Первая реакция

Тогдашний посол США в Руанде Дэвид Роусон рассказывает: «В воскресенье я вышел на веранду и увидел, что было полнолуние. Это была прекрасная ночь. Очень тихая; стояла такая тишина, какая <редко> случается в Кигали; обычно <в ночное время> можно услышать пулеметную очередь, взрывы гранат, хриплые крики, голоса людей, переговаривающихся между собой. Я вернулся <в дом>… Вдруг раздался сильный удар. <Моя жена> Сандра сказала мне: “Это не граната. Это что-то другое”. Потом мы услышали второй удар, и через несколько минут мне позвонил из аэропорта дипломатический советник президента: “Они сбили самолет президента”. Я спросил: “Кто это „они“?” и он ответил: “Конечно, РПФ”. Я сказал: “Откуда вы знаете?” Он ответил: “На самом деле я не знаю, но здесь в аэропорту затор, и самолет должен уже прилететь, но его нет. Мы услышали взрыв, и <гвардейцы> направляются туда, чтобы выяснить, что произошло”. Чуть позже мне позвонил Даллэр; он сказал, что, вероятно, президентский лайнер сбили и что его отряд хотел произвести расследование в аэропорту, но был остановлен силами президентской гвардии»[976].

Посол Франции Жан-Мишель Марло узнал о происшедшем приблизительно в то же самое время. Он получил информацию от Эноша Рухигиры, который также позвонил ему из аэропорта и сообщил, что когда «Фалькон-50» шел на посадку, раздалось два взрыва и самолет исчез[977]. Посла Бельгии проинформировал чуть позже апостолический нунций Джузеппе Бертелло[978]. Дипломаты немедленно известили свои министерства иностранных дел о вероятной гибели Хабьяриманы. «Тем же вечером, – вспоминает Роусон, – я связался с Вашингтоном, рассказал все, что знал о случившемся, и изложил свое мнение, которое заключалось в том, что ооновцам необходим более сильный мандат и что для его исполнения им потребуется серьезное материально-техническое обеспечение»[979]. Тогда же Даллэр информировал о событиях помощника Кофи Аннана Икбаля Резу[980].

В Вашингтоне заместитель помощника госсекретаря по африканским делам Пруденс Бушнел срочно подготовила текст меморандума для госсекретаря Уоррена Кристофера. «Если действительно оба президента убиты, – писала она, – существует вероятность того, что в одной или в обеих странах вспыхнет широкомасштабное насилие, особенно если подтвердится, что самолет был сбит. Наша стратегия – призвать к спокойствию и в той, и в другой стране как путем публичных заявлений, так и иными способами. Мы находимся также в тесном контакте с французами и бельгийцами»[981]. Такая стратегия, по словам Саманты Пауэр, «оказалась фактически единственной, которую Вашингтон использовал в последующие недели»[982].

В Париже руандийские события стали предметом обсуждения утром 7 апреля на межминистерском совещании с участием Брюно Деле, министра иностранных дел Алена Жюппе, начальника его кабинета Доминика де Вильпэна, директора Отдела африканских и мальгашских дел МИД Жан-Марка Рошро де Ласаблиера и главы Военной миссии по сотрудничеству при Министерстве кооперации генерала Жан-Пьера Юшона[983]. Несмотря на предостережения Юшона, прогнозировавшего вспышку ужасной резни в ответ на гибель Хабьяриманы, позиция остальных участников совещания была единой: «Франция не должна находиться в первых рядах, и следует ограничить наши действия обращениями к ООН, чтобы Миссия ООН в Руанде (МООНПР) выполнила свою задачу по <обеспечению> безопасности в Кигали (то, что она фактически до сих пор не делала)». «Французским экспатриатам, – подчеркивалось на совещании, – ничего не угрожает, и никакая эвакуация не предусматривается». «Франция, – говорилось в заявлении МИД, – призывает всех ответственных лиц <сделать все возможное>, чтобы в обеих странах было обеспечено спокойствие и чтобы это трагическое событие не стало причиной насилий. В Руанде Арушские соглашения ознаменовали значительный прогресс на пути к миру. Франция полагает своей главной заботой закрепление этого успеха и продолжение реализации этих соглашений. Она призывает все стороны действовать в том же направлении. Силы ООН, присутствующие в Руанде, МООНПР, должны иметь возможность осуществлять и далее свою миссию»[984].

С утра 7 апреля в западные столицы начала поступать информация об охоте, организованной в Кигали на политическую оппозицию и на тутси. В 9:20 Даллэр сообщил Резе об ухудшении ситуации и об опасности, которая угрожает премьер-министру; Реза подтвердил, что военнослужащие МООНПР не должны открывать огонь до тех пор, пока сами не подвергнутся обстрелу[985]. «Просто оставайтесь там, где вы находитесь, – сказал Реза, – вы не вправе вмешиваться»[986]. Сорок минут спустя Марло телеграфировал в МИД Франции об установлении военными блокпостов по всему городу, об убийстве президентской гвардией ряда видных политиков, в том числе премьер-министра, и о полном бессилии МООНПР[987]. Ближе к вечеру заместитель Роусона Джойс Лидер информировала Государственный департамент США, что в столице совершаются убийства трех типов: война, уничтожение политических противников и геноцид[988]. «Во-первых, – вспоминает Роусон, – мы узнали о целенаправленном преследовании лидеров оппозиционных партий. Во-вторых, мы узнали, что солдаты обходят дом за домом в зонах, где живут противники правительства или тутси, и убивают людей в их домах»[989].

Свидетельства о расширявшейся резне приходили не только из официальных, но и из неофициальных источников. Сразу после катастрофы президентского самолета известная руандийская правозащитница Моника Мужавамарийя сообщила по телефону в Буффало историку и члену правления «Human rights watch» Элисон Дефорж, что экстремисты хуту решили использовать гибель Хабьяриманы как предлог для массовых убийств. В течение последующих суток Дефорж каждые полчаса звонила Монике, и с каждым разом в телефоне все громче слышались звуки выстрелов. Моника сообщила Дефорж, что обратилась за помощью к Даллэру, но тот ответил, что слишком занят, чтобы заниматься ее безопасностью[990]. Во время последнего разговора с Дефорж, увидев, что какие-то вооруженные люди собираются войти в её дом, Моника сказала: «Я не хочу, чтобы вы слышали это. Позаботьтесь о моих детях», и повесила трубку. Сутки спустя Дефорж снова позвонила Монике, но на этот раз трубку взял какой-то мужчина. «Где Моника?» – спросила Дефорж. «Она здесь, но не может подойти к телефону», – был ответ[991].

Западные СМИ публиковали информацию, полученную от иностранных граждан, находившихся в Кигали. Днем 7 апреля Бельгийское франкоязычное радио-телевидение (БФРТ) передало свидетельство одного бельгийца, что в городе слышна стрельба, а жители заперлись в своих домах, и никто не знает, что будет с ним в следующий час. Ближе к вечеру БФРТ связалось с Бернаром Схейнсом, представителем МКК в Кигали, который сообщил, что солдаты «разбивают окна прикладами, врываются в дома и уничтожают все, что движется». В момент разговора в телефонной трубке послышались звуки выстрелов и взрывы гранат. Схейнс не прервал разговора и сказал, что какие-то военные пришли с обыском на склад, находившийся в его доме; он упрекнул МООНПР в бездействии и заявил: «Мы чувствуем себя совершенно беззащитными и в огромной опасности»[992].

Нередко непосредственными свидетелями охоты на тутси и на политических противников погибшего президента становились сами иностранные дипломаты, в том числе и Джойс Лидер, которая жила по соседству с Агатой Увилингийиманой. Утром 7 апреля премьер-министр позвонила ей по телефону и попросила спрятать ее. Лидер согласилась. Ганский миротворец, охранявший премьер-министра, приставил лестницу к стене, разделявшей их дома, и стал подниматься по ней; но когда его голова оказалась выше стены, находившиеся на улице милиционеры заметили его и открыли стрельбу. «Я думаю, – сказала ему Лидер, – вам лучше оказаться от этой попытки… <мой дом> не будет для нее безопасным местом, поэтому… вам лучше поискать что-нибудь другое»[993]. И она была права. Час спустя группа президентских гвардейцев обыскала дом Лидер вплоть до погреба. При этом солдаты избили ее садовника тутси и даже попытались арестовать гостившего у нее американского дипломата, афроамериканца по происхождению, которого они приняли за тутси. «Это был очень страшный, очень страшный момент, – вспоминает Лидер. – Они действительно были в ярости». <…> Они, наконец, ушли, и еще через полчаса мы… услышали пронзительный крик и выстрел и поняли, что премьер-министра нашли и убили»[994].

Начавшиеся в столице убийства стали для многих дипломатов неприятной неожиданностью. По словам Пауэр, в посольстве США в Кигали не верили, что сторонники Хабьяриманы намеревались физически ликвидировать все оппозиционные группы; не верили они и в возможность широкомасштабного насилия. «Большинство из нас полагало, – цитирует она Роусона, – что, если война и начнется, она будет недолгой, так как у этих бедных людей нет ни ресурсов, ни средств, чтобы вести настоящую войну»[995].

Одновременно сообщения о резне начали поступать и в штаб-квартиру ООН. Утром 7 апреля (по нью-йоркскому времени) Секретариат ООН получил телеграмму Даллэра, в которой подтверждался факт гибели президентов Руанды и Бурунди и описывались события прошедшей ночи и первой половины дня: убийство бельгийских миротворцев и, возможно, премьер-министра, аресты ряда министров, нападения на персонал ООН. Из телеграммы следовало, что виновником происходящего была президентская гвардия; во всяком случае у дипломатов в ООН сложилось именно такое впечатление. При этом дважды было подчеркнуто, что силы РПФ никакой активности не проявляют. В телеграмме говорилось и о постоянных звонках от местных жителей, сотрудников ООН и экспатриатов с просьбой о помощи, однако признавалось, что из-за блокпостов мало что можно сделать. Кроме того, в ней сообщалось, что «беженцы в страхе заполнили всю штаб-квартиру <МООНПР> и их под нашей охраной перемещают на стадион Амахоро»[996].

Беженцы начали стекаться также в иностранные посольства. У ворот посольства США собралось около 300 человек, которые просили разрешения укрыться под защитой американского флага. Когда Роусон посоветовал им отправиться в ближайшую церковь, они заявили: «Если мы пойдем в церковь, они придут туда, найдут и убьют нас». Посол согласился предоставить им временное убежище[997].

Информация о политических убийствах в Кигали вызвала тревогу в Париже, Брюсселе и Вашингтоне. Днем Деле сообщил Миттерану: «…президентская гвардия бросилась охотиться на оппозиционеров. Есть пока еще неподтвержденные данные об арестах министров и видных деятелей, как хуту, так и тутси, политических противников президента Хабьяриманы. Столкновение между руандийской армией и РПФ в столице кажется неминуемым»[998]. Ближе к вечеру генерал Кено написал президенту: «Обстановка в Кигали неясная. Имели место интенсивные перестрелки между руандийскими войсками, почти неконтролируемыми, и батальоном РПФ, расквартированном в центре города. <…> Французские экспатриаты, кажется, в настоящее время вне опасности»[999]. Меморандум Кено показывает, что окружение Миттерана все более беспокоили возможные политические последствия происходивших в Кигали событий. По мнению Кено, если за убийством Хабьяриманы стоит РПФ, это означает новую попытку захвата им власти. Генерал, однако, высказал мнение, что правительственным силам в случае возобновления гражданской войны удастся сохранить контроль над столицей, хотя РПФ вполне способен оккупировать север страны[1000]. Он также информировал президента, что французские подразделения в Банги и Либревиле приведены в состояние боевой готовности.

В то же время бельгийское правительство волновали не «тайные намерения Кагаме», а меры, которые могли бы прекратить резню и вернуть ситуацию в мирное политическое русло. Вскоре после полудня министр иностранных дел Вилли Клас, уже проинформированный о смерти Хабьяриманы, но еще не знавший о гибели 10 бельгийских миротворцев, отправил телекс своим представителям в Вашингтоне и Нью-Йорке: «Не исключено, что покушение, совершенное 6 апреля на самолет, в котором находились президенты Руанды и Бурунди, приведет к военному перевороту или к массовым убийствам <в ходе столкновений> между различными противоборствующими сторонами. Если будет много жертв, то общественное мнение не поймет, почему МООНПР оставалась пассивной, прикрываясь ограниченностью своего мандата. <…> Я считаю, что МООНПР должна предложить на основе существующих списков известных политических деятелей Руанды защиту указанным лицам вне зависимости от их партийной принадлежности»[1001]. По мнению министра, бельгийские миротворцы также должны оказать помощь находящимся в Руанде соотечественникам (1520 чел.) в случае опасности и возможной эвакуации.

В 11:30 (по нью-йоркскому времени) постоянный представитель Бельгии при ООН Пауль Нотердаме передал послание Класа помощнику Генерального секретаря Кофи Аннану, ответственному за миротворческие операции. Аннан так отреагировал на предложения бельгийцев: «Хотя это не входит в мандат МООНПР, она возьмет на себя защиту политиков в рамках своих возможностях». По его словам, МООНПР «сделает все возможное, чтобы попытаться предотвратить убийства или уменьшить их масштаб». Что касается участия бельгийских миротворцев в эвакуации своих сограждан, решение об этом, по словам Аннана, находится в компетенции Даллэра, который «должен избегать возникновения ситуации, рискующей спровоцировать репрессии, могущие повредить безопасности и жизни “голубых касок”», поскольку миротворцы имеют право применять силу только в случае самообороны. Относительно расширения мандата МООНПР Аннан сказал, что для этого потребуется резолюция СБ, напомнив, что предшествующее решение было поддержано США, Британией и Россией с большой неохотой, что МООНПР в Руанде в настоящее время располагает только средствами обороны и что необходимо согласие государств, выделивших для МООНПР воинские контингенты. Кроме того, по его словам, «будет политически сложно ограничить это расширение мандата защитой одних иностранцев. Он, конечно, должен был бы распространяться на все руандийское население». «Я, – сообщил Нотердаме, – указал Кофи Аннану на сильнейшее давление бельгийского общественного мнения в случае, если убийства бельгийцев продолжатся… и неформально прозондировал <его отношение> к вынужденному решению правительства вывести батальон из Бельгии в одностороннем порядке. Кофи Аннан не отверг этой идеи»[1002].

Вечером 7 апреля в западных столицах поняли, что ситуация в Кигали развивается по худшему сценарию и что жизнь иностранцев может оказаться под угрозой. Первыми приняли решение о эвакуации из Руанды своего дипломатического персонала и своих граждан США. Правда, Роусон первоначально рекомендовал оставить в Кигали часть сотрудников посольства, которые могли бы помочь в возобновлении мирных переговоров между воюющими сторонами. На встрече с руандийскими военными утром 7 апреля он предложил свои посреднические услуги, а также помощь в расследовании убийства президентов Руанды и Бурунди, однако не нашел понимания[1003]. К вечеру Роусон осознал, что полный уход из страны неизбежен. «Имели ли мы моральное право, – размышлял посол позже, – оставаться там? Изменило бы это ситуацию? Не знаю, ведь убийства происходили при свете дня, хотя мы находились там. Я не думаю, что нам удалось бы что-либо сделать»[1004].

Наряду с решением об уходе США из Руанды в американской администрации уже 7 апреля стали усиливаться настроения в пользу полного прекращения деятельности ООН в этой стране. Причиной столь радикальной внешнеполитической позиции был «сомалийский синдром» – шок от гибели 18 американских военнослужащих 3–4 октября 1993 г. в ходе миротворческой операции ООН в Сомали, под воздействием которого политическое руководство США пришло к убеждению, что подобные операции в Африке неэффективны и чреваты чрезмерным риском[1005]. Вот почему Вашингтон был настроен против отправки «голубых касок» в Руанду в октябре 1993 г. и только после сильного давления со стороны Парижа нехотя поддержал Резолюцию № 872, однако отказался выделить для МООНПР воинский контингент.

По словам Уолтера Кларка, заместителя главы миссии США в Сомали: «Призраки Сомали продолжают неотступно преследовать политику США»[1006]. Один высокопо с тавленный американский чиновник вспоминал: «Когда пришли сообщения о смерти десяти бельгийцев, стало ясно, что это повторение Сомали, и было ощущение, что все ожидают вмешательства США. Мы думали, что оставить миротворцев в Руанде и поручить им бороться с насилием означало оказаться там, где мы уже были однажды. Отсюда следовал предрешенный вывод, что США не должны вмешиваться и что идея миротворчества ООН не может быть снова принесена в жертву»[1007].

К решению о эвакуации своих граждан начала склоняться и Франция. Ближе к полуночи МИД поручил Марло «оценить необходимость» такой эвакуации, уточнив, что при ее проведении французские войска могут вмешаться, «чтобы поддержать бельгийских <миротворцев>»[1008]. Получив эту инструкцию, Марло проконсультировался по телефону со своим бельгийским коллегой и договорился с ним «начать приготовления к неизбежной эвакуации экспатриатов»[1009].

Незадолго до этого в Брюсселе состоялось заседание правительства под председательством вице-премьера Хермана ван Ромпёя. Министры, которые уже знали о гибели, как минимум, трех бельгийских миротворцев, отметили сложность ситуации и посвятили бо?льшую часть времени обсуждению вопроса о безопасности своих сограждан в Руанде. Было принято коммюнике, в котором в частности говорилось: «Министру обороны поручено принять необходимые меры для подготовки неизбежной отправки в Руанду в самый короткий срок бельгийских военных. Они осуществят интервенцию в том случае, если жизнь бельгийских экспатриатов окажется под еще большей угрозой. Министру иностранных дел поручено немедленно обратиться к Объединенным Нациям с требованием предоставить бельгийским войскам в Руанде право вмешательства для обеспечения безопасности бельгийских экспатриатов»[1010].

Таким образом, отношение основных внешних игроков – США, Франции и Бельгии – к кризису в Руанде определилось уже в первый день резни. Приоритетное значение для каждого из них имела судьба их собственных граждан, находившихся в этой стране. «У меня было глубокое убеждение, – вспоминает Бушнел, возглавлявшая оперативную группу по эвакуации, – что мой главный долг – это спасение американцев. Я, конечно, испытывала сожаления по поводу руандийцев, но моя работа заключалась в том, чтобы вырвать оттуда наших людей. <…> …кроме того, мы не знали, что это геноцид»[1011]. 8 апреля Билл Клинтон на брифинге в отеле «Марквет» в Миннеаполисе[1012] и 9 апреля в радиообращении к американскому народу[1013] не преминул напомнить о 250 американцах, находившихся в Руанде, и заверил своих соотечественников, что правительство сделает все возможное, чтобы оказать им необходимую помощь. Правда, Франция также потребовала от МООНПР обеспечить безопасность населения Кигали, а Бельгия – взять под защиту местных политических деятелей, однако эти идеи были высказаны в первой половине дня 7 апреля, когда ни в Париже, ни в Брюсселе еще не знали о масштабе резни в столице. К концу дня доминирующим пунктом повестки дня и для Бельгии, и для Франции становится судьба экспатриатов. С этого времени попытки бельгийцев заставить СБ расширить мандат МООНПР имели целью только добиться согласия на участие бельгийских миротворцев в эвакуации своих сограждан. По словам Дефорж, «речь уже не шла о расширении мандата, чтобы защитить руандийцев»[1014].