17 апреля 1943 года

Март принес в бригаду некоторые перемены. В первой половине месяца от нас ушел А. И. Рыжов. Его назначили начальником политотдела 20–го десантного стрелкового корпуса. Мы тепло проводили Андрея [203] Ивановича. Впрочем, уходил он недалеко — командный пункт корпуса располагался всего в двух километрах от нашего. К нам прибыл новый начальник политотдела — молодой, энергичный политработник майор Лукин.

Вскоре бригада получила передышку. В ночь на 23 марта мы сдали свой участок обороны 176–й стрелковой дивизии и перешли в резерв командира 20–го корпуса. Бригада заняла оборону во втором эшелоне, северо — западнее совхоза Мысхако.

А в конце марта меня вызвали в Геленджик в политуправление Северо — Кавказского фронта. Я отправился на катере.

На море было относительное затишье. Мы быстро миновали Цемесскую бухту, обогнули крутой берег. Вот и знакомые причалы Геленджика. Я, признаться, соскучился по Большой земле и с большим удовольствием вышел на берег.

Начальника политуправления генерал — майора Емельянова я не застал. Меня принял его заместитель полковник Л. И. Брежнев.

Леонид Ильич встретил меня со свойственной ему приветливостью и простотой. Завязался непринужденный разговор. Я рассказал о боевых делах и состоянии бригады, о самочувствии воинов. Потом Леонид Ильич сказал:

— Предполагаем назначить вас заместителем командира стрелкового корпуса. Как вы смотрите на это?

Я высказал сомнение: удобно ли назначать моряка в стрелковый корпус.

— Моряк — то вы моряк, да ведь воюете уже давненько на суше, и, насколько нам известно, неплохо получается, — ответил Л. И. Брежнев и заключил: — Сейчас возвращайтесь в бригаду и продолжайте работать, а о новом назначении сообщим, как только будет получен приказ.

Когда я уже собрался уходить, он вдруг задержал меня:

— Мне хочется самому побывать на Мысхако. Возможно, успею сегодня поделать все необходимое и тогда отправлюсь вместе с вами. Дайте мне знать, когда соберетесь в путь.

Под вечер мы вместе с Л. И. Брежневым были у геленджикского пирса. Отсюда только что отправились на Малую землю баржи и шхуны с грузами и пополнением. Мы, группа командиров, пошли на одном из сторожевых катеров, сопровождавших транспорты.

Смеркалось, когда суда вышли в море. Последним отошел от берега наш катер. Он сразу набрал скорость и когда уже был метрах в восьмистах от берега, за кормой раздался сильный взрыв. Катер основательно тряхнуло. Мы стояли на палубе и увидели огромный столб воды, как смерч поднявшийся метрах в 60 от нас. Как потом выяснилось, это разорвалась пущенная гитлеровцами под водой магнитно — акустическая мина. К счастью, она не причинила вреда катеру. Он продолжал идти своим курсом.

Гитлеровцы чувствовали, что непрерывный поток наших грузов и войск на Мысхако несет им гибель, и с отчаянным упорством штурмовали наши морские коммуникации. На наши корабли нападали торпедные катера и самолеты. Однажды караван мотоботов, сопровождаемый двумя торпедными и тремя сторожевыми катерами, атаковали 12 вражеских торпедных катеров. Они действовали двумя группами: в районе Геленджика и у мыса Дооб. Отражая атаку, наши моряки потопили два фашистских катера, остальные ушли восвояси.

Наш рейс прошел благополучно. На Мысхако мы увидели на причале А. И. Рыжова. Он встретил Л. И. Брежнева и пригласил его ночевать на КП корпуса.

Мы попрощались, а утром Леонид Ильич пришел в нашу бригаду и сказал, что хочет побывать вместе со мной в подразделениях.

Мы отправились в батальоны. Мой спутник шагал легко и быстро. Когда пошли по крытым ходам сообщения, он нагибался и шутил:

— Ну ничего, своей земле кланяемся, она убережет, матушка наша…

День был на редкость теплый, солнечный. Гитлеровцы, разомлевшие, видимо, от тепла, не проявляли активности. Только снайперы с обеих сторон временами перекликались нечастыми выстрелами, охотясь друг за другом и за теми, кто неосторожно высовывал голову.

Переходя с нами из окопа в окоп, Л. И. Брежнев быстро сближался с моряками. Он вел разговор то с деловой озабоченностью, то шутливо, и воины чувствовали, что с ними говорит человек близкий и внимательный. Леонид Ильич быстро выяснял обстановку на участках батальонов, трудности, нужды и настроения воинов. Он прямо предупреждал:

— Мы здесь гитлеровцев перемелем и опрокинем, Новороссийск возьмем, это ясно. Но иллюзий строить не следует. Будет трудно. Возможно, бои еще затянутся. Враг тут сидит крепко. Так что, не утрачивая боевого порыва, давайте запасаться и терпением, выдержкой. Главное пока — бдительность и готовность отразить врага.

Вскоре Леонид Ильич был назначен начальником политотдела 18–й десантной армии и стал часто посещать части на Мысхако. Он уже знал многих людей, при встрече сразу начинал расспросы, вникал в наши дела.

В начале апреля из штаба десантной группы войск пришло насторожившее нас сообщение о том, что противник подтянул в район Мысхако новые резервы. С северного берега Кубани сюда были переброшены части 5–го немецкого армейского корпуса под командованием генерала Ветцеля.

Фашисты очень хотели развязать здесь себе руки. Для этого им нужно было сбросить наши войска с Мысхако.

Снова задрожала Малая земля от ожесточенной канонады, на наши боевые порядки полетели сотни, тысячи снарядов, мин и авиабомб. Чувствовалось, что назревает жаркая схватка.

16 апреля на наш КП прибыл подполковник А. А. Зарохович. Он доложил, что назначен заместителем командира 83–й бригады по политчасти, а мне передал предписание отправиться на новое место службы — в 3–й горнострелковый корпус на должность заместителя командира по политчасти.

Однако в то время когда я начал знакомить своего преемника с частями, гитлеровцы усилили активность. Мой отъезд пришлось временно отложить. Вместе с Зароховичем мы обходили подразделения, готовя воинов к решительным контратакам в случае, если враг попытается атаковать.

17 апреля весь день бушевал на Мысхако ураган огня и рвущегося металла. Массированные артиллерийские налеты чередовались с воздушными. Вражеские бомбардировщики и истребители появлялись над нашими боевыми порядками группами от 4 до 52 самолетов. За день мы насчитали 650 самолетовылетов неприятеля.

Навстречу фашистским хищникам вылетали наши истребители, завязывали воздушные бои. Моряки из окопов били по снижавшимся вражеским самолетам из всех видов стрелкового оружия. Воентехнику 2 ранга Федоренко удалось сбить немецкий самолет Ю–87 из противотанкового ружья. Но фашистская авиация господствовала над побережьем и Мысхако.

В те дни долину, тянувшуюся от берега моря вдоль дороги Мысхако — Новороссийск восточнее горы Колдун, моряки стали звать Долиной смерти.

Тут проходили главные коммуникации наших войск, и враг постоянно наносил по ним авиационные и артиллерийские удары. Часто погибали пробиравшиеся этой долиной бойцы подразделений боепитания, санитарных рот, хозяйственных взводов. Попадали под губительный огонь новые десантные части, двигавшиеся от пристани к переднему краю.

Особенно жарко тут стало в дни апрельских боев.

Враг замыслил генеральное сражение на Мысхако. Он сосредоточил против нас пять пехотных дивизий, большие силы авиации, артиллерии и танков.

Нанеся по нашим боевым порядкам артиллерийский и бомбовый удары исключительной силы, фашисты пошли в атаку северо — восточнее села Федотовка. Вражеские цепи двигались за танками. Противнику удалось вклиниться в нашу оборону на стыке 8–й и 51–й стрелковых бригад. Сначала прорвался один батальон, на следующий день в образовавшуюся брешь устремился другой батальон с танками впереди. Потом гитлеровцы продолжали подтягивать и вводить в бой все новые части. Они оттеснили десантников в долину.

Передышка нашей бригады, только что вышедшей в резерв, оказалась короткой. Нужно было ликвидировать прорыв. Первым пошел на помощь 51–й бригаде 305–й батальон. 16–й перешел на его участок обороны, а на другой день тоже выдвинулся на передний край и вступил в бой. На месте оставался пока 144–й, готовивший второй рубеж обороны.

Решительными действиями десантные части приостановили продвижение противника. Но резервы у врага были еще большие, и от своих замыслов он не отказывался. Гитлеровцы уцепились за рубежи, на которых их застали контратаки рот 305–го батальона. Теперь следовало ожидать, что противник подтянет сюда свежие силы.

Вечером к левому флангу 8–й стрелковой бригады начал выдвигаться и наш 16–й батальон. Ночью, под непрекращавшимся и в темноте артиллерийским и минометным огнем, его подразделения вышли к новому рубежу в полутора километрах от Федотовки, рассредоточились, окопались. Враг не заставил долго ждать. Фашистский батальон, только что введенный в бой, двинулся в направлении совхоза Мысхако расширять прорыв. Авиация, артиллерия, танки прокладывали ему путь. Но тут у безымянного хребта их встретили бойцы 16–го батальона и 8–й стрелковой бригады. Дружным огнем с удачно занятых позиций они заставили врага залечь, нанесли ему большие потери, а затем отбросили на исходные позиции. На поле боя остался подбитый фашистский танк.

В 10 часов утра противник подтянул самоходную артиллерию крупного калибра и возобновил атаку. По лощине двигались три танка, за ними перебегали гитлеровские солдаты. Самоходные пушки били по нашим огневым точкам. Моряки привели в действие все огневые средства. Вторая атака фашистов тоже захлебнулась.

В 15 часов они снова полезли вперед. Теперь уже действовали мелкими группами, пытались обойти наши подразделения с флангов. Однако и из этого ничего не вышло.

Враг несколько раз возобновлял атаки и на следующий день, но безрезультатно — только нес новые потери. Впрочем, потери были велики и у нас.