Моряк насморка не боится

Мы возвращались подавленные. Особенно печалила участь товарищей, высадившихся в Озерейки и оставленных там без помощи.

В Туапсе мы узнали, что этому отряду приказано пробиваться от Озерейки на соединение с другим нашим десантом, успешно высадившимся в районе Станички. План операции теперь менялся: десант у Станички из вспомогательного превращался в основной, и мы должны были развивать его успех.

Интересуясь подробностями высадки у Станички, мы узнали что десант возглавил там Цезарь Куников — наш бывший комбат, герой боев на Азове и Тамани. После происшествия под Геленджиком он какое — то время лечился в госпитале, потом, как я слышал, служил в Новороссийской военно — морской базе. И вот боевому командиру, уже испытанному в трудных делах, снова поручили горячее дело.

Удача Куникова вернула нам уверенность в успехе всей операции. Теперь уже по — иному представлялась и роль батальона Кузьмина, оставленного нами у Южной Озерейки. Конечно, он попал в очень тяжелое положение, но свое дело сделал — отвлек на себя значительные силы противника и тем ослабил его оборону на других участках побережья. Отряд Куникова высадился внезапно для врага и, кроме того, его отлично поддержала береговая артиллерия Новороссийской военно — морской базы.

Сначала у Станички высадился сравнительно небольшой отряд — 250 моряков во главе с Куниковым. Это ошеломило гитлеровцев. Не успели они прийти в себя, как высадились еще три группы морских пехотинцев, и в отряде Куникова стало 850 бойцов.

Лишь на рассвете гитлеровцы попытались уничтожить или столкнуть десантников с захваченной ими узкой полоски берега. Но моряки стойко отбивали контратаки. В течение двух суток они удерживали захваченный плацдарм. В ночь на 6 февраля сюда стали прибывать основные силы 255–й бригады. Канонерские лодки «Красный Аджаристан» и «Красная Грузия» подходили прямо к причалу рыбозавода; люди быстро высаживались на берег, выгружали боезапас, артиллерию, минометы. Враг, занятый боями у Озерейки и скованный десантом у Станички, не смог воспрепятствовать этому.

Спохватившись на другой день, что от Станички нами наносится главный удар, противник перегруппировал силы. Части 165–й стрелковой бригады, направившиеся к Станичке в ночь на 8 февраля, были встречены уже сильным артиллерийским и минометным огнем. Море непрерывно обшаривали лучи мощных прожекторов, освещая наши десантные суда. Вражеская артиллерия била по ним прицельным огнем. Подразделения десантников, расположенные на верхних палубах, несли потери. Корабли, уже подходившие к берегу, повернули назад, в море. Стало ясно, что большим судам подойти в этот район уже невозможно. Было решено направлять десантные суда к мысу Пенай, а оттуда катерами перебрасывать личный состав в район Станички.

Наша бригада получила задачу высадиться в районе Станички, захватить совхоз и гору Мысхако и наступать в направлении высоты 307.2. Для подготовки к этой операции части сосредоточились в Геленджике. Отсюда мы с Красниковым, Рыжовым и Буряченко непрерывно следили за обстановкой, отмечали на картах каждый шаг наших частей, высадившихся на южной окраине Новороссийска.

Командующий Черноморским флотом вице — адмирал Ф. С. Октябрьский потребовал от командира Новороссийской военно — морской базы быстрее очистить от врага берег Цемесской бухты южнее Станички. В ночь на 8 февраля артиллерия базы начала энергичную обработку побережья. Под прикрытием мощного огня закончилась высадка на берег 165–й бригады, и десантные части начали бои за расширение плацдарма. Днем 8–го их поддержала наша авиация. Волнами проносились над Мысхако «илы», штурмуя вражеские позиции юго — западнее Станички. Пользуясь тем, что враг скован артиллерийскими и бомбовыми ударами, десантники усилили свои атаки.

В этот день отряд Куникова полностью очистил от противника Суджукскую косу. Подразделения 255–й бригады захватили несколько кварталов на южной окраине Новороссийска и достигли Константиновской и Азовской улиц, высоты у кладбища западнее Станички, огородов юго — восточнее кладбища. Подразделения 165–й бригады с боями прорвались к железнодорожному тупику у северной окраины Лагерного поселка.

Мы узнавали обо всем этом из донесений, доходивших до нас через штаб базы. Появились в Геленджике и живые свидетели жаркой схватки, разгоревшейся на побережье. Я говорил с моряками, возвращавшимися оттуда, с ранеными, эвакуированными в Геленджик.

Они рассказывали об ожесточенном сопротивлении гитлеровцев, отчаянно дравшихся за каждую позицию, часто переходивших в контратаки. Подразделения полковника Горпищенко в ночь на 8 февраля захватили северную окраину Лагерного поселка, а днем фашисты обрушили на них массированный удар артиллерии и авиации и заставили отойти назад. Тяжелые уличные бои за каждый дом, каждый квартал шли на южной окраине Новороссийска.

Мы все хорошо знали Новороссийск и, с волнением склоняясь над планом города, ставили флажки на кварталах, занятых нашими. Красников вспоминал прошлогодние бои на этих улицах, когда морские пехотинцы, истекая кровью, выдерживали неравные схватки с наступавшим врагом. Теперь роли переменились — наступаем мы. Дмитрий Васильевич с нетерпением ждал приказа о выступлении нашей бригады.

Приказ поступил 8–го. В Геленджикской бухте нас ожидал отряд кораблей под командованием начальника штаба высадки капитана 2 ранга Е. Н. Жукова (ныне контр — адмирал). Тральщики «Земляк», «Щит», «Защитник» и 7 сторожевых катеров, приняв на борт 4181 воина нашей бригады, во второй половине дня вышли в море и взяли курс на Цемесскую бухту.

В сумерках мы миновали Кабардинку. Высокий берег укрывал корабли от врага. Я присматривался к бойцам. Они были возбуждены, жили одной мыслью: скорее ринуться в бой и освободить Новороссийск.

Рыжов показал мне пачку новых заявлений воинов с просьбой принять их в партию. По неровным строчкам и по расплывшимся от соленых брызг буквам видно было, что они только что написаны.

Краснофлотцы группами собирались вокруг командиров, которые снова объясняли боевую задачу, напоминали, что должен делать каждый при высадке на берег.

В 22 часа 30 минут мы приблизились к мысу Пенай. К тральщикам стали подходить сторожевые катера, мотоботы, сейнеры. Люди быстро и без шума переходили на них, перегружали боезапас и оружие. Под покровом темноты высадочные средства устремлялись к разным точкам берега Цемесской бухты от пристани рыбников до основания Суджукской косы.

Фашисты непрерывно освещали берег прожекторами, ракетами, светящимися снарядами и не могли не заметить нас. Высаживаться можно было только под сильным огневым прикрытием. Береговая артиллерия Новороссийской военно — морской базы открыла дружный огонь по огневым точкам врага. Два десятка наших самолетов МБР–2 бомбили фашистские артиллерийские и минометные батареи. Но враг огрызался сильно. Катера и мотоботы, подходившие к берегу, попадали под ураганный артиллерийский, минометный и пулеметный огонь. Больших потерь тут можно было избежать только одним путем: быстрее высаживаться и занимать позиции на берегу.

Мы с Красниковым стояли на палубе одного из тральщиков. Отсюда был виден весь район высадки. Катера и мотоботы на полном ходу устремлялись к берегу. Там, где глубина не позволяла подойти к берегу вплотную, моряки прыгали с бортов в воду и выходили на берег, омытые ледяной водой, неся на плечах пулеметы, ротные минометы, ящики с патронами.

Первыми высаживались 16–й и 305–й батальоны, за ними батальон связи и 144–й, назначенный во второй эшелон.

Огонь противника становился с каждой минутой ожесточеннее. Как мы потом узнали, к моменту высадки нашей бригады гитлеровцы на этом участке утроили огневую мощь своей обороны. Вступили в действие пристрелявшиеся по месту высадки десанта артиллерийские и минометные батареи, расположенные на западной окраине села Федотовки и на западных скатах горы Мысхако.

В район Лагерного поселка и хутора возле него гитлеровцы подвезли крупнокалиберные пулеметы и в упор били по десантникам. Над бухтой гремела канонада, гулко звучали пулеметные очереди. Берег словно кипел от разрывов снарядов и мин.

Залпы шестиствольных минометов накрывали то один, то другой катер. Над морем взлетали обломки судов и столбы воды. Люди прыгали через борт, погибали в водовороте. Но высадка продолжалась, морская пехота выкатывалась на берег, занимала исходные рубежи для атаки.

Перебрался на катер и штаб бригады. Мчимся к рыбацкому пирсу. Над морем то и дело парят, медленно опускаясь, горящие факелы — ракеты с парашютами. Вот одна из них замаячила впереди нашего катера.

— Проклятая лампадка! Как долго горит! — в сердцах говорю я. Красников стоит молча, сосредоточенно глядя на берег.

Наконец подошли к пирсу. Выскакиваем на торчащие над водой доски и бревна разбитого причала. Раздается зловещий свист — вблизи рвутся мины. Припав к скользким доскам причала, мы с Красниковым ползем сначала рядом, потом Дмитрий Васильевич обгоняет меня.

Рука вдруг уперлась во что — то мягкое. Дрогнуло сердце: я увидел труп нашего десантника. Рядом — другой. Прикасаюсь к повисшей над водой руке моряка: может, жив? Но рука холодна. Не дожил боец до атаки. Впереди — еще трупы… И я уже не ползу, а вскакиваю и рывком выбегаю на берег.

Рядом со мной бежит молодой офицер, помощник начальника оперативной части штаба бригады лейтенант Василий Круглов. Одной рукой придерживает висящую через плечо сумку со штабными документами, в другой держит свернутое Знамя бригады — то самое, Туапсинское.

На берегу Круглов обгоняет комбрига, на ходу развертывает знамя. В этот момент раздался залп немецкого шестиствольного миномета. Осколки мин в нескольких местах пробили знамя.

Короткими перебежками, укрываясь в воронках и складках местности, мы устремились вперед. За несколько минут преодолели метров двести, залегли у железобетонных чанов, в которых рыбаки солили в мирные дни камсу. Вблизи виден силуэт разрушенного корпуса рыбозавода.

Возле одного из чанов копошится группа бойцов: одни, стоя босыми ногами на шинелях, выливают воду из сапог, другие, сняв брюки, торопливо выжимают их.

— Братцы, неужто негде погреться? Замерз — нет терпения, — стуча зубами признается кто — то. Ему отвечает хриповатый голос:

— Не хнычь, дружок. Моряк насморка не боится. Закалка…

Он не договорил. Вблизи разорвалась мина, и все мы распластались на мокрой земле.

Дул сильный студеный ветер. Я хоть и избежал «купанья», но чувствовал, как холод сковывает тело. Содрогнулся при мысли, что краснофлотцам, промокшим и промерзшим, предстоит еще долго шагать и бежать на лютом ветру, без передышки драться с гитлеровцами.

В темноте раздался твердый голос командира взвода:

— А ну — ка, побыстрее заканчивайте. Сейчас двинем вперед, согреемся…

Вокруг грохотало, темноту прорезали ракеты и трассирующие снаряды.

Красников, оглядев ряды квадратных чанов, напоминавшие сетку шахматной доски, сказал:

— Неплохой командный пункт для начала! — и ловко перемахнул через стенку одного из чанов. Я и Рыжов — за ним.

— Укрытие что надо, — одобрил Рыжов.

В соседнем чане устроились офицеры штаба. Связисты быстро подтянули сюда телефонную линию от батальонов. Они действовали отлично в этот горячий момент. Начальник связи 16–го батальона старший лейтенант Н. Овчинников, командир отделения связи старшина 2–й статьи Серга, краснофлотцы Мельничук и Рудой носились с катушками под частым вражеским огнем, среди взрывов, словно не замечая опасности, и быстро восстанавливали то и дело рвавшуюся связь.

Мы удобно устроились в чане, для маскировки накрыли его плащ — палаткой и при свете ручного фонаря развернули карту. Красников, рассматривая место высадки, связывался по телефону с командирами батальонов, отмечал занятые рубежи.

Комбат И. А. Рогальский доложил, что подразделения 16–го батальона заняли исходное положение на правом фланге, севернее водокачки.

— Готовы к атаке! — раздался в дребезжащей трубке его уверенный голос.

— Готовы к наступлению вдоль берега! — докладывал командир 305–го батальона Н. М. Янчук. — Батальон вместе с приданной стрелковой ротой занял позиции на левом фланге, у основания косы Суджукской.

О готовности к наступлению доложил и командир действовавшего во втором эшелоне 144–го батальона А. М. Фишер.

Сурово хмурясь, выслушал Красников доклад офицера штаба, следившего за высадкой. Он сообщил о жертвах и поврежденных вражеским огнем судах, перечислил огневые средства, выгруженные с кораблей на берег. В нашем распоряжении было 37 минометов, 30 пулеметов, 31 противотанковое ружье, одна 45–миллиметровая пушка, 45 тонн боезапаса и 8 тонн продовольствия. Огонь противника помешал высадке артиллерийского и минометного дивизионов. Не смогли высадиться саперная и санитарная роты. В общей сложности на кораблях остались и вернулись в Геленджик 820 человек. Им предстояло прибыть сюда следующей ночью и высадиться на берегу Цемесской бухты.