Катастрофа

Первый тревожный звонок для Митридата прозвучал после битвы при Херонее. По Пергаму поползли слухи о том, что некоторые союзники готовы вступить в переговоры с римлянами, а также о том, что не всё спокойно стало у галатов. Этот воинственный народ не подчинялся понтийскому царю, и Евпатор прекрасно понимал, что как только его позиции ослабнут, то может произойти вторжение галатов на территорию Понта. И что хуже всего, это вторжение может быть согласовано с Римом. Поэтому Митридат решил действовать на опережение и нанести удар первым. Но Евпатор хотел приложить для решения проблемы минимум усилий и затрат, а потому стал действовать хитростью и подлостью. Он пригласил к себе во дворец всю верхушку галатов вместе с семьями, а затем их просто перебили во время пира. Пощады не было никому – ни женщинам, ни детям. Бежать удалось лишь немногим, но именно они и возглавят в дальнейшем борьбу против понтийских войск. Митридат же оккупировал Галатию, ввёл в города гарнизоны и вывез всё имущество убитых. Поставив наместником Галатии Эвмаха, царь посчитал дело сделанным, но не тут-то было! Те из галатских аристократов, кому удалось избежать удара меча на пиру или стрелы из засады, вернулись в свои земли и подняли народ на борьбу с захватчиками. Против Митридата восстала вся страна! Наместник бежал в Понт, а вскоре были изгнаны и понтийские гарнизоны. Однако, прогнав царских воинов, галаты успокоились и больше активных действий не предпринимали, поскольку у них начался передел власти.

Тем временем Митридат обратил свой взор на остров Хиос. Последующие события многие исследователи приписывают уже набившей оскомину подозрительности Митридата и его восточному деспотизму. Моммзен на полном серьёзе утверждал, что «Митридат очень скоро показал свое настоящее лицо и стал править так деспотически, что далеко превзошел тиранию римских наместников». Что-что, а превзойти тиранию римских наместников в то время было практически невозможно. Для этого надо было очень и очень сильно постараться – и желательно на протяжении многих лет.

Но вернемся к Хиосу. Здесь постоянно вспоминают тот случай, когда хиоская триера протаранила царский корабль во время осады Родоса, не принимая в расчет, что царь уже наказал и кормчего и наварха. И давно выбросил этот случай из головы, поскольку были дела и поважнее. Но многие исследователи не унимаются и продолжают рассказывать басни о необычайной злопамятности понтийского царя и его великой кровожадности – очень уж тема хороша для поучительного сюжета! Но всё было не так просто и однозначно.

Всё началось с того, что некоторые из граждан Хиоса убежали к римлянам. Сам по себе факт достаточно обыденный и явно не стоящий того, чтобы привлекать внимание Митридата. Царя насторожило другое – что никто из хиосцев ему об этом не донёс и о происшествии он узнал из других источников. Раз так, значит, это от него пытались скрыть, а раз есть что скрывать, значит, дело нечисто. Логика Митридата вполне понятна и объяснима, идёт война, а тут выплывают такие подробности! Поведение граждан Хиоса тоже становится объяснимым, если принять версию о том, что они были не невинными овечками, обречёнными на заклание тираном, а действительно хотели перейти на сторону Рима.

Претензии царя к гражданам Хиоса изложил Аппиан, и здесь невольно напрашивается вывод о том, что попытка вступить в переговоры с врагом имела место. Митридат заявил следующее: «…лучших своих граждан вы тайно послали к Сулле, и ни на кого из них вы не указали и не донесли мне, что они это сделали не по общему решению, а это вы должны были бы сделать, если бы вы не были их соучастниками». Однако Митридат в праведном гневе не обрушил сразу карающую длань на изменников, а послал сначала комиссию и назначил расследование по факту измены. В данной ситуации никакого деспотизма и тиранства не наблюдаем, и лишь когда факты подтвердились, понтийские власти начали действовать. Стратег Зенобий ввёл в город войска, занял все ключевые пункты, а затем разоружил граждан и созвал на собрание. Там он объяснил причины царской подозрительности, а затем объявил, что Митридат сменит гнев на милость, «если вы передадите оружие и в качестве заложников дадите детей виднейших из граждан» (Аппиан). Выбора не было, и приказ царя был выполнен. Но что характерно, касался он исключительно граждан города, а не иноземцев, там проживающих. Заложников отправили через пролив в город Эретрию, а хиосцам зачитали письмо Митридата, в котором он объявлял о казни наиболее активных злоумышленников. Также царь извещал о том, что накладывает на город штраф в размере 2000 талантов. Сумма не малая. В своё время, после поражения в войне с Римом, македонский царь Филипп V должен был уплатить в качестве контрибуции всего лишь 1000 талантов. Тем не менее деньги хоть и с трудом, но были с Хиоса собраны. Однако Зенобий этим не ограничился и, исполняя приказ своего повелителя, повёл всех граждан к морю, где посадил на корабли для отправки в Понт.

Однако, когда караван судов двигался уже по Понту Эвксинскому, он был атакован кораблями из Гераклеи Понтийской, находившейся в союзе с Хиосом. Пленников освободили, и впоследствии они вернулись на родину. Как видим, Митридат на Хиосе не свирепствовал, кровь потоками не лил, людей по его приказу не резали, и в целом он обошёлся с изменниками довольно снисходительно. Сам город был заселён выходцами из Понта, между которыми и были поделены земельные наделы.

* * *

Следующая смута возникла в Эфесе. Стратег Зенобий, который приводил к покорности Хиос, подошёл к городу с намерением провести там такую же операцию, что и на острове. О том, что происходило до этого в самом Эфесе, источники молчат, хотя понятно, что царский полководец появился у города не просто так. Однако и горожане после подвигов стратега на Хиосе имели все основания его опасаться. Поэтому проявили бдительность и впустили стратега в город без оружия и с небольшим отрядом сопровождения. В Эфесе Зенобий пообщался с Филопеменом, отцом царицы Монимы, получил от него необходимую информацию и после этого заявил гражданам, что ждёт их на агоре, на городское собрание.

Однако граждане Эфеса знали, чем закончилось подобное собрание на Хиосе, и уговорили стратега перенести его на следующий день. И пока тот предавался различным удовольствиям, собрали вооруженный отряд, а затем, перебив охрану, схватили Зенобия и бросили в тюрьму, где впоследствии убили. Объявив город на военном положении, жители свезли в него со всей округи запасы продовольствия, согнали скот и, поголовно вооружившись, вышли на городские стены.

Беда была в том, что их пример оказался заразителен и ряд городов Ионии поступил аналогичным образом. Что само по себе было большой глупостью, поскольку легионы были далеко, а понтийские фаланги рядом. Своих же сил для борьбы с Митридатом у восставших было недостаточно. С другой стороны, царь просто не мог допустить, чтобы такое поведение осталось безнаказанным. Кара последовала быстро: «Митридат послал войско против отпавших городов, и с теми, кого он захватил, он поступил со страшной жестокостью» (Аппиан). В сложившейся ситуации, желая добиться стабилизации обстановки в регионе и продемонстрировать добрые намерения, Митридат объявил свободу греческим городам в Малой Азии и пошел на отмену долгов. Также он сделал метеков полноправными гражданами, а рабов свободными, исходя из того, что теперь они будут сражаться за него, поскольку именно царь Понта является гарантом их прав и свобод. В своей «Речи в защиту Луция Валерия Флакка» Цицерон обмолвился о том, как Митридат относился к жителям малоазийских городов, освобожденных от римского господства. В качестве примера оратор привел город Траллы[31]: «Ведь кто не знал, что Митридат больше старался возвеличивать жителей Тралл, чем их грабить?» Как видим, подход к проблеме у Евпатора и римлян был радикально противоположный.

Однако обстановка продолжала накаляться. Вскоре был раскрыт крупный заговор против Митридата, в который входили люди из его непосредственного окружения. «В это время составили заговор против Митридата Миннион и Филотим из Смирны, Клисфен и Асклепиодот с Лесбоса; все они были люди, знакомые с царем, а Асклепиодот был даже некогда близким другом. Доносчиком этого заговора оказался сам Асклепиодот, и для того, чтобы не было сомнений, дал возможность из-под какого-то ложа услыхать речи Минниона».

Как видим, война идёт не только на полях сражений, в бой вступили и бойцы невидимого фронта. Это чётко зафиксировал Аппиан. Историк отметил, что «Митридат послал повсюду своих людей, которые по доносам, в которых каждый указывал на своего врага, казнили до 1600 человек». Он же сообщает, что обширный заговор был раскрыт и в Пергаме, городе, который Митридат сделал своей резиденцией. Там было арестовано до 80 заговорщиков. Однозначно, что здесь не обошлось без происков римских агентов, которые активно сеяли смуту на занятых царём землях и старались вредить ему всеми правдами и неправдами, используя для этого все доступные средства. Война шла не на жизнь, а на смерть, и это понимали в Риме, это понимали и в Азии.

* * *

Но пока Митридат занимался подавлением выступлений римских сторонников в Малой Азии, опасность подкралась к нему с другой стороны. В наступление перешла армия консула Флакка, которого сенат вместо Суллы отправил воевать с Митридатом. Правда, консул изначально столкнулся с большими трудностями. Когда его армия высадилась на Балканах и шла маршем через Фессалию, то очень много легионеров дезертировало из её рядов и перешло под знамена Суллы. Одной из причин, подтолкнувших на это легионеров, были личные качества самого консула: «Флакк был неопытен в военном деле… был негодным человеком, жестоким в назначении наказаний и корыстолюбивым» (Аппиан). И если первый недостаток можно было исправить, приставив к Флакку компетентного в военном деле человека, то остальные исправить возможным не представлялось. Военным советником при консуле был Гай Флавий Фимбрия, которого Тит Ливий называет «человеком отчаяннейшим». Впрочем, судя по его дальнейшим поступкам, он таким и был.

Скорее всего, Флакк и Фимбрия были знакомы. Гай Флавий командовал отрядом всадников в армии Гая Мария и участвовал в захвате Рима марианцами. У консула, как следует из текста источников, военного опыта не было. Но теперь при Флакке состоял военным советником Фимбрия, «бывший частным лицом и последовавший за ним по его дружескому приглашению» (Аппиан). Подобная практика не была в Риме чем-то необычным. В своё время, когда бездарного Луция Сципиона назначали командующим в войне против Антиоха Великого, то в качестве легата и военного советника к нему приставили его брата Сципиона Африканского. В итоге Антиох был разгромлен, а Луций получил триумф и прозвище Азиатского. В данной же ситуации именно Фимбрия удержал остальные когорты Флакка от перехода на сторону Суллы и убедил их следовать в Малую Азию, обещая богатую добычу.

Однако затем начались странности. Трудно сказать, с какими мыслями отправлялся Фимбрия в этот поход, но чем дальше уходили легионы, тем всё более амбициозными становились его планы. И вскоре произошёл взрыв. Поводом послужила ссора между Фимбрией и одним из квесторов. «Частное лицо» вынесло спор на суд Флакка, а тот взял да и решил его в пользу недруга своего военного советника. Фимбрия в знак протеста объявил, что возвращается в Рим, и стал собирать вещи. Флакк же отплыл по делам в Халкедон[32], оставив своим заместителем легата Ферма, которому вполне доверял.

Но пока консул решал свои проблемы, Фимбрия произвёл в лагере переворот и сместил Ферма с должности, поскольку ещё в Фессалии установил с легионерами хорошие отношения. Возвратившись, Флакк был неприятно удивлён произошедшими переменами, но удивлялся он недолго, потому что дальше ему пришлось спасать собственную жизнь. Сначала он убежал в Халкедон, а затем решил скрыться от убийц в Никомедии. Но Фимбрия отыскал консула, который прятался в колодце, и собственноручно убил его. Отрубленную голову Флакка «частное лицо» бросило в море, а тело оставило без погребения. Случай в истории Рима уникальный, поскольку убив человека, занимающего высший пост в государстве, командование легионами принял обычный авантюрист. Мало того, что Фимбрия стал убийцей, он ещё и официальной должности никакой не занимал. И легионеры восприняли это как должное. Впрочем, как и сам Фимбрия, который переправил армию в Малую Азию и повел наступление на Пергам, где находился Митридат.

Как же отреагировал на происходящие события Сулла? А никак. Сначала он был занят операциями в Центральной Греции, а затем стал готовиться к вторжению в Азию. И одновременно вступил в переговоры с Митридатом о заключении мира. Зато Фимбрия прекращения боевых действий не желал, он только вошёл во вкус командования армией и жаждал одинаково как воинской славы, так и добычи. Но проблема заключалась в том, что против «частного лица» выступил сын Митридата, Митридат Младший, при котором в качестве советников были стратеги Диофант, Менандр и Таксил. Таксил сражался с римлянами при Херонее и знал, чего от них можно ожидать.

В ходе начавшихся боёв понтийские войска нанесли римлянам большой урон и сумели остановить их наступление. Но Фимбрия и не думал отступать. Он упорно выжидал, когда противник допустит ошибку, и в итоге дождался своего шанса. Когда враждующие армии разбили лагеря на противоположных берегах реки, Фимбрия воспользовался проливным дождём и ночью перевел легионы через превратившуюся в бурный поток реку. Атака на спящий вражеский лагерь была молниеносной. Понтийцы, от простого солдата до командующего, мирно спали в своих палатках, когда на их стан обрушились легионеры и начали рубить охваченных паникой людей. Никто не вступил в бой, никто не попытался оказать сопротивления, и практически вся понтийская армия была уничтожена на речном берегу. Тысячи мертвых тел остались лежать среди поваленных палаток и шатров. Это была катастрофа, последствия которой исправить было практически невозможно.

Здесь обратим внимание вот на какой момент. Подводя итоги первой войны Митридата с Римом, Аппиан отметит, что Сулла загнал царя обратно в Понт «после того как Митридат потерял войско в 160 000 человек». Можно предположить, что речь идёт обо всех воинах, погибших в Греции и Малой Азии – при обороне Пирея, в битвах при Херонее и Орхомене, в последнем сражении с Фимбрией. Если учесть морские баталии и множество мелких стычек на суше, то данная цифра будет вполне реальной. Поэтому отмечу ещё раз, что сведения о неисчислимых полчищах Митридата являются пропагандистской уткой римских историков и их последователей.

Но вернемся к боевым действиям в Малой Азии. Хоть молодой Митридат и убежал к отцу в Пергам, но для Евпатора это было слабым утешением. После победы Фимбрии множество городов открыто перешло на сторону римлян. Митридат понял, что в Пергаме он теперь не удержится, и велел отходить в приморский городок Питану. Туда стягивались понтийские корабли и находившиеся в Анатолии войска. Это было крушение всех надежд Евпатора, царь покидал город, который был главным символом его побед и в течение довольно долгого времени главной резиденцией. Тем временем армия Фимбрии маршировала по направлению к Пергаму и, вступив в город, сразу же выступила на Питану и взяла её в осаду. Авантюрист был полон энтузиазма завершить войну прямо здесь и сейчас. Римляне заблокировали понтийского царя в городе, окружив Питану земляным валом и тем самым отрезав Митридату пути отхода по суши. Но у Фимбрии не было флота, и царь мог уйти морем. Однако в данный момент «частному лицу» показалась, что Фортуна ему улыбнулась, поскольку неожиданно объявился Лукулл. И не просто объявился, а привел вполне боеспособный флот.

Согласно сообщению Аппиана, Луций Лициний «собрал кой-какой флот из Кипра, Финикии, Родоса и Памфилии, опустошил много мест на неприятельском побережье и во время плавания попытал счастья против кораблей Митридата». Действительно, рейд Лукулла был на редкость удачным. Мало того что он привёл корабли, доверенному лицу Суллы удалось склонить к измене Митридату остров Кос и город Книд, а затем высадить десант на Хиос и очистить его от понтийцев. Поэтому, как только корабли Лукулла встали у Питаны, то к нему явились посланцы от Фимбрии и предложили совместно действовать против Митридата. Один будет атаковать с суши, а другой со стороны моря. Аппиан подробно рассказывает о том предложении, с которым самозваный командующий обратился к Лукуллу: «Если он, Фимбрия, будет теснить Митридата с суши, а Лукулл запрет его с моря, то честь победы будет принадлежать им двоим, а хваленые победы Суллы у Орхомена и под Херонеей римляне не будут ставить ни во что».

Возможно, что если бы этот дерзкий план удался и Митридат был схвачен, то Фимбрии простилось убийство консула. Но Лукулл отказал ему, и причину этого отказа называет Плутарх: «Возможно также, что он не желал иметь ничего общего с Фимбрией, этим негодяем, который недавно из властолюбия убил своего друга и полководца». В том, что Луций Лициний, потомственный аристократ, не хотел иметь ничего общего с убийцей и выскочкой, нет ничего удивительного. Лукулл всю свою жизнь презирал тех римлян, которые, по его мнению, позорили республику. А в том, что Фимбрия своим преступлением замарал римскую честь, командующий флотом не сомневался ни секунды. С другой стороны, свой долг перед Суллой, который был не только командиром, но и другом Лукулла, Луций Лициний поставил не только выше собственных амбиций, но и выше пользы государства. Отказав Фимбрии, Лукулл позволил уйти Митридату, который на всех парусах уплыл в Понт.

Фимбрия мог только локти кусать, глядя, как флот Лукулла отплывает к Херсонесу Фракийскому, где находился Сулла. Однако в дальнейшем Луцию Лицинию пришлось не просто. У мыса Лекта Троадского он столкнулся с отрядом царских кораблей и в морском бою одержал победу. Однако совсем рядом, около острова Тенедос находилась стоянка понтийского флота под командованием стратега Неоптолема. Понтийские корабли превосходили суда Лукулла как количественно, так и качественно, но, тем не менее, римлянин решил атаковать врага. Но Неоптолем успел приготовиться к бою и двинул флот навстречу врагу.

Флагманским кораблем Лукулла была родоская пентера под командованием наварха Дамагора, человека очень опытного во всем, что касалось войны на море. Неоптолем, верно определив, где находится вражеский командующий, велел своему кормчему протаранить пентеру, однако Дамагор искусно развернул корабль и подставил под удар корму. Окованный медью нос флагманского корабля стратега разнес корму пентеры, но не задел подводную часть судна. Кормчий Неоптолема хотел повторить атаку, но не успел развернуть корабль, поскольку был атакован другими вражескими судами. После продолжительного боя Лукулл обратил вражеский флот в бегство и какое-то время преследовал Неоптолема. После чего взял курс на Херсонес Фракийский и прибыл к Сулле, предоставив ему флот, от нехватки которого проконсул страдал всю войну.

В это время Фимбрия, вместо того чтобы продолжить боевые действия против понтийских войск, занялся тем, что стал грабить и разорять города, которые находились под покровительством Суллы. Самым отвратительным деянием «частного лица», помимо убийства консула, стала резня, которую он учинил в легендарной Трое. Даже Суллу можно понять, когда он учинил кровавое побоище в захваченных Афинах, поскольку шла война и длительная осада города необычайно проконсула озлобила. Но то, что сотворил Фимбрия в Трое, не поддаётся логическому объяснению. Просто тупая и отчаянная месть за свои неудачи, которую он выместил не на Сулле, а на беззащитных горожанах. Особенно дико это выглядит, если учесть, что римляне считали Илион своей исторической родиной, а себя потомками троянцев.

Аппиан в подробностях расписал злодеяния разнузданной римской солдатни под командованием «частного лица»: «Войдя в город, он стал избивать всех подряд и все предал пламени; тех же, которые ходили послами к Сулле, он предал всевозможным мучениям. Он, не щадя ни святынь, ни тех, кто бежал в храм Афины, сжег их вместе с храмом. Он срыл и стены, и на следующий день он сам обошел город, следя за тем, чтобы ничего не осталось от города. Илион, испытавший худшее, чем во времена Агамемнона, погиб от рук “родственника”; не осталось целым ни одного алтаря, ни одного святилища, ни одной статуи».

Интересную информацию о трагедии Илиона приводит Страбон, и из рассказа географа следует, что город был взят после осады. «Фимбрия был послан в качестве квестора при консуле Валерии Флакке, назначенном главнокомандующим в войне против Митридата. Фимбрия поднял восстание, убил консула в Вифинии, сам стал во главе войска и двинулся на Илион; когда же жители Илиона не приняли его как мятежника, то он применил силу и взял город на одиннадцатый день. Когда Фимбрия стал хвалиться, что он на одиннадцатый день захватил этот город, который Агамемнон взял лишь с трудом на десятый год, имея флот в тысячу кораблей, причем вся Греция помогала в походе, один из илионцев заметил: “Да, но у нас не было такого защитника, как Гектор”». В дальнейшем помощь жителям в восстановлении города оказал Сулла, а затем и Гай Юлий Цезарь.

Между тем Фимбрия и не подозревал, что дни его уже сочтены, а расплата за преступления вот-вот наступит. Что легионы, которые когда-то по его наущению предали своего консула, теперь также легко предадут и его. Но особого значения это не имело, поскольку война близилась к концу и закончить её суждено было отнюдь не Фимбрии.