«Эфесская вечерня»

«Эфесская вечерня» – так немецкий исследователь Г. Бенгтсон назвал массовое избиение римлян и италиков в Малой Азии, осуществленное по приказу Митридата VI Евпатора. За что царь и удостоился самых нелицеприятных отзывов как от античных авторов, так и от многих современных исследователей. «Ненавистнейший из царей, по приказу которого в один день перерезаны сто пятьдесят тысяч живших в Азии римлян» – так негодует Плутарх по поводу действий царя Понта. «Этот кровавый эфесский приказ является лишь бесцельным актом слепой зверской мести; он приобретает ложный ореол только вследствие колоссальных размеров, в которых сказалось здесь лицо султанского деспотизма» – вторит греческому писателю немецкий историк XIX в. Теодор Моммзен. И эти заявления – лишь капля в море негодования!

Давайте посмотрим, что в этих обвинениях является правдой, а что домыслами, фантазиями и эмоциями. Оправдания массовому убийству людей нет, но мы просто постараемся разобраться в причинах, которые побудили царя пойти на такой шаг. И заодно сравним его действия с поступками тех, кто больше всех Митридата упрекает в этом злодеянии – римлянами. Поскольку все познается в сравнении, то сразу станет понятно, был ли Евпатор таким извергом рода человеческого в единичном экземпляре или римские товарищи тоже практиковали подобные методы.

На мой взгляд, нет никакого смысла сводить всё к личным качествам царя и его пресловутой природной свирепости, о которой будет отдельный разговор. Когда речь заходила о делах государственных, то, как бы не был жесток Митридат, он никогда не лил кровь просто так, любое учинённое им кровопролитие всегда преследовало конкретную политическую цель. Царь прежде всего был политиком, причем жестким и прагматичным, а все личное при таком подходе к делу отходило на второй план. Поэтому фраза Моммзена о том, что резня в Малой Азии «является лишь бесцельным актом слепой зверской мести», явно некорректна.

Сначала ознакомимся с самим приказом о массовых убийствах римлян и италиков. Его Митридат отправил своим наместникам, когда находился в Эфесе и наблюдал за постройкой новых кораблей для флота. Звучало это так: «Выждав тридцать дней, сразу всем напасть на находящихся у них римлян и италийцев, на них самих, на их жен и детей и отпущенников, которые будут италийского рода, и, убив их, бросить их без погребения, а все их имущество поделить с царем Митридатом. Он объявил и наказания тем, кто их будет хоронить или укрывать, и награды за донос тем, кто изобличит или убьет скрывающих; рабам за показание против господ – свободу, должникам по отношению к своим кредиторам – половину долга. Такой тайный приказ он послал одновременно всем, и когда наступил этот день, то по всей Азии можно было видеть самые разнообразные картины несчастий» (Аппиан). Веллей Патеркул также сообщает о том, что Митридат в письменном виде отдал приказ на убийство римлян и италиков: «Разослав по всем городам письма, он дал приказ убить их в один день и час, сопровождая это обещанием огромного вознаграждения». Марк Туллий Цицерон тоже говорил, что Евпатор «в один день одним своим приказанием, по одному условному знаку перебил и предал жестокой казни всех римских граждан во всей Азии, в стольких ее городских общинах».

Таким образом, мы видим, что сама акция была очень тщательно спланирована и подготовлена, а это однозначно свидетельствует о том, что Митридат действовал обдуманно и хладнокровно, а не просто предавался кровавым безумствам. Второй момент, на который стоит обратить внимание, это то, что царь довольно чётко указал категорию лиц, которая подлежала уничтожению – римляне, италики и их отпущенники италийского рода. Казалось бы, всё понятно, но при этом возникает один закономерный вопрос: откуда в Малой Азии в это время взялось такое огромное количество римлян и италиков?

Эту тему подробно разобрал в своей работе А. П. Беликов, который справедливо заметил, что «… накануне Митридатовых войн на Востоке было много азиатов, получивших римское гражданство». Как видим, речь идет не непосредственно о квиритах, а о местных жителях, которые стали римскими гражданами за некие заслуги перед республикой. Поэтому говорить о том, что в таком огромном количестве убивали именно жителей Вечного города, не приходится: «…значительная часть погибших – это не римляне и даже не италики, а именно азиаты с римским гражданством. Кроме того, безусловно, большинство убитых – рабы и вольноотпущенники, погибшие вместе со своими хозяевами» (А. П. Беликов).

Количество погибших римлян и италиков А. П. Беликов определяет в несколько тысяч человек, при этом указывая их статус и социальное положение в обществе: «Это чиновники, коммерсанты, мелкие торговцы, торговые агенты и резиденты крупных деловых кругов Италии и Рима». Это к вопросу о том, кто в большей степени пострадал от массовой резни.

Понятно и то, что в данной ситуации Митридат поощряет доносы. Не он первый так поступает, не он и последний, кто будет играть на низменных инстинктах толпы для достижения своих политических целей. Объяснимо и то, что царь грозит карами и наказаниями за неисполнение его приказа. Однако наказания наказаниями, но столь массовый размах резни был возможен только в том случае, если она пользовалась безоговорочной поддержкой местного населения. И здесь мы подходим к моменту, который в данной ситуации является основополагающим – той паталогической ненависти, которую коренные жители Малой Азии испытывали к надменным, алчным и жестоким пришельцам с запада. Эту ненависть римляне заслужили честно, приложив максимум сил и стараний.

Марк Туллий Цицерон как никто другой знал, почему римлян ненавидели в провинциях. Потому что именно он выступал обвинителем на громких процессах по поводу злоупотребления своим положением римских чиновников на местах. В своей речи «В защиту Луция Валерия Флакка» Цицерон четко обозначил причины, почему могла произойти «Эфесская вечерня» и отчего она приняла такие масштабные размеры. Правда, оратор говорил не конкретно о той резне, которую устроил Митридат, а об отношении жителей провинций к римлянам вообще. Но, тем не менее, его мнение заслуживает самого пристального внимания. Сказал же Цицерон следующее: «Те люди, которым ненавистны наши секиры[26], люди, у которых наше имя вызывает ожесточение, для которых пастбищный сбор, десятина, пошлины равносильны смерти, охотно хватаются за любую возможность нам повредить, какая им только представится».

В другой своей речи, «О Манилиевом законе», Цицерон снова обратился к теме, почему народы Малой Азии так люто ненавидят римлян: «Трудно выразить словами, квириты, как чужеземные народы ненавидят нас за распущенность и несправедливость тех людей, которых мы в течение последнего времени к ним посылали облеченными империем. Как вы думаете, остался ли в тех краях хотя бы один храм, к которому наши должностные лица отнеслись бы с должным уважением, как к святилищу, хотя бы один город, который они признали бы неприкосновенным, хотя бы один дом, достаточно крепко запертый и защищенный?» Данное свидетельство ценно тем, что это говорит именно римлянин, прекрасно знакомый с проблемой. У нас нет оснований не доверять в данном вопросе Цицерону.

На причины ненависти к римлянам в регионе Восточного Средиземноморья обратил внимание А. П. Беликов: «В это время Рим рассматривал покорённые земли лишь как объект безудержного грабежа, не предпринимая реальных попыток органично включить их в экономическую систему державы. За годы римского владычества произвол римских наместников, злоупотребления чиновников, хищничество публиканов и ростовщиков вызвали сильнейшую ненависть населения провинции Азия и соседних зависимых царств».

О том, как римляне обходились с населением Малой Азии, сохранились свидетельства античных авторов. У Диодора Сицилийского мы находим интересный рассказ о том, как обстояли дела на территории Вифинии, которая была независимым государством и римским союзником, а не провинцией. Когда Гаю Марию потребовались дополнительные воинские контингенты и он послал за помощью к царю Вифинии Никомеду, тот просто заявил, что значительная часть его подданных схвачены римскими сборщиками налогов и в качестве рабов трудятся в провинциях. Обратим внимание, что это творится на территории союзной державы. Тогда возникает закономерный вопрос – а что же творили римляне на тех землях, которые находились под их прямым управлением? Ведь именно туда потоком хлынули денежные воротилы из Италии, откупщики и публиканы.

О том, что это была за публика, нам рассказывает Тит Ливий, историк, которого очень сложно заподозрить в антипатии к римлянам. «Государство обязалось возмещать откупщикам все убытки, какие им причинят кораблекрушения при перевозках за море – для войска – припасов, оружия и снаряжения, и эти негодяи часто доносили о вымышленных кораблекрушениях или нарочно подстраивали гибель судов, к немалой для себя выгоде. Они грузили дешевые товары, и притом в ничтожном количестве, на старые корабли, топили их в открытом море, высаживая матросов в заранее приготовленные лодки, а потом лгали, будто погибли очень ценные грузы. Сенат об этом знал, но судебного разбирательства не назначил, оттого что не хотел в такое тяжелое время ожесточать против себя и против государства влиятельное сословие откупщиков. Но народ оказался строже сената». Получается, что отдавая этой публике на откуп сбор налогов в провинции Азия, сенат сознательно создавал взрывоопасную ситуацию в регионе. Здесь может быть только два варианта развития событий – либо это глупость, либо коррупция в чистом виде.

Яркой иллюстрацией того, что творилось в Анатолии, когда Луций Лициний Лукулл выбил оттуда Митридата и на эти земли пришли римские дельцы, служит рассказ Плутарха. «Откупщики налогов и ростовщики грабили и закабаляли страну: частных лиц они принуждали продавать своих красивых сыновей и девушек-дочерей, а города – храмовые приношения, картины и кумиры. Всех должников ожидал один конец – рабство, но то, что им приходилось вытерпеть перед этим, было еще тяжелее: их держали в оковах, гноили в тюрьмах, пытали на “кобыле” и заставляли стоять под открытым небом в жару на солнцепеке, а в мороз в грязи или на льду, так что после этого даже рабство казалось им облегчением». Поэтому говорить о том, что римское завоевание было благом для народов, не приходится.

Аппиан очень хорошо подводит всё изложенное по поводу отношения жителей Малой Азии к римлянам под единый знаменатель, чётко указывая истинную причину трагедии: «И в этом случае особенно было ясно, что Азия не вследствие страха перед Митридатом, но скорее вследствие ненависти к римлянам совершала против них такие ужасные поступки». Больше всех в том, что случилось, были виноваты сами римляне, которые одурев от безнаказанности и алчности, довели покорённые народы до последней крайности. Об этом писал и Юстин: «Такую ненависть к римлянам вызвали там хищность проконсулов, поборы публиканов, злоупотребления в судах».

Поэтому вывод напрашивается следующий – основной и главной причиной «Эфесской вечерни» была беспримерная ненависть жителей Малой Азии к римлянам и всему римскому. А Митридат, как грамотный политик, этой ненавистью умело воспользовался. Ведь Евпатор был прекрасно осведомлен о тех настроениях, которые царили среди местного населения в регионе, как и о том, что римляне сами провоцируют ситуацию. Недаром Евпатор уверенно говорил о том, что «Азия ждет его, Митридата, с таким жадным нетерпением, что взывает к нему громким призывом» (Юстин). Царь Понта просто использовал в своих интересах сложившееся положение дел, заработав при этом немалый политический и финансовый капитал.

Эта массовая бойня знаменовала собой полнейший крах всей восточной политики сената. И чтобы потом не говорили некоторые исследователи о том, что квириты несли счастье завоеванным народам, достаточно просто внимательно изучить этот вопрос – и всё встанет на свои места. Это как же надо было ненавидеть римлян и иже с ними, чтобы жители Эфеса сознательно пошли на святотатство и, ворвавшись в храм Артемиды, перебили всех, кто там укрылся! Храм Артемиды считался одним из семи чудес света и был священным местом, но даже это не остановило разъяренную толпу.

В Пергаме, спасаясь от резни, люди побежали в святилище Асклепия и там, в надежде сохранить себе жизнь, обнимали статуи богов, но их всех перестреляли из луков. В городе Траллы местные жители просто наняли убийц и те перебили римлян прямо в храме Согласия. Аппиан свидетельствует: «Адрамидтийцы, выйдя в море, убивали тех, которые собирались спастись вплавь, и топили в море маленьких детей. Жители Кавна, после войны с Антиохом ставшие подданными и данниками родосцев и незадолго до этого от римлян получившие свободу, оттаскивая от статуи Гестии тех римлян, которые бежали в храм Гестии в здании Совета, сначала убивали детей на глазах матерей, а затем и их самих, и вслед за ними и мужчин».

Волна жесточайших убийств и погромов прокатилась по всему Анатолийскому побережью, и мир содрогнулся от такого зверства. Однако снова обратимся к речи Цицерона «В защиту Луция Валерия Флакка». Говоря об «Эфесской вечерне», оратор упоминает один очень любопытный момент: «Я предложил бы вам вспомнить войну с Митридатом, вызвавшее чувство жалости жестокое истребление всех римских граждан, происшедшее в одно и то же мгновение в стольких городах, выдачу наших преторов, наложение оков на легатов, чуть ли не уничтожение самой памяти об имени Рима и всяких следов нашей державы не только в тех местностях, где жили греки, но даже в их записях». Из этого пассажа мы видим, что «Эфесская вечерня» произвела сильнейшее впечатление на квиритов, которые считали, что Митридат вознамерился не просто уничтожить римлян, но и стереть саму память об их народе. У страха глаза велики.

Подводя итоги, можно сказать, что «Эфесская вечерня» была не просто безумным актом кровожадного маньяка, а очень тщательно и хладнокровно спланированным политическим мероприятием. Идеологически обоснованным действием со стороны Митридата. Поэтому утверждение Моммзена о том, что «в политическом отношении это мероприятие не имело никакой разумной цели», явно несостоятельно. Все цели, которые поставил Митридат, были достигнуты.

Во-первых, в канун решающего наступления в Греции царь очень существенно пополнил свою казну за счёт конфискованного имущества. Во-вторых, и это, пожалуй, самое главное, Митридат римской кровью повязал жителей Малой Азии и накрепко прикрутил их к понтийской колеснице. Теперь они должны были безоговорочно поддерживать Евпатора, в страхе перед неминуемой расплатой, в случае победы Рима. С другой стороны, были уничтожены те люди, в лице которых Рим мог рассчитывать на определенную поддержку в регионе. В-третьих, и это тоже немаловажно, царь просто дал выплеснуться народному гневу против поработителей, и ему были за это признательны. Многие тысячи простых людей, которые раньше снизу вверх смотрели на новоявленных вершителей мировых судеб и склонялись перед ними в поклонах, теперь снова ощутили себя свободными гражданами. И в-четвертых, Митридат наглядно показал всему миру – римлянам в Малой Азии места нет, теперь он повелитель этих обширных земель.

Но был и ещё один момент в этой истории – экономический. Разрушив римскую систему взимания налогов в Малой Азии и прекратив денежные поступления в Рим, Митридат крепко ударил по экономике Вечного города. Именно это и имел в виду Цицерон, когда заявил, что «очень многие люди потеряли в Азии большие деньги, в Риме, как мы знаем, платежи были приостановлены и кредит упал».

Теперь о двойных стандартах в истории. Примечательно, что поклонники римских добродетелей, поливая Митридата грязью за эту резню, стараются не замечать того, что творили их кумиры на протяжении II – I вв. до н. э. Скромно обходят молчанием их многочисленные преступления против стран и народов. Делают вид, что не было никаких эпизодов геноцида и террора со стороны квиритов. Поэтому, чтобы царю Понта не было одиноко, мы рассмотрим наиболее вопиющие факты римских злодеяний.

* * *

Первое, что приходит на ум, когда речь заходит о преступлениях римлян против соседних народов, это конечно разрушение Карфагена. Знаменитое «Carthago delenda est» стало своего рода символом того, что Римская республика несла другим государствам. Примечательно, что III Пуническая война была направлена именно на уничтожение целого народа, о чём сохранилось свидетельство Полибия. Историк лично присутствовал при осаде Карфагена, а потому знал, о чем говорил. Поэтому те, кто вещает миру о том, что римляне несли счастье побежденным народам, стараются свидетельство Полибия не замечать. А сказал ученый грек про римлян следующее: «Они напали на карфагенян сначала с целью принудить их к перемене местожительства, а впоследствии ради полного истребления». О том, как называется уничтожение целого народа в наши дни, я думаю, напоминать не стоит.

Один из величайших городов древнего мира был до основания разрушен, население продано в рабство, а культура уничтожена. Причем уничтожалась она целенаправленно. Об этом свидетельствует то, как победители обошлись с литературным наследием Карфагена, из которого уцелел ТОЛЬКО трактат Магона «О земледелии» в 28 книгах.

Вот как это выглядело в изложении Плиния Старшего: «Составить руководство по земледелию почиталось делом весьма важным и у народов чужеземных; этим занимались и цари: Гиерон, Филометор, Аттал, Архелай, и полководцы: Ксенофонт и пуниец Магон, которому сенат наш по взятии Карфагена оказал великую честь: библиотеки он роздал африканским царькам и только двадцать восемь томов его сочинения постановил перевести на латинский язык». Вот и все. Судя по всему, африканские царьки зачитали свои библиотеки до дыр, поскольку от них ничего не осталось. Как видим, римляне буквально каленым железом выжигали память о карфагенском народе и его великой культуре.

Конечно, можно сказать, что квириты погорячились, когда сводили старые счеты, но дело в том, что следующий акт вандализма не заставил себя ждать. Карфаген сровняли с землей весной, а осенью такая же судьба постигла и греческий город Коринф.

Коринф был не только одним из самых знаменитых и красивейших городов Эллады, но и крупнейшим торговым центром в Восточном Средиземноморье. И если в уничтожении Карфагена можно при желании найти идеологическую подоплеку (карфагеняне были одним из самых страшных врагов республики), то в случае с Коринфом мы этого не увидим. Всё было банально и просто, поскольку торговые круги в Риме были заинтересованы в уничтожении прямого конкурента. Другого повода для уничтожения одной из жемчужин Греции у сыновей волчицы не было. В речи «О Манилиевом законе» Марк Туллий Цицерон называет официальную причину уничтожения Коринфа: «За высокомерное обращение к нашим послам отцы ваши повелели разрушить Коринф, светоч всей Греции». Но это не более чем фиговый листок, которым пытаются прикрыть очевидное и циничное преступление.

Страбон, ссылаясь на Полибия, рассказывает о том, что творилось в захваченном городе: «… Полибий со скорбью рассказывает обстоятельства, какими сопровождалось взятие Коринфа, упоминая также о грубости, с какой солдаты обращались с произведениями искусства и с посвященными богам предметами. Так, он утверждает, что собственными глазами видел, как солдаты играли в кости на картинах, брошенных наземь. Из картин он называет изображение Диониса работы Аристида, к которому, как рассказывают, применялась поговорка: “Ничего к Дионису”, а также страдание Геракла в плаще Деианиры».

К сожалению, текст Полибия, где рассказывалось об этой трагедии, до нас не дошел. Однако некоторую информацию о гибели Коринфа нам сообщает Луций Анней Флор: «Тогда-то покинутый жителями город был сначала разграблен, а затем разрушен по знаку трубы. Сколько статуй, сколько одеяний, сколько картин было похищено, сожжено и выброшено! Какие богатства взяли с собой римляне! А сколько сожгли, можно судить по следующему: то, что теперь славится по всему миру как коринфская бронза, это, насколько нам известно, все, что осталось после пожара. Цену бронзы подняло само насилие над богатейшим городом, ибо в результате пожара от смешения многочисленных статуй и изображений сплавились потоки меди, золота и серебра». Возникает закономерный вопрос – разве это не варварство? Чем римляне в данной ситуации лучше тех же вандалов? Ничем.

Яркий штрих, который наглядно характеризует римлян, добавляет Веллей Патеркул, когда рассказывает о консуле Луции Муммии, разрушителе города: «Муммий, напротив, был настолько неотёсан, что при взятии Коринфа, намечая к отправке в Италию множество картин и статуй, созданных величайшими мастерами, наставлял сопровождающих: «Если с ними что случится, вы должны будете изготовить новые». Было бы смешно, если бы не было так грустно.

Как видим, квириты действуют столь же цинично и жестоко, как и Митридат. Торговые конкуренты должны быть уничтожены, и они уничтожаются. Это не сиюминутная прихоть, это целенаправленная и расчётливая политика государства. В Западном Средиземноморье гибнет Карфаген, в Восточном Средиземноморье стирается с лица земли Коринф. В отличие от Рима это были два самых богатых и развитых в экономическом отношении региона. Вот и всё, и никаких идеологических бредней.

Смотрим дальше. Завоеватель Македонии, консул Луций Эмилий Павел, был исключительно честным, порядочным и высокообразованным человеком. Это не невежда Муммий. Всю свою жизнь старый вояка следовал законам чести и никогда не поступался принципами. Когда легионы под его командованием оккупировали Македонию, то полководцу в целом удалось уберечь страну от грабежей и погромов. Эта была личная позиция Павла, а сенат не вмешивался в его распоряжения. Казну македонских царей консул сохранил в неприкосновенности, чем вызвал негодование легионеров, посчитавших, что их лишили заслуженной добычи. С этого всё и началось.

Луций Эмилий получил постановление сената, где говорилось о том, что для того, чтобы расплатиться с легионами, необходимо разграбить Эпир: «Отдать на разграбление воинам, участвовавшим в войне против Персея, эпирские города» (Плутарх). Чтобы понять весь цинизм подобного приказа, надо знать о том, что Эпир не находился с Римом в состоянии войны. В стране была как промакедонская партия, так и проримская, некоторые города симпатизировали базилевсу Персею, некоторые поддерживали римлян. Но не более того. И вот теперь именно эпироты оказались заложниками ситуации. Они и понятия не имели о том, что в чём-то провинились перед Римом, а сенаторы уже решили их судьбу. Как в знаменитой басне: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».

Мы не знаем, как отнесся к такому поручению Эмилий Павел, но он прежде всего был солдатом, для которого на первом месте стоит исполнение приказа. О том, как была выполнена воля сената, нам сообщает Полибий. «После этого Эмилий Павел разослал по отдельным эпирским городам центурионов. Им поручено было объявить, что они прибыли вывести из городов гарнизоны, чтобы эпироты стали такими же свободными, как македоняне. Затем от каждого города было вызвано по десять знатнейших граждан. Объявив им, что все золото и серебро должно быть собрано в общественную казну, Эмилий Павел разослал когорты во все города… Рано утром все золото и серебро снесли в общественную казну. В четвертом часу воинам был дан сигнал грабить города. Добыча оказалась столь велика, что при разделе каждому пехотинцу досталось по 200, а всаднику – по 400 денариев. 150 000 человек обратили в рабство. Стены разграбленных городов были снесены. Всего таких городов насчитывалось около 70. Вся добыча была продана, и полученные деньги розданы воинам».

Это – свидетельство современника и очевидца, притом проримски настроенного и старающегося всячески затушевать негативные стороны деятельности своих римских друзей. Но шила в мешке не утаишь. Мы видим, что это была тщательно спланированная и осуществлённая военная операция, ставшая трагедией для десятков тысяч ни в чём не повинных людей. По своим масштабам это мероприятие не уступает «Эфесской вечерне», и в чем здесь разница между Митридатом и римскими сенаторами, совершенно непонятно. Ведь рабство иногда было хуже смерти, достаточно вспомнить тех, кто до конца своих дней был обречен трудиться в рудниках и каменоломнях. У этих людей вообще не было никаких шансов избежать медленной и мучительной смерти. Поэтому, обрекая на рабскую жизнь 150 000 ни в чем не повинных людей, сенаторы многим из них просто подписали смертный приговор. Даже Плутарх, который в своих работах поет гимны римским добродетелям, не смог сдержать возмущения: «В результате столь гибельного и всеобщего опустошения на долю каждого солдата пришлось не более одиннадцати драхм. Всех привел в ужас такой исход войны: достояние целого народа, разменянное по мелочам, обернулось ничтожным прибытком в руках победителей».

Недаром Гай Саллюстий Крисп четко обосновал те причины, по которым его соотечественники ведут захватнические войны: «Ведь у римлян есть лишь одно, и притом давнее, основание для войн со всеми племенами, народами, царями – глубоко укоренившееся в них желание владычества и богатств». Вот так, коротко и ясно.

Но чтобы до конца проникнуться римским благородством и добродетелями, приведу лишь один небольшой, но показательный пример. Это случилось во время восстания Аристоника, когда население Пергамского царства с оружием в руках отстаивало свою свободу от римской агрессии. Маний Аквилий, отец того самого провокатора, который втянул Рим в войну с Митридатом, прибыл в Малую Азию на подавление восстания. Повстанцев он победил, но какими методами! «Аквилий довел до конца азиатскую войну и, чтобы вынудить к сдаче некоторые города, отравил – о позор! – ядом источники. Это ускорило победу, но и обесславило ее, ибо, действуя грязными средствами, вопреки праву, установленному богами и обычаями предков, он, бесспорно, опозорил римское оружие, тогда еще священное и незапятнанное» (Луций Анней Флор). Здесь даже добавлять больше ничего не надо.

Вторая Пуническая война, 214 год до н. э. «Г. Пинарий в Сицилии командовал гарнизоном Энны. Магистраты Энны требовали от него ключей от ворот, которые он держал у себя. Так как он подозревал, что они как будто готовятся перейти на сторону пунийцев, он попросил одну ночь на размышление. Обрисовав солдатам коварство греков и приказав им быть готовыми на следующий день и ждать сигнала, он на рассвете в присутствии солдат заявил, что вернет ключи, если таково будет решение всех жителей Энны. Когда вследствие этого весь народ был созван в театр и требовал того же, обнаруживая желание предаться неприятелю, он дал солдатам сигнал и всех перебил» (Секст Юлий Фронтин).

Тит Ливий оставил красочное описание этой масштабной бойни: «Из воинов, державшихся наготове, одни с криком сбежали сверху в тыл собранию, другие плотно перекрыли выходы из переполненного театра. Началось избиение горожан, запертых внутри. Падали не только от меча, но и пытаясь бежать; люди валились друг на друга, в кучу: здоровые на раненых, живые на мертвых. Словно в захваченном городе бежали одни сюда, другие туда: всюду убегающие, всюду убийцы. Гнев у солдат не утихал; они избивали безоружную толпу, словно одушевленные опасностью, в пылу грозного сражения». Хороши герои! Резать с «воодушевлением» безоружных горожан – это не с ветеранами Ганнибала встретиться лицом к лицу на поле боя. Даже Ливий не нашел слов оправдания для своих земляков: «Так удержали римляне Энну – то ли злодеянием, то ли преступлением, без которого было не обойтись».

Гай Юлий Цезарь. Отличный полководец и талантливый политик, искренне не желавший проливать кровь сограждан, но очень жесткий человек, когда дело касалось тех, кто не был римлянином. Резня, которую будущий диктатор устроил в Галлии, была грандиозной. «Ибо за те неполные десять лет, в течение которых он вел войну в Галлии, он взял штурмом более восьмисот городов, покорил триста племен, сражался с тремя миллионами людей, из которых один миллион уничтожил во время битв и столько же захватил в плен» (Плутарх). В наши дни подобные действия характеризуются одним словом – геноцид. Вполне вероятно, что Плутарх преувеличил число жертв, понесенных галльским народом, но в том, что они поражали воображение современников, сомневаться не приходится. Отсюда и такие цифры.

К слову сказать, те методы ведения войны, которые практиковали римляне, вызывали ужас у их противников. Но для квиритов такая жестокость была в порядке вещей. Сохранилось свидетельство Полибия о том, что происходило в Новом Карфагене после того, как легионы вошли в город. Причем командовал тогда римлянами Сципион Африканский Старший, один из лучших представителей римской военной элиты эпохи больших завоеваний. «Когда Публий увидел, что в город вошло уже достаточно войска, он, согласно обычаю римлян, послал большинство солдат против жителей города и отдал приказание убивать без пощады всякого встречного и воздерживаться от грабежа, пока не будет дан к тому сигнал. Мне кажется, римляне поступают так с целью навести ужас на врагов. Вот почему часто можно видеть в городах, взятых римлянами, не только трупы людей, но и разрубленных пополам собак и отсеченные члены других животных». Даже Полибий, бывший начальник конницы Ахейского союза и хорошо знакомый с военным делом человек, вынужден гадать, к чему такая звериная жестокость.

Но и это не все. Было у римских полководцев одно любимое занятие – они очень любили отрубать пленным руки. И неважно кому, просвещенным эллинам или грубым варварам. Чтобы не быть голословным, приведу ряд примеров.

Сципион Эмилиан, разрушитель великого Карфагена и маленькой испанской крепости Нуманции, был очень жестоким и циничным человеком. Однажды, во время Испанской кампании, он узнал, что молодёжь из небольшого городка Лутия горячо сочувствует жителям Нуманции, осажденной римлянами. Эмилиан явился к Лутию и окружил городок своими войсками. А затем «потребовал выдачи зачинщиков из молодежи. Когда жители стали говорить, что юноши уже скрылись из города, Сципион объявил, что разграбит город, если не получит этих лиц. Испугавшись, они привели их, числом до четырехсот. Сципион велел отрубить им руки» (Аппиан).

Знал подлец, что делал, когда калечил тела и судьбы молодых испанцев, поскольку «не было ничего страшнее для варваров, чем перенести наказание и остаться жить с отрубленными руками» (Анней Флор). Это уже о «подвигах» другого римского полководца, Марка Лукулла, брата будущего победителя Митридата. В отличие от брата Луция, который действительно был благородным человеком и старался на войне придерживаться определенных правил, Марк вел себя иначе. Отрубал руки пленным фракийцам и считал это в порядке вещей, благо, что были примеры для подражания.

Снова Испания, но на этот раз римляне воюют против вождя лузитан Вириата, поднявшего народ на борьбу против римской агрессии. Вот что вытворяет римский военачальник Квинт Фабий Максим Сервилиан: «Захватив другого начальника разбойников Коннаба, сдавшегося ему добровольно, он, пощадив его одного, у всех, которые были с ним, отрубил руки» (Аппиан).

Во время войны с Ганнибалом римляне поддались на провокацию карфагенского полководца и жестоко расправились с перебежавшими к ним на службу воинами: «римляне схватили перебежчиков, отрубили им руки и отпустили» (Секст Юлий Фронтин).

Бруттий Сура, легат наместника Македонии Сентия, во время боевых действий против Митридата в Греции занял город Скиаф. И что же делает этот «человек замечательной отваги и ума», как величает мерзавца Плутарх? Бруттий свято соблюдает римские правила ведения войны и его разговор с понтийскими солдатами был коротким: «некоторых их рабов он повесил, а у свободных отрубил руки» (Аппиан).

Снова вспомним Гая Юлия Цезаря. Во время войны в Галлии армия будущего диктатора после упорной осады овладела городом Укселлодуном. Желая устрашить галлов и таким образом заставить их сложить оружие, Гай Юлий проводит демонстративную акцию устрашения. Выглядело это так: «Всем, кто носил оружие, он приказал отрубить руки, но даровал им жизнь, чтобы тем нагляднее было наказание за их преступления». А какое галлы совершили преступление? Родину свою защищали? Пусть подумают об этом адепты римских ценностей.

Впрочем, эти кровавые республиканские традиции были живы и во времена Римской империи. Вот что рассказывает Фронтин: «Остатки разгромленного войска Вара подверглись осаде и, по-видимому, испытывали недостаток в хлебе. И вот они всю ночь водили пленных вокруг амбаров, затем отпустили их, обрубив им кисти рук». После этого искалеченные германцы пришли к своим землякам и рассказали им про огромные запасы продовольствия в римском лагере. Очень благородный поступок со стороны квиритов!

Теперь рассмотрим ещё один момент, который тоже очень хорошо характеризует римлян и их отношение к организации массовых убийств. Вспомним безумную резню, устроенную в Вечном городе Гаем Марием, проскрипции Суллы и второго триумвирата. И если Митридат распорядился убивать чужаков, которых ненавидела вся Малая Азия, то квириты с не меньшим вдохновением резали соотечественников.

Начнем по порядку. Когда Гай Марий и Цинна захватили Рим в июне 87 г. до н. э., то они даже не удосужились придать развязанному террору хоть какой-то законодательный вид. Всё творилось по личному произволу. «Многих они убили по приказу или по знаку Мария, а Анхария, сенатора и бывшего претора, повалили наземь и пронзили мечами только потому, что Марий при встрече не ответил на его приветствие. С тех пор это стало служить как бы условным знаком: всех, кому Марий не отвечал на приветствие, убивали прямо на улицах, так что даже друзья, подходившие к Марию, чтобы поздороваться с ним, были полны смятения и страха… Все улицы, весь город кишели преследователями, охотившимися за теми, кто убегал или скрывался. В это время стало ясно, что в превратностях судьбы нельзя полагаться на узы дружбы или гостеприимства: ведь лишь немногие не выдавали палачам друзей, искавших у них убежища… При виде разбросанных по улицам и попираемых ногами обезглавленных трупов никто уже не испытывал жалости, но лишь страх и трепет» (Плутарх).

Однако Марий скоро умер, и Вечный город захватил Сулла, но легче от этого римлянам не стало. Диктатор подошел к делу с гораздо большим размахом, придав убийствам упорядоченный вид. Причем действовал исключительно теми же методами, что и Митридат во время резни в Малой Азии. Награды за доносы, поощрение рабов, которые выдают хозяев, и многое другое, было взято Луцием Корнелием на вооружение. А раз Евпатор и Сулла действуют одними и теми же методами в схожей ситуации, то какая между ними разница?

Судите сами: «Тех, кто принял у себя или спас осужденного, Сулла тоже осудил, карой за человеколюбие назначив смерть и не делая исключения ни для брата, ни для сына, ни для отца. Зато тому, кто умертвит осужденного, он назначил награду за убийство – два таланта, даже если раб убьет господина, даже если сын – отца. Но самым несправедливым было постановление о том, что гражданской чести лишаются и сыновья и внуки осужденных, а их имущество подлежит конфискации. Списки составлялись не в одном Риме, но в каждом городе Италии. И не остались не запятнанными убийством ни храм бога, ни очаг гостеприимца, ни отчий дом. Мужей резали на глазах жен, детей – на глазах матерей. Павших жертвою гнева и вражды было ничтожно мало по сравнению с теми, кто был убит из-за денег, да и сами каратели, случалось, признавались, что такого-то погубил его большой дом, другого – сад, а иногда – теплые воды. Квинт Аврелий, человек, чуждавшийся государственных дел, полагал, что беда касается его лишь постольку, поскольку он сострадает несчастным. Придя на форум, он стал читать список и, найдя там свое имя, промолвил: “Горе мне! За мною гонится мое альбанское имение”. Он не ушел далеко, кто-то бросился следом и прирезал его» (Плутарх). Примечательно, что Марк Красс, один из богатейших людей в республике, всё своё состояние сколотил именно во время проскрипций, скупая за бесценок имущество казненных, а затем продавая его втридорога.

Где они, римские честь и совесть, о которых вещают миру поклонники добродетелей квиритов? Их нет.

Во время второго триумвирата ситуация повторилась как под копирку. Когда Марк Антоний, Лепид и Октавиан вступили в Рим, то сразу же начали расправу над неугодными им людьми. Причем опять практиковали те же самые приемы, которые использовал Митридат. Вот что сообщают об этом письменные источники. «Ночью во многих местах города выставлены были проскрипционные списки с именами новых 130 лиц в дополнение к прежним 17, а спустя немного времени еще других 150 человек. В списки всегда заносился дополнительно кто-либо из осужденных предварительно или убитый по ошибке, все это делалось для того, чтобы казалось, что они погибли на законном основании. Было отдано распоряжение, чтобы головы всех казненных за определенную награду доставлялись триумвирам, причем для свободнорожденного она заключалась в деньгах, для раба – в деньгах и свободе. Все должны были представить свои помещения для обыска. Всякий, принявший к себе в дом или скрывший осужденного или не допустивший у себя обыска, подлежал тому же наказанию. Каждый желающий мог делать донос на любого за такое же вознаграждение» (Аппиан).

Указ о проскрипциях звучал так: «Никто не должен давать приют у себя, скрывать, отправлять в другое место или давать себя подкупать деньгами; всякого, кто будет изобличен в том, что он спас или оказал помощь, или только знал об этом, мы, не принимая во внимание никаких отговорок и просьб о прощении, включаем в проскрипционные списки. Головы убитых пусть приносят к нам за вознаграждение в 25 000 аттических драхм за каждую, если приносящий свободнорожденный, если же раб, то получит свободу, 10 000 аттических драхм и гражданские права своего господина. Те же награды назначаются и доносчикам. Никто из получающих награды не будет вноситься в наши записи, и имя его останется неизвестным» (Аппиан). Те, кто называет Евпатора чудовищем, могут говорить что угодно, но Митридат не просил приносить ему головы убитых в Эфесской резне…

Рим погрузился в пучину убийств. «Одни умирали, защищаясь от убийц, другие не защищались, считая, что не подосланные убийцы являются виновными. Некоторые умерщвляли себя добровольным голоданием, прибегая к петле, бросаясь в воду, низвергаясь с крыш, кидаясь в огонь, или же сами отдавались в руки убийц или даже просили их не мешкать. Другие, униженно моля о пощаде, скрывались, чтобы избежать смерти, пытались спастись подкупом. Иные погибали, вопреки воле триумвиров, жертвою ошибки, вследствие личной вражды к ним убийц. Труп не означенного в списке распознавался по тому, что голова его не была отсечена от туловища. Дело в том, что головы проскрибированных выставлялись на форуме перед рострами, где доставлявшие должны были получать вознаграждение» (Аппиан). И в чем здесь различие с «Эфесской вечерней»? Никакого.

Поэтому объявлять Митридата кровожадным монстром и при этом не замечать того, что вытворяли римляне, могут либо люди, слабо разбирающиеся в теме, либо те, кто сознательно фальсифицирует историю в угоду своим взглядам.

И уж если мы начали сравнивать двух врагов, то есть смысл ещё раз обратиться к началу вооруженного конфликта между Римом и Митридатом, чтобы больше не возвращаться к этой теме. Рассмотрим главный вопрос – кто виноват? Когда речь заходит о противостоянии Евпатора и республики, подход плохой – хороший явно неуместен и некорректен. У каждой из сторон были свои причины, чтобы вступить в войну, каждая сторона преследовала свои конкретные цели. Но один факт не может вызывать сомнений, и отрицать его невозможно – основной причиной конфликта стала растущая агрессивность Рима в Малой Азии. А уже из этого вытекало и все остальное.

В «Истории Филиппа» Юстин устами Митридата дает четкое обоснование причин римской агрессии. «Римляне вменили себе в закон – ненавидеть всех царей, очевидно, потому, что у них были такие цари, от одного имени которых они краснеют, – туземные пастухи, сабинские гаруспики, коринфские изгнанники, этрусские рабы и их сыновья или люди, носившие прозвище “Гордых”, прозвище, которое из всех перечисленных было все же самым почетным. А основатели их государства, как сами они говорят, вскормлены сосцами волчицы. Поэтому у всего римского народа и души волчьи, ненасытные, вечно голодные, жадные до крови, власти и богатств». Как видим, порассуждав на тему об отношении квиритов к царской власти, Евпатор делает убийственный для римлян вывод о причинах их агрессии в отношении соседних народов – жажда «власти и богатств».

С другой стороны, как уже отмечалось, появление рядом с римскими границами мощного, стабильного и процветающего государства, во главе которого стоял умный и дальновидный монарх, представляло, по мнению сенаторов, смертельную опасность для республики. Недаром Митридат открыто говорил о том, «что поистине римляне преследуют царей не за проступки, а за силу их и могущество» (Юстин). Понтийское царство мешало Риму самим фактом своего существования и уже потому должно было быть уничтожено. Этот факт тоже невозможно опровергнуть, поскольку вся предыдущая история взаимоотношений римлян с эллинистическими монархиями тому подтверждение: «Став на путь агрессии, Рим уже не мог остановиться, пока существовали другие сильные державы» (А. П. Беликов).

В своё время сильная и экономически развитая Македония мешала окончательному установлению власти римлян на Балканском полуострове и потому была уничтожена, а её царь погиб в плену. Держава Селевкидов, обладающая колоссальными ресурсами и возможностями, встала на пути римской экспансии в Эгейском регионе и в итоге рухнула под ударами легионов. Верный союзник Рима, Пергамское царство, усилилось настолько, что сенаторы стали смотреть на него как на врага и, не желая иметь вблизи своих границ мощное государство (пусть и дружественное), приложили максимум усилий к его уничтожению. Можно не сомневаться, что и державу Митридата ждала такая же судьба, поскольку армии римлян и их союзников уже обкладывали Понт. В итоге Евпатор нанес удар на опережение.

«Придерживаясь стратегии “политического равновесия” сил соседних государств, римское правительство не позволяло усилиться ни одному династу Малой Азии. Растущие амбиции царей Понтийского царства и их попытки расширить пределы Понта не раз пресекались римлянами, притом достаточно грубо и бесцеремонно» (А. П. Беликов). Уже сама растущая военная и экономическая мощь Понта, его независимая внешняя политика делали столкновение с Римом неизбежным. Поэтому, в свете изложенного, нет смысла называть Митридата агрессором по отношению к Риму, всё было с точностью до наоборот.

О пресловутой жестокости Евпатора мы поговорим в следующей главе.