Штурм высоты Кочканово

Утро 24 октября выдалось хмурое, туманное. В течение часа высоту Кочканово сотрясали взрывы.

После артиллерийской и авиационной подготовки 805–й батальон двинулся к высоте с запада, 16–й — с северо — запада. 144–й был во втором эшелоне, лишь одну роту Востриков, в соответствии с планом боя, послал на юго — восточные скаты высоты отвлекать врага от главного направления атаки.

Западные скаты высоты, куда устремился батальон Шермана, были пологими, путь здесь не представлял особых трудностей. Моряки приготовились к броску.

И вдруг тишину нарушил гулкий взрыв, за ним другой, послышались приглушенные стоны.

Мины!

Гитлеровцы, захватив высоту, именно здесь, на ее пологих западных скатах, ожидали появления наших войск. Они прикрыли свои позиции минными полями.

Как только шедшие впереди бойцы нарвались на мины, обстановка на участке атаки 305–го батальона резко изменилась. Взрывы мин послужили для немцев сигналом, и они немедленно открыли огонь по наступающим.

Моряки залегли. Теперь им предстояло преодолевать и минные заграждения, и плотный огонь. Щупов у нас не было. Рота, напоровшаяся на минное поле, свернула в сторону и залегла; разведчики, высланные вперед, ползли и осматривали землю, лишь по трудно уловимым признакам угадывая, где могут быть мины и где можно двигаться.

Шерман приказал разбить роты на группы по четыре — пять человек, поставить во главе каждой из них коммуниста или комсомольца. Рассредоточившись в зарослях, мелкие группы упорно продвигались вперед. Но вражеский огонь все усиливался. Моряки залегли и, несмотря на бессонную ночь и усталость, окопались.

Наступавшие на юго — восточные скаты высоты востриковцы тоже были встречены сильным огнем и завязали перестрелку.

Я шел с 16–м батальоном, выполнявшим главную задачу.

Мы двинулись ночью. Шли узкими тропами, сквозь густой лес, заваленный буреломом. Преодолев реку Псекупс южнее хутора Кочканово, мы увидели потрясающую картину. От красивого и богатого поселка, раскинувшегося на берегу реки в одном из живописнейших уголков Кавказа, остались груды развалин. На месте его торчали обгорелые столбы, валялись головешки. Фашистские варвары до основания разрушили и сожгли селение. Уцелевшие жители ушли в горы.

На северо — востоке над рекой нависла обрывистая горная гряда. За нею засел враг. Мы шли, прижимаясь к обрыву, укрываясь в густом хвойном лесу. Слева шумела быстрая горная речка, заглушая своим рокотом звуки наших шагов.

Красников вскипал от каждого неосторожного звука, сразу же делал выразительное предупреждение командиру подразделения. По мере приближения к цели колонна двигалась все более осторожно, бесшумно.

К рассвету мы зашли уже во фланг и тыл противника и прямо с марша, без отдыха, начали карабкаться на крутую гору. Иногда крутизна достигала пятидесяти градусов. Бойцы цеплялись за выступы, скользили и срывались. Случалось, из — под ног осыпались камни и с шумом катились вниз — все замирали, боясь выдать себя.

На вершине горы временами маячили фигуры двух гитлеровцев — наблюдателей. Они скрывались, когда вблизи рвались снаряды нашей артиллерии, потом высовывались снова. Мы заметили, что они следили больше за западными скатами высоты. Фашисты, видимо, совсем не ожидали, что кто — то решится подняться на гору по крутизне, и потому в нашу сторону не вели наблюдения. Только бы не обнаружить нам себя преждевременно!

Мы с Красниковым нашли удобный наблюдательный пункт на выступе высоты среди каменных глыб. Отсюда было видно, как впереди батальона в маскировочных халатах и плащ — палатках, прячась в расщелинах и впадинах, все выше взбираются разведчики взвода лейтенанта Окунева. За ними, так же припадая к скалам, двигались роты Дмитрия Мартынова и Михаила Криворучко. Дальше, развернувшись цепями, тщательно маскируясь, поднимались на гору автоматчики и пулеметная рота.

Я посматривал на Красникова. Обычно спокойный и хладнокровный, он был теперь весь в напряжении, не отрываясь следил за движением своих воинов. Фашистские наблюдатели пока что не замечали ничего подозрительного, но могли заметить каждую минуту — шутка ли, целый батальон взбирается на гору прямо у них под носом! И комбат молча, вытянувшись за камнем, смотрел и смотрел вперед. Я тоже с тревогой глядел на горный склон, усеянный бойцами. Скорее, скорее и осторожнее, дорогие! Остались считанные метры. Передовые бойцы подползают вплотную к камню, возле которого, мирно беседуя, сидят фашистские наблюдатели.

Красников, необычайно взволнованный, обернулся ко мне и выдохнул с хрипотцой: «Ну теперь все».

В тот же миг разведчики краснофлотцы Журкин, Науменко и Сидоров бросились на гитлеровцев. Быстрый и ловкий прыжок, взмах финкой — и путь нашим открыт. Вражеский дозор снят без звука.

Красников передал сигнал ротам, и моряки, напрягая силы, устремились к вершине горы.

На северную оконечность гребня высоты вышли роты Мартынова и Криворучко. Только теперь враг заметил их. Никак не ожидавшие нападения отсюда, фашисты вначале ошалели, заметались, потом залегли среди скал и открыли яростный огонь.

Упал, сраженный насмерть, комсомолец Сидоров, в числе первых смельчаков ворвавшийся на высоту. Завязалась отчаянная схватка. Но моряки, стреляя на ходу и швыряя гранаты, неудержимо приближались к вражеским позициям. Неумолчно трещали автоматы, гремели взрывы, по высоте разносился мощный, нарастающий клич:

— За Родину! Ура! Полундра! Бей фашистскую сволочь!

Внезапный удар батальона Красникова в тыл и фланг гитлеровцев спутал их карты. Теперь им пришлось отбиваться от наших подразделений, наступавших с запада и юго — востока, и налаживать круговую оборону.

Батальон Шермана не упустил этого момента и усилил натиск. Дружной атакой роты Ржеуцкого и Бутвина ударили по врагу и заняли важные рубежи. На юго — восточных скатах высоты решительно рванулась вперед и стала теснить противника рота автоматчиков 144–го батальона.

Но вот гитлеровцы подтянули из глубины свежие силы. В рост, стеной, поливая все впереди автоматным огнем, шли фашисты в контратаку. Моряки держались стойко: косили врага пулеметным и автоматным огнем, забрасывали гранатами, при первой возможности бросались врукопашную.

«Сборная флота» умела драться! После длительного, труднейшего марша, преодолев крутые скалы, выматывавшие все физические силы, бойцы, словно не зная, что такое усталость, неудержимо и бесстрашно рвались вперед, навстречу вражескому огню.

Геройски сражался командир взвода лейтенант В. Н. Пигалов. Он захватил очень выгодную позицию на фланге. Фашисты несколько раз бросали сюда в контратаку отряды автоматчиков. Моряки взвода Пигалова встречали врага частым прицельным огнем, гранатой, штыком, прикладом. Показывая пример бойцам, ловко и сильно дрался врукопашную сам командир взвода. Взвод не только отстоял позицию, но и неуклонно продвигался вперед.

Неутомимые, отчаянно храбрые, верные своей клятве во что бы то ни стало разбить врага, моряки упорно удерживали за собой инициативу на всех участках.

В момент вражеской контратаки у краснофлотца Н. Кустова кончились патроны. Он стремительно рванулся вперед с гранатами в обеих руках. Швырнув гранаты в не ожидавших такой дерзости гитлеровцев, он внес замешательство в их ряды. И тут, как по сигналу, поднялись и бросились на врага остальные краснофлотцы. И фашисты повернули назад.

Краснофлотец Г. Ординат, первым поднявшийся навстречу контратакующим фашистам, был тяжело ранен, но он и не подумал оставить поля боя.

— Пока есть патроны, гранаты и хоть сколько — нибудь сил, буду бить гадов… — проговорил Ординат.

Разве могли его товарищи, услышав это, хоть на шаг отойти? Они отбили все контратаки. А Ординат дался санитарам лишь тогда, когда взвод снова пошел вперед.

Позади одного фашистского подразделения вдруг раздался зычный возглас:

— Ура! За мной, друзья! Капут фашистам!

И в гитлеровцев полетели гранаты.

Смельчак Иван Соколов, бросавший эти гранаты, пал смертью храбрых, но гитлеровцы дорого заплатили за эту смерть.

Услышал я в этот день и о своем знакомом, славном снайпере Григории Менагаришвили. Он забрался на высоту в числе первых бойцов 16–го батальона, выбрал удобную позицию и во время вражеских контратак уложил 18 фашистов.

Жаркий бой на высоте Кочканово длился почти полсуток. Оставив на вершине и на скатах горы около 200 трупов, противник отошел в северо — восточном направлении. В 15 часов 21 минуту мы полностью овладели высотой.

День выдался замечательный. В безоблачном небе ярко сияло солнце. Моряки, смертельно уставшие, но торжествующие, с наслаждением растянулись на сухой листве. Они победили.

Мы все от души поздравляли комбрига Кравченко. Это он так удачно оценил обстановку, местность, соотношение сил, задумал подобраться к врагу по крутым скатам.

Вечером я побывал в роте А. Пилипенко, которая должна была лишь демонстрировать наступление с юго — востока. Она действовала на отшибе, и мне в течение дня не привелось наблюдать за ее действиями. А когда пришел в роту и послушал, что происходило на этих «второстепенных» юго — восточных скатах, то был просто поражен самоотверженностью бойцов.

Развернувшись длинной цепью, автоматчики Пилипенко так внушительно и шумно продемонстрировали наступление, что сковали на юго — восточных скатах большие силы гитлеровцев. И как только бойцы заметили, что фашистские подразделения начинают поворачивать на северо — запад, где начал внезапную атаку 16–й батальон, младший лейтенант Пилипенко поднял роту на штурм вражеских позиций.

Интересный человек этот Пилипенко. С виду совсем не похож на лихого вояку. Всегда скромный, уравновешенный, даже застенчивый, он в бою вспыхивал, как огонь, и тут проявлял безграничную смелость, стремительность, предприимчивость.

На мои вопросы он со спокойной улыбкой отвечал: — Что ж, дело обычное. Когда 16–й их там оглушил и стал отвлекать на себя, нам, как говорится, сам бог велел не зевать. Действовали, как подсказывала обстановка. Пока у немцев было замешательство, по ложбинкам и кустарникам подобрались к ним поближе, потом шарахнули из всех автоматов. Бежим, огонь ведем на ходу, ну тут уж правило известное: не давай гадам опомниться. Скорее к их окопам, забросали гранатами — и врукопашную. Кто хорошо дрался? Многие. На моих глазах отчаянно лупили фашистов краснофлотец Игнат Куклин, политрук Ступка… Каждый уложил по несколько гадов… А вон идет — видите? — еще орел.

Пилипенко указал на высокого статного краснофлотца, которого я примечал здесь и раньше.

— Ванюша Ромашкин, — представил его командир роты. — Этот никогда страха не знает. Ворвался сегодня в окоп и давай молотить фашистов по башкам диском автомата.

Мы подозвали Ромашкина, стали расспрашивать, как это он «порядок наводил» на позициях фашистов.

— Хоть и говорят, что они отборные, а бить мы их будем… — сказал он под конец и нахмурился: — Обидно только, хорошие люди у нас погибли.

— Да, — насупился и лейтенант. — Жертв у нас не очень много, но тяжелые… Погибла Лена Кроль, санинструктор…

Елена Кроль шла в атаку с передовой цепью автоматчиков, перевязывала раненых, оставляла их в укрытии и снова спешила вперед. Вражеская пуля прострелила ей грудь.

О гибели этой девушки мне подробнее рассказала потом ее подруга Панна Козлова:

— Рана была тяжелая, Лена очень мучилась и хотела даже пристрелить себя из пистолета «ТТ». Я отняла у нее пистолет. Она умоляла вернуть. Я, говорит, медик, чувствую сама, что с такой раной до госпиталя не дотяну все равно. Я успокоила ее, перевязала и отправила на повозке с другим раненым — Витей Тархановым… Но случилось неожиданное. Уцелевшие немцы кое — где прятались в горах. На них и напоролась наша санитарная повозка. Сволочи! Пристрелили и повозочного и раненых…

Помолчав, Панна добавила:

— О Викторе Тарханове очень горюет Дима Сахарник. Большие друзья они были… Дима сейчас тоже у меня в санчасти. Он и сам был на волосок от смерти, да, можно сказать, еще легко отделался: только уха лишился…

Сахарник был командиром отделения. Во время атаки он вырвался с отделением далеко вперед. Смельчаки залегли в углублении и отстреливались от неприятеля, решив во что бы то ни стало удержать рубеж. Фашисты стали забрасывать их мелкими гранатами, были у немцев тогда такие гранаты, наподобие наших «лимонок». Одна из них разорвалась у командира отделения прямо на плече, но каким — то чудом осколки разлетелись, почти не повредив головы. Взрывом порвало ватник, оглушило моряка и оторвало ему часть уха. Очнувшись через несколько минут, Дмитрий Сахарник снова открыл огонь по неприятелю, и только когда на этот рубеж вырвались остальные автоматчики роты, он, окровавленный, ушел в санчасть.

Так дрались моряки.

Но ликовать нам было слишком рано. Фашисты не могли примириться с потерей такой выгодной позиции, как высота Кочканово.

Оставив высоту, они открыли по ней артиллерийский и минометный огонь, принялись бомбить наши позиции с воздуха.

Краснофлотцы глубже зарывались в землю, укрепляли блиндажи. А гитлеровцы нацелились на самое уязвимое наше место — дороги. Их не зароешь в землю, и без них не обойтись. Самой острой проблемой у нас стала доставка в район обороны боезапаса и продовольствия.

Чтобы сохранить походные кухни, нам пришлось укрыть их в лесистой низине за горой. Коки готовили пищу там и подвозили ее лесом к подножию высоты. На позицию обед доставляли ползком краснофлотцы, выделяемые от каждой роты. Прижимаясь к земле, они пробирались по расщелинам и зарослям. Конечно, поднести таким путем на высоту горячий суп нечего было и думать. Поэтому коки варили только густую пшенную или рисовую кашу. Ее из котлов перекладывали в совсем, казалось, не подходящую «посуду» — полевые вещевые мешки. Взвалив этот теплый груз на плечи, бойцы с величайшей осторожностью карабкались вверх, ползли по — пластунски. Таким же способом доставлялся на позиции боезапас. Ящики с патронами, минами и гранатами волоком тянули по скатам горы.

С наступлением темноты бой утихал. Подразделения приводили себя в порядок. Начиналась эвакуация раненых, в район обороны доставлялись боезапас и продовольствие.

В первую же ночь, проведенную на осажденной врагом высоте, моряки не только отдохнули после трудного боя, но и укрепили занятые позиции. Вдоль опушки леса на восточных и северо — восточных скатах вырыли окопы, щели, построили блиндажи с амбразурами. Там, где лопата упиралась в скалы, сложили высокие брустверы из камней, предохранявшие бойцов не только от пуль, но и от осколков снарядов и мин.

Утром, как мы и ожидали, после бомбежки с воздуха и артиллерийского обстрела гитлеровцы лавиной полезли на высоту. Наши батальоны упорно отбивали атаку за атакой, склоны вскоре покрылись вражескими трупами, но гитлеровцы снова и снова поднимались на штурм. Видно, были на этот раз перед нами хорошо вымуштрованные фашистские полки.

Так продолжалось три дня. Моряки не только твердо держали свои рубежи, но и часто переходили в контратаки. Все попытки противника были тщетны. Казалось, хватит уж, должны же гитлеровцы тоже наконец устать и сделать передышку.

Но передышки не наступило.