос сроков учения на две недели, это время не было использовано для проведения учения по связи и двухсторонней оперативной игры. Готовность соединений к ведению встречного дневного боя на позиции и ночного боя фактически проверена не была. Перед учением морская авиация на Ханко даже не имела боевых задач[1840].

Несмотря на то, что БОУ № 1 проводилось в элементарных условиях, оно имело неудовлетворительный результат. Низкий уровень руководства учением наблюдался на всех уровнях – от штаба руководства учением до штабов соединений и частей. Кузнецов отмечал, что инициатива отдельных командиров, соединений, частей и кораблей на учении никем не направлялась. По словам наркома, основные соединения обеих сторон действовали вяло и тактически неправильно. Никто из руководства БОУ № 1 не смог внятно доложить наркому ВМФ сложившуюся обстановку, в результате чего Н. Г. Кузнецов «был даже намерен его прервать»[1841].

Военный совет КБФ и Штаб руководства учением не приняли решительных мер по пресечению нарушений элементарных правил обороны кораблей, которые следовало соблюдать в мирное и в военное время. К наиболее крупным недостаткам нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов отнес следующие: 1) преступно-небрежное движение кораблей по театру, еще не полностью очищенному от мин, без параванов (!), что было прекращено после личного приказания наркома; 2) стоянка кораблей на открытых рейдах без надежного охранения; 3) плохое маневрирование в ходе ночного и дневного боя; 4) ночной бой, при явной неподготовленности к нему участвовавших кораблей; 5) наличие большого количества условностей, которые снизили поучительность отдельных этапов учения.

Основываясь на личных наблюдениях и актах инспекции по проверке БП флота, Кузнецов оценил состояние боевой подготовки на КБФ и проведенное учение на «неудовлетворительно». Данное учение было приказано считать предварительным, и ни в коем случае не зачетным. Нарком ВМФ потребовал повторить БОУ № 1 в первой половине октября[1842].

Наиболее важным моментом БП Краснознаменного Балтийского флота в 1940 г. стало большое отрядное учение (БОУ) № 1-бис, проведенное в период с 19 по 25 октября. После проведения БОУ № 1, в порядке подготовки к новому учению, БОУ № 1-бис, на флоте были проведены:

1) игра на боевое управление с фактическим использованием средств связи;

2) поход флота в бухту Тагелахт с отработкой скрытого выхода и входа Эскадры на рейд, совместного плавания Эскадры и охраны якорной стоянки; 3) предварительное учение № 1 с отработкой скрытых атак подлодок, совместных ударов торпедных катеров и авиации в устье Финского залива, ночного поиска Отряда легких сил в северной части Балтийского моря, движения Эскадры за тралами; 4) ряд тактических игр и групповых упражнений (бой на Центральной минной позиции, совместные минные постановки минного заградителя «Марти» и 3-го дивизиона эсминцев, совместные действия торпедных катеров с самолетами, отражение высадки десанта на острова Эзель и Даго)[1843].

Общей темой БОУ № 1-бис являлась «Оборона баз и входа в Финский залив от проникновения крупных сил противника». Учение должно было отработать решение следующих учебных целей: 1) проверка «Наставления по обороне устья Финского залива»; 2) проверка организации ведения оперативной разведки; 3) тренировка подводных лодок и авиации в нанесении предварительных ударов по главным силам противника; 4) тренировка в ночном поиске и атаке главных сил противника; 5) проверка взаимодействия Экадры, Отряда легких сил и 1-й бригады торпедных катеров с авиацией в дневном бою на минной позиции; 6) проверка ПВО и обороны баз от внезапного нападения с воздуха, с моря и суши; 7) проверка организации боевого управления флота и подготовки штабов соединений[1844]. Сторона «А» (советская) включала в себя весь основной состав КБФ. На учении отрабатывался Штаб флота в целом, как штаб стороны «А»[1845].

Принятые командованиями сторон на БОУ № 1-бис решения имели существенные недостатки. Например, решение стороны «А» не предусматривало использования минного оружия и торпед с самолетов. Район взаимодействия подлодок с авиацией в Балтийском море был выбран без учета удаленности аэродромов бомбардировочной авиации, что затрудняло организацию совместного удара. В решении командующего стороны «Б» допускалось слишком длительное пребывание (до двух дней) линкоров в северной части Балтийского моря без надежного обеспечения ПЛО, ПВО и ПТО, что давало возможность стороне «А» использовать для удара по ним легкие силы, торпедные катера, подлодки и авиацию[1846].

Выполнение сторонами отдельных боевых задач на БОУ № 1-бис также получило оценку. В первую очередь, были рассмотрены и оценены предварительные удары подлодок и ВВС стороны «А» в Балтийском море. Всего лодками было проведено 16 атак, из которых половина получила оценки «отлично» и «хорошо», а половина – «удовлетворительно» и «неудовлетворительно». Неудовлетворительными были признаны те атаки, которые имели следующие признаки: 1) обнаружение лодки до момента залпа; 2) промах; 3) наличие грубых ошибок в маневрировании. Причинами неудавшихся атак, по мнению начальника Штаба КБФ, являлись большая дистанция стрельбы, ошибки при глазомерном определении курсового угла, неправильное маневрирование при атаке и отсутствие навыков в атаках на тихоходные корабли[1847].

Важным этапом БОУ № 1-бис стали ночные атаки Отряда легких сил в Балтийском море. Крейсер «Киров» произвел скрытную и успешную атаку по линкорам противника, один из которых получил одно попадание торпедой. Зато ведение артиллерийского огня крейсера по линкорам на малой дистанции было сочтено опасным, так как по «Кирову» вели огонь оба линкора в течение 12 минут. При отходе крейсера от неприятельских линкоров, «Киров» вновь рискованно сближался с линкором противника, не принимая никаких действий. Подводя итоги данной операции, Пантелеев считал, что задачу обнаружения главных сил противника ОЛС выполнил. При этом были отмечены не совсем правильные действия командира крейсера «Киров», подставлявшегося под огонь неприятеля[1848].

Далее сторона «Б» приступила к разведке минно-артиллерийской позиции (МАП) в устье Финского залива. В целях оказания противодействия, командующий стороной «А» решил нанести предварительный удар по противнику. Однако, из-за отсутствия разведки, обстановка оставалась для стороны «А» неясной. Поэтому предварительные удары свелись к отдельным, некоординированным действиям. Линкоры стороны «А» никакого противодействия разведке противника не оказали. Авиация вполне могла выставить дымовые завесы, чтобы отсечь линкоры стороны «Б» и отогнать неприятельский крейсер, но этого сделано не было. К тому же, силы противника, готовившиеся к прорыву главного рубежа, следовало подвергнуть непрерывному воздействию, чего стороной «А» сделано не было[1849].

Бой главных сил на минно-артиллерийской позиции, по наблюдениям начальника Штаба КБФ, дал немало ценных выводов. Во-первых, из-за несогласованности в действиях главный удар по противнику был нанесен «не на минной позиции и по времени он не совпал с ударом линейных кораблей, что сохранило противнику свободу маневра для уклонения от атак». Таким образом, главная цель БОУ № 1-бис так и не была достигнута. Во-вторых, организация взаимодействия оказалась не на высоте, поскольку ВВС из-за удаленности аэродромов от места боя не смогли принять участия в нем. В-третьих, выяснилось, что составленное «Наставление для боя на минно-артиллерийской позиции» ещё до конца не доработано. Помимо прямого прорыва противника, надо было продумать в наставлении еще наступление на правый или левый фланг позиции, а также на Главную базу. Требовалось также предусмотреть возможность действий противника одновременно с двух направлений – с востока и запада[1850].

Действия авиации обеих сторон по морским и сухопутным объектам оказывались зачастую не вполне грамотно организованными и не очень результативными. Удары бомбардировочной авиации стороны «Б» по транспортам в базах носили незначительный характер. Действия ВВС стороны «А» по портовым сооружениям в базах, а также по силам оказались неудачными и проводились без предварительных ударов по средствам ПВО. Бомбовый удар авиации стороны «Б» по кораблям в базе Таллинн не сопровождался ударами по средствам ПВО базы[1851].

Оценивая в целом работу ВВС в ходе БОУ № 1-бис, Штаб КБФ пришел к выводу, что «не все еще командиры соединений флота умеют использовать приданную им в оперативное подчинение авиацию». В то же время, отмечалась хорошая работа частей ВВС Прибалтийского особого военного округа. Учение со всей отчетливостью показало необходимость наличия в составе ВВС флота дальнего разведчика с большим радиусом действия. Минно-торпедный авиаполк было рекомендовано применять по своему прямому назначению, то есть для торпедометания и постановки мин[1852].

Подводя итоги БОУ № 1-бис, командующий КБФ вице-адмирал В. Ф. Трибуц подробно остановился на его главных выводах, а также положительных и отрицательных аспектах. Положительными моментами в учении, по мнению командующего КБФ, были следующие: 1) тщательная подготовка на всех соединениях и в Штабе флота, в ходе которой были разработаны проекты 10 частных наставлений для соединений, а также проект «Наставления для боя в устье Финского залива на минной позиции»; 2) проведение ряда учений с выходами в море на всех соединениях и двух тренировочных походов флота в целом, с активным участием ВВС;

3) усложнение учений путем дачи вводных в процессе его проведения и постановка ряда новых задач; 4) проведение впервые фактической высадки и отражения воздушного десанта во взаимодействии с морским десантом на островах Эзель и Даго; 5) применение метода маневренного использования подлодок. Особо отмечалась хорошая работа ВВС на протяжении всего учения. Так же хорошо выполнили свои задачи 3-я бригада подлодок и 1-я бригада торпедных катеров[1853].

Впрочем, на учении обнаружились и существенные недостатки, сводившиеся к следующему: 1) плохая работа Охраны водного района Главной базы и нечеткая организация входа и выхода кораблей из баз (Либава, Таллин); 2) отсутствие продуманной системы ПВО кораблей на рейдах и в базах; 3) отсутствие четкого взаимодействия Эскадры с Береговой обороной Ханко и Береговой обороной Главной базы в бою на минно-артиллерийской позиции; 4) невысокая морская культура и выучка[1854]. Следует отметить, что точно такие же выводы содержались и в «Замечаниях по Отрядному учению КБФ № 1-бис», составленных начальником ГМШ адмиралом Л. М. Галлером[1855].

Несколько позднее, в начале декабря 1940 г., командующий КБФ В. Ф. Трибуц в отчете по боевой подготовке флота за год отмечал, что большое отрядное учение № 1-бис было выполнено «в усложненных условиях с полным составом сил действующего флота, авиации, береговой обороны, военно-морских баз и тыла». В отличие от ранее проводившихся флотом учений, БОУ № 1-бис впервые охватило одновременно все районы Балтики. На учении отрабатывалось применение артиллерийского и минного вооружения, а также разворачивалась манипуляторная служба[1856].

Нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов в своем приказе № 0872 от 19 ноября 1940 г. оценил проведение Большого отрядного учения № 1-бис на КБФ «в целом удовлетворительно»[1857]. По мнению наркома, участвовавшие в учении корабли и части, за некоторыми исключениями, выполнили поставленные задачи. Была отмечена хорошая подготовка ВВС КБФ, линкора «Октябрьская революция», 3-й бригады подлодок, 1-й бригады торпедных катеров, минного заградителя «Марти», 1-го и 2-го дивизионов тральщиков[1858].

В то же время Кузнецов отметил многочисленные недостатки, допущенные в ходе учения. В частности, была подвергнута резкой критике работа Охраны водного района и Противовоздушной обороны флота. Были отмечены крупные тактические ошибки в действиях крейсера «Киров», 3-го дивизиона эсминцев и сторожевых кораблей. Имелись серьезные упущения при организации взаимодействия подводных лодок и авиации, в пользовании радиосвязью. Особое внимание требовалось обратить на организацию воздушного режима в местах базирования флота и в пределах военно-морских баз. Также нарком ВМФ приказал исправить недостатки в работе службы охраны водных районов военно-морских баз и охраны рейдов, добиваясь слаженной работы по обеспечению баз и мест стоянок флота[1859].

Боевая подготовка и боеготовность соединений КБФ в 1940-м году характеризовалась весьма неоднозначно. Помимо некоторых достижений, на многих соединениях надводных, подводных, военно-воздушных и береговых сил флота сложилась довольно тревожная ситуация с прохождением курса боевой подготовки. Подводя общие итоги боевой подготовки флота за 1940-й год, командующий КБФ вице-адмирал В. Ф. Трибуц был вынужден признать, что «внимание Военного совета, Штаба, Тыла к выполнению задач по боевой подготовке соединениями, тактической отработки плавающих соединений, безусловно, было ослаблено»[1860].

Причин, из-за которых нормальное прохождение БП на Балтике было нарушено, по мнению Трибуца, было несколько. Самой первой и главной причиной незавершенной БП была широкомасштабная переброска соединений и частей КБФ в прибалтийские базы в течение лета-осени 1940 г. и их освоение. Одновременно в новых базах формировалось большое количество новых частей. По данным командующего КБФ, за период с 1 января по 1 декабря 1940 г. на Балтике было сформировано 245 частей с общим количеством личного состава 42294 человека. В среднем, каждый месяц происходило по 20–25 формирований, а в наиболее напряженный период, с мая по июль 1940 г., – до 28–30 формирований[1861].

Помимо большого количества новых формирований для КБФ, на Балтике в течение 1940-го года производились мероприятия по отправке кораблей на другие моря. В частности, на Тихоокеанский флот были отправлены 2 подлодки типа «М», на Северный флот ушли эсминец «Стремительный» и 2 подлодки типа «К», на Черноморский флот – 3 подлодки типа «М» и 12 торпедных катеров, на Дунайскую флотилию – 4 бронекатера. Данные формирования потребовали от КБФ выделения 552 человек личного состава, в том числе 66 командиров. Естественно, что эти формирования и отправки вынуждали командиров соединений проводить работы за счет непосредственного выполнения задач по боевой подготовке[1862].

Еще одной важной причиной неудовлетворительного выполнения плана боевой подготовки Краснознаменного Балтийского флота в 1940-м году была неустановившаяся дислокация целого ряда плавающих соединений и отдельных кораблей флота. Командование КБФ долго не могло решить, на какие базы следует базировать Отряд легких сил и 1-ю бригаду подводных лодок. Это создавало сложности с размещением маневренных запасов боеприпасов, топлива и продовольствия для легких и подводных сил флота[1863]. Долго решался руководством ВМФ вопрос о размещении Штаба и Военного совета флота. Такое неопределенное состояние организационной структуры флота затрудняло снабжение соединений флота и осложняло планирование БП на будущее.

В заключение «Отчета о боевой подготовке КБФ за 1940 год», Трибуц самокритично признал, что далеко не всё удалось сделать в отношении повышения общего уровня боевой готовности и боевой подготовки Краснознаменного Балтийского флота в течение года: «Я должен здесь доложить, что 1940 год, вместе с тем, был годом и больших наших ошибок, мы спотыкались, имели упущения; недорабатывали ряд вопросов; нас подправляли, направляли, иногда даже резко поправляли». Трибуц особо отметил помощь наркома ВМФ и его заместителей в деле систематического руководства подготовкой на флоте. В качестве вывода, командующий КБФ полагал, что флот получил значительное количественное и качественное развитие, поэтому к концу 1940-го года он стал иным и «во всех вопросах коренным образом отличается от флота 1939 года»[1864].

Таков был взгляд командующего КБФ на общую картину состояния боевой подготовки на подчиненном ему флоте. На первый взгляд, причины, указанные командующим флотом, были вполне весомые и понятные. Однако насколько эти доводы окажутся убедительными для высшего руководства, командующий КБФ не мог знать. Другое дело, что реакцию наркома ВМФ можно было предугадать по целому ряду событий. Неудивительно, в конце 1940-го года наступил неприятный момент для Военного совета Балтийским флотом, когда подводились итоги боевой подготовки по всем флотам и флотилиям.

В период со 2 по 10 декабря 1940 г. в Москве проходил сбор командующих флотами и флотилиями, посвященный итогам боевой подготовки на флотах за 1940-й год и обобщению опыта продолжавшейся мировой войны. Как следовало из доклада наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова, в течение 1940-го года Военный совет КБФ не занимался устранением имевшихся на флоте недостатков в своей боевой подготовке, из-за чего ситуация с ней на Краснознаменном Балтийском флоте стала катастрофической. Если на Черноморском и Тихоокеанском флотах в 1940-м году произошло значительное улучшение показателей в артиллерийской, минно-торпедной, химической и электромеханической подготовке[1865], то на Краснознаменном Балтийском флоте в этом отношении получился «безусловный провал»[1866].

Практически по всем видам огневой подготовки на Балтийском флоте наблюдалось резкое ухудшение показателей, по сравнению с 1939-м годом. По выполнению плана артиллерийских стрельб в 1940-м году Краснознаменный Балтийский флот стоял позади всех флотов[1867]. Так, план по морским и береговым стрельбам был выполнен на Балтике всего лишь на 59 %, в то время как на Амурской флотилии – на 104 %, на Северном флоте – на 86 %, на Черноморском флоте – на 83,5 % и на Тихоокеанском флоте – на 76,7 %. По минно-торпедной подготовке Балтийский флот находился на 4-м месте, уступая Амурской флотилии, Черноморскому и Тихоокеанскому флотам. В частности, план торпедных стрельб был выполнен на 57,9 %, а план минных постановок – на 47,7 %. По боевой подготовке подводных лодок Краснознаменный Балтийский флот выполнил КПЛ на 88 % со средним баллом 3,7 и занял 3-е место в общем списке. Подлодки КБФ вообще не проводили минных постановок и учений по противолодочной обороне, план торпедных атак был отработан подлодками на 85 %, план артиллерийских стрельб – на 60 %, а план зенитных стрельб – на 52 %[1868].

Причину неожиданного падения нарком ВМФ видел в том, что на Балтике «поздно спохватились и не вмешались в боевую подготовку флота, считая, что он проводит много реорганизационных мероприятий»[1869]. Тем не менее, сообщил Кузнецов, командование КБФ предпочитало не выполнять указания Наркомата ВМФ, не принимало помощи, которую ему предлагали, и вообще «жили по-своему, умничали»[1870]. Имея за плечами опыт боевых действий во время советско-финляндской войне 1939–1940 гг. (причем, этот опыт был далеко не положительный), командование Краснознаменного Балтийского флота, по словам наркома, зазналось «без каких-либо на то оснований» и пустило боевую подготовку на самотёк. А ведь именно на Балтике следовало в первую очередь отрабатывать те тактические приёмы, необходимость которых с такой очевидностью продемонстрировали недавно прошедшие боевые действия с Финляндией.

Такая резкая оценка наркомом ВМФ положения дел с боевой подготовкой на Балтике вовсе не была неожиданной: предупреждения в адрес командования КБФ звучали уже неоднократно. 8 июля 1940 г., за неоднократное невыполнение правительственных постановлений и неаккуратное выполнение приказов наркома ВМФ, Н. Г. Кузнецов приказом № 00171 объявил, что командующему КБФ вице-адмиралу В. Ф. Трибуцу «поставлено на вид»[1871]. 11 сентября нарком ВМФ издал приказ № 00232, который был целиком посвящен состоянию боевой подготовки на Краснознаменном Балтийском флоте. Кузнецов отмечал в приказе, что в период своего посещения КБФ с 27 августа по 4 сентября, а также во время проведенной по его приказу проверки боевой подготовки флота с 17 августа по 1 сентября выявилось, что Военный Совет и Штаб КБФ, «уделив главное внимание по базированию штаба и тыловых учреждений на г. Таллин и развертыванию новых военно-морских баз, упустили вопросы, связанные с руководством боевой подготовкой кораблей, батарей и частей». Командиры соединений флота ослабили контроль за боевой подготовкой, всецело сосредоточив свое внимание на строительстве, ремонте и бытовом устройстве личного состава, и не выполняли требований приказа наркома ВМФ № 020 и его директивы № 12319сс[1872].

Из приказа наркома ВМФ следовало, что план боевой подготовки на КБФ был выполнен в среднем менее чем на 50 %, а по отдельным соединениям к выполнению задач БП вообще не приступали. Например, 1-я бригада подлодок в основном производила торпедные атаки с выпуском воздуха и за все время выпустила лишь 2 торпеды. Подлодки не были подготовлены к маневренному использованию. Эсминец «Стерегущий» и Либавский отряд торпедных катеров к решению огневых задач совсем не приступали. 2-й дивизион тральщиков ОВРа Главной базы занимался исключительно боевым тралением, совершенно запустив артиллерийскую и минно-торпедную подготовку. Наибольшей критике подвергся линкор «Марат», который провел 8 неудовлетворительных стрельб из 20, что было расценено наркомом ВМФ как «провал основного оружия». Крейсер «Киров», пройдя за кампанию 9030 миль, провел за это время лишь 2 артиллерийские стрельбы, из которых стрельба главным калибром была выполнена неудовлетворительно. К отработке задач по минно-торпедной подготовке крейсер еще не приступал. На всех кораблях морская подготовка командиров находилась на низком уровне[1873].

Подводя итоги, нарком приказывал Военному совету КБФ немедленно переключиться на непосредственное руководство боевой подготовкой, требовать более самостоятельной и ответственной работы старших и высших начальников по вопросам боевой подготовки. Нарком особо подчеркнул, что следует не допускать «гастролерства» командиров, а заставлять их руководить путем показа, «начиная с мелочей впредь до полной отработки отстающего корабля, батареи или соединения». Начальнику ГМШ было поручено организовать проверку соединений перед следующим учением и дать заключение о готовности к нему[1874].

В сентябре 1940 г. в приветственном письме к участникам 20-й партийной конференции КБФ адмирал Н. Г. Кузнецов указал, что коммунистам Балтийского флота нужно немедленно и решительно устранить вскрытые крупные недостатки в боевой подготовке и дисциплине. Он откровенно сообщил балтийским морякам, что «плохая слава идет про дисциплину на Вашем флоте, много недостатков и в боевой подготовке», и пожелал им быстрее исправить создавшееся положение[1875]. 9 октября вновь прозвучал тревожный сигнал: нарком ВМФ своим приказом № 0749, «ввиду неудовлетворительного состояния БП но отдельным кораблям КБФ», объявил о лишении денежной надбавки за командование целого ряда командиров частей и кораблей (подводных лодок, сторожевых катеров, торпедных катеров) Краснознаменного Балтийского флота[1876].

Как видно из приведенных фактов, на протяжении лета-осени 1940 г. высшее командование ВМФ постоянно выражало обоснованное беспокойство низким уровнем боевой подготовки и боеготовности на Краснознаменном Балтийском флоте. Подобные предупреждения являлись достаточным поводом для того, чтобы Военный совет КБФ вовремя задумался над исправлением имевшихся недостатков и принял соответствующие меры. Однако на деле получилось так, что Краснознамённый Балтийский флот в итоге оказался отстающим.

Заканчивая декабрьский сбор высшего командного состава, нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов поставил перед всеми флотами задачи на 1941-й год. Самой важной задачей на ближайшее время, как считал Кузнецов, являлась необходимость «закрепиться на том уровне, на котором мы стоим»[1877]. Если флоты не смогут удержать достигнутый уровень и «заснут», то к марту 1941 г. они, по словам Кузнецова, неизбежно очутятся «в положении весны 1940 года». Тогда программу боевой подготовки придётся начинать с самого начала и весь год придётся догонять прошлогодние показатели. Основой содержания боевой подготовки флотов следовало считать оперативно-тактическую подготовку командного состава. Нарком призвал Управление боевой подготовки (УБП) и Оперативное управление ВМФ изменить задачи на 1941-й год таким образом, «чтобы основным содержанием были бы тактические учения»[1878].

Чтобы соединения смогли вовремя дойти до решения оперативно-тактических вопросов, полагал Н. Г. Кузнецов, необходимо было сократить количество огневых задач, которые отнимали много учебного времени. Нарком всячески торопил собравшихся флагманов и командиров, напоминая им, что время не ждёт, а потому темпы в боевой подготовке «должны быть более быстрыми, чем они были до сих нор»[1879]. Нарком призвал командиров немедленно перестроиться на новый лад и перестроить свою работу. В заключение, он выразил надежду, что в новом, 1941-м году Военно-Морской Флот сможет, наконец, выправить все недостатки и достигнуть дальнейших успехов.

Окончательную точку нарком ВМФ поставил в приказе № 00300 от 29 декабря 1940 г., целиком посвящённом планированию боевой подготовки флота на 1941-й год. По словам адмирала Н. Г. Кузнецова, самым ценным в деятельности флотов в 1940-м году стал полученный боевой опыт, использование которого позволило «поднять фактическую боеспособность наших флотов и флотилий и проверить на деле ряд организационных, оперативных и тактических положений и расчетов»[1880]. В качестве конкретных достижений флотов нарком перечислил следующие: 1) командование и штабы получили хорошую тренировку в организации и управлении боевыми операциями; 2) командование флотами и флагманы начали приобретать навыки в управлении соединениями и частями при рассредоточенном базировании; 3) улучшение связи с военными округами Красной Армии по части организации взаимодействия флота и авиации с полевыми войсками и авиацией РККА; 4) проверка боевого оружия в реальных боевых условиях. Итоги 1940-го года Кузнецов охарактеризовал как подготовку одиночных кораблей и однородных соединений, поскольку учения и маневры, проведенные на флотах в течение года, хоть и показали некоторое продвижение вперед в вопросах взаимодействия при решении сложных тактических задач, но еще в недостаточной степени[1881].

В заключение, нарком ВМФ Кузнецов отметил, что основную задачу, поставленную флотам на 1940-й год, он считает невыполненной. Здесь же наркомом был приведен длинный перечень недостатков, которые были замечены им в системе боевой подготовки ВМФ. Среди них были такие важные моменты, как: 1) низкий уровень и культура боевого управления; 2) недостаточная методичность в организации, подготовке и проведении операций; 3) плохое знание театра военных действий и противника; 4) незавершённость плана огневой подготовки флота; 5) большое количество катастроф и аварий; 6) недостаточный уровень оперативно-тактической подготовки командного состава; 7) недостаточная связь авиации с соединениями флота; 8) недостаточное закрепление и оформление в документах боевого опыта взаимодействия флота и авиации с Красной Армией. Как считал нарком ВМФ, такие крупные недочёты являлись совершенно нетерпимыми в сложившихся условиях, когда Военно-Морской Флот «в любой момент может быть призван к выполнению фактических действий для обеспечения безопасности морских границ СССР и защиты его интересов на море»[1882].

Основной задачей ВМФ на 1941-й год Н. Г. Кузнецов поставил «достижение слаженного взаимодействия всех сил флота для разгрома противника при решении типовых операций в любое время года и суток»[1883]. Для решения этой задачи, всю боевую подготовку флотов следовало направить на отработку тем оперативных и тыловых игр, отрядных учений флота и совместных учений с Красной Армией. В частности, на Балтике были назначены флотские учения на следующие темы – «Активная оборона устья Финского залива во взаимодействии всех сил флота», «Активные минные операции у берегов противника с участием Отряда легких сил, подлодок и авиации», «Противодесантная оборона островов Эзель-Даго во взаимодействии флота с частями Красной Армии и оборона входа в Рижский залив» (совместно с ПрибОВО), «Взаимодействующими силами КБФ и ВВС ЛВО уничтожение кораблей противника в море и его базах с одновременным содействием приморскому флангу Красной Армии в прорыве рубежа Котка-Сайменское озеро огнём корабельной артиллерии и высадкой десанта»[1884].

Маневры и отрядные учения в 1941-м году следовало проводить с полным развертыванием тылов и обеспечивающих органов. На тактических учениях флотов полагалось отрабатывать целый перечень задач, среди которых были: 1) совместный удар всех взаимодействующих сил флота в море; 2) организация и проведение комбинированной морской и воздушной десантной операции; 3) борьба с парашютными десантами противника; 4) поддержка фланга армии силами корабельной артиллерии и высадкой тактического десанта; 5) взаимодействие ВВС и подлодок при нанесении удара по боевым кораблям или транспортным судам противника в разных районах ТВД; 6) высадка тактических десантов с боевых кораблей днем и ночью; 7) активная оборона баз собственными и приданными силами; 8) организация и ведение разведки на театре всеми силами и средствами флота; 9) отражение высадки десанта на угрожаемых участках нашего побережья во взаимодействии с частями Красной Армии; 10) нарушение коммуникаций противника при условии применения им системы конвоев[1885].

28 декабря 1940 г. заместитель начальника ГМШ вице-адмирал В.А. Алафузов направил начальнику Штаба КБФ контр-адмиралу Ю. А. Пантелееву перечень тем оперативных и тыловых игр КБФ на 1941-й год, утвержденный наркомом ВМФ пятью днями ранее. В соответствии с перечнем, на Балтике в 1941-м году предполагалось проведение трех игр: в январе – оперативной игры на тему «Захват острова Оланд и прекращение коммуникаций противника в северной части Балтийского моря и в Ботническом заливе», в феврале – оперативной игры на тему «Отражение и уничтожение сил противника при попытке захвата им побережья Латвии и островов Моонзундского архипелага при помощи морских и воздушных десантов» и в марте – тыловой игры на тему «Организация маневренной базы на территории, захваченной у противника и обеспечение боевой деятельности базирующихся на неё кораблей»[1886].

В свою очередь, 9 января 1941 г. командующий КБФ адмирал В. Ф. Трибуц издал приказ № 020, определивший задачи по боевой подготовке флота на текущий год. Оценивая проведенные флотом учения в прошлом году, Трибуц указывал, что содержание тактических учений в 1940-м году «было элементарным, а сами учения проводились лишь в простых условиях, это снижало качество подготовки, не развивало инициативу, решительность командиров и начальников». Тем самым, командующий КБФ признал справедливость упреков наркома ВМФ по поводу плохой боевой подготовки Балтийского флота на декабрьском совещании 1940 года. С целью устранения имевшихся недостатков в боевой подготовке флота, Трибуц призывал резко улучшить в 1941-м году качество всей боевой подготовки флота, «устранив в первую очередь недостатки, имевшие место в прошлом году»[1887].

Командующий Балтийским флотом указал на целый ряд имевшихся недостатков. Подготовка одиночных кораблей и одиночных соединений не была целеустремлена по своему содержанию на оперативно-тактические задачи, которые должно было решать каждое соединение. Отмечалась недостаточная организационная связь морской авиации с соединениями флота, и особенно с Эскадрой КБФ. Имело место неполное выполнение огневых задач, а также задач по курсам БП флота. Огневая подготовка оценивалась сугубо формально и проводилась преимущественно в полигонных условиях, без создания помех и затруднений, которые реальны для боевой обстановки. Многие командиры соединений не поняли новых условий рассредоточенного базирования флота, круглогодичного проведения БП и связанных с этим трудностей в её прохождении. С их стороны не проявлялось необходимой инициативы, самостоятельности и напористости для преодоления этих трудностей при руководстве боевой подготовкой. Уровень и культура боевого управления флотом не отвечали современным условиям ведения операций. Имело место значительное количество катастроф, аварий и поломок надводных кораблей, подлодок и самолетов, которые в подавляющем большинстве происходили по вине личного состава, из-за плохой организации службы или незнания техники[1888].

Подобное состояние дел не могло удовлетворять ни наркома ВМФ, ни Военный совет КБФ. Трибуц был вынужден признать, что такие крупные недочеты «совершенно нетерпимы в настоящих условиях, когда Флот в любой момент может быть призван к выполнению боевых действий для обеспечения безопасности морских границ СССР и защиты его интересов на море»[1889]. В связи с этим, командующий флотом В. Ф. Трибуц, сославшись на указания наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова о задачах ВМФ на 1941-й год, сформулировал главнейшие оперативно-тактические задачи для соединений КБФ на год.

Всем командирам соединений и баз КБФ было приказано всю командирскую учебу, оперативные и тактические игры на соединениях, групповые упражнения на кораблях проводить исключительно по темам основных задач своих соединений в порядке подготовки к их выполнению. Отныне, все этапы боевой подготовки – 1) одиночную подготовку корабля, 2) подготовку однородного соединения, 3) подготовку флота в целом – следовало полностью подчинить решаемой оперативно-тактической задаче. Учебу каждого соединения, части и корабля требовалось полностью направить на подготовку к выполнению очередных тактических, отрядных учений и маневров, планируя её строго в соответствии с их календарными сроками по годовому плану БП флота. Кроме того, оперативно-тактическую подготовку и четкое взаимодействие различных родов оружия в 1941-м году требовалось сделать «центральным местом боевой подготовки каждого соединения»[1890].

Особое внимание обращалось на штурманскую подготовку, причем особый упор требовалось сделать на астрономические наблюдения. Командирам соединений было отдельно указано, что точность кораблевождения имеет первостепенное значение для их боевой подготовки, поскольку ни одна оперативно-тактическая задача не может быть решена без этого важнейшего компонента. Командному составу КБФ было приказано повысить качество подготовки управления огнем на кораблях и береговых батареях. Также требовалось чаще и в большем объеме отрабатывать минно-торпедное вооружение, повысить качество использования радиосвязи и улучшить систему наблюдения за водным и воздушным пространством[1891].

Командующий КБФ призывал весь командный состав решительно покончить с аварийностью, которая, по его словам, приняла на Балтике просто «угрожающие размеры». Причиной большого количества аварий и катастроф было названо плохое руководство и неудовлетворительное знание техники личным составом. Отныне еще больше повышалась ответственность командиров соединений, дивизионов, кораблей за уровень аварийности. Наконец, необходимо было резко поднять дисциплину среди личного состава, используя для этого все имевшиеся возможности[1892].

Одновременно с приказом командующего флотом, Штабом КБФ были составлены «Указания по боевой подготовке на 1941 год» и «План-календарь боевой подготовки КБФ на 1941 год». В соответствии с планом-календарем, всего было запланировано на 1941-й год три оперативно-тактические игры (в январе, феврале и июле), одна тыловая игра (в марте), четыре отрядных и шесть тактических учений для флота, а также четыре учения по боевому управлению (в январе, марте, июне и сентябре) и три сбора флота (в мае, июне и августе)[1893]. Также Штабом КБФ были утверждены перечни тем для отрядных и тактических учений, сборов, подготовительных игр и учений по планам командиров соединений[1894], а кроме того, и «Перечень оперативно-тактических наставлений, подлежащих представлению на утверждение Военного совета КБФ»[1895].

О задачах боевой подготовки Краснознаменного Балтийского флота на 1941-й год также шла речь на сборе командиров соединений, военно-морских баз и начальников штабов КБФ, проходившем под руководством командующего флотом В. Ф. Трибуца 31 января 1941 года. Командующий КБФ на этом сборе сделал доклад об итогах боевой подготовки за прошлый год и задачах на текущий год[1896]. В своем докладе Трибуц в основном опирался на известный приказ наркома ВМФ Кузнецова от 29 декабря 1940 г. и поэтому был вынужден признать то обстоятельство, что ситуация с боеготовностью флота в 1940-м году, по причине «вопиющей халатности» сложилась во многом «неважно и даже преступно»[1897].

Трибуц отмечал, что в прошедшем году Краснознаменный Балтийский флот пополнился значительным количеством новых боевых кораблей, что будет крайне важным для флота в 1941-м году, когда с ранней весны начнут плавать и впервые проходить курс БП значительное число совершенно новых кораблей и самолетов (один крейсер, тринадцать эсминцев, четырнадцать подлодок, два тральщика, минный заградитель “Урал”, ряд катеров ОВРа, быстроходные самолеты типа “МБР-6”, около 60 батарей береговой обороны и значительное число вспомогательных кораблей[1898]. Кроме того, Краснознаменный Балтийский флот получил на вооружение ещё и новые образцы артиллерийского, минно-торпедного и противолодочного оружия, различные приборы акустического наблюдения, что создавало дополнительные трудности на пути прохождения БП в 1941-м году.

Большое значение для повышения уровня оперативной и тактической подготовки командного состава КБФ имели учения по боевому управлению (БУ) №№ 1 и 2 с фактическим использованием средств связи. Первое из них проводилось 23 января по теме «Отражение внезапного нападения противника на наши базы с моря, суши и воздуха», а второе учение проходило 13 марта по теме «Активная оборона Финского залива во взаимодействии всех сил флота»[1899].

Учение № 1 по боевому управлению преследовало следующую общую учебную цель – проверка организации работы штабов на боевое управление с использованием средств связи в операции, а также ряд частных учебных целей (проверка наличия и знания начсоставом функциональных таблиц, проверка знания начсоставом штабов новых условных обозначений для ведения карты обстановки и журнала боевых действий, тренировка штабов в сборе и обработке донесений, составление приказаний и пр.)[1900]. Учением руководил сам командующий КБФ, штабом руководства являлся Штаб флота. К проведению учения были привлечены все основные соединения Балтийского флота. В период с 15 по 18 января была проведена подготовка к учению, 23 января – проведено учение и 24–25 января произведены его разборы[1901].

Учение выявило весьма пёструю картину состояния БП в соединениях, которые показали разные достижения в боевом управлении. Хорошо оказались подготовленными такие соединения флота, как Отряд легких сил, 1-я и 2-я бригады подлодок, военно-морские базы Кронштадт и Ханко. Удовлетворительно справились со своими задачами 1-я Бригада торпедных катеров, Охрана водного района Главной базы, 3-я бригада подлодок, Военно-воздушные силы КБФ, Либавская военно-морская база. Совершенно неудовлетворительно обстояли дела с боевым управлением на Эскадре КБФ и в системе ПВО базы Ханко[1902].

Крайне тревожным было положение в военно-морской базе Либава, которая вообще на протяжении всей первой половины 1941-го года стабильно показывала низкие результаты в боевой подготовке. В частности, штабные командиры базы плохо усвоили Наставление по боевой деятельности штабов и правила ведения оперативных карт. В районе связи Либавской ВМБ дежурство по связи не было организовано, а схема связи отсутствовала. Хуже всего была организована связь в береговой артиллерии Либавы и в 43-й авиационной эскадрилье. Среди командиров штаба военно-морской базы Кронштадт было выявлено слабое знание вооруженных сил вероятных противников[1903].

Общим недостатком в работе штабов соединений и военно-морских баз было то, что они не пользовались картой квадратов, а некоторые штабы (ВВС, 3-й бригады подлодок и Кронштадтской военно-морской базы) и отдельные части даже не умели работать с ней. Обнаружилась очень неприятная картина, когда штабы ещё не научились (и это в течение 4-х лет! – П.П.) и не умели сообщать о противнике согласно требованиям БУМС-37. Как правило, полученные от посредников вводные не обрабатывались, а прямо посылались в эфир в том же виде. Несмотря на то, что Штаб КБФ разработал и направил во все штабы специальную схему для составления донесений, ею нигде не пользовались[1904].

Общие выводы по игре были сделаны Штабом флота в целом весьма сдержанные. По сравнению с прошлогодним учением по боевому управлению, было отмечено улучшение результатов, за исключением Штаба Эскадры. Штабы баз и соединений в целом более тщательно подготовились к учению и провели его на более организованном уровне. Боевая документация оформлялась вполне правильно и по содержанию была удовлетворительной. Начальники штабов соединений и баз (в частности, Охраны водного района ГБ, Отряда легких сил, 2-й бригады подлодок, 1-й бригады торпедных катеров, базы Ханко), наконец, поняли свои задачи и стали лучше учить своих командиров и контролировать их работу[1905].

В то же время, командиры соединений и баз, наоборот, ослабили контроль и руководство по подготовке своих штабов. На учение по боевому управлению они смотрели как на ещё одну общефлотскую тренировку органов связи, отнеслись к нему формально, и это важное мероприятие фактически отдали на откуп своим начальникам штабов. В первую очередь, это относилось к командиру Эскадры ?. Н. Несвицкому, командиру Кронштадской военно-морской базы В. И. Иванову и командиру Либавской военно-морской базы П. А. Трайнину[1906]. Указанные командиры не выделили посредников в подчиненные им части, передали план-розыгрыш по игре своим начальникам штабов (хотя должны были руководить сами), а в ходе учения не проверяли работу своих штабов и частей.

Для устранения вышеуказанных недостатков, выявленных на учении по БУ № 1, Военный совет КБФ предписал провести на всех соединениях групповые упражнения по правилам ведения оперативных карт. Для этого, на учении № 2 следовало проверить, как откорректированы функциональные таблицы, согласно «Наставлению по боевой службе штабов ВМФ». Помимо этого, командиру Эскадры было указано систематически тренировать командиров штабов и их заместителей, в целях взаимозаменяемости, на учениях по боевому управлению в соединении и общефлотского масштаба[1907].

В соответствии с приказом командующего КБФ и планом боевой подготовки флота, 13 марта 1941 г. на Краснознаменном Балтийском флоте было проведено также учение по боевому управлению № 2 с фактическим использованием средств связи. Тема этого учения была определена как «Активная оборона устья Финского залива во взаимодействии всех сил флота». Учение № 2 преследовало следующую общую учебную цель – тренировка штабов баз и соединений флота в боевом управлении при взаимодействии всех сил флота, а также ряд частных учебных целей (проверка штабов в боевом управлении при тактическом развертывании флота в условиях противодействия подлодок, торпедных катеров и авиации противника; проведение практики штабов в активном добывании сведений, их систематизации и обработке)[1908].

Результаты проведения учения № 2 выглядели достаточно противоречиво. С одной стороны, в отчете Штаба КБФ было заявлено, что общая учебная цель была достигнута, а штабы в целом получили необходимую тренировку в боевом управлении. При решении частных учебных целей возникли уже определенные проблемы. Если штабы базы Ханко, 2-й бригады подлодок, 1-й бригады торпедных катеров и Береговой обороны Главной базы хорошо решили первую задачу, то штабы военно-морской базы Либава, 3-го дивизиона эсминцев, 10-й авиабригады и 81-й авиаэскадрильи справились с задачей плохо. Остальные соединения показали удовлетворительные результаты. Вторая учебная цель была хорошо отработана штабами базы Ханко, 2-й бригады подлодок и 1-й бригады торпедных катеров, плохо – штабами Эскадры, базы Либава, 1-й бригады подлодок и Береговой обороны Балтийского района. Что касается третьей учебной цели, то здесь в основном все соединения решили её удовлетворительно, за исключением штабов базы Либавы и Эскадры[1909].

Общим недостатком в ходе учения являлся неотработанный командный язык при докладе обстановки и неумение штабных командиров делать выводы из оперативной обстановки. Взаимная информация о положении соседних частей отсутствовала в штабах базы Либава, 1-й бригады подлодок, Эскадры и Береговой обороны Балтийского района. При приеме телеграмм в штабах соединений допускалось множество искажений. Составление донесений оставалось ещё слабым местом во многих соединениях, командиры подлодок не использовали таблицу условных сигналов при передаче своих донесений, а некоторые корабли вообще давали сообщения по флоту открытым текстом (!)[1910].

Наибольшее количество нареканий по ходу учения № 2 имел штаб Либавской военно-морской базы. Прежде всего, Штабом КБФ был отмечен тот неприятный факт, что почти все недостатки, отмеченные на прошлом учении № 1 в январе 1941 г., без изменения повторились на данном учении. Иными словами, никаких уроков из опыта прошедшего учения руководством ВМБ Либава сделано так и не было. Функциональная таблица штаба не была откорректирована. Донесения о действиях противника зачастую не анализировались в штабе базы, а просто передавались подчиненным частям. Целый ряд командиров частей базы вообще не руководили их действиями[1911]. Иными словами, учение проводилось сугубо формально, а командование базы испытывало явное нежелание заниматься его подготовкой и проведением.

В действиях остальных соединений КБФ также имели место многочисленные упущения. В частности, на Эскадре командиры обоих линкоров, будучи посредниками, мало давали вводных и недостаточно активно руководили учением. Командиры штаба Эскадры недостаточно знали наставления, не умели грамотно докладывать обстановку и делать по ней выводы. В штабе отсутствовала практика контроля выполнения отданных приказов и распоряжений. Не практиковалось взаимное информирование соседних соединений, участвовавших в учении (ОЛС, БОБР). В Отряде легких сил КБФ перед началом учения командир отряда изменил своё решение, но об этом даже не поставили в известность подчиненные части и соседние соединения[1912].

Впрочем, имелись и некоторые достижения в области работы средств связи флота. На учении по боевому управлению № 2 впервые применялась постоянно действующая схема связи (на предыдущих учениях каждый раз составлялась отдельная схема связи и давались указания по связи). Передача депеш, не относящихся к учению, была строго запрещена. Использовались только те средства связи, которые могли быть использованы в боевых условиях. Были открыты дополнительные радиовахты на участвовавших кораблях и радиоузлы, которые давали возможность тренировать личный состав в усиленном темпе[1913].

Общие выводы по учению носили сдержанный характер. Хотя среднее время прохождения депеш и процент искажения снизились, их абсолютные величины всё равно оставались «недопустимо велики». Внедрение в практику работы штабов соединений таблицы условных сигналов (ТУС) и карт квадратов, как считал Штаб КБФ, необходимо было развивать дальше. Всем начальникам штабов соединений и баз было приказано исправить отмеченные недостатки, а Штабу флота надо было проверить их ликвидацию за 10 дней до начала следующего тактического учения[1914].

Продолжением учений по боевому управлению №№ 1 и 2, в плане совершенствования оперативной подготовки командиров штабов КБФ, стал сбор начальников штабов соединений флота, проведенный в период с 20 по 22 марта 1941 года. Основными учебными целями данного сбора командиров являлись следующие: 1) Ознакомление начальников штабов с особенностями организации и управления современной боевой операцией; 2) Обучение правильной методике, оценке обстановки, принятию решения и составлению боевой документации; 3) Ознакомление начальников штабов с состоянием Балтийского театра и новой боевой техники, поступившей на вооружение КБФ. В рамках данного сбора прозвучали доклады, посвященные тактико-техническим характеристикам новых советских боевых кораблей, артиллерийскому, минно-торпедному и авиационному вооружению ВМФ, а также военно-морским флотам иностранных держав на Балтике. Кроме того, было проведено групповое упражнение с начальниками штабов на тему «Подготовка штаба к операции на оборону устья Финского залива»[1915].

Групповое упражнение для начальников штабов имело своей целью проверить умение штабных командиров составлять боевые документы. Внезапно обнаружилось, что большинство начальников штабов не умеют даже грамотно составить боевые приказы. В начале приказа, где излагалась обстановка на театре, многие командиры просто пересказывали разведсводку, а не делали выводы из неё. Ряд штабных командиров указывали даже в приказах задачи противника, хотя в принципе они не могли их знать. Другой распространенной ошибкой штабных командиров было то, что они не упоминали о действующих рядом соединениях и частях, как будто действовали в одиночку. В разделе «Решение» многие начальники штабов не могли своими словами сформулировать задачу соединению, а просто переписывали её из директивы вышестоящего командования. Многие штабные командиры ставили подчиненным частям заведомо невыполнимые задачи, подходя к этому ответственному делу очень формально. Лучше всего приказы были составлены начальниками штабов баз, значительно хуже – начальниками штабов соединений и частей[1916].

Далее, в ходе группового упражнения проверялось умение штабных командиров составлять оперативные и разведывательные сводки, с целью проверки знания ими «Наставления по боевой деятельности штабов соединений ВМФ» 1940 г. Эта проверка показала, что данное наставление было плохо изучено подавляющей частью штабных работников. Имело место нарушение последовательности изложения событий в сводках. Некоторые командиры даже допускали искажение событий при указании в сводке, не анализировали полученные разведданные. Выяснилось, что далеко не все начальники штабов умеют правильно писать сокращенные названия частей и кораблей. Зачастую командиры просто переписывали друг у друга сводки, повторяя одни и те же ошибки. Допускались безграмотные выражения, свидетельствующие о низкой штабной культуре командиров. Ведение карты обстановки также страдало большим количеством недостатков, и у большинства командиров штабов карты не использовались для того, чтобы помочь правильно изучить и оценить обстановку[1917].

Общий вывод Штаба КБФ по работе начальников штабов соединений и баз в ходе упражнения носил неутешительный характер. Было обнаружено, что «Наставление по боевой деятельности штабов соединений» в части составления боевых документов ещё не было усвоено командирами, а составленная ими документация не соответствовала в большинстве своем требованиям БУМС-37. В документах отсутствовала ясность мысли и краткость изложения; наоборот, допускалось излишнее многословие, которое только запутывало подчиненных. Совершенно недостаточно проводился анализ имевшихся данных и действий по обстановке. В итоге, начальникам штабов было указано больше работать над собой и в подчиненных им частях, проводить занятия и упражнения по составлению документов в соответствии с требованиями БУМС-37 и «Наставлением по боевой деятельности штабов соединений»[1918].

Подводя итоги сбора, командующий КБФ вице-адмирал В. Ф. Трибуц отметил в своем выступлении, что штабы соединений ещё не в полной мере отвечают требованиям, предъявляемым к органам боевого управления, допускают при этом ряд ошибок в своей работе. К наиболее крупным ошибкам в работе штабов Трибуц отнес недостаточное руководство и контроль за оперативной готовностью и боевой подготовкой соединений, командование через голову подчиненных начальников, обилие ненужных бумаг и постоянная перегрузка радиоэфира лишней информацией, а также представление в Штаб флота ложных донесений[1919].

Не менее важным направлением, чем оперативная и тактическая подготовка командно-начальствующего состава, стала проверка готовности флота к боевым операциям. 12 января 1941 г. заместитель начальника Главного морского штаба ВМФ и начальник Оперативного управления ГМШ контр-адмирал В. А. Алафузов утвердил «План оперативной проверки КБФ, на предмет определения готовности к первым минным постановкам»[1920]. Председателем комиссии был назначен заместитель начальника Оперативного управления ГМШ капитан 1-го ранга И. Ф. Голубев. Время проверки было определено с 12 по 17 февраля. Районами проверки были назначены Главная база (Таллин), устье Финского залива, Рига, Ирбенский пролив и Либава. В качестве задач проверки, были утверждены следующие: 1) проверка наличия и степени разработанности исполнительной документации и соответствия её силам, средствам и степени подготовки сил; 2) проверка наличия и степени разработанности Лоции военного времени и соответствия ее минной документации; 3) проверка наличия, хранения и сортировки мин в соответствии с планом приемки; 4) проверка наличия кораблей-постановщиков и вариантов их замены; 5) проверка подготовленности кораблей к приемке, приготовлению мин, совместному маневрированию ночью, постановке мин; 6) проверка подготовленности выделенных сил для несения дозора, разведки, траления, уничтожения всплывших мин[1921].

В период с 14 по 21 февраля 1941 г. группа сотрудников Оперативного управления ГМШ под руководством заместителя начальника управления капитана 1-го ранга И. Ф. Голубева произвела на КБФ проверку готовности флота к минным постановкам. С этой целью были проверены штабы КБФ и Либавской военно-морской базы, а также крейсер «Максим Горький», минный заградитель «Урал», эсминцы «Карл Маркс», «Стойкий», «Сильный», «Сердитый», «Сторожевой», тральщики №№ 201, 204, 206, 207, 297, 298, 299, минные блокшивы №№ 1, 3 и 4, а также минные склады в Таллине, Риге и Либаве. Проверка проводилась без выходов в море (ввиду наличия сплошного льда в Финском заливе), путем практической приемки 100 мин заградителем «Урал» с минного блокшива № 4[1922].

Проверка выявила неутешительную картину состояния подготовки кораблей Балтийского флота к минно-заградительным операциям. Штабом КБФ и штабом Либавской военно-морской базы были составлены планы минных постановок (МП) №№ 1, 2 и 3, исполнительные документы для кораблей, участвующих в постановке, а также даны соответствующие указания Гидрографическому отделу КБФ по навигационному обеспечению постановок и начальнику Тыла флота о порядке подачи мин. Но при этом не были завершены исполнительные документы командующим Эскадрой и ВВС КБФ, планы сокращенных вариантов минных постановок, план и график подачи мин и минных защитников из Кронштадта и не были разработаны наставления на операцию по выполнению минных постановок, лоция военного времени и правила плавания торговых судов в военное время[1923].

Главный недостаток подготовки КБФ к минным постановкам заключался в неудовлетворительном материальном обеспечении запланированных минно-заградительных операций КБФ. Запаса мин в Главной базе флота (Таллин) хватало для минных постановок лишь на первые 3 дня войны, а запаса минных защитников – вообще на 1 день. Необходимый по плану МП-1 запас мин и минных защитников не был сосредоточен в Таллине из-за отсутствия там необходимых складов. Имевшимися на месте запасами мин и защитников план МП-1 вообще не был обеспечен и в случае войны не мог быть выполнен в положенные сроки.

Реализация плана МП-2 также оказалась под вопросом. Из необходимых для постановок 1200 мин обр. 1926 г. имелось на складах в Риге лишь 200 мин (16 %). Правда, по другим типам мин наблюдался некоторый излишек. Излишек минных защитников предполагалось в дальнейшем подать в Таллин, для обеспечения плана МП-1. Трудность с реализацией МП-2 заключалась еще и в том, что для минных постановок Балтийскому флоту требовалось транспортное судно, специально оборудованное под минный заградитель. Однако вплоть до осени 1941 г. ждать подобного судна было неоткуда. В связи с этим было решено осуществлять постановки по сокращенному варианту, когда каждая линия мин состоит из ряда защитников и ряда мин. При этом эффективность заграждения понижалась примерно в 2 раза[1924].

Лишь установка минных заграждений по плану МП-3 была вполне обеспечена наличным минным запасом: из требовавшихся 675 мин обр. 1912 г. имелось 672 мины. Однако разработанное наставление на постановку МП-3 не отвечало требованиям и отражало лишь перечень предварительных мероприятий по обеспечению операций[1925].

Оперативное управление ГМШ потребовало от Военного совета КБФ закончить разработку исполнительных документов, составить наставления на выполнение операций по постановкам МП-1, 2 и 3, рассчитать методы и средства навигационного обеспечения минных постановок. Следовало проверить организацию и материальное обеспечение подачи мин в Таллин и Ригу. Из-за сложности и длительности подачи мин из тыловых баз, было предписано необходимый запас мин для обеспечения МП-1 и МП-2 хранить в Главной базе, а для постановок в Ирбенском проливе – в Риге. Командованию КБФ было рекомендовано провести в мае 1941 г. вторичную проверку готовности к минным постановкам, с выходом кораблей в море[1926].

27 февраля 1941 г. нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов издал приказ № 0028, где повторил основные выводы комиссии Оперативного управления ГМШ, а также указал на ряд новых фактов, свидетельствовавших о плохом состоянии минного дела на КБФ[1927]. По мнению наркома ВМФ, из проверенных кораблей «не оказалось ни одного готового к выполнению минных постановок». Основными причинами неготовности кораблей являлось плохое знание личным составом БЧ-3 материальной части мин, неотработанность организации приема и постановки мин, неудовлетворительные знания командиров кораблей правил маневрирования при минной постановке. На всех проверенных кораблях запальные команды к практическому приготовлению мин были подготовлены слабо, а на тральщиках оказались неподготовленными ни запальные команды, ни командиры БЧ-3[1928].

Нарком ВМФ отмечал в приказе «варварское» отношение к хранению минного оружия на КБФ. К примеру, в Таллине хранилось 747 мин «Рыбка» прямо на открытом воздухе, в беспорядочной куче, в Либаве был случай повреждения на кораблях мин, находившихся под дождем несколько дней, при транспортировке со склада № 146 в Ригу 27 минных защитников произошли поломки и они требовали капитального ремонта. Вывод наркома ВМФ относительно общей готовности КБФ к минно-заградительным операциям носил отрицательный характер: «В результате всей проверки выявлено, что Краснознаменный Балтийский флот к минно-заградительным операциям не готов»[1929].

Основной причиной неудовлетворительного состояния в минном деле на Балтике Н. Г. Кузнецов посчитал невыполнение требований своего приказа № 0893 от 26 ноября 1940 г. и «Наставления по ведению морских операций». Ситуация усугублялась отсутствием должной требовательности и контроля со стороны Военного совета КБФ к подготовке к боевым операциям, что привело к самоуспокоенности Штаба КБФ и командиров кораблей. Кузнецов приказал Военному совету КБФ осуществить «решительный перелом» в подготовке флота к проведению минно-заградительных операций и доложить ему о готовности к 1 апреля 1941 года. Командованию Балтфлота также было поручено расследовать случаи порчи минного боезапаса и его небрежного хранения и привлечь всех виновных к ответственности[1930].

Таким образом, планы минных постановок КБФ фактически повисали в воздухе ввиду невысокой минной подготовки личного состава кораблей и неправильного распределения минно-трального оружия в базах флота. Здесь стоит отметить, что и к 22 июня 1941 г. подавляющая часть мин и минных защитников всё еще продолжала храниться в тыловой базе флота – Кронштадте. Так, из 2845 мин обр. 1908 г. там находилось 1280 мин (45 %), из 5717 мин обр. 1926 г. – 4060 мин (71 %), все 903 мины обр. 1931 г. (100 %), из 615 мин «ПЛТ» – 576 мин (93 %), из 747 мин «Рыбка» – все 747 мин (100 %), из 3309 минных защитников – 1597 (48 %)[1931]. С одной стороны, подобное сосредоточение минного вооружения флота в глубоком тылу уменьшало риск их потерь. В то же время, в случае внезапного начала войны надо было срочно грузить минный запас на корабли и перебрасывать его к передовым рубежам развертывания флота. Фактор внезапности минных постановок неизбежно терялся, и минно-заградительные операции КБФ могли просто потерять свою актуальность в условиях быстро меняющейся обстановки.

Столь пристальное внимание к минно-тральной подготовке КБФ было проявлено руководством ВМФ отнюдь не случайно: операции по осуществлению минных постановок носили во многом определяющий характер, ибо были призваны создать благоприятные условия для боевой деятельности Краснознаменного Балтийского флота ещё на начальном этапе войны. Эти постановки должны были прикрыть развертывание сил КБФ на театре и затруднить действия противника. Если командованию флотом не удавалось своевременно осуществить минно-заградительные операции, весь план боевых действий вообще мог оказаться под вопросом, и тогда КБФ мог оказаться в крайне невыгодной для себя ситуации. (Именно так и произошло летом 1941 г., когда немецкий и финский ВМФ упредили КБФ в минных постановках и создали невыгодные условия для его боевой деятельности.)

Итоги боевой подготовки флота за зимний период были подведены 3 апреля 1941 г. командующим КБФ вице-адмиралом В. Ф. Трибуцем в приказе № 0118. В соответствии с прошлогодними указаниями наркома ВМФ, весь период с 1 января по 1 апреля был использован Краснознаменным Балтийским флотом для того, чтобы сохранить уровень боевой подготовки, достигнутый соединениями и кораблями флота к концу 1940-го года. На кораблях в это время проводилась подготовка одиночного бойца и сколачивание подразделений, на береговых батареях осуществлялись зимние стрельбы, а в авиачастях проводилась летная подготовка. Командирская учеба была направлена на повышение оперативно-тактической подготовки всего начсостава, который так же, как и штабы флота, соединений и баз, тренировался на базовых тактических учениях по зимней обороне, на оперативно-тактических играх и учениях по боевому управлению.

По результатам зимней учебы, в лучшую сторону выделялись такие соединения, как 1-я бригада подводных лодок и военно-морская база Ханко. Из частей Военно-воздушных сил КБФ в лучшую сторону выделялись 15-й разведывательный авиаполк, 13-й истребительный авиаполк 10-й бригады, 12-я истребительная авиаэскадрилья 61-й бригады и 44-я разведывательная авиаэскадрилья, которые в основном выполнили планы боевой подготовки и сумели ввести в строй молодой летный состав[1932]. Наряду с хорошо отработанными соединениями, частями и кораблями, имелись и такие, которые проходили курс БП и осуществляли командирскую учебу плохо. К числу наиболее отстающих соединений, частей и кораблей были отнесены: 1-й дивизион быстроходных тральщиков, крейсер «Киров», канонерская лодка «Красное знамя», минный заградитель «Урал», Береговая оборона Балтийского района, 8-я авиабригада и 41-я авиаэскадрилья ВВС КБФ, участки ПВО военно-морских баз Либава и Кронштадт[1933].

Претензии к работе командно-начальствующего состава командующий КБФ Трибуц выдвинул весьма серьезные, среди которых фигурировали: невыполнение основных требований раздела «Боевая подготовка одиночного корабля» Корабельного устава ВМФ 1939 г. (КУ-39); медленное внедрение в жизнь КУ-39 и нарушение распорядка дня; плохое содержание оружия и механизмов на кораблях; недостаточная учеба и воспитательная работа с младшим начальствующим составом. Общее качество учений и занятий было охарактеризовано В. Ф. Трибуцем как низкое, при этом методика обучения явно находилась в загоне. Многие командиры стремились переложить обучение вверенного им личного состава на малоподготовленный, а иногда и совсем неподготовленный младший начсостав. Последовательность обучения очень часто нарушалась, что сильно обесценивало действующие курсы и методики боевой подготовки[1934].

С целью ликвидации имевшихся недостатков, командующий КБФ вице-адмирал В. Ф. Трибуц приказал командирам баз и соединений флота принять самые решительные меры, с последующим докладом ему о состоянии соединений в конце апреля. Одновременно, Трибуц возложил функцию контроля за состоянием боевой подготовки на флоте на начальника Штаба КБФ, который должен был в своих циркулярах объявлять оценку выполнения планов боевой подготовки всеми соединениями, базами и частями[1935].

2 апреля 1941 г. заместитель наркома ВМФ и начальник ГМШ адмирал И. С. Исаков направил Военному совету КБФ директиву № 10043с, в которой содержалось указание наркома ВМФ о том, что в кампанию 1941 г. следует четко соблюдать схему базирования флота и использование участков театра для боевой подготовки действующего флота и испытаний сдающихся кораблей[1936]. Низкий уровень боевой подготовки личного состава КБФ в прошедшем году он объяснял исключительно тем обстоятельством, что «в кампанию 1940 г. выход несданных кораблей в передовую зону театра был вынужденным и не всегда оправдывался обстановкой». В результате районы боевой подготовки и районы испытаний новых кораблей были перепутаны. Нарком ВМФ предложил категорически запретить походы и базирование несданных флоту кораблей в Либаву, Рижский залив, Ханко и Палдиски. Временный вход сдаваемых промышленностью или испытываемых кораблей в Главную базу флота (Таллин) следовало ограничить «только случаями крайней необходимости». Основным районом для всех видов испытаний кораблей, сдаваемых флоту, нарком ВМФ назначил восточную часть Финского залива, с базированием и обеспечением из Кронштадта, Ораниенбаума и Ленинграда[1937].

Организация процесса боевой подготовки и порядок проведения испытаний кораблей Краснознаменного Балтийского флота в особых условиях были определены приказом командующего КБФ В. Ф. Трибуца № 0028 от 13 марта 1941 г. В нем было указано, что на период нахождения флота в оперативной готовности № 1 и в военное время боевая подготовка проводится на всех кораблях и частях флота, а при планировании БП следовало исходить из оперативной готовности соединения. Для прохождения боевой подготовки были отведены следующие районы: район № 1 – восточная часть Финского залива; район № 2 – Рижский залив. Все корабли, находящиеся в организационном периоде, на заводских или сдаточных испытаниях, с объявлением готовности № 1 или войны должны были переходить в свои базы мобилизации, после чего от Штаба флота получить указание о дальнейшем прохождении БП и испытаний[1938].

В период с 11 по 12 апреля 1941 г. по плану была проведена проверка боевой готовности соединений КБФ, расположенных в Главной базе – Таллине. Данная проверка была направлена, прежде всего, на решение следующих задач: 1) Проверка системы оповещения и знания инструкций по оперативной готовности в частях КБФ ГБ; 2) Проверка приемки полного запаса мин на двух эсминцах Отряда легких сил; 3) Подготовка к выходу одной подлодки и одного тральщика; 4) Проверка Тыла в подаче снабжения по тревоге; 5) Тренировка Штаба КБФ в работе и флагманского командного пункта и разработке оперативной документации и другие[1939]. Для командования КБФ было важно оценить уровень подготовки кораблей флота к проведению минных постановок. Учитывая результаты проведенной ГМШ в феврале 1941 г. проверки подготовки Балтийского флота к миннозаградительным операциям, ситуация здесь была непростой.

Откровенным сюрпризом стало то, что Штаб КБФ не знал, какие именно корабли Отряда легких сил готовы к приемке мин, а какие нет. Первоначально, Тылу флота было приказано грузить мины на эсминец «Сторожевой», однако, затем выяснилось, что на эсминце разобраны машины, и выйти в море он не может. После напоминания об этом командиру 2-го дивизиона эсминцев, тот ответил, что к постановке готов эсминец «Сердитый», о чем Тыл флота даже не был предупрежден. Виноватым во всей этой путанице был 1-й отдел Штаба флота, который даже не оповестил Тыл флота, что в боевом ядре КБФ состоит эсминец «Сердитый», а вовсе не «Сторожевой». Сама погрузка мин на эсминец затем прошла нормально[1940]. Штаб Отряда легких сил также отметил ряд недостатков в работе кораблей и штабов. Во-первых, оперативный дежурный штаба почему-то не знал, какой корабль должен принимать мины. При условном налете на крейсер «Максим Горький» на корабле была объявлена боевая готовность № 1, а штаб находился в готовности № 2. Крейсер «Максим Горький» не был обеспечен буксиром для доставки торпед из минной гавани, а турбинное масло так и не было принято[1941].

По плану боевой подготовки флота, на 6 мая 1941 г. в Либавской военно-морской базе намечалось проведение тактического учения № 1 (ТУ № 1-бис) на тему «Обороны базы». Однако, по целому ряду причин, данное учение было прервано командующим КБФ в самом начале. Изучение данного события, к сожалению, объясняет очень многое в дальнейшей деятельности этой военно-морской базы, и в первую очередь, её крайне неудачную оборону в начале Великой Отечественной войны.

После проведения проверки подготовки частей ВМБ Либава к учению и в ходе самого учения, командующим флотом В. Ф. Трибуцем был выявлен целый ряд серьезных недочетов, которые являлись прямым следствием невыполнения его указаний о порядке подготовки учений. В связи с обнаруженными нарушениями, командующий КБФ принял решение о прекращении учения № I[1942]. В своем приказе № 1/оп от 8 мая командующий флотом подробно рассмотрел все произошедшие на учении события.

Во-первых, выяснилось, что штаб Либавской военно-морской базы не был своевременно и полностью привлечен к разработке плана подготовки и проведения учения, в результате чего план представлялся командующему флотом на утверждение два раза, причем оба раза в «явно неудовлетворительном виде». Указания по его исправлению были исполнены поздно, уже накануне дня учения и лишь с помощью работников Штаба КБФ. Предварительные игры и групповые упражнения были проведены неудовлетворительно, наспех и то лишь под нажимом командующего флотом В. Ф. Трибуца. Во-вторых, штаб базы слишком поздно разработал и раздал частям стороны «А» документы на учение – только в ночь на 6 мая, т. е. в день развертывание частей. Причем, при подготовке учения штаб базы пренебрег даже прогнозом погоды и не озаботился организацией работы службы погоды. Авиация в базе даже не была проведена в боевую готовность. Ни в городе, ни в частях гарнизона базы даже не была введена светомаскировка[1943].

В ходе проведения учения, наблюдалась исключительная неорганизованность и безалаберность в работе начальника штаба базы капитана 1-го ранга М. С. Клевенского, а также неудовлетворительная слаженность работы штаба базы в целом. Отдельно командующим флотом В. Ф. Трибуцем было отмечено «нездоровое отношение с командирами сухопутных частей, что идет только во вред делу обороны базы». И здесь главная вина была возложена на начальника штаба базы капитана 1-го ранга М. С. Клевенского, не желавшего согласовывать вопросы обороны базы с командирами сухопутных частей в Либаве. Не исключено, что это обстоятельство в последующем сыграло трагическую роль в ходе обороны базы в начале Великой Отечественной войны. Штаб Либавской военно-морской базы также плохо руководил средствами связи, игнорируя при этом даже прямые указания командующего КБФ. Не соблюдалась секретность передачи приказаний, многие депеши оформлялись небрежно[1944].

В ходе подготовки проведения учения обнаружилось, что командир Либавской базы контр-адмирал П. А. Трайнин неудовлетворительно руководил работой штаба, не контролировал выполнения своих приказаний и принятых решений. Более того, командир базы позволял своему начальнику штаба отменять или изменять его приказы, что вносило элемент дезорганизации. По ходу подготовки учения было отмечено большое количество лживых докладов командиров соединений, частей и штабов. В частности, сообщалось о ложном нахождении частей в тех местах, где их вообще не было. В городе Либава не проводилось затемнение, более того, даже в военном городке и частях МПВО оно не было отработано[1945].

В итоге, работа по подготовке и руководству учением со стороны командира Либавской военно-морской базы контр-адмирала П. А. Трайнина была оценена командующим КБФ вице-адмиралом В. Ф. Трибуцем неудовлетворительно. Командующий флотом приказал в месячный срок решительными мерами устранить все отмеченные недостатки, после чего учение следовало повторить. На непосредственных виновников нарушений действующих правил оповещения были наложены строгие взыскания. К 10 июня требовалось представить командующему КБФ на утверждение план повторного учения № 1-бис[1946]. В дополнение данного приказа, 27 мая командующий КБФ своим приказом № 0053 объявил командиру Либавской военно-морской базы выговор за плохую подготовку учения[1947].

10 июня начальник Штаба КБФ контр-адмирал Ю. А. Пантелеев в своем циркуляре № 0104 подвел итоги проведенной в период с 1 мая по 1 июня 1941 г. в соединениях флота подготовки одиночного бойца, отработки боевой части, одиночного корабля и выполнения огневых задач, а также тактических учений по обороне баз с участием флота. Общая оценка выполнения плана по Эскадре КБФ была лишь удовлетворительной. Только линкор «Октябрьская революция» получил хорошую оценку, все остальные корабли и части – лишь удовлетворительные. Отряд легких сил также получил «удовлетворительно» за боевую подготовку. Лишь 2-й дивизион эсминцев отряда имел хорошую оценку. На 1-й бригаде подводных лодок за выполнение плана БП была выставлена общая оценка «удовлетворительно». Во 2-й бригаде подлодок общая оценка носила удовлетворительный характер. Таких же «успехов» добилась и Учебная бригада подлодок. Удовлетворительную оценку получила и группа минных заградителей в составе «Марти» и «Урал»[1948].

Что касается военно-морских баз, то здесь ситуация выглядела следующим образом. Базы Ханко, Кронштадт и Либава получили за выполнение плана БП общую оценку «удовлетворительно». Такие же успехи имелись и у Береговой обороны Балтийского района. Зато в числе отстающих оказалась Береговая оборона Главной базы (БО ГБ), которая получила оценку «неудовлетворительно». Отмечалась плохая работа Штаба БОБР на всех учениях и поверхностная проверка стрельб береговых батарей. Охрана водного района, наоборот, выполнила план боевой подготовки на оценку «хорошо». В результате проверки выяснилось, что отстающими соединениями на 1 июня 1941 г. являются канонерская лодка «Красное знамя» из Шхерного отряда КБФ и Береговая оборона Главной базы[1949].

Говоря о ходе боевой подготовки соединений флота в предвоенный период, нельзя не отметить и такой её характерной особенности, как формальное отношение части командного состава КБФ к реальному уровню боевой подготовки многих кораблей. В свою очередь, это приводило к неоправданному зачислению многих кораблей в категорию полностью боеготовых и включении их в состав боевого ядра флота. Делалось это зачастую для улучшения показателей БП флота и, естественно, приводило к завышению подлинного уровня боевой готовности многих кораблей, которые на деле являлись небоеготовыми. В отдельных случаях это обнаруживалось[1950], но, в целом, отношение командования к подобным манипуляциям многих командиров соединений и частей было снисходительным, ибо многим командирам это очковтирательство было выгодно.

В мае 1941 г. нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов приказал Военному совету КБФ с 23 мая начать подготовку к проведению больших маневров с тем, чтобы завершить её в течение месяца[1951]. План данных маневров, обозначенных в плане боевой подготовки флота как Отрядное учение № 3 (ОУ № 3) было утверждено командующим КБФ вице-адмиралом В. Ф. Трибуцем 13 июня 1941 г. Тема учения была сформулирована в соответствии с приказом наркома ВМФ № 00300 и называлась «Противодесантная оборона островов Эзель, Даго и оборона Рижского залива во взаимодействии флота с частями Красной Армии». Время проведения маневров было назначено на 10–15 июля 1941 года. Основными учебными целями для стороны «А», игравшей за советскую сторону, были: 1) отработка взаимодействия сил КБФ и ПрибОВО по отражению высадки десанта на острова в обороне Рижского залива, 2) отработка «Наставления по обороне Рижского залива» и 3) организации командования и боевого управления частями флота и армии при обороне Ирбенского пролива и островов. Сторона «Б», игравшая за неприятеля, должна была отработать высадку морского и воздушного десанта на острова с одновременным прорывом укрепленной позиции[1952].

Общая обстановка на учении виделась командованию КБФ в довольно благостных тонах. Предполагалось, что лишь на 7-й (!) день войны с Финляндией будет завершена переброска войск на Ханко. Тем временем, Германия осуществит удары авиации по советским базам и аэродромам. Швеция во время этих событий будет сохранять враждебный по отношению к СССР нейтралитет. Одновременно с этим, Краснознаменный Балтийский флот осуществит постановку первой очереди минного заграждения в устье Финского залива и заграждения в Ирбенском проливе, а подводные лодки развернутся на позициях у Швеции[1953].

По мнению Военного совета КБФ, общая картина начала войны выглядела достаточно спокойно для Балтийского флота, и никаких серьезных угроз для него не предвиделось, что свидетельствовало об упрощенном подходе советского военно-морского командования к планированию будущих боевых действий. Также данный сценарий войны свидетельствует об определенной устарелости взглядов командования Балтийского флота. Дело в том, что возможные действия противника предусматривались примерно в том виде, в каком они имели место во время Первой мировой войны на Балтике (классические бои на минно-артиллерийских позициях по типу Моонзундского сражения). Складывается впечатление, что за 20 предвоенных лет военно-теоретические познания высшего советского морского командования остались на прежнем уровне и не учитывали тех изменений, которые произошли в тактике и вооружении флота.

Однако, ввиду явного нарастания угрозы возникновения войны с Германией, Военный совет КБФ был вынужден с начала июня 1941 г. прервать процесс боевой подготовки и сосредоточить свое внимание исключительно на организации корабельных дозоров и воздушной разведки на Балтийском театре. Поэтому были отменены не только общефлотские маневры, но также и тактические учения Балтийского флота №№ 3 и 5, намеченные на начало июня 1941 года[1954]. Связано это было с процессом сосредоточения германских войск вдоль сухопутной границы СССР и активизацией разведывательной деятельности немецкого флота и ВВС в советских территориальных водах весной 1941 года[1955].

7 мая 1941 г. нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов дал указание Военному совету КБФ установить с 8 мая дозоры в устье Финского залива, на подходах к Ирбенскому проливу, на подходах к Таллину, Либаве и Ханко[1956]. В итоге, в мае-июне 1941 г., как свидетельствует Кузнецов, боевая подготовка на КБФ проходила «в совсем необычных условиях»[1957]. А между тем, по плану боевой подготовки флота все основные учебно-практические мероприятия на Балтике были намечены командованием КБФ именно на летний период 1941 года, что не могло не сыграть своей отрицательной роли в деле прохождения флотом полного курса боевой подготовки.

19 июня по указанию Главного морского штаба ВМФ Балтийский флот был переведен на оперативную готовность № 2[1958]. В своем приказе от 5 июня 1941 г. нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов потребовал от командований флотов «обнаруженные недочеты фактической оперативной готовности корабля, части, соединения флота доносить… как о чрезвычайном происшествии», а также «строго наказывать за случаи притупления внимания и очковтирательские заключения»[1959]. От указанного фактора в тот момент зависело очень многое, и в первую очередь, готовность КБФ к боевым действиям в случае начала войны.

Адмирал флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов после войны справедливо заметил в своих мемуарах, что «мы не сделали… всех выводов» из опыта советско-финляндской войны, из-за чего «положение в центральном аппарате мало изменилось к моменту нападения на нас Германии»[1960]. Правда, бывший нарком ВМФ тут же поспешил объяснить и оправдать это тем обстоятельством, что до начала Великой Отечественной войны «времени оставалось мало и кардинально изменить положение оказалось уже невозможным»[1961]. Однако, для того, чтобы что-то исправлять, необходимо ещё определённое желание, а оно у Военного совета КБФ не особенно наблюдалось. Особенно неудовлетворительным оставалось положение с боевым управлением, службой штабов, работой разведки, а также оперативной и тактической подготовкой командного и начальствующего состава, которая в основном находилась на довольно низком уровне. Именно этим объясняются многочисленные просчёты командования, неудачные боевые операции и тяжёлые потери Краснознамённого Балтийского флота в 1941–1942 гг. Последующая боевая деятельность КБФ в 1943-45 гг. также не впечатляла особыми достижениями. Недостатки подготовки мирного времени пришлось исправлять уже непосредственно в ходе боевых действий Великой Отечественной войны, жертвуя при этом обучении немалыми людскими силами и материальными средствами.

Краснознаменный Балтийский флот оказался не в полной мере подготовленным к действиям в составе больших соединений – как в навигационном отношении, так и в плане отработки боевых задач. Основными причинами такого положения были неправильная организация БП на уровне флота в целом и в составе крупных соединений. При прохождении процесса боевой подготовки, как правило, допускалось немало условностей, упрощений. Многие трудные задачи курса БП зачастую пропускались отдельными частями и кораблями ради получения общего благоприятного результата. В итоге, многие учебно-практические мероприятия (маневры, учения), несмотря на всю свою масштабность, имели относительно небольшую практическую значимость. Подготовка ко многим учениям и играм с участием командного состава носила формальный характер, что в значительной мере обесценивало их значение. Отрицательным явлением в БП Советского ВМФ была сезонность, когда большая часть учебных мероприятий приходилась на определенное время года (лето-начало осени). В силу этого, процесс боевой подготовки личного состава флота носил неравномерный, скачкообразный характер. Если к концу каждого года уровень подготовки личного состава повышался за счет проведения учений и маневров, то с начала следующего года приходилось всё начинать сначала.

Но, пожалуй, главным фактором, сильно снижающим общий уровень готовности КБФ к войне, была низкий уровень оперативной и тактической подготовки подавляющей части командно-начальствующего состава флота. Данное обстоятельство неизменно отмечалось командованием ВМФ и КБФ на самом высоком уровне и являлось одной из главных причин неудовлетворительных результатов различных учебно-практических мероприятий флота. На протяжении всей второй половины 1930-х годах ситуация с состоянием БП постоянно внушало большую тревогу у руководства ВМФ. Неудивительно, что в 1940-м году многие показатели боевой подготовки КБФ «благодаря» этому обстоятельству оказались на весьма низком уровне. Очень плохо обстояло дело с артиллерийской подготовкой соединений. Перед войной была также плохо отработана минно-заградительная операция на главном оборонительном рубеже, от проведения которой зависел успех всего начального периода войны. Много недостатков наблюдалось в действиях морской авиации, имевшей высокий уровень аварийности.

Иными словами, боевая подготовка Балтийского флота на протяжении всей второй половины 1930-х – начала 1941 годов страдала серьезными недостатками и являлась одним из решающих факторов плохой подготовленности КБФ к началу боевых действий Великой Отечественной войны. Причины этого положения заключались в значительной степени в том, что Военно-Морскому Флоту приходилось довольствоваться тем личным составом, который имелся на тот момент. Что же касается качества подготовки командиров всех уровней, то она в значительной степени определялась общим социальным и образовательным уровнем СССР того времени.