Отступление: 240 километров за 4 дня

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Отступление: 240 километров за 4 дня

Спешный отход XXXXIX горнострелкового корпуса начался в ночь с 11 на 12 апреля — рано утром 12-го числа неприятель уже занял Ишунь. Необходимо было торопиться. Не останавливаясь ни на минуту, по большей части пешком, длинные колонны германских и румынских солдат потянулись на юг, преследуемые по пятам врагом, который своими превосходящими силами особенно активно угрожал левому флангу. Здесь действовали, например, в качестве последнего армейского резерва брошенные в бой против многократно превосходящих сил врага у железнодорожной станции Джанкой горнострелковые части, погибшие до последнего человека. Отступающим оказывали поддержку и облегчение подразделения зенитной артиллерии, действовавшие против наземных сил врага, штурмовые орудия и еще боеспособные самолеты люфтваффе на тех участках, где неприятель наносил особо мощные удары или препятствовал отступлению. Германские истребители, штурмовики и пикирующие бомбардировщики совершили за это время 2390 боевых самолето-вылетов. Кроме прочего, генерал Дойхман, командир 1-го авиакорпуса, однажды лично возглавил авиагруппу из состава 27-й бомбардировочной эскадры, которая нанесла бомбовый удар по советским танковым частям и уничтожила более 50 танков. Артиллеристы-зенитчики, действуя против неприятеля как воздушного, так и на земле, сбили 58 вражеских самолетов и уничтожили 62 танка[39].

И снова германские и румынские солдаты должны были отступать, при этом сражаясь. Каждый офицер и солдат понимал, что на карту поставлено все, и надеялся на то, что когда они доберутся до Севастополя, то там уже все будет готово к эвакуации морем и они смогут наконец оставить Крым.

Это было отступление, но определенный порядок еще сохранялся. И люди и животные шли ускоренным темпом, русские танки с пехотой на броне и моторизованная пехота наступали им на пятки. Войска не останавливались на ночь, никакие походные биваки не разбивались, пара часов отдыха — и снова вперед. Ежедневно делались переходы по 40, 50 и 60 километров. С транспортных средств выбрасывалось все ненужное, чтобы освободить место для раненых и неспособных идти. Падающие от изнеможения люди повисали на грузовиках, подобно виноградным гроздьям, — и вперед, вперед... Приготовленные отсечные и промежуточные позиции имелись в наличии, но занимать их было некому, все резервы уже были задействованы, поэтому они не играли никакой роли (поскольку отступление или, скорее, бегство немцев и румын было всеобщим и стремительным. — Ред.). Против преследующих отступающие колонны русских арьергардное прикрытие время от времени устраивало короткие перестрелки, чтобы притормозить их, но те или обходили заслоны, или прорывали их. Некоторые группы прикрытия оказывались таким образом в окружении, но вырывались из него и тоже отходили. На просторах совершенно плоской, лишенной всяких укрытий степи гремели залпы русских орудий, рвались снаряды германских 88-мм зениток, рявкали быстро меняющие свои позиции орудия германских батарей, сотрясали землю разрывы бомб пикирующих «Юнкерсов-87», поднимали фонтаны пули пулеметов и снаряды авиапушек советских штурмовиков, гремели гусеницы штурмовых орудий, спешащих на особо угрожаемые участки, вскипали рукопашные схватки пехотинцев. Но всяческое сопротивление и оборона не могли надолго сдержать врага, который уже 13 апреля вступил в Симферополь, столицу Крыма и до сего времени местопребывание командования 17-й армии. И кто знает, добралась бы основная масса войск XXXXIX корпуса до Севастополя, если бы тогда комендантом крепости был бы не полковник Бетц. Представляя ситуацию у спешащих в Севастополь войск, он выдвинул два батальона пехоты, шесть батарей и несколько штурмовых орудий в Бельбекскую долину у Бахчисарая и организовал там промежуточный оборонительный рубеж, который стал заслоном для русских войск, преследующих отходящие германские части. На не ожидавшие, сжавшиеся в теснине колонны советских танков и моторизованной пехоты обрушился внезапный и точный огонь германских орудий. Это дало возможность выиграть бесценные 12 часов, в течение которых массы германо-румынских частей добрались до крепости Севастополь и заняли импровизированную оборону на ее северном участке. К вечеру 14 апреля здесь уже был организован полноценный оборонительный рубеж, отразивший удар передовых частей преследующих русских войск, попытавшихся с ходу ворваться в город.

XXXXIX корпусу все же удалось — неся при этом тяжелые потери — за три дня проделать отступление в 160 километров, ведя при этом арьергардные бои с наседающим противником, и сохранить свою тяжелую артиллерию.

Да, удалось — и, вступив в город после боев и переходов, смертельно уставшие, истощенные солдаты облегченно вздохнули. Теперь они находились в Севастополе, и здесь имелся порт, благодаря которому они могли по Черному морю вырваться на свободу. Однако еще во время отступления, 12 апреля, армейское командование получило приказ Гитлера, который для него был подобен удару обуха по голове и о котором они решили пока не сообщать отступавшим: теперь следовало оборонять уже не Крым, но как можно дольше удерживать Севастополь в качестве крепости. Что при этом думали в ставке фюрера относительно судьбы собравшихся в Севастополе войск, было совершенно непостижимо.

Но в настоящий момент у 17-й армии были и другие заботы. Пока что в город вошел один только XXXXIX горнострелковый корпус. Далеко на востоке у Керчи находился еще и V армейский корпус, прибытия которого следовало также ожидать. До его подхода прикрытие восточного и южного участков крепостного района осуществляли части уже отступившего сюда румынского I горнострелкового корпуса.

И это отступление V корпуса обещало быть намного более трудным. 10 апреля в штаб корпуса поступило кодовое слово «Орел», которое означало приказ отступать в Севастополь, где корпусу предстояло объединиться с остальными силами армии. Но если XXXXIX корпус уже преодолел значительное расстояние, отходя назад, то V корпусу было необходимо покрыть 240 километров на запад за несколько дней, также в основном пешим маршем, чтобы успеть своевременно добраться до Севастополя, опередив врага. Начало отхода сражавшихся частей 98-й, 73-й пехотных дивизий и румынской 6-й кавалерийской дивизии было назначено на 19.00 этого дня. Но уже с наступлением вечера отступление стало развиваться неудачно. Снова началось — и на этот раз особенно драматически — состязание между пешими и моторизованными германскими частями, с одной стороны, и русскими танками и подвижными частями советской Отдельной Приморской армии — с другой. Русские тут же пустились в преследование, и обреченные на гибель арьергардные заслоны едва могли хоть ненадолго сдерживать их продвижение. Неся значительные потери, они уже к 12 апреля достигли промежуточной позиции у селения Парпач[40], где их удалось задержать лишь до вечера. Поскольку с севера уже подходили части советской 51-й армии, корпусу пришлось отклониться от своего направления на запад несколько к югу, перевалить горную гряду и продолжить движение по дороге, идущей вдоль побережья. Для ускорения переброски 10 тысяч солдат, в том числе части 73-й дивизии и румыны, были погружены в Феодосии и других небольших гаванях на имевшиеся там небольшие суда германского флота и без потерь переброшены морем в Балаклаву. (Советская авиация топила эти суда, например 13 апреля у Судака было потоплено 5 судов. — Ред.)

Между 10 и 14 апреля жизнь и свобода до тех пор упорно сопротивлявшихся защитников Керчи висела на волоске. Никогда еще смерть или плен не находились так близко от них. Этот намного запоздавший приказ об отходе перед противником стал причиной хаотического отступления. 17 апреля между 10.00 и 11.00 последние части корпуса после изнурительнейшего марш-броска, полностью измотанные, втянулись в пределы крепостных границ южнее и восточнее Севастополя — понеся сокрушительные потери в личном составе, лошадях, транспортных средствах, оружии и снаряжении, кроме прочего утратив всю тяжелую артиллерию.

Это отступление описано в истории 98-й пехотной дивизии[41]:

«Дивизия еще ничего не знала о несчастье, которое произошло на Северном фронте. К тому моменту, когда поступил приказ об отходе с Керченского фронта, невосполнимое время было безвозвратно потеряно. Только 10 апреля, в день Пасхи, двое суток спустя после начала отхода с Перекопа, дивизия получила приказ, в котором ей предписывалось начать отход в 19.00.

Еще в течение первой половины дня отдельные части первыми пустились в путь на восток: все румыны, зенитчики, обозники, штурмовые орудия. В полдень на совещании, состоявшемся на КП дивизии, было откровенно сказано о всей серьезности происходящих событий. Враг вторгся в Крым не только через Перекоп, но и через Сиваш, и, имея многочисленные танки, наносит сейчас удар через Джанкой на Симферополь. При этом он находится от Симферополя на половине того расстояния, которое отделяет от города защитников Керчи. Так что снова начинаются гонки с двойным врагом — наступающим с севера и с тем, который пустится в погоню с большого плацдарма под Керчью, — соревнование между пешими и танками. Отступление будет происходить следующим образом: каждый полк (коль скоро о нем еще можно говорить как о полке) выделяет для арьергарда, которым будет командовать полковник Шмидт, по одному батальону. В арьергард определенно назначаются: первый батальон 282-го гренадерского полка под командованием капитана Фрица, первый батальон 290-го гренадерского полка под командованием капитана Меца и 85-й запасной батальон под командованием майора Крауса. Им предстоит оставаться на передовой до 3.00 11 апреля, а затем тоже отходить.

Основная же масса личного состава полков начинает планомерно покидать позиции в 19.00. Полк, батальон — но какова же истинная боевая мощь этих частей? 290-й гренадерский полк, к примеру, имел на тот момент в своем составе 200 бойцов. Не очень сильно от него отличались и 282-й гренадерский полк, да и потрепанный в боях пехотный батальон... 13-я и 14-я пехотные роты со своим тяжелым вооружением очень скоро после 19.00 пережили все перипетии отступления. С имеющимися у них средствами тяги оказалось совершенно невозможно транспортировать тяжелые противотанковые и полевые орудия по местности, превращенной весенней распутицей в сплошное болото. После многочисленных бесполезных попыток все же пришлось большую часть вооружения вывести из строя — и это в первый же вечер отхода! Еще через некоторое время после начала отхода вышли из строя все транспортные средства — и пришлось взорвать также и остальное тяжелое вооружение. 282-й полк 11 апреля занял промежуточную позицию на Татарском валу. Неприятель уже давно заметил отход германских частей и начал преследование. Около 15.00 на правом участке 73-й дивизии тяжелые вражеские танки с пехотой на броне прорвали оборону и стали окружать 282-й полк. В последнюю минуту каким-то чудом бойцам дивизии удалось просочиться между наступающими танками, занять новые позиции и остановить врага. Продолжившийся с наступлением темноты марш-бросок к позициям у селения Парпач до предела измотал очень многих бойцов. 8-я рота, позволившая себе краткий отдых, была окружена вражескими танками и расстреляна. От их огня погиб командир роты вместе со многими своими бойцами, многие пропали без вести. Из всего состава роты остался в живых только ефрейтор Лембергер, «старый боец»[42], он на следующее утро прибыл в батальон, вооруженный реактивным противотанковым гранатометом «Офенрор» с одним-единственным оставшимся выстрелом. (88-мм противотанковая система RPzB-43 «Офенрор» была создана в 1943 году. Вес без ракеты 9,2 кг, вес ракеты 2,2-3,3 кг, прицельная дальность 150 м, бронепробиваемость 2000 мм. — Ред.)

Поначалу казалось, что 290-му полку удалось относительно гладко покинуть свои позиции. Но уже в районе Багерово[43] его подразделения были настигнуты и окружены вражескими танками, все бойцы попали в плен. Потеряны также были оба последних тяжелых противотанковых орудия и радиостанция дивизии.

Командир 289-го гренадерского полка в первой половине этого первого дня отхода получил донесение, что один его батальон полностью уничтожен вражеской авиацией, почти все бойцы убиты или ранены. Появившиеся с рассветом и непрерывно находившиеся в воздухе вражеские самолеты собрали обильный урожай жизней практически беззащитных во время отхода бывших защитников Керченского полуострова. При абсолютном господстве в воздухе русской авиации наши одиночные истребители ничего не могли изменить. Очень скоро стало вполне ясно, какая судьба постигла оставшиеся в арьергарде батальоны. Обмануть врага не удалось, ночной отход германских сил с передовой скрыть не получилось. Уже во второй половине прошедшего дня в небо поднялись черные столбы дыма от сжигаемого снаряжения, послышались мощные взрывы уничтожаемых боеприпасов.

Вражеские танки подошли к участку передовой, который удерживал 1-й батальон 282-го полка, обошли его и расстреляли практически в упор. Лишь немногим удалось вырваться из этого огненного кольца. Капитан Фриц был тяжело ранен. Через некоторое время он приказал несшим его носилки бойцам оставить его, а самим выходить в безопасное место. Он остался один.

Такая же судьба постигла и 85-й запасной батальон. Немногие выжившие, среди них и командир батальона, попали в плен. Разделили их судьбу и саперы 198-й колонны (198-го саперного батальона) (саперный батальон состоял из трех рот, мостостроительной колонны и саперной колонны. — Ред.). Не удалось избежать ее и бойцам 1-го батальона 290-го полка. Батальон, который до 9.00 удерживал промежуточную позицию на северной оконечности аэродрома в Багерово, был уничтожен русскими танками. Лишь немногим его бойцам удалось спастись.

Уже 11 апреля всего арьергардного полка под командованием полковника Шмидта больше не существовало. Вокруг полковника сгруппировалось только около 40 отбившихся от своих частей солдат.

Группы вражеских танков численностью от 40 до 50 машин, сопровождаемые многочисленными противотанковыми орудиями и моторизованной пехотой, двигались в направлении на запад. Однако то там, то тут они наталкивались на решительное сопротивление. Так, 3-й дивизион артполка 11 апреля занял позиции на Татарском валу и изготовился к бою. По подошедшим танкам был открыт огонь прямой наводкой из 105-мм полевых гаубиц. До позднего вечера они обрушивали сталь и огонь на врага. Но и сами артиллеристы, и орудия несли потери от вражеского огня. Несколькими попаданиями танковых снарядов были уничтожены зарядные ящики. Последними снарядами орудийная прислуга взорвала последние гаубицы. Это подразделение стало кровавой жертвой, которую принесли, чтобы обеспечить еще боеспособной части дивизии безопасный отход и ликвидировать прорыв неприятеля. Остаток этого дивизиона, ставший «ударной группой» под командованием майора Керна, должен был вечером противостоять намного более превосходящим силам врага...

Как и о предусмотренной планом промежуточной позиции А-1, отступающей армии можно было не думать и о позиции А-2. Все, что части имели при себе, должно было быть уничтожено. Позволялось иметь только минимум самого необходимого, то, что умещалось в наспинном ранце.

К вечеру этого дня, а это все еще было 11 апреля, 289-й гренадерский полк тоже перестал существовать: Одна ударная группа, собранная из отбившихся от своих частей солдат, численностью примерно до батальона, была подчинена полковнику Шмидту. Еще до того, как она успела обосноваться на рубеже у селения Парпач (позиция А-3), — здесь, в самом узком месте полуострова, надо было с самого начала оборудовать оборонительный рубеж, — ее судьба уже была решена. Не имея никакого противотанкового вооружения, она была с фронта и тыла окружена русскими танками и расстреляна, а немногие оставшиеся в живых взяты в плен.

Измотанные до предела, из последних сил оставшиеся бойцы 290-го гренадерского полка поодиночке и небольшими группами занимали оборону на рубеже у Парпача. Здесь вместе с частями 73-й дивизии они должны были держать оборону против наступающего, намного превосходящего их силами на земле и в воздухе врага. В течение трех дней и трех ночей они, сражаясь и отходя, должны были играть роль гарнизона на этом рубеже. Здесь им предстояло удерживать бросившегося в преследование врага до 6.00 13 апреля. От 25 до 30 солдат 1-го батальона, 13-я рота с одним тяжелым пехотным орудием и тремя легкими пехотными орудиями, да еще 30 отбившихся от своих частей солдат — такими были теперь все силы 290-го «гренадерского полка».

Утром 12 апреля на рубеже Парпача занял позицию также и 282-й полк. В его составе еще был 1-й батальон, подчиненный «ударной группе» Керна, и 1-й батальон службы тыла, состоявший в основном из остатков частей других дивизий. После тяжелых оборонительных боев, особенно в Семисотке[44], силы и без того не слишком боеспособных германских частей были окончательно сломлены. Весь 1-й батальон целиком сдался в плен. В образовавшийся прорыв устремилась русская пехота. Батарея орудий 1-го дивизиона 198-го артполка огнем прямой наводкой заставила ее отступить.

Тем временем на южном фланге сосредоточилось более ста готовых к броску вражеских танков. Однако здесь же имелась германская артиллерия в составе 1, 2 и 4-го дивизионов тяжелых орудий. Их огонь всегда заставлял врага отступать. Ближе к вечеру наступление русских началось. В 17.00 сосредоточенная в этом районе вражеская артиллерия начала артподготовку, открыв бешеный огонь по нашим позициям. Поскольку орудия 1-го дивизиона оказались в зоне досягаемости неприятельских пулеметчиков, то по приказу командира дивизиона они были взорваны последними снарядами. Орудийной прислуге посчастливилось отойти к стоявшим на ходу грузовикам.

 Из района каменоломни юго-восточнее Ак-Моная[45] действовали орудия 2-го дивизиона. Огнем прямой наводкой они уничтожили 12 танков и отбили атаку пехоты. Германская пехота была так слаба численно, что больше не могла прикрывать батареи. Ближе к вечеру батареи еще раз огнем прямой наводкой с прежней позиции остановили массированную атаку танков и пехоты. Но сменить позицию уже не представлялось возможным. Поэтому, расстреляв весь боекомплект, орудийная прислуга последними снарядами взорвала орудия. Капитан Герхардт со своими людьми, отступив, стали пехотинцами.

Благодаря образцовым действиям батарей легких 105-мм орудий (очевидно, 105-мм гаубиц образца 1918 г., масса этого орудия в боевом положении 1950 кг. — Ред.) удалось, воспользовавшись наступившей темнотой, отвести с помощью тягачей 4-го дивизиона с его 150-мм орудиями.

Во время ночного перехода остатки трех бывших гренадерских полков были полностью уничтожены. 12 апреля с раннего рассвета до полного наступления дня не на жизнь, а на смерть сражалась 98-я дивизия, если так можно было назвать то, что от нее осталось.

После всего пережитого за эти дни и ночи с начала отхода в войсках все больше и больше крепло ощущение брошенности их на произвол судьбы. Действия врага ничуть не удивляли. Отступающие дивизии удивляло только отсутствие какого-либо прикрытия их отступления перед лицом превосходящих сил противника. Ни авиации, ни штурмовых орудий — все это отсутствовало. Однако бойцы подчинялись приказу. Беспрекословно покрывали в марше неслыханные ранее расстояния, отдавали последние силы. Много позже, однако, эта выдержка обернется разочарованием и отчаянием, когда станет ясно, что Верховное командование нарушило свое слово и бросило части на растерзание врагу.

Стало ясно, что отступающим дивизиям придется переваливать через Крымские горы. К этому времени вражеские танки уже стояли на улицах горящего Симферополя, и для обретения возможности следовать по приморской дороге Южного берега Крыма оставалось буквально несколько часов.

В обстановке неописуемого беспорядка ухитрялась действовать — пусть хотя и нестабильно и не в полном объеме — санитарная служба дивизии. Водителям санитарных грузовиков снова и снова удавалось обмануть пикировщиков, охотившихся за ранеными, и спасать их жизнь, да и свою тоже. Победители в этой адской гонке прибывали прямо на перрон, где уже стоял санитарный поезд с паровозом под парами.

Еще до рассвета 13 апреля полковник Шмидт вернулся с собранными «с бору по сосенке» подразделениями общей численностью около 120 человек с пятью пулеметами в район селения Салы. Им предстояло оборонять северные подступы к перевалу через горную гряду. Одновременно с этим все еще имевшиеся в наличии остатки тыловых частей и маршевых колонн должны были начать движение. Увы, последние были около 9.00 настигнуты прорвавшимися передовыми частями русских, отрезаны и взяты в плен.

Ударная группа полковника Фаульхабера, усиленная батальоном из отбившихся от своих частей солдат, отбивала удары врага, пробивавшегося к горным перевалам у Цюрихталя южнее Старого Крыма. Но сил для длительного сопротивления все усиливавшемуся давлению неприятеля как с севера, так и с востока уже не хватало. В течение первой половины дня арьергард отходил к началу подъема на перевал, что еще сулило надежду на спасительное отступление.

Однако при приближении к селению Салы (совр. Грушевка) по началу подъема к перевалу и по скопившимся там маршевым колоннам открыли огонь с улиц Старого Крыма и из Карасубазара[46] подошедшие русские танки.

В самом селении Салы царил невообразимый хаос. Румыны перемешались с немцами, лошади, гусеничные и колесные транспортные средства сбились в единую массу. У всех было только одно отчаянное желание — перевалить через горы и выйти к Севастополю. Короче, все это являло собой картину полного крушения, а не планомерного отступления.

Боевым группам полковников Шмидта и Фаульхабера удалось удерживать врага от непосредственного воздействия на подъем к перевалу до 11.30. Здесь же обрел свой горький финал и 198-й артиллерийский полк. Поскольку было совершенно невозможно последние, с таким трудом сохраненные орудия протащить по горным дорогам, то их, четырнадцать легких и шесть тяжелых пехотных орудий, скрепя сердце пришлось взорвать недалеко от Судака. Артиллерийские передки были уничтожены, лошадей пристрелили. У их погонщиков на глаза навернулись слезы. Вся орудийная прислуга стала бойцами пехотной «артиллерийской роты».

Уже к вечеру напор усиленных танками передовых частей неприятеля стал столь силен, что оборонительную позицию в складке местности севернее села Салы пришлось оставить. Тем временем все остальные части переваливали через горы. Здесь прямо на месте только вводящие в заблуждение названия «полк» или «батальон» заменялись термином «боевая группа». В ней равным образом могло быть и сто, и десять человек.

Так они и двигались на юг, отнюдь не плотно сомкнутыми рядами в марширующих колоннах, но по большей части обозники и всевозможные германские и румынские части, желавшие только одного — оказаться в защищенной крепости Севастополь. Никто даже не пытался привнести хоть какой-то порядок в этот хаос. Отдельными группами и группками пехотинцы, то застревая, то вообще останавливаясь, рывками двигались все дальше и дальше вперед. Ближе к вечеру 13 апреля основной состав 98-й дивизии вошел в Судак. Но здесь движение застопорилось более серьезно. Несколько часов ожидания вселили тревогу и беспокойство. Начинало темнеть. Раздались одиночные выстрелы. Сначала громыхнуло противотанковое орудие. Снаряд за снарядом обрушивался на городок. Это было лишь вступлением к нападению партизан на стоявшие в ожидании и готовые следовать далее колонны. В воздухе мелькнули гранаты. Из-под крышек погребов и из окон на немцев и румын обрушился автоматный огонь. Повсюду были видны вспышки выстрелов. Некоторые грузовики пришли в движение и тут же столкнулись, другие заблудились в темноте. Вот-вот грозила вспыхнуть паника. Но несколько сохранивших самообладание человек, эти «старые бойцы», спасли положение: их сосредоточенный обстрел тех точек, где было видно дульное пламя, заставил нападавших прекратить огонь. Вскоре в Судаке снова воцарилось спокойствие, и к отступающим вернулось самообладание. Около полуночи колонны двинулись дальше, но подобные обстрелы повторялись несколько раз вплоть до рассвета.

 И снова полковник Шмидт с «боевой группой Мец», в которой еще оставалось 40 человек, занял позицию в качестве флангового прикрытия севернее Ускута[47]. Они оставались на этой позиции вплоть до следующего утра, а затем снялись, чтобы действовать в качестве арьергарда. Обороняя подходы к КП дивизии, полковник Шмидт утром следующего дня был ранен во время налета русских штурмовиков.

Лучи яркого утреннего солнца с безжалостной ясностью высветили тяжкое зрелище: длинные колонны бегущих германских войск. На обочинах проходящей вдоль моря дороги, по которой извивался длинный хвост пехотинцев, валялись сожженные грузовики, мертвые и раненые лошади. То и дело из тянущейся колонны выходили солдаты и облегчали свою ношу, выбрасывая в кюветы лишнюю поклажу. Грузовики сбрасывали свой груз прямо под откос в море. Марш до Алушты прошел спокойно, враг не беспокоил. Это был совершенно неожиданный для всех подарок — несколько спокойных мирных часов движения. Но все же и в этот раз не обошлось без гнетущих происшествий: на одном лугу в соответствии с приказом пришлось застрелить всех лошадей, бывших нашими верными спутниками в течение многих лет, но которых теперь не было возможности держать при себе. И снова стояли слезы в глазах погонщиков, давно уже сдружившихся со своими подопечными. Так пришлось поступить всем, кому еще удалось спасти своих лошадей. Но многим терять было нечего, поскольку дивизия уже уничтожила весь парк транспортных средств и всех лошадей.

Приняв в свои ряды всех отбившихся от своих частей военнослужащих, 290-й «гренадерский полк» снова вырос аж до 250 бойцов при трех пулеметах, но без какого-либо тяжелого вооружения. Полком по-прежнему командовал майор Мец.

Имея сильное прикрытие с севера, отступающие провели первую спокойную ночь с 14 на 15 апреля в Алуште, всласть выспавшись.

Войдя в Ялту, колонна дивизии позволила себе небольшой отдых. На привале у какого-то заброшенного склада отступающие отлично поели, найдя на этом складе оставленные продукты. После пары часов отдыха двинулись дальше, держа направление на Алупку. И хотя приходилось время от времени останавливаться, чтобы отбивать попытки обстрелов партизанами с нависавших над дорогой высот, зато не донимали куда более опасные налеты штурмовиков.

Арьергард, который следовал последним в колонне вместе с автомобилем, в котором двигался командир дивизии с радиостанцией, и ближе всего к неприятелю, не вез с собой ничего лишнего. В грузовике везли только более чем достаточное количество боеприпасов. Каждый боец арьергарда был вооружен до зубов. Если бы грузовик по дороге сломался, то его пришлось бы сбросить в море. Когда он приближался к одному из поворотов, из расположенного поблизости леска снова ударил автоматный огонь. После мгновенного и убедительного ответного огня нахальный партизан растворился в зарослях. После этого шесть новых раненых едут в грузовике вместе с нами, мимо дворцов и пальм. Внизу блестит морская гладь...»

Отступление к Севастополю обоих армейских корпусов, продиктованное превосходством сил противника, несмотря на сильнейшее давление врага, ожесточенные бои и тяжелейшие потери, все же удалось благополучно завершить в самый последний момент. Сколь велики были потери германских частей, можно судить по следующим цифрам: 13 131 убитыми, ранеными и пропавшими без вести, румыны потеряли 17 652 человека.

Приведу лишь один-единственный пример: 73-я пехотная дивизия доложила о потере 79% своего личного состава, из состава румынской 19-й пехотной дивизии с Сиваша вернулось примерно такое же число военнослужащих. Потери в полевой артиллерии составили 70% орудий, три четверти противотанковых орудий было потеряно.

Так закончился первый акт трагедии.