Геноцид и местная гражданская администрация: устранение последнего препятствия

Наиболее распространенным в ходе геноцида оказался, однако, третий вариант, когда главным организатором резни становились местные гражданские власти – префекты, супрефекты и бургомистры. В ряде случаев местные администраторы, прежде всего представители партий президентского лагеря, тесно связанные с партийной милицией, приступали к организации резни сразу после гибели Хабьяриманы. Однако для большинства из них требовался внешний толчок, сигнал из центра (от правительства или руководства их партии), дающий им уверенность, что они не понесут никакой ответственности за свои действия и что эти действия соответствуют общему курсу национальной политики.

В префектуре Гиконгоро первые убийства тутси произошли в трех коммунах – Рвамико, Мудасомва и Муко, – где были весьма сильны позиции пропрезидентских партий. Их инициатором стал супрефект Мунини[450] Дамьен Бинига[451], радикально настроенный деятель НРДДР, лидер местных интерахамве. Хотя бургомистры Рвамико и Мудасомвы принадлежали к оппозиционному РДД, экстремистские настроения были весьма распространены среди населения, особенно среди рабочих местных чайных фабрик в Мата (Рвамико) и в Китаби (Мудасомва)[452]. Что касается Муко, то она была родной коммуной Биниги и ее возглавлял тесно связанный с ним бургомистр Альбер Кайихура[453]. Утром 7 апреля, два часа спустя после сообщения о смерти президента, Бинига явился с жандармами на чайную фабрику в Мата и выступил там на собрании, продолжавшемся около двух часов. Сразу после этого в Рвамико начались поджоги домов тутси. Час спустя Бинига провел митинг в Рурамбе, на котором задал вопрос присутствовавшим хуту: «Чего вы еще ждете? Они убили вашего президента, а вы стоите тут, скрестив руки на груди. Начинайте работу. Поджигайте дома тутси и убивайте их»[454]. Бургомистры Рвамико и Мудасомвы присоединились к организаторам резни. 8 апреля бургомистр Мудасомвы организовал погромы в в собственной коммуне, в результате которых погибло около 2 тыс. человек, большинство из них тутси.

8 апреля бургомистр коммуны Бикумби (Сельское Кигали) Жювеналь Ругамбарара, член НРДДР, и его предшественник на этом посту (в 1973–1993 гг.) Лоран Семанза, член ЦК правящей партии и руководитель префектурального ее отделения, организовали резню тутси, после чего утром 10 апреля Семанза заявил по радио: «Работа в Бикумби выполнена. И все, что остается сделать, – это стереть пыль»[455].

8–11 апреля местные администраторы возглавили нападения на тутси и в ряде других коммун Руанды. Однако в этот период такие нападения еще не стали повсеместным явлением. Серьезным препятствием для кампании массовых убийств тутси явилось то обстоятельство, что в префектурах и в коммунах, в которых НРДДР не обладала полнотой власти, возможности организации полномасштабного геноцида были ограничены. Его развертывание в значительной степени зависело от позиции местных гражданских властей.

НРДДР полностью контролировала префектуры Гисеньи, Рухенгери, Бьюмбу, Сельское Кигали, а также Чьянгугу (префект Эмманюэль Багамбики и 8 из 11 бургомистов). Однако Гитарама находилась под полным контролем РДД. Оппозиционные партии доминировали в префектуре Бутаре (префект Жан-Батист Хабьялимана, тутси, принадлежал к ЛП, а из 20 бургомистров девять были членами СДП, два – РДД, один – ЛП и только шесть – НРДДР). Хотя пост префекта Гиконгоро находился в руках правящей партии (Лоран Бучьябарута), но среди 13 бургомистров префектуры было лишь четыре ее представителя (четыре принадлежали к РДД, четыре – к СДП). В Кибунго и Кибуйе, где НРДДР преобладало на коммунальном уровне (все бургомистры Кибунго и 6 из 9 бургомистров Кибуйе), посты префектов занимали социал-демократы Годфруа Русиндана и Клеман Кайишема.

До 11 апреля нападения на тутси и умеренных хуту в провинции еще не приняли характер массовой резни. Оставались относительно спокойными префектуры Бутаре и Гитарама, где префекты и подавляющее большинство бургомистров прилагали усилия для сохранения порядка. В Гиконгоро в граничившей с севера с Мудасомвой коммуне Мусебейя бургомистр Вьятор Хигиро, представитель СДП, организовал тутси и хуту на сопротивление насилию. «Когда люди стали убивать других людей, он не позволял им убивать, говоря: “Не убивайте!” Он проводил собрания в секторах, чтобы не допустить нападений»[456]. Активно боролись с погромами бургомистры двух других коммун Гиконгоро – Киву и Киньямакары – Жювеналь Мухитира (РДД) и Шарль Муньянеза (НРДДР), а также супрефект Кадухи Жоакен Хатегекимана[457]. Противником насилий был и глава жандармерии Гиконгоро майор Кристоф Бизимунгу.

В этой ситуации критическую важность приобретал вопрос, окажет ли центр давление на региональные власти или же он предоставит им свободу действий. Уже на первом заседании Временного правительства утром 9 апреля было решено вызвать префектов в столицу и провести с ними встречу. Она состоялась утром 11 апреля (с 9:00 до 12:00) в Отеле дипломатов. В Кигали приехали только 5 префектов из 11: Русиндана, Бучьябарута, Кайишема, Тарсис Рензахо (город Кигали) и Фидель Увизейе (Гитарама); Рухенгери и Сельское Кигали представляли супрефекты Селестэн Нтарванда и Франсуа Карера (НРДДР); отсутствовали Хабьялимана и Багамбики[458]. Заседание открыл премьер-министр[459], который заявил, что местные власти должны организовать по всей стране собрания по умиротворению, что нельзя допустить раскола по этническому признаку, что люди не должны брать дело правосудия в собственные руки и что в культуре руандийцев приходить на помощь своему соседу[460]. Затем каждый префект отчитался о ситуации в своей префектуре. Первым взял слово Увизейе, принявший всерьез речь Камбанды и сообщивший о грабежах, которые совершают в Гитарама люди из Кигали. Однако выступивший следом Рензахо указал на факты проникновения в его префектуру агентов РПФ и представил убийства тутси как результат самообороны городского населения.

Карера подхватил тему агентов РПФ, утверждая, что благодаря потоку беженцев для их проникновения сложились весьма благоприятные условия. В то же время Русиндана призвал правительство восстановить в первую очередь военный порядок. Но остальные вновь вернулись к теме опасности, которую представляют беженцы. Бучьибарута потребовал установить контроль над лагерями для перемещенных лиц, «потому что две тысячи человек, собравшись вместе, могут организоваться и напасть на тех, кто остался на холмах». Его поддержал Кайишема, который, ссылаясь на то, что «люди боятся инфильтраций», предложил установить наблюдение за озером Киву. Нтарванда высказал опасение, что «восстановление мира будет трудным делом, поскольку РПФ продолжает атаки». Выслушав мнения префектов, Камбанда предложил для контроля за беженцами создавать блокпосты и принять все меры, чтобы не допустить бегства населения в случае продолжения военных действий. Он согласился установить надзор за озером Киву и заявил, что правительство требует от РПФ «прекращения огня и соблюдения Арушских соглашений, ибо именно он первым их нарушил». Тут же было сообщено присутствовавшим, что префект Бутаре Хабьялимана не признает нового правительства. Префекты же выразили сожаление по поводу «ярости народа, неизбежно обострившейся из-за нападений РПФ». В итоге заседания было принято решение разоружать беженцев и осуществлять надзор за ними, прежде всего с помощью блокпостов, а также ввести оплату для руководителей ячеек. Что касается вопроса о префекте Бутаре, директор кабинета министерства внутренних дел Калликст Калиманзира пообещал составить доклад о его связях с РПФ.

Таким образом, главной темой на заседании оказался вопрос о беженцах, прежде всего тутси[461]. Насилие первых дней после гибели президента привело к тому, что именно они были вынуждены оставлять свои дома. Противопоставляя беженцев и «тех, кто остается на холмах», участники заседания в действительности противопоставляли тутси и хуту в том смысле, что первые представляют опасность для вторых. Этот мотив сплетался с опасениями по поводу возможного «проникновения» агентов РПФ. Стремление представить Хабьялиману, единственного тутси среди префектов, как «врага» усиливало разделение на «своих» и «чужих» по псевдоэтнической линии. Показательно, что принятые решения касались только мер контроля за беженцами, создания блокпостов, сыгравших столь трагическую роль в охоте на тутси, и финансовой поддержки местных функционеров, которые должны были реализовывать эти меры. В то же время пожелания по поводу прекращения насилия, в той или иной форме высказанные префектами Кибунго и Гиконгоро, были по сути дела проигнорированы. То есть позиция правительства оказалась весьма двусмысленной: оно не транслировало региональным руководителям ни своего намерения организовать общенациональный геноцид тутси, ни своей решимости противостоять ему. Однако при этом правительство постаралось обеспечить материально-технические условия для его осуществления (блокпосты, оплата руководителям ячеек) и способствовало усилению истерии по поводу деятельности агентов РПФ среди беженцев.

Показательна реакция на итоги совещания тех префектов, которые до этого времени не были сторонниками массовой резни или проявляли определенные колебания: в отношениях со своими подчиненными они использовали тот же метод коммуникации, что и правительство. Так, префект Гиконгоро Бучьибарута по возвращении из Кигали провел 13 апреля совещание с супрефектами и бургомистрами по вопросу безопасности. Те сообщили ему о положении на подчиненных им территориях, в том числе и о количестве жертв насилия и погромов, однако префект не дал им никаких указаний, предлагая, таким образом, самостоятельно решать эту проблему. Административная вертикаль в условиях нарастания геноцида как таковая фактически переставала действовать: одни администраторы активно вовлекались в резню, другие становились ее участникам из страха потерять свой пост и свою жизни, третьи, как Бучьибарута, старались оставаться нейтральными, четвертые пытались оказать нарастающей волне убийств хоть какое-то сопротивление. С расширением масштабов геноцида деградирующая институционализированная система управления замещалась иными, неформальными структурами, обретавшими все больше реальной власти. Вот свидетельство одного бургомистра: «Супрефект, который был моим непосредственным начальником и которому я посылал сообщения, ничего не делал. Командующий жандармерии в Гиконгоро, который нес ответственность за безопасность, ничего не делал. В итоге система, которой я подчинялся, ничего не делала, чтобы помочь мне»[462].

Совещание правительства с префектами развязало руки тем провинциальным функционерам, которые являлись сторонниками «окончательного решения». Уже 11 апреля состоялась встреча бургомистров коммун префектуры Кибунго с полковником Пьером Селестэном Рвагафилитой, который выделил каждому из них для борьбы с «врагом» определенное число ящиков с гранатами, мачете и другим холодным оружием[463]. Именно теперь геноцид начинает обретать черты общенационального: он охватывает всю страну, тогда как зоны относительного спокойствия сокращаются, как шагреневая кожа, и превращаются в отдельные анклавы. Наступает новая фаза – фаза массового геноцида в провинции.

14 апреля его ареной стала префектура Гиконгоро. К этому дню тысячи беженцев укрылись в различных церковных центрах: в приходах Кибехо на юго-востоке, Чьяника на востоке и Кадуха на севере префектуры, а также в Техническом училище в Мурамби (коммуна Ньямагабо). Первыми жертвами массовой резни оказались беженцы, собравшиеся в католическом приходе городка Кибехо коммуны Мубуга[464]; уже к вечеру 11 апреля их число достигло 30 тыс.; 2,5 тыс. женщин и детей укрылись в церкви. Главными организаторами резни стали супрефект Бинига, местный бургомистр Шарль Ньилиданди (НРДДР) и бургомистры соседних коммун Мудасомва, Рвамико и Ньямагабе. Руководитель прихода аббат Жан-Пьер Нгога, интеллектуал тутси, отказался сотрудничать с Бинигой и делал все возможное, чтобы помочь беженцам: он находил для них пищу, утешал и призывал к обороне. Ненависть к аббату, «возможно, стала одной из причин, по которой Бинига сделал Кибехо первым объектом геноцида <в Гиконгоро>». 11 апреля Бинига поставил около прихода шестерых жандармов с приказом не выпускать из него тутси и, пообещав последним защиту со стороны властей, конфисковал все имевшееся у них традиционное оружие. В тот же день вечером и два следующих дня местные милиционеры атаковали приход, но беженцы, используя камни, кирпичи и черепицу, отбивали нападение за нападением. 13 апреля в приход приехал Бинига, вновь пообещав тутси безопасность, поскольку опасался, что те рассеются в разных направлениях. Утром 14 апреля он вновь вернулся туда, на этот раз в сопровождении трех грузовиков с солдатами, интерахамве из соседних коммун и даже священниками и учителями, вооруженными гранатами, ружьями, мачете и палками с гвоздями. Около 11:00 началась резня, которую возглавили Бинига и аббат Тадде Русингизандекве. Первыми шли солдаты, стрелявшие по беженцам и проложившие остальным путь к церкви; затем в действие вступили интерахамве и простые крестьяне, вооруженные холодным оружием. Гранаты и оружейный огонь быстро подавили попытки тутси оказать сопротивление. Аббат Русингизандекве приказал проломить дверь церкви[465], убийцы ворвались внутрь и набросились на безоружных людей. Одна из уцелевших вспоминает общее чувство обреченности и отчаяния: «Мы предпочитали бежать под пули, которые лились дождем… чем попасть под удары мачете в церкви».

Резня прекратилась только с наступлением темноты. К тому времени в живых осталось около 2,5 тыс. беженцев, многие из которых были ранены. Вечером Нгога собрал уцелевших и посоветовал им немедленно покинуть Кибехо. Часть тутси последовала его совету, но другие остались, прежде всего раненые. На следующее утро около 7:00 Бинига вновь прибыл к приходу с солдатами и интерахамве. Беженцы заперли двери церкви, но убийцы подожгли их, а затем ворвались внутрь и перебили оставшихся в живых. Согласно отчету самого Биниги на совещании супрефектов и бургомистров префектуры Гиконгоро 26 апреля, жертвами резни стали 17,5 тыс. тутси[466].

Дальнейшая история массовых убийств тутси в Гиконгоро показывает нам, как в условиях геноцида трансформировалась система местной власти и как рождалась новая конфигурация властных отношений. Политические функционеры, пытавшиеся сопротивляться геноциду или оставаться в стороне от него, отстранялись от власти или игнорировались. Так случилось с бургомистром Мусебейи Хигиро, который до конца пытался защищать тутси, но вскоре усилиями отставного подполковника Алоиса Симбы, главы префектурального отделения НРДДД и бывшего депутата парламента (1989–1993 гг.), и учителя Жана-Кризостома Ндизихиве, лидера экстремистов в коммуне, оказался в полной изоляции. Его перестали приглашать на совещания в столицу префектуры, четверо находившихся в его распоряжении коммунальных полицейских были отозваны. Он стал объектом постоянных оскорблений и угроз и наконец в конце мая был смещен под предлогом симпатий к РПФ и злоупотребления служебным положением. На его место был назначен его главный оппонент Ндизихиве[467]. Префекта Бучьибаруту и майора жандармерии Бизимунгу оттеснили на задний план их подчиненные, супрефекты Бинига и Жозеф Нтегейинтвали и жандармский капитан Фостэн Себухура; все – сторонники геноцида. Когда Бизимунгу попытался в конце апреля призвать Себухуру к порядку, между ними вспыхнул конфликт, который в начале мая завершился отставкой Бизимунгу. В результате Бинига, Нтегейинтвали и Себурура вместе с подполковником Симбой стали ведущими политическими фигурами на уровне префектуры, и именно они оказались главными вдохновителями массовой резни тутси 21 апреля в Техническом училище Мурамби (Бинига и Себухура), где было убито около 45 тыс.[468], в приходе Чьяника в коммуне Карама (Нтегейинтвали), где погибло более 10 тыс.[469], и приходе Кадуха (Симба и местный бургомистр Огюстэн Гашуги), где были уничтожены почти 20 тыс. человек[470].

Показательно в этом плане карьерное возвышение Симбы. На совещании, созванном 26 апреля Бучьибарутой по поводу правительственных инструкций об «умиротворении», на котором присутствовали, помимо префекта, супрефекты, бургомистры и другие местные чиновники, Симба был единственным участником, не занимавшим никакого официального поста. Тем не менее именно он обратился к Биниге, Себухуре и Нтегейинтвали с просьбой сообщить о количестве убитых в Кибехо, Мурамби и Чьянике, после чего сам представил информацию о числе погибших в приходе Кадуха, атакой на который он руководил. Кроме того, Симба потребовал от бургомистров принять все необходимые меры для уничтожения тутси, укрывавшихся в коммуне Рухашья в префектуре Бутаре. Доминирование на собрании этого персонажа не вызывало осуждения у присутствующих, ибо он был главным организатором геноцида в Гиконгоро и позиционировал себя таковым. Назначение Симбы 18 мая советником по делам гражданской самообороны в префектурах Гиконгоро и Бутаре уже и формально подтвердило его ведущую роль в политической жизни региона.

Тем не менее отношение к геноциду префектуральной и коммунальной администрации и отдельных ее представителей оставалось критически важным на ранних его этапах, ибо если местные власти, прежде всего префект, глава префектуральной жандармерии и бургомистры, вдруг выступили бы единым фронтом, это стало бы серьезной помехой для массовой резни, и в этом случае они имели бы необходимые средства и авторитет среди населения. Но позиция правительства на совместном заседании с префектами 11 апреля, оставившего решение вопроса о соблюдении законности и прекращении насилия на их усмотрение, выпустила джинна из бутылки и дезорганизовала сопротивление геноциду административных структур в большинстве регионов Руанды. В таких условиях попытки противодействия со стороны отдельных функционеров, таких, например, как префект Кибунго Русиндана или бургомистр Хигиро, были обречены на провал. После 11 апреля только в двух префектурах, находившихся под контролем оппозиционных партий, местная политическая элита в целом выступила против «окончательного решения». В Бутаре префект Хабьялимана, глава жандармерии Сирьяк Хабьярабатума и почти все бургомистры объединили свои усилия для предотвращения убийств и насилий. Бургомистры западных коммун Руньиньи и Мараба создали смешанные отряды хуту и тутси, чтобы дать отпор бандам погромщиков из соседней префектуры Гиконгоро; в северной коммуне Нтьязо были размещены подразделения жандармов, чтобы не допустить проникновения таких же банд из Гитарамы и Сельского Кигали[471]. Лишь в коммуне Ньякизу экстремистски настроенный бургомистр Ладислас Нтаганзва (РДД) уже 14 апреля спровоцировал кампанию погромов и убийств тутси, как беженцев, так и местных жителей, а с 15 апреля осуществлял руководство атаками на католическую церковь в Чьяхинде, где к тому времени укрылось около 20 тыс. человек[472]. В Гитараме противниками этнической чистки были префект Увизейе и большинство бургомистров, которые организовали оборону префектуры от рейдов милиции из соседних регионов – из Кигали, Гисеньи, Рухенгери и Кибуйе.

Сломить сопротивление геноциду в этих префектурах с помощью местных его сторонников или отрядов из соседних регионов оказалось невозможным. Решить эту задачу могла только центральная власть, которая 11 апреля формально заняла позицию невмешательства, транслировав ответственность за поддержание порядка на провинциальных руководителей. То, как 16–21 апреля Временное правительство отреагировало на попытки не допустить резни в Бутаре и Гитараме, не оставляет никаких сомнений в его истинных намерениях.

На заседании правительства 16 апреля было принято решение о персональных изменениях в составе руководителей префектур; соответствующий указ огласил на Радио «Руанда» утром следующего дня министр информации Нийитегека[473]. Было решено оставить на своих постах действующих префектов города Кигали (Рензахо), Гитарамы (Увизейе), Гиконгоро (Бучьибарута), Чьянгугу (Багамбики) и Кибуйе (Кайишема) и сместить префектов Кибунго и Бутаре. Этот выбор весьма красноречив. Сохранили свои должности те префекты, которые или с самого начала активно участвовали в организации резни (Рензахо), или приняли новые правила игры (Бучьибарута), тогда как оба смещенных префекта активно противодействовали кампании массовых убийств. Показательно также назначение на вакантные посты префектов Сельского Кигали и Бьюмбы экстремистов – супрефекта Франсуа Кареры и члена КЗР Эли Ньиримбиби. Иначе говоря, послание Временного правительства местным властям было вполне очевидным: центр намеревается опираться при проведении своего политического курса не на противников, а на сторонников этнических чисток.

Среди префектов, сохранивших свои посты, лишь Увизейе оставался твердым противником геноцида, однако его отставка была сочтена политически нецелесообразной, поскольку руководители режима не желали раздражать РДД, чье участие в правительстве символизировало единство всех хуту. Правительство избрало в его отношении иную тактику – тактику давления. Когда утром 18 апреля Увизейе созвал бургомистров, церковных функционеров и местных политических лидеров в Гитараму для обсуждение ухудшавшейся ситуации с безопасностью, премьер-министр Камбанда приказал им прибыть в резиденцию правительства в Мурамби. Там состоялось совещание с участием Камбанды, ряда министров и вождей НРДДР Эдуарда Каремеры и РДД-Пава Доната Мурего и Шингиро Мбоньюмутвы. Ход совещания довольно сложно восстановить, поскольку записи Полины Ньирамасухуко, министра по делам семьи и женщин, – единственный наш источник – обрывочны и не всегда разборчивы[474]. Очевидно, однако, что епископ Онесфор Рвайе из Епископальной церкви Руанды, а за ним практически все бургомистры просили увеличить число полицейских и обеспечить их оружием, хотя мотивация выступивших была различной. По мнению супрефекта Руханго и бургомистров Рунды и Мусамбиры, главная опасность исходила от агентов РПФ и тутси; бургомистр Рунды показал присутствовавшим списки людей, которые якобы давали деньги РПФ[475]. Бургомистр Мусамбиры призвал следить за теми, «кто приходят в коммуны под предлогом поиска пищи, <…> разыскивать врага и не проходить мимо него». С другой стороны, бургомистр Ньякабанды рассказал о беззаконных убийствах и о трупах, плывущих по Ньябаронго, бургомистр Кайензи сообщил, что его коммуна подвергается нападениям из соседней Мусасы (Сельское Кигали), бургомистр Мурамы призвал «убивать убийц», а бургомистр Табы осмелился заявить: «Сделайте же что-то конкретное, чтобы спасти тутси». При том что многие бургомистры не являлись сторонниками истребления тутси, некоторые из них находились в растерянности[476]. Бургомистр Нтонгве говорил: «Есть беженцы тутси, которые знают тех, кто с ними плохо обращался и кто находится в тюрьме (президентская гвардия и интерахамве). Что делать?»

После этого выступил премьер-министр. По воспоминаниям Увизейе, он не отреагировал на просьбы бургомистров, но зачитал части из заранее подготовленной речи[477], где говорилось, что целью правительства являются восстановление мира и победа в войне и что долг каждого призывать народ к его поддержке. Увизейе попросил Камбанду дать конкретные ответы на проблемы, обозначенные местными руководителями. За премьера ответил один министр, сторонник интерахамве, заявивший, что хорошо знает, кто из руководителей коммун в Гитараме является сообщником инкотаньи, и пригрозил, что, если они продолжат действовать в том же духе, это будет иметь для них очень серьезные последствия. Приглашенные вернулись к себе в подавленном состоянии.

Это совещание оказало сильное влияние на позицию бургомистров Гитарамы, как и судьба бургомистра Мугины Калликста Ндагижиманы. Калликст организовал население коммуны на борьбу с насилием и помогал сотням беженцам, укрывавшимся в местном приходе, снабжая их продовольствием и всем необходимым. Он не изменил своей позиции, когда Мугину наводнили интерахамве из соседних коммун и стали возбуждать ее жителей против тутси, и продолжал лично защищать беженцев вместе с отрядом коммунальной полиции. 21 апреля бургомистр был убит экстремистами, и в тот же день в коммуне началась резня тутси[478]. Одна из уцелевших, Консилия Кампире, позже скажет: «Калликст умер, даже не оставив ребенка, чтобы сохранить о нем память. Он был таким мужественным. Я думаю, был ли кто-нибудь еще в префектуре Гитарама, кто мог сделать то, что сделал он? Он отдал за нас жизнь. Мы можем только просить правительство поставить его имя рядом с именами национальных героев, потому что он умер ради любви к своим согражданам и ради своей страны»[479].

В конце апреля были смещены со своих постов противники геноцида супрефект Руханго Пласид Колони и бургомистр Мусамбиры Жюстен Ньяндви. Другие же бургомистры кардинально изменили свои взгляды, как, например, бургомистр Табы Жан-Поль Акайезу, превратившийся после 18 апреля в активного участника массовых убийств[480]. Префект Увизейе, пытавшийся хоть как-то ограничить масштабы резни, оказался в изоляции, тем более что, по его утверждению, пять из шести супрефектов действовали в противоположном направлении[481]. В конце мая, убедившись в тщетности своих усилий, Увизейе бежал в Кибуйе, и 4 июня его место занял майор Жан-Дамасен Укурукийезу, советник по гражданской самообороне в префектуре[482].

После подавления оппозиции в префектуре Гитарама остался только один регион, еще не затронутый массовой этнической чисткой, – Бутаре. Реальная опасность резни существовала там только в коммуне Ньякизу, где большая группа беженцев была осаждена в приходе Чьяхинда. 16 апреля группы интерахамве совершили несколько нападений на приход. Атаки продолжались с 7:00 до 17:00, но нападавшие не смогли приблизиться к церкви. Утром 17 апреля около 7:00 они вновь собрались у прихода, но во второй половине дня возникла «пауза», поскольку в коммуну прибыли префект Хабьялимана и командующий жандармерией префектуры Хабьярабатума, которые встретились с беженцами. «Он [Хабьялимана] пришел и говорил с толпой. Он объявил, что отправит солдат для защиты тутси и что он пришлет продовольствие… Убийства ненадолго прекратились после его визита. Но очень скоро они возобновились». Дело в том, что тем же утром Радио «Руанда» объявило о смещении префекта Хабьялиманы. К тому времени некоторые бургомистры, уже чувствуя изменение ситуации, например, бургомистр Марабы Жан-Мари Вьянне Хабинеза[483], превратились в сторонников геноцида. На следующий день насилие стало охватывать различные части префектуры. Утром приход Чьяхинда был полностью блокирован. На этот раз нападавшим удалось ворваться в приходские здания и устроить широкомасштабную резню. Тем же утром интерахамве с согласия бургомистра Хабинезы атаковали церковь Симби в коммуне Мараба и медицинский центр, где укрылись, как минимум, 3 тыс. тутси, и убили бо?льшую часть из них. В коммуне Ньярухенгери местных хуту заставили участвовать в нападении на церковь Канси: «Отставные солдаты или военные в гражданской одежде пришли побудить хуту напасть на тутси у ограды близ церкви. Сначала хуту колебались, но затем начали бросать камни в тутси, которые отвечали им тем же. Ночью вооруженные люди атаковали церковный комплекс и убили некоторых тутси»[484].

19 апреля президентская гвардия установила контроль и над городом Бутаре. Тем же утром (с 10:00 до 14:00) в Салль Поливалэн («дворце съездов» НРДДР) состоялась церемония приведения к присяге нового префекта – социал-демократа Сильвэна Нсабиманы. Присутствовали президент Синдикубвабо[485], премьер-министр Камбанда, министры Мугензи, Нийитегека, Нтамабьялиро, Ньирамасухуко, Мурего, Мбонампека, Карамира, Калиманзира, а также все бургомистры префектуры.

В нарушение традиции бывшему префекту Хабьялимане не позволили выступить. Церемонию открыл премьер-министр, который закончил свою речь прямой угрозой: «Я обращаюсь к тем бургомистрам, которые, как я сказал, получили некоторую подготовку у инкотаньи, чтобы они передали им, что правительство полно решимости, государство, армия, народ – все полны решимости вести эту войну и выиграть ее»[486].

В конце церемонии с 10-минутной речью выступил Синдикубвабо. Ее главной идеей стала опасность, которую беженцы (тутси) представляют для обычных людей (хуту): «…кто они такие в настоящее время? Я проехал по коммуне Мараба, и мне удалось встретиться с бургомистром этой коммуны и также несколькими местными жителями; затем я отправился в коммуну Ньякизу. Я не смог увидеться с бургомистром, который уехал по какому-то другому делу. Там я встретился с местными жителями. Они сталкиваются с той же самой проблемой беженцев, которые, как они говорят, скрываются в приходе Ньюмбы. Я увидел, что жители были испуганы, ибо им казалось, что те были очень хорошо вооружены ружьями и гранатами. Мне также показали холм напротив коммуны, который виден из коммунального офиса. Рассказывают, что толпа, собравшаяся там, имела ружья и гранаты. Часть ее находилась на вершине холма; у них такая тактика (как нам объяснил один министр) – одни находятся внутри церкви, тогда как беззащитные люди внизу ходят то туда, то сюда». «О каких же беженцах идет речь? – задал вопрос президент. – Идет ли речь о хуту, которые бежали? Или же речь идет о тутси, которые бежали? Кто же эти беженцы? От чего они бежали? В этом весь вопрос».

Президент заявил, что обеспечение безопасности – дело не только жандармов, но каждого рядового гражданина. «<Префект Гиконгоро и другие> говорили: “Дайте нам жандармов, дайте нам как можно больше жандармов”. Я ответил им, что правительство располагает небольшим числом жандармов, которые выполняют иные задачи, что у них иные функции… <…> Я спросил <вчера> у одного человека: “Где мужчины в этой коммуне?”».

Синдикубвабо несколько раз подчеркнул, что наступило время решающей битвы с врагом, поэтому никто не может оставаться в стороне: «…мы находимся в состоянии войны. <…> Эта война – дело истинно катастрофическое. Те, кто находится в эти дни в Кигали, знают об этом, эта война – настоящее бедствие. Поэтому не воспринимайте такие вещи легкомысленно, говоря, что если, благодаря Богу, война вас доселе обходила, эти вещи касаются только жандармов. Нет, будьте бдительны, защищайте вашу префектуру. Каждому бургомистру надлежит взять на себя ответственность, чтобы защищать коммуну, ту коммуну, за которую он отвечает».

Эти призывы чередовались с плохо завуалированными угрозами и зловещими намеками. «На самом деле я думаю, – заявил президент, – что вы не поняли директив, которые мы дали, вы не поняли то, что мы от вас потребовали делать, или вы это понимаете очень хорошо, но отказываетесь делать по причине, которую мы не можем понять». Он обрушился на тех, кто хочет оставаться в стороне: «Я говорил также о тех, кто говорит: “Я все знаю”. <…> …кроме того, существуют те, кто <говорит>: “Это не мое дело”. Я сказал это префекту Гиконгоро и его окружению. У нас есть такие же “это-не-мое-дело” в Бутаре, как и “я-все-знаю”».

Синдикубвабо повторил также обвинение премьера в адрес бургомистров: «К несчастью, меня проинформировали об одном факте, который я не знал, а именно что среди руководителей в Бутаре есть такие, кто вступили в борьбу против нас. К счастью, премьер-министр заявил, что мы в свою очередь будем бороться с ними. Что касается меня, то хотелось бы знать, кто действительно эти люди».

Президент призвал жителей Бутаре «поработать» («Шутки, смех, ребячество и капризы должны уступить место работе») и при этом освободиться от тех, кто «работать» не хочет: «…те, кто ждет, что другие будут за них работать, кто думает, что это их не касается, пусть они объявятся и позволят нам работать и пусть они посмотрят, как мы работаем, хотя они и не участвуют в работе вместе с нами. Если кто-то хочет сказать: “Меня это не касается, это меня не касается, я боюсь”, пусть он убирается подальше от нас. Те, кто имеет право освободить нас от него, пусть сделают это как можно скорее, потому что есть другие хорошие работники, желающие работать для своей страны».

Синдикубвабо специально остановился на значении слова «работа» и объяснил аудитории, почему политические руководители страны избегали, говоря о происходивших событиях, ясных и определенных формулировок и предпочитали эзопов язык и намеки: «Я хотел бы, чтобы вы смогли проанализировать наше послание, понять его и проанализировать термины, которые мы используем; вы должны понять, почему мы выбираем для использования именно этот термин, а не другой. Это потому, что мы переживаем необычное время». И хотя высказывание президента было столь же иносказательным, тем не менее суть «работы» была сформулирована им довольно четко в последующем тексте: «Тех предателей, которые пошли обучаться владению оружием, чтобы нас уничтожить, вы их знаете, но я их не знаю. Пусть тот, кто их знает, скажет нам, и пусть нас избавят от них. Как сказал премьер-министр: “Мы должны сражаться и выиграть эту войну”. Таким образом, мы обязаны ее выиграть, ибо она – последняя. <…> Мы ее выиграем, если вы освободитесь от “это-меня-не-касается”… ищите “это-меня-не-касается”, находите этих людей, которые отправились обучаться нас убивать, и освободите нас от них. Что же касается остальных руандийских граждан, всех нас, кто принял решение, то мы будем продолжать борьбу до окончательной победы»[487].

Речь эта, «подобная цунами», по словам Нсабиманы[488], была встречена продолжительными аплодисментами. Бургомистр Нгомы Жозеф Каньябаши как самый старый бургомистр префектуры выразил от имени своих коллег поддержку Временному правительству и готовность исполнять его распоряжения.

После окончания церемонии бургомистр Хуйе Жонатан Руремеша спросил, что он должен сказать людям, которые в его коммуне хотят «возбудить конфликты». Глава государства, покидая собрание вместе с премьером, поручил министру торговли Мугензи ответить ему от имени правительства, и тот выразился предельно ясно: «Если население приходит в ярость, нужно позволить ему делать то, что оно хочет».

В четыре часа дня 10-минутная речь президента была передана по радио. Она прозвучала сигналом для начала резни в Бутаре, главными организаторами которой стали солдаты президентской гвардии, прибывшие с президентом. По всему городу возводились блокпосты, и начались убийства. В тот же день майор Хабьярабатума был отправлен на фронт, и его место занял экстремист майор Русигарийе. К утру 20 апреля о содержании речи стало известно во всех коммунах – местные власти и население поняли, что отныне нападения на тутси получили санкцию верховных властей. В тот же день – 20 апреля – состоялась встреча нового префекта с бургомистрами «по поводу обеспечения безопасности», где местными администраторами был составлен план акций против «сообщников инкотаньи» в коммунах, которые прежде оставались спокойными. Против этого осмелился поднять голос только один бургомистр – Жан-Мари Вьянне Гисагара (Ньябисинду), выразивший сожаление жителей коммуны по поводу смещения Хабьялиманы и многочисленных убийств[489]. По словам Дефорж, «собрание по вопросам безопасности 20 апреля разрушило последнюю надежду большинства бургомистров, выступавших против геноцида»[490]. И в этот же день началась резня тутси в коммуне Муганза, 21 апреля она перекинулась на Нгому, 22 апреля – на Ндору, Муйиру и Ньябисинду, 25 апреля – на Мбази. 27 апреля геноцид пришел и в Муйягу[491]. Последние безопасные для тутси зоны исчезли с карты страны. На Руанду опустилась тьма.