§ 1. Подготовка командных кадров Военно-Морских Сил РККА в 1930-х годах

Подготовка командных кадров для Военно-Морских Сил РККА в предвоенный период (1922–1941 годы) предусматривала следующие этапы: 1) Получение военно-морского образования в военно-морских учебных заведениях (ВМУЗах) и на курсах; 2) Подготовку командного состава непосредственно на флоте, в ходе командирской учебы и отработки учебно-боевых задач в период проведения мероприятий боевой подготовки (БП); 3) Совершенствование командных навыков и знаний командиров, находящихся в запасе.

Во второй половине 1920-х годов Военно-Морские Силы советского государства вступили во второй этап своего развития, который характеризовался как этап окончательного формирования Советских Вооружённых Сил. В ходе военной реформы 1920-х годов был реорганизован центральный аппарат Наркомата по военным и морским делам СССР. Для установления рациональной и гибкой организации управления военно-морскими учебными заведениями, приказом Революционного военного совета (РВС) СССР № 390 от 31 августа 1926 г., было расформировано Учебное управление Штаба РККФ, а в составе Учебно-строевого управления Военно-морских сил РККА был образован Учебный отдел. Отдел ведал разработкой учебных планов, программ и методических указаний по вопросам образования и политического воспитания личного состава, инспектированием военно-морских учебных заведений[1252].

Определяющую роль в деле подготовки командно-начальствующего состава Военно-Морских Сил сыграло постановление Центрального Комитета ВКП(б) от 25 февраля 1929 г. «О командном и политическом составе РККА». В постановлении указывалось на значение партийной и рабочей прослойки среди командных кадров, говорилось о непрерывном повышении военных и военно-технических знаний командирами и политработниками[1253]. 5 июня 1931 года ЦК ВКП(б) принял новое постановление «О командном и политическом составе РККА», где отмечались серьезные успехи в деле укрепления кадров начальствующего состава. В нем говорилось, что главной задачей в деле повышения боеспособности Вооруженных Сил является «решительное повышение военно-технических знаний начсостава, овладение им в совершенстве боевой техникой и сложными формами современного боя». Именно военно-техническое совершенствование командира должно было стать «важнейшим звеном работы всего начсостава и всех армейских организаций»[1254].

Постановлением Центрального исполнительного комитета (ЦИК) и Совета народных комиссаров (СНК) СССР от 30 декабря 1937 г. был создан Народный комиссариат Военно-Морского Флота СССР. Для управления подготовкой и воспитанием квалифицированных командных кадров флота страны, было создано Управление военно-морских учебных заведений (ВМУЗ). Начальнику Управления ВМУЗ’ов подчинялись: Военно-морская академия РККФ им. К. Е. Ворошилова, 6 морских училищ, двое специальных курсов командного состава, Учебный отряд КБФ[1255]. К началу Великой Отечественной войны, для обеспечения потребностей быстро растущего флота в командных кадрах, в СССР функционировало уже 10 военно-морских училищ, Высшие специальные курсы командного состава РККФ и Военно-морская академия[1256]. Рассмотрим, какие военно-учебные заведения готовили в 1930-х – начале 1941 гг. командиров и специалистов для Советского Военно-Морского Флота.

Бывшая Николаевская Морская академия в апреле 1918 г. прекратила свою деятельность. Занятия в ней были возобновлены лишь в апреле 1919 года, причем велись они вначале по старым программам. Однако вскоре была проведена реорганизация академии. Приказом РВС Республики № 2640 от 26 ноября 1922 г., был введен постоянный штат Военно-морской академии РККФ. В соответствии с ним, были созданы военно-морской, военно-морского оружия с классом подводного плавания, гидрографический, машиностроительный, кораблестроительный и электротехнический отделы.

При академии было создано Военно-морское научное общество (ВМНО)[1257]. Начиная с 1926 г., учебные планы и программы ВМА пересматривались почти ежегодно, с целью приведения обучения слушателей в соответствие с новыми задачами флота и новейшими достижениями науки и техники. С 1927 г. деятельность академии была перестроена в соответствии с «Положением о высших военно-учебных заведениях РККА». В 1926–1941 гг. в Военно-Морской академии шёл процесс реорганизации, увеличивалось число факультетов и кафедр, готовивших морских командиров по различным специальностям. К 1938 г. во ВМА существовало 6 факультетов, был организован заочный факультет с отделениями в Севастополе и Ораниенбауме.

С 15 января 1938 г. академия получила новое название – Военно-морская академия Рабоче-Крестьянского Красного Флота имени К. Е. Ворошилова. В 1939 г. в академии был создан отдел вечернего и заочного обучения. С началом военных действий на Западе, в 1939 г. при командном факультете ВМА был создан штаб по изучению опыта Второй мировой войны. В 1939–1940 гг. Главный военный совет ВМФ рассматривает вопрос о реорганизации Военно-Морской академии, её разделении на командную и инженерную, которое предписывалось осуществить к 1 октября 1941 г. Академия активно готовилась к предстоящему разделению, но нападение Германии на СССР нарушило все планы.

Помимо Военно-Морской академии РККФ, постановлением Комитета обороны при СНК СССР № 48 от 10 июня 1939 г., в Ленинграде началось создание Военно-морской технической академии Рабоче-Крестьянского Красного Флота на основе военно-морского факультета Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева[1258].

Флот требовал подготовки кадров по самым различным специальностям, причем не только военно-морским. Подготовка таких специалистов для флота велась в различных сухопутных академиях РККА, на военно-морских факультетах. В 1934 г. при Военно-политической академии был создан военно-морской факультет. В 1935 г. во вновь открытой Военно-хозяйственной академии был также образован морской факультет, существовавший до 1940 г. Специалисты тыла и транспорта готовились в Военно-транспортной академии РККА. В августе 1938 г. нарком обороны СССР К. Е. Ворошилов разрешил принимать ежегодно командный и начальствующий состав флота в Военную академию им. М. В. Фрунзе, Военно-воздушную академию на инженерный факультет, Военно-транспортную академию, Военно-ветеринарную, на военный факультет при Государственной консерватории. Кроме того, в 1939 г. по ходатайству заместителя наркома ВМФ П. И. Смирнова-Светловского, производился набор слушателей в морские группы Инженерной академии и Академии химзащиты.

Дальнейшее совершенствование теоретических и практических знаний командного и начальствующего состава флота, окончившего военно-морские училища, осуществлялось на Высших специальных курсах командного состава (ВСК) РККФ, Курсах усовершенствования начальствующего состава РККФ (КУВНАС), Курсах усовершенствования командиров соединений, начальников штабов и командиров кораблей. При Учебном отряде подводного плавания (УОПП) им. С. М. Кирова в конце 1930-х годов на Специальных курсах командного состава (СККС) подводного плавания осуществлялась подготовка командиров-подводников.

Наиболее важным звеном в подготовке будущих командиров для Военно-Морских Сил являлись военно-морские училища (ВМУ). С конца 1920-х годов началось активное строительство новых боевых кораблей для флота, что потребовало новых командных кадров. В связи с этим, постановлением Реввоенсовета СССР от 17 мая 1932 г. численность курсантов ВМУЗ’ов была увеличена более чем в 2 раза, стали проводиться специальные наборы курсантов по направлениям партийных и комсомольских организаций[1259]. 26 сентября 1936 г. Совет труда и обороны (СТО) при СНК СССР принял решение о расширении сети военно-морских учебных заведений, предусматривавшее создание двух новых военно-морских училищ – в Севастополе и Владивостоке[1260]. 14 сентября была издана директива начальника Морских Сил РККА № 40/149, в соответствии с которой в военно-морских училищах был снижен удельный вес теоретических и увеличено количество практических занятий. Особое внимание уделялось подготовке будущих штурманов, артиллеристов и минеров[1261].

17 мая 1939 г. вышло постановление Военного совета при наркоме обороны СССР «О кадрах командного состава ВМС РККА и о мероприятиях по расширению ВМУЗ», согласно которому было произведено расширение штатов военно-морских училищ и увеличен прием курсантов (в частности, в ВВМУ им. Фрунзе в 2,5 раза – с 1000 до 2530 человек)[1262]. Наконец, постановлением Правительства от 19 мая 1939 г. все командные училища были отнесены к разряду высших учебных заведений 1-й категории[1263].

Основным военно-учебным заведением до революции, готовившим морских офицеров, являлся Морской корпус. В марте 1918 г. советское правительство расформировало его, но с 15 сентября 1918 г. на его основе были созданы Курсы командного состава флота, преобразованные 22 октября 1922 г. в военно-морское училище. С 7 января 1926 г. военно-морскому училищу было присвоено имя М. В. Фрунзе. А в соответствии с указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 июня 1939 г., старейшее военно-морское училище страны получило новое название и стало отныне именоваться – Высшее военно-морское ордена Ленина Краснознаменное училище имени М. В. Фрунзе[1264].

В предвоенный период успешно продолжало свою деятельность одно из старейших в стране инженерных учебных заведений – Военно-морское инженерное училище. Приказом РВС СССР № 219 от 29 апреля 1927 г. Военно-морскому инженерному училищу было присвоено имя Ф. Э. Дзержинского. В 1931 г. приказом Реввоенсовета СССР профессорско-преподавательский состав ВМИУ им. Дзержинского приравнивается к преподавательскому составу Военно-морской академии. В мае 1939 г. ВМИУ было отнесено к категории высших учебных заведений. В соответствии с указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 июня 1939 г. училище было награждено орденом Ленина и стало отныне называться – Высшее военно-морское инженерное ордена Ленина училище имени Ф. Э. Дзержинского[1265].

Увеличение состава флота вело к модернизации и строительству новых баз и береговых сооружений, что требовало значительного количества военных инженеров. В соответствии с решением Комитета обороны при СНК СССР от 10 июня 1939 г. и приказом № 301 наркома ВМФ от 22 июня 1939 г., на базе Ленинградского института инженеров промышленного строительства создается Высшее военно-морское инженерно-строительное училище (ВВМИСУ). В качестве основы для учебного плана и программ для училища были приняты учебные планы и программы военно-морского факультета Военно-инженерной академии РККА им. В. Куйбышева[1266]. Подготовка военно-морских инженеров по боевым химическим веществам, порохам и взрывчатым веществам с 1939 г. шла на военно-морском факультете при Ленинградском химико-технологическом институте им. Ленсовета.

В рассматриваемый период огромное внимание уделялось вопросам береговой обороны, в связи с чем был поставлен вопрос о подготовке квалифицированных кадров. В 1926 г. было решено организовать Училище береговой обороны Морских Сил РККА, но открыто оно было в Севастополе только летом 1931 года. 10 июля 1934 г. училищу было присвоено имя Ленинского Коммунистического Союза Молодежи Украины (ЛКСМУ). С 1937 по 1939 годы оно носило новое название – Военно-морское артиллерийское училище (ВМАУ) им. ЛКСМУ. С октября 1939 г. училище было переименовано в Военно-морское училище береговой обороны им. ЛКСМУ[1267].

Военно-Морской Флот также нуждался и в кадрах гидрографов, поэтому приказом наркома ВМФ от 2 октября 1939 г. на базе Гидрографического отдела ВМУ имени М. В. Фрунзе началось формирование Военно-морского гидрографического училища. В ноябре 1939 г. училище было объявлено высшим учебным заведением 1-й категории и отныне именовалось – Высшее военно-морское гидрографическое училище им. Г. К. Орджоникидзе[1268].

9 октября 1932 г. приказом по Военно-Морским Силам РККА было объявлено о создании Школы связи ВМС РККА при Военно-морском инженерном училище им. Ф. Э. Дзержинского в составе четырех учебных отделений: радиотехнического, телемеханического, гидроакустического и проволочной связи. С 29 марта 1933 года школа была преобразована в самостоятельное Училище связи ВМС РККА с подчинением начальнику Военно-Морских Сил[1269]. С 1937 по 1939 годы оно носило название Военно-морское училище связи им. Г. К. Орджоникидзе. 8 июля 1939 г., в связи с реорганизацией системы подготовки кадров командно-начальствующего состава РККФ, училище было расформировано.

Стремительное развитие авиационной промышленности в 1930-х годах привело к созданию не только мощных Военно-воздушных сил РККА, но также и морской авиации. Для подготовки кадров морских лётчиков, в 1937–1939 гг. из школ лётчиков создаются военно-морские авиационные училища (ВМАУ). Это, прежде всего, Военно-морское авиационное училище им. И. В. Сталина, Военно-морское училище им. С. А. Леваневского (г. Николаев), Военно-морское авиационно-техническое училище им. В. М. Молотова, 3-е Военно-морское авиационное училище (г. Ленинград). А в мае 1940 г. решением наркома ВМФ было сформировано

Военно-морское авиационное училище специальных служб, курсов усовершенствования начсостава авиации ВМФ при ВМАУ им. И. В. Сталина и отделения подготовки штурманов авиации ВМФ при том же училище[1270].

Политсостав по всем видам партийно-политической работы готовило в 1926–1928 гг. Военно-морское политическое училище им. С. Г. Рошаля. После его расформирования, командно-политические кадры готовили на курсах и классах при военно-морских училищах. В соответствием с решением Главного военного совета ВМФ от 10 февраля 1939 г., в Ленинграде было создано Военно-морское политическое училище с 2-х летним сроком обучения на организационно-партийном, политико-просветительном отделениях и курсах усовершенствования политсостава, впоследствии получившее имя А. А. Жданова[1271]. В 1939–1940 гг. были также созданы политические училища на Черноморском и Северном флотах.

Кадры медиков для РККФ с 1938 г. готовились на военно-морском факультете 1-го Ленинградского медицинского института. В 1940 г. на базе 3-го Медицинского института в Ленинграде была создана Военно-морская медицинская академия – высшее медицинское учебное заведение, целью которого было готовить кадры специалистов-врачей для ВМФ[1272]. Фельдшеров для флота готовило Военно-морское медицинское училище в г. Кронштадте.

Военно-Морскому Флоту СССР требовались также военно-морские специалисты среднего звена – техники. В 1926–1941 годах существовала целая сеть учебных заведений, готовивших эти кадры для флота. Техников-интендантов готовило Военно-морское хозяйственное училище в Старом Петергофе. Водолазных специалистов для всех ведомств страны, в т. ч. и для РККФ, готовил Водолазный техникум в Балаклаве. Подготовка специалистов-подводников и других специалистов рядового и младшего состава велась в созданном в 1931 г. Учебном отряде подводного плавания (УОПП) ВМС РККА в г. Ленинград в составе Учебного дивизиона подлодок, подводного класса Специальных курсов командного состава ВМС РККА и Школы подводного плавания (с 10 июня 1939 г. – Краснознамённый учебный отряд подводного плавания (КУОПП) им. С. М. Кирова[1273]), а также в учебных отрядах флотов.

Из вышесказанного можно видеть, что система подготовки командно-начальствующего состава для ВМФ предполагала три основные ступени: Военно-морское училище – Высшие специальные курсы – Военно-Морская

Академия. Впрочем, для разных категорий командно-начальствующего состава та или иная ступень в образовании могла выпадать, что было неудивительно. Данная система выглядит вполне логичной и правильной. Но насколько эффективной была данная система и насколько хороших командиров и специалистов для ВМФ она готовила, является довольно обширной темой для исследований.

Следует отметить, что реальный уровень образования в высших военно-морских учебных заведениях практически не анализировался ранее в отечественной историографии, ибо априори считалось, что большинство командиров получили накануне Великой Отечественной войны вполне достаточное и качественное образование для того, чтобы надлежащим образом исполнять свои служебные обязанности. Поэтому, в последующих просчетах и неудачных действиях нашего военно-морского командования в ходе Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. большинство отечественных исследователей были склонны винить всё, что угодно, но только не саму систему подготовки командных кадров для Советского ВМФ. Она оценивалась как если и не идеальная, то единственно возможная и наиболее правильная. Поэтому большинство историков воспринимали этот тезис в качестве своеобразной аксиомы. Данный постулат довольно прочно утвердился в исторической литературе, поэтому на этом крайне важном моменте стоит остановиться поподробнее.

Прежде всего, необходимо понимать, что командиры, подготовленные в системе ВМУЗ’ов в период 1920-1930-х годов, не являлись какой-либо особенной кастой или элитой советского общества. Не следует думать, что командиры РККФ формировались в некоем вакууме, изолированно от всего общества. Наоборот, надо понимать, что люди, которые шли в военно-морские училища и становились затем командирами флота, были типичными представителями советского общества, они формировались в системе советской командно-административной системы, получали стандартное советское образование и воспитание, что неизбежно накладывало отпечаток на их последующую служебную деятельность.

Здесь также необходимо учитывать ярко выраженный классовый подход советского государства к воспитанию своих управленческих кадров. После Гражданской войны руководство партии и правительства сделало ставку на подготовку будущих командиров для РККА и РККФ по классовому признаку. Причем, особенно сильно это явление наблюдалось в 1920-е годы. Предпочтение при приеме в военные училища тогда отдавалось представителям «социально близких» слоев общества – рабочим, крестьянам, и лишь в последнюю очередь – интеллигенции. Так, например, в 1923 г. при выпуске «красных командиров» из Военно-морского училища 60 % были по своему происхождению рабочими, 30 % – крестьянами и лишь 10 % – представителями других социальных слоев. В Военно-морском инженерном

училище соотношение выглядело следующим образом: 63,6 % выпускников были крестьянами, 18,2 % – рабочими и 18,2 % – представителями других классов[1274]. В 1925-м году ситуация была примерно такой же: среди выпускников Военно-морского училища рабочие и крестьяне составляли 83,7 %, а среди выпускников Военно-морского инженерного училища – 94,4 %[1275].

Поскольку в командиры стали рекрутироваться представители малообразованных слоев населения, это сразу же привело к резкому понижению общего интеллектуального уровня командно-начальствующего состава Рабоче-Крестьянского Красного Флота по сравнению с офицерами Российского императорского флота. Если учесть, что до революции в Морской корпус принимались в основном лица дворянского происхождения, которые принадлежали к наиболее образованным слоям общества и зачастую уже получили хорошее домашнее образование, то можно понять, какая резкая перемена произошла в общеобразовательном уровне воспитанников военно-морских учебных заведений. В итоге, в военных училищах периода 1920-х – начала 1930-х годов приходилось в первую очередь ликвидировать элементарную неграмотность курсантов, которые не обладали должными знаниями.

На протяжении всех 1930-х годов многие высшие командиры РККА неоднократно ставили вопрос о недопустимо низком уровне общеобразовательной подготовки подавляющей части командиров Красной Армии. В частности, командующий войсками Северо-Кавказского военного округа И. П. Белов в своем письме наркому по военным и морским делам СССР К.Е. Ворошилову от 7 октября 1930 г. говорил о необходимости иметь в РККА грамотных в военно-техническом отношении командиров и решительной переподготовке всех слабых командиров «в возможно короткие сроки»[1276]. Еще более определенно по этому вопросу высказался командующий войсками Сибирского военного округа М. К. Левандовский, который подчеркнул в письме К. Е. Ворошилову: «… У нас в этом отношении резко бросается в глаза низкий уровень общеобразовательной подготовки командира. Вследствие этого, наша армия вынуждена затрачивать очень много времени, сил и средств, чтобы сделать нашего командира грамотным человеком, способным справиться с сложными требованиями современного управления войсками в бою»[1277].

Весьма характерно, что подобную же невысокую оценку командному составу РККА давали и немецкие офицеры в своем разведывательном обзоре за 1933-й год: «…Теперь очевидно настало время по созданию инициативного и волевого командира всех степеней… До сих пор армия страдает тем, что начиная от командира взвода и кончая командиром полка, командир не является еще полноценным. В своей массе они способны лишь решать задачу унтер-офицера. Несмотря на все мероприятия, проблема о командире Красной Армии еще не разрешена…»[1278]. Важно отметить, что данная оценка была сделана еще за 4 года до начала массовых репрессий среди командно-начальствующего состава Красной Армии.

На совещании Военного совета при наркоме обороны СССР в декабре 1934 г. командующий войсками Приволжского военного округа ?. Е. Дыбенко заявил, что командный состав Красной Армии «на 50 % по общеобразовательным предметам абсолютно неграмотен»[1279]. В ходе проверки начальствующего состава ряда военных округов выяснилось, что значительная часть командиров не может решить элементарных арифметических задач, плохо знает географию и военную историю, не умеет даже грамотно писать приказы и распоряжения[1280]. С данной оценкой полностью согласился начальник Политического управления РККА Я. Б. Гамарник, отметивший в своем докладе, что причины отставания командного состава в боевой подготовке «упираются в недостаточную общеобразовательную подготовку начсостава, старшего и высшего»[1281]. Этому обстоятельству способствовало также и то, что в Красной Армии общеобразовательная подготовка велась, по словам Гамарника, исключительно кустарно и не систематически, в то время как её следовало сделать «важнейшим элементом нашего аттестования»[1282].

Подобное положение дел с подготовкой командиров в Красной Армии было трудно скрыть не только от собственных командиров, но и от зарубежных наблюдателей. Поэтому в разведывательных обзорах иностранных армий в этот период отмечалось, что старых офицеров флота в рядах РККФ осталось крайне мало после многочисленных чисток 1920-х – начала 1930-х годов, а новые командиры часто не соответствуют занимаемым должностям. В обзоре польской разведки про командный состав морской артиллерии Кронштадской крепости говорилось, что «командиры взводов, а также многие батарейные командиры имеют весьма слабую подготовку, в большинстве они бывшие унтер-офицеры-фейерверкеры, которые получали свою военную подготовку лишь в Гражданской войне, не обладают теоретическими знаниями и не имеют подготовки военной школы», которых направляли 1–2 раза на кратковременные дополнительные курсы. Другая часть комсостава, «молодые, окончили кое-как военную школу, но у них отсутствует стремление дальнейшего своего развития»[1283]. Отмечалось также плохое знание командирами специальной литературы, игнорирование ими метеорологических данных, слабое использование дальномеров и других приборов[1284].

В принципе, оценивать уровень и содержание процесса обучения в военно-морских учебных заведениях могло позволить себе лишь высшее руководство Военно-Морских Сил РККА и ВМФ, ибо это затрагивало принципиальные основы организации и подготовки флота. В связи с этим, для нас будет чрезвычайно интересным ознакомиться с мнениями целого ряда представителей высшего командно-начальствующего состава Военно-Морского Флота относительно качества подготовки командиров флота в системе военно-морских учебных заведений и их последующей учебно-практической деятельности на флотах.

В декабре 1935 г. на заседании Военного совета при наркоме обороны СССР начальник Морских Сил РККА флагман флота 1-го ранга В. М. Орлов и командующий КБФ флагман флота 2-го ранга Л. М. Галлер в своих докладах коснулись такой серьезной проблемы, как молодость и неопытность командиров, которые, по их словам, «нуждаются в усилении морской тренировки» и вообще «требуют огромной работы над ними»[1285]. При этом признавался тот факт, что количество учебных кораблей на Балтике для подготовки будущих командиров не соответствует масштабности поставленных задач по подготовке командных кадров, поэтому пришлось задействовать для этого боевые корабли[1286].

После проведения учебно-боевой операции № 1 на КБФ руководством Морских Сил РККА был сделан принципиально важный вывод о том, что «наши командиры уже достаточно подготовлены в области повседневной службы…но очень сильно отстают в тактической подготовке, недостаточно воспитаны в духе инициативы и активности, все ждут указаний вышестоящего начальника»[1287]. Иными словами, действия большинства командиров КБФ в ходе операции «отражали больше распорядительную, чем тактическую сторону». Было отмечено, что как только командиры попадали в сложную обстановку, они сразу же терялись, проявляли мало инициативы и ждали указаний. Кроме того, они плохо знали тактико-технические характеристики кораблей противника, поэтому совершенно не представляли себе ни их отрицательных, ни положительных сторон[1288].

На заседании Военного Совета при наркоме обороны СССР 23 ноября 1937 г. член Военного Совета Морских Сил РККА дивизионный комиссар П. И. Лаухин обратил внимание на совершенно недостаточную оперативную и тактическую подготовку командиров флота и даже «беспомощность у ряда командиров кораблей, когда они не в состоянии даже провести простые темы командирской учебы»[1289]. С целью ликвидации указанных недостатков, Лаухин просил сделать особый упор на командирской учебе и создать специальные курсы по переподготовке командиров, через которые следовало «пропустить вновь назначенных командиров – высший командный состав и низший». На эти курсы П. И. Лаухин просил направить всех командиров соединений и командиров кораблей, чтобы они могли затем контролировать подготовку нижестоящих командиров. То есть, членом Военного Совета МС РККА П. И. Лаухиным был поднят крайне важный вопрос о недостаточности той базовой подготовки, которую давали военно-морские училища страны. Только этим можно было объяснить ту странную ситуацию, когда новым командирам флота необходимо было помогать, обучать их, «потому что если этим новыми кадрами мы не будем заниматься, не будем им помогать, то им будет очень трудно работать»[1290]. Впрочем, и в последующие годы, по признанию наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова, командирской учебе на флоте не уделялось должного внимания, а сама она носила кустарный характер, проводилась «не всегда систематически и ненацеленно». При проведении занятий с командирами наблюдался шаблонный подход, и они не испытывали никакого интереса к ним[1291].

На этом же совещании командующий КБФ флагман 1-го ранга И. С. Исаков в своем докладе отметил, что и «морская подготовка командиров никуда не годится»[1292]. По мнению командующего флотом, Балтийский флот держал сомнительный рекорд в том плане, что «наши курсанты меньше всех плавают, даже финны плавают в три раза больше, чем наши командиры». Более того, Исаков подчеркнул совершенно неудовлетворительный уровень самой подготовки в военно-морских училищах, когда оттуда на флот приходили лишь теоретически подготовленные люди, а не настоящие морские командиры. По мнению Исакова, выпускник училища в тот период был «пропагандист, теоретик, всё что угодно, только не моряк; он боится погоды, его укачивает, и он делает такие аварии, что сажает корабль на мель в штиль, среди бела дня». Выход из данного положения виделся Исакову в увеличении объема морской подготовки курсантов ВМУЗ’ов, которые по его словам, зачастую боялись моря и даже не умели управлять шлюпкой (I)[1293]. (Небезынтересно будет отметить, что ещё на заседаниях Военного совета при НКО СССР в декабре 1934 г. и в декабре 1935 г. командующим КБФ Л. М. Галлером неоднократно ставился вопрос об острой нехватке на Балтике учебных кораблей и совершенно недостаточной морской подготовке курсантов ВМУЗ’ов[1294].)

Впоследствии, тема неудовлетворительной морской подготовки командиров флота была поднята наркомом ВМФ флагманом флота 2-го ранга Н. Г. Кузнецовым в его приказе № 0335 от 5 июля 1939 г., где он указывал, что многие командиры – недавние выпускники военно-морских училищ в условиях свежей погоды укачивались почти на 60–70 % (!), а многие командиры во время похода вообще покидали штурманскую вахту во время качки[1295]. Плохо обстояли дела и с управлением кораблём, которое, по мнению Кузнецова, редко находилось на высоком уровне. Вместо этого, расчёт и последовательность при выполнении того или иного манёвра командирами зачастую подменялись необоснованной лихостью, за которой, по мнению наркома ВМФ, скрывался лишь «недостаток морской культурности»[1296]. Как вывод, нарком ВМФ приказал, чтобы морская подготовка была «поставлена на уровень специальной подготовки», не выделяя её в отдельную специальность, но так, чтобы она «комплексно входила неотъемлемой частью любой специальности»[1297].

Нарком Кузнецов не случайно отметил плохое управление кораблями. Большое количество аварий и катастроф на флотах в 1938-м году, и прежде всего, на Балтике, свидетельствовали именно о плохой морской подготовке командиров. К примеру, командир Отряда лёгких сил КБФ капитан 1-го ранга Б. П. Птохов, проводя разбор похода лёгкого крейсера «Киров» с эсминцами «Сметливый» и «Стремительный» в начале ноября 1939 г., отметил, что «построение в ордера, походные порядки и выполнение маневрирования остаются до сих пор нечёткими», и даже при постановке на якорь «все корабли неправильно выходят на заданное место, в результате чего встают не по диспозиции»[1298]. При съемке с якоря и выходе из гавани наблюдалась несогласованность в действиях командиров кораблей, они не укладывались в положенные нормативы и даже не соблюдали правила судовождения. При совместном следовании с крейсером «Киров» в условиях плохой видимости эсминцы «Сметливый» и «Стремительный» неоднократно отставали от него, не выдерживали строй[1299].

Но не только морская подготовка командиров флота оставалась неудовлетворительной; большие претензии у наркома ВМФ имелись и по части оперативной и тактической подготовки командиров. По данному вопросу ещё 17 января 1939 г. прежний нарком ВМФ командарм 1-го ранга ?. П. Фриновский издал приказ № 010, большинство положений которого так и остались невыполненными. Поэтому начальник Главного морского штаба ВМФ флагман флота 2-го ранга Л. М. Галлер был вынужден 30 июля направить военным советам флотов и командующим флотилий специальную директиву, посвященную исключительно вопросам оперативной подготовки командно-начальствующего состава[1300]. К данному вопросу затем вернулся нарком ВМФ флагман флота 2-го ранга Н. Г. Кузнецов, который в своем приказе № 0417 констатировал тот факт, что, несмотря на все проведенные учения и сборы командного и преподавательского состава на флотах, имеется «ряд недочетов в работе командования (флота, соединения) и органов боевого управления, требующих к себе самого серьезного внимания»[1301].

В основу разработки операций на флотских учениях, нарком ВМФ приказал положить следующие принципы: 1) четкое понимание поставленной задачи; 2) твердое знание тактико-технических характеристик своего оружия; 3) подтверждение расчетами принимаемого решения; 4) быстроту, скрытность и внезапность; 5) инициативную разведку и непрерывное наблюдение; 6) отработку вопросов взаимодействия. Военным советам флотов было предписано систематически проводить тренировку штабов как органов управления. В ходе проведения тактических учений обстановку следовало максимально приближать к боевой, применять боевые средства в достаточном количестве к обычной погоде. В огневой подготовке следовало избегать шаблонных приемов, вытекающих из однообразных условий стрельбы. Всему командному составу было приказано в кратчайшие сроки, путем самостоятельных занятий, полностью изучить тактико-технические характеристики своего вооружения. При организации разборов флотских учений и игр, нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов потребовал обращать особое внимание на ошибки, вызванные незнанием своего оружия, действующих уставов и наставлений, а также на ошибки, повторяемые одними и теми же командирами[1302].

Однако прошло не так уж много времени, как народный комиссар ВМФ Н. Г. Кузнецов вновь вернулся к этому вопросу, в результате чего появился его приказ № 0454 от 7 сентября 1939 г., посвященный подготовке штабов как органов управления и подготовке штабных командиров. Пришлось наркому констатировать, что инспекторские проверки Управления боевой подготовки (УБП) РККФ и проведенные на флотах учения по боевому управлению показали, что «задачи, поставленные приказом № 010 но подготовке штабов и органов связи, остаются невыполненными». Боевая организация штабов была ещё не отработана, поскольку инструкции, регламентирующие обязанности командиров штаба по боевым готовностям, отсутствовали. Выяснилось, что работа штабов по подготовке к операции, бою, как правило, не планировалась, а календарные планы работы не составлялись. Большие претензии Н. Г. Кузнецов предъявлял, по этому поводу, к командно-начальствующему составу соединений: «Командиры и комиссары всех ступеней недостаточно учат свои штабы, подготовкой их почти не руководят, работу их не контролируют»[1303].

В итоге, в работе штабов всех уровней наблюдалась суетливость, отсутствовало четкое распределение обязанностей между командирами штаба. Оперативно-боевые документы, составленные командирами штабов, во многих случаях страдали нечеткостью формулировок, непоследовательностью изложения, многословием и неряшливым оформлением. Более того, боевые приказы во многих случаях носили рекомендательный (!), а не распорядительный характер, карты обстановки и журналы боевых действий велись неграмотно, и зачастую и вовсе не велись. Была подвергнута сильной критике и работа связи на флоте: «скрытое управление ещё не отработано»; «кодировщики подготовлены плохо, допускают много искажений»; «личный состав связи работает неудовлетворительно – до 50 % радиограмм обычно искажаются»[1304].

В ходе манёвров выявилось то обстоятельство, что отдельные командиры вообще боялись использовать радиосвязь[1305], пользуясь другими видами связи. Кроме того, командиры штабов, кораблей и частей не умели правильно определять степень секретности депеш. Например, во время учений на КБФ командиры кораблей о своих местах доносили по радио серией «экстренно», а об обнаружении противника – серией «обыкновенно»[1306]. Это давало повод наркому ВМФ отметить плохое знание командно-начальствующим составом флота тактико-технических свойств средств связи и неумение грамотно их использовать. Допускалась также перегрузка радиосвязи излишними сообщениями[1307].

Период первой и второй пятилеток, как уже говорилось выше, был для Морских Сил РККА ознаменован строительством и вводом в строй большого количества новых боевых кораблей всех классов (крейсеров, лидеров, эсминцев, тральщиков, торпедных катеров, подлодок и др.). Поэтому, от хорошей технической подготовки командиров соединений и кораблей флотов зависела, в первую очередь, успешность быстрого освоения новой боевой техники. Но и здесь, к сожалению, ситуация была неутешительной. Несмотря на неоднократные указания нового наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова о внимании к поступающей на вооружение новой материальной части и его приказы № 0177 от 19 апреля и № 0362 от 22 июля 1939 года, положение дел оставалось, по словам наркома ВМФ, «явно неудовлетворительным»[1308].

Например, приборы управления стрельбой (ПУС), размещённые на новых крейсерах, лидерах и эсминцах, были почти не освоены личным составом. Более того, большое количество аварий и случаев срыва БП показывали, насколько мало со стороны командно-начальствующего состава РККФ уделялось внимания делу овладения современной боевой техники. В результате, Н. Г. Кузнецову в своём очередном приказе № 0594 от 4 ноября 1939 г., пришлось напомнить всем командирам, что «новые приборы, установленные на миноносцах и крейсерах (имелись в виду эсминцы типа «Гневный» проекта 7 и лёгкие крейсера типа «Киров» проекта 26 – ?. П.), являются прообразами более сложных схем ПУС (приборы управления стрельбой – ?. П.) и оптики, которые вскоре придётся осваивать на новых крупных единицах строящегося сейчас могущественного океанского и морского флота СССР». Тем не менее, среди командного состава наметилась опасная тенденция, когда собственное незнание и неумение в овладении новым вооружением и оборудованием многие командиры стремились объяснить «несовершенством или конструктивными недостатками новой техники»[1309].

Главнейшей причиной неудовлетворительного положения, связанного с обслуживанием новой материальной части, по мнению наркома ВМФ, являлось незнание командным и начальствующим составом флота (работники НКВМФ, командующие флотами, командиры соединений и кораблей, флагманские артиллеристы) новой техники и нежелание обучать работе с ней подчинённый личный состав[1310]. Еще хуже было то, что многие командиры соединений и кораблей, и даже флагманские артиллеристы и командиры БЧ-2[1311] не считали себя ответственными за освоение новой техники, и ждали соответствующих инструкций и обучения со стороны Артиллерийского управления ВМФ, Артиллерийского научно-исследовательского морского института (АНИМИ), Постоянной приемной комиссии ВМФ и прочих организаций, забывая при этом, что они сами должны были обучиться и обучить затем подчиненный им личный состав уверенному владению новой боевой техникой[1312].

Также этому способствовала и довольно слабая постановка обучения специалистов в учебных отрядах, СКУКСе по причине нехватки макетов и отсутствия образцов современной техники, кабинетов стрельбы, необходимых описаний и пособий, а также «полное отсутствие системы последовательной подготовки на флотах». Нарком ВМФ отметил и такую опасную тенденцию, как откровенное тяготение многих командиров новой техникой и желание вернуться к старым методам использования оружия. В итоге, Н. Г. Кузнецов потребовал от Военных советов флотов немедленно заняться вопросами освоения новой боевой техники, добиться её знания начальствующим составом и до 1 января 1940 г. дать время на изучение её, после чего проверку знаний всех командиров кораблей, флагманских артиллеристов и командиров БЧ-2[1313].

В связи с вышесказанным неудивительно, что наркомом ВМФ прежде обращалось внимание на факты пренебрежительного, а подчас и откровенно наплевательского отношения к новой боевой технике со стороны личного состава кораблей и низкую культуру эксплуатации. Например, на подводных лодках КБФ «Щ-322» и «Щ-323» дорогостоящая гидроакустическая аппаратура была завалена мешками с картофелем, что вывело её из строя на несколько дней[1314].

Но и этот призыв не помог – уже через неделю (!) нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов вновь вернулся к больной теме состояния технической подготовки комсостава на флоте. На сей раз нарком ВМФ обратился к теме обслуживания новой техники по электромеханической части (БЧ-5). В своем приказе № 0605 от 10 ноября 1939 г. нарком ВМФ привёл, в качестве доказательства, целый перечень различных аварий, имевших место на флотах в октябре – ноябре 1939 г. Причём, Краснознаменный Балтийский флот в этом списке прочно занимал лидирующую позицию: авария турбонефтяного насоса на эсминце «Стремительный», пожог опорных подшипников валопровода и вспомогательного котла на крейсере «Киров», авария парокомпрессора на эсминце «Сметливый» и другие случаи[1315]. Естественно, что эти аварии наносили двойной урон: во-первых, они причиняли большой материальный ущерб государству, а во-вторых, отрывали корабли на длительное время от прохождения боевой подготовки.

Виноваты в высокой аварийности были, по глубокому убеждению Н. Г. Кузнецова, прежде всего, соответствующие командиры и начальники, а главными причинами плохого состояния механизмов кораблей были следующие: «1. Недисциплинированность, грубое отношение эксплуатационных правил и преступно-халатное отношение к обслуживанию механизмов… 2. Игнорирование планово-предупредительного ремонта, непредоставление времени на его производство… 3. Слабое руководство со стороны командиров и комиссаров кораблей подготовкой личного состава 5 Боевой части, отсутствует детальное изучение техники, борьба с нарушителями эксплуатационных правил и инструкций проходит медленно и недостаточно напористо»[1316].

В итоге, нарком ВМФ приказал Военным советам флотов немедленно заняться вопросами освоения новой техники, добиться её знания в первую очередь начальствующим составом, потребовать повседневного содержания её в отличном состоянии и повысить ответственность командиров снизу доверху по грамотному её применению. Кроме того, Кузнецов приказал запретить нарушать сроки периодических осмотров и планово-предупредительного ремонта, предусмотренные приказами наркома ВМФ № 010 и 0384, а также прекратить бесцельные стоянки кораблей с прогретыми машинами, «как результат неумелого планирования боевой подготовки». До 1 марта 1940 г. командно-начальствующему составу ВМФ было дано время на изучение новой техники, после чего следовало произвести специально назначенной Военным советом флота комиссией «проверку знаний у всех командиров кораблей, флагманских и дивизионных инженеров-механиков соединений и командиров БЧ-5 кораблей»[1317].

Однако неудовлетворительно обстояли дела не только с оперативной, тактической, морской и технической подготовкой командиров, но также и с их огневой подготовкой (артиллерийской, торпедной, минной и прочей). В частности, в первой половине 1938 г. Военно-морское училище им. Фрунзе проверялось инспекцией Наркомата ВМФ. По итогам проведения данной проверки был издан приказ наркома ВМФ от 3 июля 1938 г., где говорилось следующее: «… У минной группы знание вопросов практического обращения, ухода и сбережения материальной части – недостаточно. По тралам выпускники совершенно не имели практики»[1318].

Следует также привести мнение начальника отдела ВМУЗ’ов Политического Управления РККФ бригадного комиссара А. Н. Филаретова о системе подготовки кадров подводников в Учебном отряде подводного плавания (УОПП), высказанное им в докладной записке от 17 августа 1939 года. В частности, он указывал, что «система подготовки кадров для подводного флота в УОПП имеет крупные недочеты и полностью не удовлетворяет требованиям, предъявляемым для специалистов-нодводников»[1319]. Основными недочетами этой системы, по мнению Филаретова, являлись следующие: 1) отсутствие в Учебном отряде подводного плавания подготовки для флота командиров отделений и старшин групп; 2) отсутствие практики на кораблях в период обучения рядовых специалистов и командного состава в УОПП; 3) наличие путаницы с подчинением отряда; 4) оторванность преподавательского состава и младших командиров УОПП от жизни подводного флота; 5) низкий уровень дисциплины, особенно среди младшего комсостава и организации службы[1320].

Ещё более резкая критика по поводу системы подготовки командных кадров для РККФ прозвучала во время сбора командующих флотами в декабре 1940 года. На этом совещании по данной теме довольно подробно высказались нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов и начальник Управления Военно-морских учебных заведений ВМФ контр-адмирал К. И. Самойлов. Необходимо заметить, что в своих выступлениях они вряд ли допустили сильное преувеличение при описании тех недостатков, которые наблюдались в системе подготовки командиров в военно-морских учебных заведениях РККФ во второй половине 1930-х годов.

Начальник Управления Военно-морских учебных заведений ВМФ контр-адмирал К. И. Самойлов в своем докладе начал речь с того непреложного тезиса, что «флот строится не только и, пожалуй, не столько на стапелях, сколько в военно-морских учебных заведениях»[1321]. Отметив, что со стороны командующих флотами на совещании прозвучали серьезные претензии по поводу подготовки кадров, Самойлов признал, что «подготовка командного состава отличалась и продолжает еще, к сожалению, отличаться рядом крупных недостатков». По его словам, вплоть до 1939-го года учебное дело во ВМУЗ’ах обстояло «явно неудовлетворительно»[1322].

Далее контр-адмирал К. И. Самойлов перешел к описанию тех отрицательных моментов в работе основных ВМУЗ’ов, которые снижали качество подготовки будущих командиров: «…Если суммировать отзывы командиров с мест, то по училищу им. Фрунзе больше всего жалоб на слабое развитие командирских качеств у молодых командиров, на неумение командовать и управлять. Жалуются на слабость стрелковой подготовки и недостаточное знание методики БП. Вместе с тем, говорят, что знание специальности и несения службы вполне удовлетворительное»[1323]. Иными словами, самым большим минусом в подготовке курсантов ВМУ им. Фрунзе было слабое воспитание в них командирских качеств – то есть, именно того, для чего собственно это училище и было предназначено.

Впрочем, и другие военно-морские училища имели значительные недостатки в своей работе, о чем поведал начальник Управления ВМУЗ’ов К. И. Самойлов: «…По училищу им. Дзержинского отзывы таковы: неумение управлять шлюпкой. Знание уставов и наставлений недостаточны, недостаточное воинское воспитание. Вместе с тем говорят, что специальные знания у молодых инженеров вполне удовлетворительные… По Гидрографическому училищу отзывы положительные. Одно только нарекание на то, что командиры, выпущенные из этого училища, не знают гидрографических работ на реках… По училищу Береговой обороны. По этому училищу больше всего нареканий со стороны частей. Жалуются на недостаточное знание в области организации службы, на недостаточное военное воспитание. Что касается знаний своей специальности, то все отзывы говорят о том, что молодые командиры подготовлены удовлетворительно»[1324].

Однако парадоксальным был общий вывод, к которому пришел начальник управления Самойлов, Оказалось, что «ВМУЗ’ы не могут подготовить вполне законченных командиров, готовых тотчас после выпуска к командованию, т. е. выпускать таких командиров из училищ, которые могли бы занять места командиров и быть сразу полноценными командирами. Такое обязательство мы не можем реализовать». Выход из этой ситуации начальник Управления военно-морских учебных заведений видел в том, чтобы молодым командирам оказывалось бы больше внимания со стороны командования на флотах, а они были бы поставлены в «особые условия». Хотя, как сказал Самойлов, многие курсанты не испытывали желания быть командирами, что опять-таки было сочтено результатом неудовлетворительной работы военно-морских училищ[1325].

Посетовал начальник Управления военно-морских учебных заведений и на низкий образовательный уровень курсантов: «…Мы имеем много отчислений в этом году. Это произошло потому, что люди не справились с нашим учебным планом. Эти курсанты держали по нескольку раз одни и те же экзамены и всё же не выдерживали их – получали неудовлетворительные оценки. Пришлось с этими людьми распрощаться. Оказалось, многие из этих людей не кончали средних учебных заведений, но каким-то образом были приняты в наши ВМУЗ’ы… Мы имели 48000 кандидатов, а из них приняли только около 3000. Несмотря на этом, мы всё же вынуждены были принять довольно большое количество лиц, не выдержавших конкурсные испытания. Это говорит о слабой работе тех школ Наркомпроса, в которых учились эти люди»[1326]. Причем, если московские и ленинградские школы давали вполне удовлетворительную подготовку ученикам, то в провинциальных школах дела обстояли откровенно плохо: уровень учащихся был весьма низкий, и прежде всего, по русскому языку, физике и химии. И здесь встает вопрос о проблемах системы образования в Советском Союзе в 1930-е годы и её соответствии требованиям того времени.

Значительным минусом в деятельности всех военно-морских училищ, как отметил К. И. Самойлов, было то, что все они не имели официально утвержденных программ, а проводили обучение по тем программам, которые были когда-то разработаны в самих училищах и не утверждались вышестоящими инстанциями[1327].

По мнению начальника Управления ВМУЗ’ов, задача улучшения качества военно-морского образования сводилась к решению трех основных проблем: 1) проблема преподавательского состава; 2) вопросы воспитательной работы; 3) вопросы организации учебной практики. Прежде всего, Самойлова волновало качество преподавательского состава, представители которого, по его мнению, ещё «живут Цусимой» и «упорно не хотят переходить на более современные методы преподавания, не хотят переводить преподавание специальных предметов на базу высшей математики, не знают современной техники флота». Подобный консерватизм преподавателей происходил оттого, как полагал Самойлов, что многие преподаватели просто не владели высшей математикой. В связи с этим, возникла задача подтянуть основную массу преподавательского состава до современного уровня. Вторым важным моментом было проведение сборов преподавателей по разным специальностям и стажировки их на боевых кораблях и в штабах[1328].

Далее, ввиду имевшегося некомплекта профессорско-преподавательского состава (в трех главных ВВМУ вакантными были 40 % должностей начальников кафедр, а в некоторых училищах не хватало 50–60 % преподавателей) необходимо было срочно пополнять их ряды. Для этого в Военно-морской Академии была создана группа адъюнктов-историков из числа лиц, имевших университетское образование, в ряде ВВМУ были также создана группы адъюнктов, но даже и это не решало вопрос о пополнении кадров в целом.

Большим недостатком в подготовке командиров было то, что курсанты военно-морских училищ совершенно не знали новых типов боевых кораблей и их вооружения. Неудовлетворительно обстояло дело с проведением летней практики, так как большинство учебных кораблей либо не соответствовали современным требованиям, либо находились в ремонте. Поэтому неудивительно, что возникали такие ситуации, когда 600 курсантов из ВВМИУ им. Дзержинского не на чем было послать в плавание, поскольку для этого просто не было кораблей. Поэтому вопрос с учебными кораблями флота, по мнению начальника Управления ВМУЗ’ов К. И. Самойлова, являлся самым острым вопросом[1329].

Надо сказать, что и другой представитель высшего командно-начальствующего состава РККФ – заместитель наркома ВМФ по кадрам корпусной комиссар С. П. Игнатьев – также был вынужден признать в своем докладе имевшиеся серьезные недостатки в подготовке командиров для флота. По его словам, «в этом вопросе есть еще много недочетов», и «ВМУЗ’ам нужно много поработать для того, чтобы удовлетворить требования флота, предъявляемые к выпускаемым командирам». К этому вопросу Игнатьев возвратился потом, отметив, что необходимо еще очень много поработать, чтобы подготовить полноценного командира[1330].

Точку зрения Самойлова относительно качества подготовки командиров во многом поддержал и сам народный комиссар ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов. Он сразу же отметил, что командиры «подготовлены в нашей системе ВМУЗ’ов безобразно – это безусловный факт». Причем, далее Кузнецов пришел к еще более печальному выводу, что командиры РККФ «и не могли быть лучше подготовлены в тех училищах, в которых они находились»[1331]. В чем же заключались причины подобного неутешительного положения дел в военно-морских училищах, по мнению Кузнецова?

В первую очередь, нарком ВМФ отметил совершенно неудовлетворительное руководство училищами, которые возглавляли, по его словам, «случайные люди», зачастую просто сухопутные командиры. Впрочем, особенно удивляться тут не стоило: это было следствием обычной советской системы «назначенцев», когда практически любого человека могли поставить на любую должность. Тем более, нельзя не учитывать и длительное подчиненное нахождение Военно-Морских Сил в состав РККА в 1920-1930-е годы. Неудивительно, что подобные руководители установили, по мнению Н. Г. Кузнецова, совершенно неправильный распорядок дня и занятий для курсантов в училищах. Из военно-морских училищ по распоряжению их начальников были зачастую выброшены важные исторические реликвии (!), что свидетельствовало об их отношении к морской истории. В итоге, из ВМУ зачастую были вытравлены все флотские традиции, а сами они «были связаны совершенно»[1332]. Руководство училищ находилось всё время на берегу, а в летний период совершенно не занималось руководством корабельной практикой курсантов. Да и вообще, в обучении курсантов, как считал нарком ВМФ, присутствовало «очень много недостатков».

Критику наркома вызвали также и программы преподавания в училищах. И здесь нарком ВМФ Кузнецов, как и начальник УВМУЗ’ов Самойлов, отметил устарелость теоретических познаний части профессорско-преподавательского состава военно-морских училищ, развитие которых остановилось на временах русско-японской войны. Это положение было тем более недопустимым, поскольку произошли значительные изменения в морской стратегии и тактике, на вооружении флота появилась новая техника. В результате, курсанты большинства военно-морских училищ очень плохо знали современный состав Советского ВМФ, а в самих училищах даже не было справочных изданий по новейшим типам боевых кораблей[1333]. В итоге, это приводило к полному незнанию современного состояния РККФ.

Очень большие претензии имелись у наркома ВМФ к работе Высших специальных классов (ВСК) ВМФ, расположенных в Ленинграде. Здесь имелось «недобросовестное отношение» к посылке людей на курсы. Причиной тому была ранее сложившаяся практика, когда командир, посылаемый на ВСК, затем не возвращался на свой флот и получал другую должность. В связи с этим, командование флотов не было заинтересовано в посылке на курсы наиболее перспективных командиров. Поэтому неудивительно, что на ВСК все привыкли смотреть, «как на учреждение, в котором можно 8 месяцев пожить, по Ленинграду погулять, попьянствовать». Как вывод, «вся система ВСК целиком и полностью способствовала и обеспечивала такое разгульное поведение слушателей». Характерно, что когда слушателей ВСК поселили в общежитиях и заставили надлежащим образом посещать занятия, желающих учиться на курсах стало значительно меньше. По словам Кузнецова, всех выпускников Высших специальных курсов ВМФ теперь стали направлять на флоты, с которых они были присланы. Однако, снижение количества командиров, посылаемых на курсы, пошло на пользу качеству, ибо туда стали отправляться люди действительно желающие учиться[1334].

Наконец, высшим звеном в системе военно-морского образования была Военно-Морская Академия. И здесь также имелось немало недостатков, которые препятствовали получению полноценных специалистов. Основным упущением, как считал Н. Г. Кузнецов, было то, что руководство академии погналось за количеством слушателей, в ущерб качеству их подготовки. Имела место практика направления на учебу в академию командиров, которые ранее не занимали командных должностей и после её окончания не применяли полученных знаний на флотах. Иногда командир почти сразу после окончания ВВМУ отправлялся на учебу в Военно-Морскую Академию[1335]. Командование флотов предпочитало просто давать определенное количество людей для академии, не сообразуясь с дальнейшими планами по их рациональному использованию.

Поэтому командиры, закончившие ВМА, в дальнейшем не применяли полученных знаний на практике. В итоге, по справедливому мнению наркома ВМФ, имел место «непроизводительный расход государственных средств и напрасная трата времени». Даже последний выпуск академии по командному факультету в 1940 г. дал почти 60 % командиров, которые реально нигде не служили и затем не были востребованы. Это вызвало даже легкую досаду у Кузнецова: «Что толку; что человек кончит академию». Поэтому нарком ВМФ Кузнецов потребовал изменить сложившуюся практику и призвал посылать в академию поменьше людей, но зато из числа тех командиров соединений, частей и кораблей, которые затем на флоте применят уже полученные знания[1336].

Как видно, картина с подготовкой командно-начальствующих кадров для Советского ВМФ выглядела довольно неутешительно, обнаруживая большие недостатки в образовании будущих командиров флота. Зачастую, и это надо признать, процесс образования носил достаточно формализованный, излишне теоретический характер, курсанты получали в ходе обучения мало практики, и поэтому молодые командиры покидали военно-морские учебные заведения слабо подготовленными специалистами. Неудивительно, что в ходе последующей своей службы на флотах командиры и начальники оказывались неготовыми к исполнению своих прямых служебных обязанностей и демонстрировали невысокий уровень морской, оперативной, тактической и другой подготовки.