«Сволочь Ольдерогге» – штрихи к портрету

В середине сентября, обратив внимание на неблагоприятное изменение обстановки на Восточном фронте, В. И. Ленин подверг В. А. Ольдерогге жесткой критике и поставил вопрос о смене командования:

«Т. Гусев. Вникая в письмо Склянского (о положении дел 15/IХ) и в итоги по сводкам, я убеждаюсь, что наш РВСР работает плохо. Успокаивать и успокаивать, это – плохая тактика. Выходит «игра в спокойствие». А на деле у нас застой – почти развал. На сибирском фронте поставили какую-то сволочь Ольдерогге и бабу Позерна и «успокоились». Прямо позор! А нас начали бить! Мы сделаем за это ответственным РВСР, если не будут приняты энергичные меры. Выпускать из рук победу – позор… Ленин»²⁰¹.

«Троцкому, Серебрякову, Лашевичу. …затем, поставить Главкому на вид крайнюю неэнергичность Ольдерогге и необходимость принять меры, либо заменяя его более энергичным командиром (обсудить вопрос о Фрунзе), либо посылку надежнейших и энергичнейших комиссаров, либо и то и другое»²⁰².

Справедливость требует отметить – «сволочь» В. А. Ольдерогге мог бы переадресовать часть этой критики обратно Реввоенсовету республики и Главному командованию. Ведь «обобрал» Восточный фронт Владимир Александрович не по своей инициативе. Свою долю ответственности должно нести и Главное командование – как минимум за недооценку А. В. Колчака. Тем не менее следует отметить, что Главком, обязанный отвечать за всю Советскую республику, явно был занят в первую очередь более важными на тот момент событиями на других фронтах. Кроме того, поскольку движение информации происходило снизу вверх, а не сверху вниз, вполне вероятно, что Главное командование было попросту введено в заблуждение сравнительно спокойными сводками с Восточного фронта. У него не было оснований беспокоиться, потому что фронт вовремя не сигнализировал.

Тем не менее, как представляется, столь резкая оценка В. А. Ольдерогге была в значительной степени заслуженной.

Любопытно бегло взглянуть на работу фронтового командования в ходе второго этапа операции.

Уже вскоре после начала контрнаступления Восточный фронт получил выговор от Главкома за дезинформацию. К сожалению, лента оборвана, поэтому точно установить, кому именно он адресован – В. А. Ольдерогге или В. Е. Гарфу, пока не представляется возможным.

«Каменев – Считаю, что в период не блест(ящей) обстановки на фронте это абсолютно не(до)пустимо. Вновь получается та (неразб.) с которой я так боролся, будучи (неразб.)фронта а именно: то сводки у нас относительно благополучны, а сейчас вы открываете тяжелое положение 5 армии. Только вчера н-к штаба нарочно просил переговорить с Тухачевским, чтобы выяснить действительное положение, вместо этого нам была дана лишь сводка, которая безусловно ввела нас в заблуждение. Предполагаю, что ежедневные переговоры (с) командующими не ведутся. Я кончил. Больше вопросов не имею. Каменев»²⁰³.

Вероятно, речь шла вот об этой просьбе:

«Записка. Ответственному дежурному. Наштареввоенсовет просил Вильгельма Евгеньевича дать самую последнюю обстановку на фронте 3 и 5 армий и если таковой Штавост сейчас не имеет, то личными расспросами узнать у командармов 5 и 3 и сообщить запиской. Дежурный Генштаба Модеров. Резолюция: «Исполнить через отв. дежурного». 4/IХ»²⁰⁴.

11 сентября командование Восточным фронтом направило Главкому докладную записку с предложением о пересмотре ранее принятого решения о ликвидации фронта как явно не соответствующего ни степени потенциальной угрозы со стороны противника, ни объему предстоящей работы.

«12/IХ 1 ч. – мин. Симбирск 12 сентября 1919 года. Москва, Главкому.

С выдвижением Восточного фронта за реку Ишим и занятием Омска перед командованием Фронта встанет вопрос об обеспечении со стороны Акмолинской, а затем и Семипалатинской области дальнейшей нашей операции вглубь Западной Сибири. Имелись сведения, что противник в случае отхода за Ишим предполагает направить на Кокчетав Волжский корпус. В Кокчетаве войсковым отделом Сибирского казачьего войска была объявлена мобилизация казачьего населения призыва с 1900 по 1913 год, что может дать не менее 15.000 человек, а 8 сентября на правом фланге 5-ой армии на Петропавловском направлении появились новые части какого-то войскового Сибирского казачьего корпуса. После того как Красная армия перейдет Иртыш, на фланге ее операционного направления окажется Семиреченская армия противника, действующая в Семипалатинской и Семиреченской областях. Общая численность ее по данным, которые являются устарелыми, определяется до 2-х пехотных и 2-х кавдивизий до 8.000 штыков и 5.000 сабель. Так как район к востоку от Томска охвачен восстанием, для Колчака является вопросом жизни и смерти добиться решения войны или в крайнем случае задержать нас, не доходя с отступающими частями линии реки Оби, а потому состав Семиреченской армии, безусловно, будет повышен за счет усиленной мобилизации Сибирского казачества, как это было проделано в Акмолинской области. Все это заставляет заранее учесть, что Красная армия, действующая вдоль Сибирской магистрали, будет иметь на своем правом фланге свежие силы противника областей, не затронутых еще войной, эти силы могут быть увеличены путем переброски через Новониколаевск и через Семипалатинск тех ресурсов, которые Колчаком уже сосредоточены или намечаются к действию на Омском направлении. Казачество не представляет серьезной боевой силы, однако, как показал опыт действий в Оренбургском и Уральском районе и на правом фланге 5-й армии, может время от времени наносить тяжелые удары благодаря своей подвижности и неумению наших частей бороться с конницей. Ограничиться выделением на юг простых заслонов в виде отдельных бригад и дивизий не рационально. Это поведет лишь к распылению сил и средств, которые легко могут подвергнуться риску отдельного поражения. Чтобы придать устойчивость нашему наступлению вдоль Сибирского тракта, потребуется создание самостоятельной сильной группы, которая, обеспечивая это наступление с юга, имела бы задачей вторжение в Семипалатинскую и Семиреченскую области и закрепления их за собою. Таким образом, после форсирования Ишима нам неизбежно придется вести операцию по двум расходящимся направлениям на фронте около 1000 (?) верст, причем задачи, преследуемые на каждом из них, настолько велики по своему объему, что сосредоточить их в руках полевого управления одной армии крайне трудно, потребуется создать на каждом отмеченном направлении самостоятельную армию, а для общего управления операциями создать или штаб группы армий или сохранить существующий уже Штаб Восточного фронта. Вышеизложенное докладывается на Ваше усмотрение. Нр 325/с

Командвост Ольдерогге, член РВС Позерн, врид наштавост Шварц»²⁰⁵.

Примечательно признание комфронта: «Казачество не представляет серьезной боевой силы, однако, как показал опыт действий в Оренбургском и Уральском районе и на правом фланге 5-й армии, может время от времени наносить тяжелые удары благодаря своей подвижности и неумению наших частей бороться с конницей. Ограничиться выделением на юг простых заслонов в виде отдельных бригад и дивизий не рационально. Это поведет лишь к распылению сил и средств, которые легко могут подвергнуться риску отдельного поражения».

Таким образом, В. А. Ольдерогге признал «нерациональность», а по существу ошибочность группировки, предложенной фронтом перед началом форсирования Тобола.

Напомним, что во второй половине августа, согласно фронтовой директиве № 04147 от 16 августа, в сторону территории Сибирского войска предполагалось выставить лишь боковой отряд⁶⁵, который составе двух бригад 26-й сд двигался по Звериноголовскому тракту. Этот участок и стал в итоге самым слабым звеном всей операции. Более того, 1 сентября в разговоре с М. Н. Тухачевским в ходе обсуждения дальнейших действий войск фронта после занятия Петропавловска В. А. Ольдерогге полагал достаточным отправить по южному маршруту Кокчетав – Акмолинск – Павлодар вообще только одну бригаду 35-й сд¹⁵⁷. Именно такие решения о выделении на юг простых заслонов в виде отдельных бригад и дивизий и были признаны в докладной записке от 11 сентября нерациональными.

Понятно, что это признание было вызвано горьким опытом, полученным в ходе Тобольско-Петропавловской операции. Однако все перечисленные в данной докладной факторы имели место и раньше, и в первую очередь опыт действий в Оренбургском и Уральском районах. Остается лишь догадываться, почему он не был принят во внимание при приближении войск Восточного фронта к территории Сибирского войска.

Кроме того, ранее расценив как маловероятные полученные разведкой 5-й армии сведения о всеобщей мобилизации в Сибирском войске, В. А. Ольдерогге на этот раз посчитал ее возможные результаты по максимуму. Хотя на практике в результате этой мобилизации войсковому атаману П. П. Иванову-Ринову удалось собрать в состав корпуса лишь около 4500 сабель (представленные А. П. Будбергом сведения о 7500, скорее всего, не соответствовали действительности). Таким образом, расчетная цифра на 15 тысяч мобилизованных казаков представляется более чем завышенной.

Что же касается других, не казачьих ресурсов и резервов, то они в тылу у А. В. Колчака уже отсутствовали, поскольку были израсходованы в более ранних операциях. В этом плане показательным является уже приводившееся выше письмо М. К. Дитерихса К. В. Сахарову от 25 сентября: «Я уже сообщил Вам, что образцовой Егербриг Омска не существует… От бригады в Омске имеется всего пять рот и новобранцы и это составляет единственную надежную охрану Верховного правителя… Осложнившееся положение в 3-й армии мне вполне ясно, но надо считаться с действительностью, так как никаких резервов в тылу не было. Единственные резервы 12 и 13 Сибдивизий были преждевременно израсходованы в Челябинской операции… Сегодня направляю к Вам мой последний не собравшийся полностью резерв части бригады Красильникова в составе полка пехоты 1200 человек, егерского батальона 350 человек, инженерного дивизиона 100 человек при двух орудиях. Дальше усиление смогу производить только путем дружин Креста…»¹⁰⁹

Тем не менее основная идея докладной – что Восточный фронт сворачивать еще слишком рано – представляется совершенно верной. Сделанный ранее вывод об утрате А. В. Колчаком сил и способности к сопротивлению стоил двум армиям месяца тяжелых боев и отступления к исходным рубежам за Тоболом.

На следующий день В. А. Ольдерогге связался с начальником Полевого штаба РВСР П. П. Лебедевым, чтобы как можно скорее получить ответ на поставленные в докладной вопросы.

«Из разговора с полевым Штабом, 12/IХ. 2 ч. 15 мин.

– Ольдерогге. Добрый вечер, Павел Павлович. Хотел переговорить с вами по вопросам, поставленным мною в записке, переданной вам сегодня.

– Лебедев. Добрый вечер. К сожалению (неразб.) я не готов вам ответить, потому что не удалось еще достаточно обстоятельно переговорить с Главкомом. Вполне понимаю Ваше трудное положение и завтра постараюсь вам ответить определенно. Есть еще вопросы?

– Ольдерогге. Есть. Дело в том, что бои на фронте принимают затяжной характер, причем противнику удалось сосредоточить на главном направлении превосходные силы. Наши части в боях изматываются и может наступить момент резкого упадка. При общем протяжении фронта собрать что-нибудь на Петропавловское направление трудно, а надо озаботиться созданием второй линии. Сейчас ведется усиленное формирование крепостных полков, но вы сами знаете, что (неразб.) части сразу не годятся для крупной боевой работы. Не может ли фронт рассчитывать на некоторое усиление, а именно: раньше всего желательно было бы вернуть 21 дивизию (неразб.), а может быть, можно было бы получить с Туркфронта, с туркестанского направления, где обстановка сложилась столь благоприятно для нас. Надо учесть, что именно здесь, на рубеже Ишима, Колчак дает нам окончательный бой и ослабление нашего фронта, несомненно, им учтено. Считаю, что для разрешения вопроса на востоке необходимо уделить ему должное внимание.

– Лебедев. Вполне согласен со всем, что вы сказали, но по общей обстановке сомневаюсь, чтобы удалось исполнить ваше желание, поэтому совершенно необходимо, чтобы востфронт на финише выжал из себя все те усилия, которые необходимы для решительного успеха. Думаю, что хорошо нажав на 3 армию, можно достигнуть много, не забывайте, что в этом отношении 3 армия очень нуждается в нажиме сверху. Самостоятельность же многого не дает. Во всяком случае, Ваш разговор теперь же доложу Главкому и завтра доложу еще Юр[еневу].

– Ольдерогге. Благодарю Вас, буду ждать ответ. А третьей армии жму каждый день, но, к сожалению, ничего не могу выжать. Сегодня на фронт выехал член РВС Кузьменко с походным трибуналом. Как видите, все средства пущены. Еще один вопрос относительно возможности (неразб.) покупки 5000 лошадей. С покупкой не справимся, необходимо разрешение провести мобилизацию. И наконец, последний вопрос относительно винтовок, которые я просил у Главкома, 10.000. Нужда в них чрезвычайная и я вновь прошу удовлетворить ходатайство фронта в течение ближайших дней.

– Лебедев. 3 армию необходимо стягивать к югу. О мобилизации лошадей доложу и отвечу. Винтовки вам назначены, но не в первую очередь. Походатайствую, чтобы поскорее дали хотя часть. Будьте здоровы.

– Ольдерогге. До свидания…»²⁰⁶

Вопрос о судьбе фронта не обсуждался. Для его решения требовалось более длительное время. К тому же такие вопросы явно выходили за пределы компетенции только одного Главкома. По остальным же вопросам П. П. Лебедев сразу дал понять, что хотя вооружение для вновь формируемых крепостных полков Восточный фронт и получит, но во всем остальном ему придется рассчитывать на наличные силы. Тем не менее Главкому он доложил.

На следующий день В. А. Ольдерогге связался с С. С. Каменевым, и у них состоялся довольно жесткий разговор.

«Из разговора по прямому проводу В. А. Ольдерогге и С. С. Каменева, 13/IХ, 3 часа.

– Ольдерогге. Добрый вечер, Сергей Сергеевич. Вчера вечером я передал начальнику штаба ряд вопросов для доклада Вам, которые чрезвычайно остры. Первое, в каком положении (неразб.). Второе – о переброске штаба фронта в новый район, по обстановке на востфронте необходимо здесь развить ряд работ, между тем как вместе с т. Межениновым были выделены ряд сотрудников, некоторые из которых, по сведениям, влиты в 12 армию и таким образом, не ведя подготовительных работ во фронтовом масштабе, вместе с тем исключительно ослабили работоспособность штаба; наконец, часть сотрудников сидит в Брянске без денег. С другой стороны, обстановка на востфронте делает наше пребывание в Симбирске крайне неудобным, мы слишком удалены, что чувствуется ежечасно; необходимо получить точные указания от Вас, как исходные данные для дальнейшей работы. Третье. Бои на фронте принимают затяжной характер, противнику удалось сосредоточить значительные силы на Петропавловском направлении и к северу от него; он настойчиво давит наши части, которые, будучи слабы численностью, тем не менее, ведут упорное сопротивление и не дают противнику возможности окончательно вырывать у нас инициативу.

– Каменев. Владимир Александрович, Вы повторяете вчерашний разговор по [нечит. ] начальник штаба должен был дать вам сегодня ответ (неразб.) сводится 1/. На востфронте Вы должны развить всю ту работу, которая от Вас требовалась и требуется сложившейся обстановкой. Эта обстановка заставляет обратить все Ваше внимание на оперативную часть, в чем наблюдается (неразб.): 3 армия должна быть двинута к югу²⁰⁷. Вам хорошо было известно, что в районе Петропавловска Вы встретили сопротивление и к этому надо было быть готовым; однако Вы не приняли нужной группировки. Работа Меженинова ни в чем не сокращена и ведется в том масштабе, каком это требовалось, если у Вас имеются в Брянске сотрудники, которые, поступив в распоряжение Меженинова, бездеятельно (неразб.), отзовите их к себе и выясните истину… как бы ни затруднительно было Вашему командованию нахождение в Симбирске, Вы, вероятно, согласитесь, что для сложившейся на фронте обстановки никакой переезд куда бы то ни было немыслим и надо лишь улучшить условия работы. 3). До выяснения обстановки на Вашем фронте я не использую 5 и 6 бригады, формируемые Гольдбергом, и предлагаю Вам принять все меры к скорейшему окончанию формирования этих бригад, для чего впервую очередь отпустите обмундирование на 9 тысяч человек, о чем (неразб.) мною отдано приказание; больше вопросов нет, я тороплюсь на поезд.

– Ольдерогге. Таким образом, рассчитывать на возможность возвращения остальной части 21 дивизии не приходится? Дело в том, что сейчас обстановка такова, что одна дивизия могла бы придать нам значительную устойчивость и изменить настроение в нашу пользу, тогда как при неудаче этого будет уже мало. Принимаю меры к ускорению перегруппировки 3 армии, но это займет немало времени, а части 5 армии ведут бои уже в течении (неразб.), что после всего похода может резко отозваться общей усталостью и вялостью в дивизиях, поэтому-то я вчера и просил начальника Штаба у Вас разрешить вернуть 21 дивизию, а если возможно, то выделить из Туркфронта и 20-ю.

– Каменев. Вы [не] взяли на себя труд рассчитать время, когда к Вам может вернуться 21 дивизия и прийти 20, и если бы Вы это сделали, то для Вас ясно было бы, насколько неудачны Ваши мотивы с ссылкой на обстановку и утомленность 5 армии (неразб.), а также станет понятно, что передача дивизий Гольдберга, если это потребуется, является самой скорейшей помощью, а еще лучше, если вы быстро перегруппируете 3 армию, на что я (неразб.)

– Ольдерогге. Сергей Сергеевич, я полагаю, что повернуть 21 дивизию, которая в большей части еще на колесах, несомненно проще и скорее, чем окончит формирование бригад Гольдберг.

– Каменев. Части 21 дивизии уже в Новохоперске, на колесах остался один полк.

– Ольдерогге. Значит, кроме частей Гольдберга (неразб.) 20-я дивизия, которая сосредотачивается в районе (неразб.). Вам известно, что большая разница между вновь сформированными частями и боевыми частями и поэтому (неразб.) переброска 20-й.

– Каменев. Мне также известно, что Гольдберг сформировал вашу 20 дивизию, которая сегодня 3 эшелонами начала движение к Шорину.

– Ольдерогге. Слушаю. Будет ли разрешено задействовать [формирования] Гольдберга по мере их окончания выдвигать к востоку или они должны оставаться в районах формирования до Ваших указаний?

– Каменев. Если обстановка не изменится, конечно будет разрешено выдвинуть вперед. Повторяю, что Вам надлежит спешно передать обмундирование Гольдбергу, после чего формирование будет закончено.

– Ольдерогге. Больше у меня вопросов нет»²⁰⁸.

Таким образом, С. С. Каменев недвусмысленно поставил В. А. Ольдерогге в вину то обстоятельство, что Восточный фронт, по сути, выпустил ситуацию из-под контроля. Перегруппировку нужно было производить гораздо раньше («3 армия должна быть двинута к югу. Вам хорошо было известно, что в районе Петропавловска Вы встретили сопротивление и к этому надо было быть готовым; однако Вы не приняли нужной группировки»), и раньше же думать о переезде штаба, если такая необходимость действительно существовала, поскольку в данной ситуации переезд означал бы потерю управления в самый неподходящий момент. И в просимой В. А. Ольдерогге помощи – 21-й сд и 20-й сд – С. С. Каменев отказал, посчитав ее не лучшим решением, не столько потому, что эти части нужны на деникинском фронте, сколько главным образом потому, что им теперь слишком далеко ехать. В тоне Главкома слышатся нотки раздражения: «Вы [не] взяли на себя труд рассчитать время, когда к Вам может вернуться 21 дивизия и прийти 20, и если бы Вы это сделали, то для Вас ясно было бы, насколько неудачны Ваши мотивы с ссылкой на обстановку и утомленность 5 армии». Упрек тем более справедлив, что о ходе отправки 21-й сд фронт все время информировали.

Восточному фронту было предложено надеяться главным образом на себя. Никаких дополнительных боеспособных частей передать ему не могли. Их уже не было под рукой. А Восточный фронт расплачивался за собственную недооценку противника на своем участке. Теперь предложить ему в качестве помощи могли лишь еще только формируемые части – как следствие, еще сырые и несколоченные. Тоже не лучшее решение, если учесть, что их надлежало вдвинуть в уже расстроенный и катящийся назад фронт.

Успокаивать и успокаивать, это – плохая тактика. Выходит «игра в спокойствие», – указывал В. И. Ленин. Однако именно этим и занимался до определенного момента Восточный фронт. О том же говорил и С. С. Каменев, когда выставил претензии штабу фронта за дезинформацию. Более того, это вообще было присуще многим военспецам – стремление пригладить ситуацию в расчете на то, что она разрешится сама собой, и направлять до поры до времени наверх красивые и успокаивающие реляции, вводя тем самым в заблуждение вышестоящие инстанции. А когда положение само не выправлялось, начинали сразу паниковать.

Можно вспомнить, что и сам М. Н. Тухачевский об основной массе военспецов старой школы был невысокого мнения.

Так, в июле 1919 года М. Н. Тухачевский писал Л. Д. Троцкому: «Наш общий недостаток в Красной армии, это недостаток командного состава. Правда, специалисты старой армии и привлечены к работе, но что из себя представляют специалисты русской царской армии? Японская война резко разделила надвое русское офицерство. Прошедшие курс военных наук после японской войны, прониклись новым духомрусской военной доктрины, энергичным, решительным, нападательным. Прошедшие же старую школу, неизменно все, за самыми редкими исключениями, поражены Куропаткинским, нерешительно-выжидательным методом накладывания заплаток на прорехи. Эта безграмотная школа, отставшая не только от нашего времени, но и от японской войны (а еще лучше сказать, никогда не бывшая пригодной), нашла себе широкое применение…»²⁰⁹

Те же мысли были высказаны в более развернутом виде в известном письме Э. М. Склянскому от 19 декабря 1919 года:

«У нас принято считать, что генералы и офицеры старой армии являются, в полном смысле слова, не только специалистами, но и знатоками военного дела. Поэтому стремление создавать Красную армию на началах регулярных, а не кустарных, выставило необходимость использования старых офицеров на ответственных командных постах. Это положение было бы совершенно правильно, если бы старое русское офицерство стояло бы на высоте своего дела, и было бы, действительно, знатоком этого дела.

На самом деле, русский офицерский корпус старой армии никогда не обладал ни тем, ни другим качеством. В своей большей части, он состоял из лиц, получивших ограниченное военное образование, совершенно забитых и лишенных всякой инициативы. Военная школа старой армии была коренным образом реформирована после японской войны.

В последней, офицерство выказало себя совершенно не подготовленным к современной войне. Началась усиленная работа по переводу иностранной (особенно немецкой) военной литературы. Все это, конечно, дало хорошие результаты, но они стали обозначаться лишь к 1908–10 г.

Ввиду этого, хорошо подготовленный командный состав, знакомый основательно с современной военной наукой, и проникнутый духом смелого ведения войны имеется лишь среди молодого офицерства. Участь последнего такова. Значительная его часть, как наиболее активная, погибла в империалистической войне. Большая часть, из оставшихся в живых офицеров, наиболее активная часть, дезертировала (к Каледину – зачеркнуто) после демобилизации и развала царской армии к Каледину – единственному, в то время, очагу контрреволюции. Этим и объясняется обилие у Деникина хороших начальников. Среди старого офицерства способные начальники являются исключением.

(Таким образом, на имеющихся в Красной армии офицеров нельзя смотреть, в их общей массе, как на знатоков военного дела а, тем более, как на хороших командиров – зачеркнуто.)

Кроме офицерства, прошедшего курс военного обучения до войны, есть еще значительная часть офицеров, прошедших ускоренный курсво время войны. Подготовка таких офицеров, благодаря краткости курса, далеко не на высоте, и, для серьезного знакомства с военным делом, необходима серьезная работа по самообразованию. Сейчас мы видим многих из этих офицеров, занимающими очень ответственные посты… Из среды этого, скороспелого, офицерства, мы имеем больше хороших командиров, чем из среды старых офицеров.

Итак, мы не можем смотреть на общую массу старого офицерства, как на знатоков военного дела, а тем более, как на хороших командиров.

Только в службе… штаба, в штабной работе, старое офицерство имеет преимущество перед новичками»²¹⁰.

Как представляется, за этими словами стоит все же нечто большее, чем гипотетическое стремление молодого карьериста устранить конкурентов, в чем М. Н. Тухачевского иногда подозревают. Скорее, это констатация факта²¹¹. Поскольку системные претензии к старому офицерскому корпусу одни и те же – отсутствие инициативы, способности брать ответственность на себя, отсутствие энергии и решительности, предпочтение «нерешительно-выжидательным методам накладывания заплаток на прорехи». Что, собственно, Владимир Александрович на протяжении данной операции и демонстрирует²¹².

Впоследствии, когда в середине 1920-х годов В. А. Ольдерогге уже работал в Украине, он получил служебную характеристику, где, в частности, отмечалось – как штабной работник, в армии быть может, но поручить ему часть в боевой обстановке опасно.

«…Человек солидных лет, около 50 с лишним. Старый генерал, знаток своего дела, но вообще передает свои знания… не от души, а просто для отбытия номера, не считаясь с аудиторией, понятно ли это. Как штабной работник в армии быть может, но поручить ему часть при боевой обстановке опасно, смотрит на массу свысока, отношение его ко всем одинаковое, с известной официальностью и старым тоном. Любит почтительность, также показать себя. О характере говорить не приходится. Это все есть в большом запасе, только склад этого характера не в нашем вкусе. Склонен к хорошему обществу. Дружбу не ведет со школьным комсоставом, как видно, нет ему подходящих.

21/1-[19]25 г.

Верно: Помуполн[омоченного]… Волосов»²¹³.

Как представляется, когда ответственность за принятие решений лежала не на В. А. Ольдерогге, он вполне справлялся с обязанностями простого исполнителя, и тогда его опыт можно было использовать. Так, впоследствии В. А. Ольдерогге был направлен на врангелевский фронт «для особых поручений» при командующем М. В. Фрунзе. Однако в сложных ситуациях он оказывался явно не на высоте.