Гибель полковника Юрия Ассиера

Гибель полковника Юрия Ассиера

Бывший кадет с мятущейся душой, он прошел трехгодичный курс Оренбургского казачьего училища и произведен был в офицеры в июле 1914 года. Войну провел в Партизанском отряде есаула А. Г. Шкуры, командуя сотней в его дивизионе, вместе со своим сверстником по училищу, подъесаулом Яковом Прощенко.[227]

В Оренбургском училище очень была сильно развита дружба среди юнкеров по войскам. Вместе с тем все шли очень дружно и в своей жизни-службе и учении по войскам уж не делились, Кубанцы-юнкера по своей численности были на втором месте, но по своему удельному весу в казачьем фольклоре — песни и казачьи танцы — ярко выделялись. Популярность юнкера-кубанца среди своих определялась наездничеством, гимнастикой на снарядах, казачьими хоровыми песнями, танцами — лезгинкой и казачком, глубоким войсковым товариществом, в общем — природным казачьим молодечеством, но отнюдь не высокими баллами в науках, а тем более «зубрежкой».

Его фамилия французская, «Асиер» значит «сталь». Он принадлежал к культурному классу кубанских казаков. Когда и как они стали кубанскими казаками, мне не известно. Но его родная тетка была начальницей Кубанского Мариинского института благородных девиц, а двоюродный дядя был командиром 2-го Екатеринодарского полка.

Высокий, сухой, светлый блондин с мелкими чертами лица, он был до мозга костей военным.

По выпуску из училища он был годом младше меня, то есть мы вместе были юнкерами, в далеком от Кубани Оренбурге, два года. Я был взводным портупей-юнкером и с чертами того кубанца-юнкера, как описано выше. Юра Ассиер был влюблен в меня, как казака, и я ему отвечал тем же.

Окончив училище, он женился на своей родственнице-институтке, дочери есаула в отставке Крыжановского, бывшего в 1910 году командиром 4-й сотни 1-го Екатеринодарского полка, у которого и жил, будучи сиротой, в их собственном барском доме на Медведовской улице. Пишу такие подробности для кубанских казаков.

После нашего производства в офицеры я виделся с ним только два-три раза и мимолетно. И вот теперь, под Старым Осколом, мы остановились в одной крестьянской хате. Он командир 1-го Хоперского полка, а я 2-го Хоперского.

Он старый и преданный «шкуринец» и носит «волчью» папаху. Нашим любовно-казачьим разговорам обо всем, начиная с Оренбурга, нет конца. И вдруг — его полк вызывают спешно на юго-восток от нашего села, куда прорвалась конница Буденного и где ведет бой «Волчий дивизион».

Прошло немного времени, как в тот же день в нашу квартиру привозят тяжело раненного Юру. Я выскакиваю из хаты, остро вглядываюсь в его лицо, желая определить степень ранения. Казаки на носилках осторожно вносят его в нашу избу. При нем его полковой врач.

— Что, Юра? — любовно, братски спрашиваю его.

— Да вот, ранен в спину… ногам что-то холодно, и почти не слушают они меня, — говорит он тихо, но внятно.

— Ну, Юра, теперь отдохнешь, — успокаиваю я его. — Поедешь в Екатеринодар к своей Надюше (это молоденькая, стройная и высокая ростом жена его, природная кубанская казачка, бывшая институтка, с которой я хорошо был знаком). А нам-то тут не сладко, — добавил я для его успокоения.

Он улыбается мне довольной улыбкой, понимая всю правду моих слов и предвкушая сладость отдыха в Екатеринодаре, который он так любил.

Переночевали вместе. Наутро его эвакуируют. Состояние здоровья то же. Он плохо спал. Жаловался все, что его ногам холодно и они его почти не слушают.

Напутствовав его добрыми пожеланиями и поцеловав в губы, мне стало почему-то очень грустно. Прошло дня два-три, и вдруг пришло известие, что он умер в дороге, не достигнув своего любимого Екатеринодара и дорогой встречи с женой.

Оказывается, он был ранен в позвоночник. Ранен смертельно, но полковой врач все это скрыл ото всех. Я загрустил, лишившись дивного друга-офицера. А потом невольно вспомнил, как один офицер-«гадалка» в Екатеринодаре предупреждал меня не ехать на фронт, так как буду убит в бою… Когда? Да не все ли равно! Нас преследовали по пятам, и смерть витала над каждым из нас ежедневно.

Тело полковника Юры Ассиера было доставлено в Екатеринодар. Посмертно он был произведен в генералы. Утешение ли это для молодой несчастной вдовы? Вдовой она проживала в Югославии. Где она теперь?

Временным командиром 1-го Хоперского полка назначен был подъесаул Лакуза, казак Сибирского казачьего войска, служивший тогда в полку. Бывший студент, стройный блондин в кубанской черкеске-шубе, в пенсне, хорошо воспитанный и светски и воински, он производил очень хорошее впечатление. Составляя Хоперскую бригаду, мы с ним жили дружно.

В этом неудачном бою храбрый «Волчий дивизион» потерял свою единственную пушку.

Старый Оскол был сдан красным 8 ноября. Под ним случилось несчастье и в нашем полку — без вести пропал заведующий хозяйством по доставке, главным образом фуража, полку, есаул Краморов, его родной брат-студент и поручик-пулеметчик (фамилия забыта) из Ставрополя, и весь санный обоз с фуражом.

Давно эвакуировались по болезни хорунжий-осетин 1-й сотни и командир 2-й сотни молодецкий хорунжий Борисенко.

Под селом Избищем ранен командир 1-й сотни подпоручик Стасиков[228] и эвакуирован. Всего в полку осталось 10 офицеров, считая и командира полка, из коих было два сотника, два хорунжих, а остальные поручики и подпоручики, два из них из Ставрополя, а три из Воронежа. Приблизительно так обстоял офицерский вопрос и в остальных полках дивизии. Полки заметно таяли. Пополнения никакого из войска, даже и офицерским составом. Тыл губил фронт. И «герои» появились только за границей…