СТАВРОПОЛЬСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

СТАВРОПОЛЬСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

Большевики, по существу, не защищали Ставрополь, они просто испугались Шкуро, разбитые им прежде у села Птичьего. Бросив Ставрополь, они бежали к Невинномысской. Преследовать их наши части высланы не были, что дало им возможность прийти в себя и 9–10 июля занять село Татарка в 12 верстах от Ставрополя.

10 июля красные под командой «товарища» Шпака ведут наступление на Ставрополь (два полка пехоты, десять эскадронов конницы, две батареи и четыре вооруженных автомобиля). Наши части это наступление захватило врасплох, так что пришлось выезжать по тревоге.

Дивизия в это время была многочисленная, но 60 процентов ее почти не имело вооружения; правда, было 20 орудий и 4 пулемета; части бойцов были неорганизованны и не сбиты в строю. Первый наш натиск красные не выдержали, «товарищи» бегут, Шпак зарублен, а потом, видя наше расстройство (ошибка командования), снова оправляются, переходят в контратаку, и мы бежим в сам город. Остатки наших частей задерживаются у околицы города и удерживают противника до темноты. Ночью у нас энергичная подготовка, и к утру части в сборе (я легко ранен в правую ногу, остаюсь в строю).

11–12 июля красные безуспешно наступают, берут часть старого форштадта, а в ночь с 12 на 13 июля отходят в Невинномысскую, ибо им в тыл подходит наша конная бригада со стороны Егорлыцкого хутора. Я с полком при одном орудии, 13-го и 14-го, преследую большевиков, занимаю станицу Барсуковскую — в этот день мои разъезды доходят до самой станицы Невинномысской, где после бегства сосредоточились почти все ставропольские большевики. К ним подходит около 3 тысяч человек пехоты и 500 конницы, таким образом, в Невинномысской сосредоточилось около 9 тысяч большевиков всех родов войск.

17 июля красные ведут наступление, занимают Барсуковскую и подходят по Ставропольскому шоссе на гору Недреманную.

Мы занимаем позиции: Лопатинский лес и Острый Курган (1-й Лабинский полк); я с полком — от хутора Польского на Ставропольском шоссе до станицы Темнолесской. При мне одно горное орудие с десятью снарядами.

С 20 по 24 июля ночными атаками и тревогами мы удерживаем красных от дневных операций. Лично я, руководя охотниками в ночных атаках, заставлял красных целыми ночами вести оружейный и пулеметный огонь, а раза два, пользуясь замешательством «товарищей», вскакивал на верхнее плато Недреманной, где немало порубил противника. С отходом нашего левого фланга через Холодную гору противник заставляет нас бросить позиции и перейти на высоты у села Татарка.

27 июля мы прижаты противником к самому городу. Красные наступают по следующим направлениям: село Татарка— Ставрополь, станица Темн одесская — Ставрополь, Золотая гора— Ставрополь — и вводят в бои до 30 тысяч бойцов, много артиллерии и броневиков.

Наши силы: четыре конных полка, два пластунских батальона, Кавказский офицерский полк, три батареи и около тридцати пулеметов. Пополненной дивизией командует полковник Шкуро.

28 июля я остаюсь с полком при двух орудиях защищать город у Мамайского леса со стороны села Татарка, Темнолесской и Золотой горы. К 14 часам красные группируют главные силы на горе Базовой и переходят в энергичное наступление. Конницу противника на правом его фланге, перешедшую на меня в атаку, я с двумя сотнями обращаю в бегство, но под давлением цепи красной пехоты мы постепенно отходим и к 16 часам задерживаемся на опушке Мамайского леса в очень тяжелом положении.

Вдруг замечаем за моим левым флангом пыль, посылаю узнать, кто подходит, и с моим посыльным на рысях подъезжают конные разведчики корниловцев. Радости нет конца. Предупреждаю свои цепи о подходе к нам помощи корниловцев, храбрость казаков удесятеряется, и натиск противника отбивается. Корниловцы разворачиваются, вливаются в мои цепи, атака бегом (не ложась), и враг, бросив все свое имущество, стал поспешно отходить.

С четырьмя сотнями в конном строю я преследую красных до станицы Темнолесской, противник в панике бежит, при преследовании был загнан на Темнолесские кручи, с которых около сотни бросилось вниз и разбилось. Группа красных у села Татарка отступила на гору Недреманную.

С 29 июля до 9 августа я с полком снова занимаю старую позицию у хутора Польского. 9 августа мой полк, утомленный до последних сил, сменяется Кавказским полком; я отхожу в Татарку, отдыхаю, all августа утром выступаю для преследования противника, разбитого 9–10 августа у Старо-Моравской.

К этому времени дивизию принимает полковник Улагай,[13] а полковник Шкуро, с набранными из части дивизии партизанами (главным образом казаками Баталпашинского отдела), уходит к станице Баталпашинской и далее на Кисловодск.

11 и 12 августа мой полк преследует красных до села Сергеевского, получая задачу взять село Александровское. 14 августа на рассвете беру его, а к ночи того же дня отзываюсь в штаб дивизии, находившийся в Сергеевском, где получаю вновь задачу с полком (1200 человек) идти через Ставрополь — Сенгилеевскую на станицу Прочноокопскую.

В это время красные, заняв и разграбив станицу Сенгилеевскую со стороны Армавира, а позже выбитые из этой станицы, с большим трудом медленно отходили на станицы Прочноокопскую и Убеженскую.

14 августа ночью, выступив из Сергеевского, я 17 августа под вечер был в станице Сенгилеевской, пройдя 100 верст. Станица была полностью разграблена, много домов сожжено, и трупы убитых жителей-казаков еще не были убраны.

Мой 1-й Кубанский полк я воспитывал в строгой дисциплине. Грабежей не было, а отучил от них поркой: так, 16 августа перед выстроенным полком были наказаны восемь казаков по 50 плетей за пьянство и грабеж в селе Сергеевском, за то же в Сенгилеевской было выпорото шесть казаков. После этих порок на глазах у всех, во время Гражданской войны до переброски под Новый Оскол, в полку грабеж и пьянство (самогон) совершенно отсутствовали.

Александровский уезд Ставропольской губернии хорошо знал полк, жители всегда с охотой кормили казаков и никогда мне на них не жаловались. Таковое отношение к жителям было заведено не только у меня в полку, а во всех частях дивизии, а главньм противником грабежей был начальник дивизии генерал-майор Улагай.

За время пребывания большевиков в станице Сенгилеевской они натворили массу бед, все было разграблено до кухонной посуды, женщины и девушки изнасилованы. В церкви устроили гульбище и разврат, сгоняя туда днем и ночью женщин. По словам местного священника, на кобылице в церкви, надев на обоих облачение, водили его вокруг амвона, поливая из ведра водой. В станице, где сохраняли в цистернах дождевую воду, как питьевую, цистерны были забиты трупами людей и животных.

18 августа я уже был у Прочноокопской крепости, где получил участок для полка — 5 верст, вверх по реке Кубани. С 18 по 23 августа, занимая участок, я имел три боя, неудачных для красных, два раза мы переправлялись через Кубань и устраивали тревоги в Армавире.

20 августа я, пробираясь со своими охотниками по лесу, наткнулся на двухсот большевиков, купающихся у левого берега реки. Подкравшись ближе, нами был открыт бешеный огонь из 60 винтовок, спаслось человек двадцать красных, да и те были загнаны в город голыми.

26 августа я прибыл в село Сергеевское, а 28-го, внезапным ночным налетом, изрубив до пятидесяти человек красных, занял село Александровское. Сентябрь месяц прошел в боях у сел Петровского, Ореховского и Благодарного.

Заняв Александровское и передохнув, познакомился с жителями этих сел: это все бывшие казаки с казачьими укладом жизни и взглядами, кормили и относились они к нам отлично и всегда помогали в боях.

К 1 октября вся дивизия была переброшена под село Кугульта, здесь произошел 4 октября бой с противником, наступающим от Петровска, — противник разбит. 5 октября красные занимают со стороны Медвежинского уезда село Терновка.

6 октября мы снова разбиваем противника наголову. С полком захожу в тыл, рублю со своими казаками резерв около пятисот человек пехоты, и вся группа красных бежит; преследуем их до села Безопасного (я уже полковник, произведен за боевые заслуги под Ставрополем).

7–8 октября бои происходят в районе Черноморского хутора, а 9 октября красные предпринимают грандиозное наступление со стороны Кевсалы и теснят нас. Я с полком выслан в обход правого фланга красных, выполняю задачу, сбивая противника, начинается сплошная рубка, изрублено 380 «товарищей», взято в плен 900, винтовок 2 тысячи, восемь пулеметов. Поле на 3 версты у села Кевсала усеяно трупами; у меня потерь — убитыми 8, ранеными 22 человека, выбито из строя 25 лошадей, подо мною две лошади убиты и одна ранена.

Беру село Кевсала, забираю огромные склады, запасы и отхожу по приказанию в хутор Черноморский.

Бригадным у меня был полковник Говорущенко,[14] человек храбрый, но неуч в военном деле и совершенно неспособный ориентироваться в бою. Командиры полков всегда работали по собственному образу и опыту, а наш комбриг все ездил за полками свидетелем и только мешал работе своими неуместными замечаниями и заданиями.

10 октября к Джалге выходят наши группы, которые преследуют противника от села Терновка, через село Безопасное. У Джалги идут упорные бои, и под натиском численно преобладающего противника начинается отход.

В помощь им 12 октября высылается наша бригада из Кевсалы с комбригом Говорущенко (1-й Кубанский и 1-й Лабинский полки); 14 октября заняты Малая и Большая Джалга. Я с 1-м Кубанским полком заскакиваю под село Киевское в тыл красных, разбиваю резервы и соединяюсь с 78-м Донским конным полком, наступавшим на село Киевское со стороны реки Маныч. Весь тыл красных попадает в руки донцов, противник бежит к селу Дивному.

15 октября наша бригада спешно отзывается в Кевсалу. Оказалось, что за время, когда мы боролись у Джалги, наши кубанские и добровольческие части, давя Таманскую красную армию по левому берегу реки Кубани, победами вынудили ее спешно отойти на линию станиц Барсуковская — Невинномысская. Оттуда она (до 60 тысяч отборных бойцов) нападает на Ставрополь, занятый прежде слабыми по численности частями под командой генерала Боровского,[15] и Ставрополь 14 октября пал.

Предпринимается операция для взятия Ставрополя из рук красных: со стороны Армавира, станиц Кавказской и Невинномысской наступают генерал Врангель[16] с Конной (Кубанской) дивизией и добровольцы, а для действий с севера подтягивается наша 2-я Кубанская казачья дивизия.

Кубанская область в то время была почти полностью очищена от большевиков, бои продолжались только у полковника Шкуро в районе станиц Бекешевской и Воровсколесской.

Таманская красная армия, обладая большим количеством артиллерии и пулеметов, отличалась в боевом отношении. Состояла она главным образом из иногородних Кубанской области и мобилизованных казаков, но, обремененная огромными обозами с награбленным имуществом и семьями чинов армии, была малоподвижная.

Заняв Ставрополь, Таманская армия окопалась, построив на некоторых участках по четыре ряда окопов и забаррикадировав улицы. До подхода нашей дивизии красные начали распространяться из города до села Михайловского, а своим продвижением на Сергиевское — Александровское части красных выходили в тыл нашему 1-му Полтавскому полку, занимающему участок сел Круговесное — Калиновка.

С большими трудностями мой полк пробивается через село Северное по реке Калаус и присоединяется к дивизии. На марше 20 октября наша дивизия (четыре конных полка, две батареи и батальон пластунов) без боя занимает село Дубовка и разведкой устанавливает присутствие красных в селе Михайловском.

21 октября с рассветом дивизия наступает на Михайловское, командует сам генерал Улагай. Я с полком в авангарде занимаю налетом хутор Пшеничный, гоню конницу противника (около 200–250 сабель) и на их плечах врываюсь на курганы между Пшеничным и Михайловским, но нарываюсь на сильную пехоту противника, занимающую кручи севернее села Михайловского.

Огнем пехоты, артиллерии и пулеметов мой полк отбивается, я получаю контузию артиллерийским снарядом, три пулевые царапины в грудь и теряю убитым коня. Меня подбирают на коня казаки, передовые сотни приходят в замешательство и отступают под натиском присланного в помощь пехоте конного полка красных. Скачу, несмотря на ранение, к своим двум резервным сотням, перехожу с ними в контратаку, задерживаю конницу красных и укрепляюсь на курганах.

К этому времени подходит вся наша дивизия и маневром на правом фланге противника очищает Михайловское. С полком, под вечер, занимаю Ставропольские хутора на реке Ташле. Красные, однако, удерживают южную часть села Михайловского. На ночлег меня отзывают на хутор Пшеничный, иду через Михайловское, думая, что оно очищено полностью, и ночью на улицах села в течение часа веду бой с пехотой красных.

Еще интереснее был случай с моим разъездом при этом наступлении. Взвод под командой подхорунжего Аспидова,[17] возвращаясь из-под самого Ставрополя в полк по моему приказанию, в селе Михайловском ужинал в одном доме с полуротой красных, назвав себя бойцами 3-го Кубанского полка, который был у красных, а после ужина, сев на коней и уничтожив половину полуроты красных, присоединился к полку. В эту же ночь сотня 1-го Полтавского полка, оторвавшись от дивизии, забрела в Михайловское и расположилась на ночлег в северной части села; переночевали благополучно, а утром, собирая по селу хлеб, столкнулись в центре села с красными сборщиками хлеба, завязалась перестрелка. Полтавцы, отбив три подводы собранного хлеба у красных, присоединились к своему полку.

22 октября дивизия с рассветом, наступая на Ставрополь, обходит восточнее село Михайловское, которое берется нашей сотней пластунов. Я с полком наступаю в авангарде дивизии, занимаю хутор Нижняя Ташла и выхожу на высоту вокзала города. Дивизия останавливается накоротке и снова продвигается к Ставрополю. Части противника, действующие против добровольческих частей вдоль железной дороги в районе села и станции Палагиада, отбиваются, красные спешно очищают этот район и прячутся в городе; добровольцы подходят к монастырю и реке Ташле.

В частях дивизии большие потери и много заболевших «испанкой». Чувствую себя очень плохо, тревожит контузия под Михайловским, начинается «испанка», но я пока держусь. Хочется ворваться в Ставрополь, чтобы узнать, что с матерью и сестрой, не подозревая, что они пешком выбрались и сидят на станции Кавказская.

23 и 24 октября дивизия ведет усиленный бой у северной окраины города, занимает вокзал. Село Надежда я с полком занимаю дважды, и это село остается за нами; я валюсь с ног, «испанка» берет меня все больше.

27 октября противник усиливается против вокзала и выбивает наших пластунов. 5-й пластунский батальон отступает и бросает вокзал, только лишь потому, что погибают два ведущих офицера батальона — оба убиты. Дивизия постепенно распространяется от вокзала, я, находясь с полком в центре, продвигаюсь вперед к Ставрополю. Занимаю будки железной дороги (Пияненская), атакой спешенных частей полка продвигаюсь к садам северной окраины города. Здесь получаю пулевую рану в правую часть груди — обморок, меня спешно увозят в тыл в село Михайловское, а оттуда в станицу Ново-Троицкую, где я лечусь до 10 ноября.

За это время нахожу мать и сестру с семьей и поселяю их в станице Ново-Троицкой, а сам 11 ноября прибываю в дивизию в село Дубовка, где вступаю в командование своим полком (1-й Кубанский полк к этому времени сошел на состав в 500 казаков).

За время моего отсутствия произошло следующее: с 26 октября по 2 ноября дивизия ведет бои в районе вокзал — Новофорштадт, входит в тесную связь с дивизией генерала Врангеля (1-я Конная Кубанская), действующего на Ставрополь со стороны села Татарка и станицы Сенгилеевской. Части генерала Покровского[18] (1-я Кубанская дивизия) действовали в направлении на Минеральные Воды, а генерал Шкуро (1-я Кавказская казачья дивизия) действовал у Пятигорска и Кисловодска.

29 октября бригада 2-й Кубанской дивизии (1-й Кубанский и 1-й Лабинский полки) врывается в Новофорштадт, но, не поддержанная другими частями, покидает его. Все внимание противника приковывается на участок дивизии, а участок против монастыря (направление добровольцев) усиливается красными за счет других их участков. Беспрерывные, настойчивые попытки дивизии овладеть городом совершенно вымотали противника, но не без ущерба для нас — наша дивизия выбилась из сил, много потеряла убитыми и ранеными.

Как я потом узнал, участок от Новофорштадта до Ставропольского вокзала был главным участком противника, так как направление на село Надежда у них было единственным для отхода. Поэтому он здесь сгруппировал большие части своих войск с артиллерией, а все их обозы находились в нижней части города. Южная и юго-восточная окраины города считались противником второстепенными, хотя и там у них было много частей, но менее устойчивых.

Тревоги и сборы у большевиков бывали ежедневные, а под конец они к 5–6 ноября (взятие города) дошли до полного замешательства. По документам противник решил бросить город, так как, защищая его, понес бы громадные потери. Кроме того, численность противника уменьшалась из-за начала сыпняка и «испанки» — поэтому цель его была группой пробиваться с ярмарочной площади по направлению на село Надежда.

5–6 ноября части генерала Врангеля (бригада под командованием полковника Бабиева[19]) ворвались в город. Тогда весь противник обрушился на нашу 2-ю Кубанскую дивизию и прорвался на село Надежда и Ташла. Дивизия отошла к селам Михайловскому и Дубовскому. Город Ставрополь взят целиком. Противник сгруппировался в селениях Надежда, Старо-Мариевское, хутора по реке Ташле, Спицевское и ведет наступление на села Михайловское, Палагиада, Дубовка, защищаясь в то же время со стороны Ставрополя. Главный натиск красные производят в своем отступлении на нашу дивизию, происходят упорные бои.

11 ноября я из госпиталя (село Ново-Троицкое) прибываю под Дубовку. Выехал в дивизию через станцию Раздвижная, где тогда находился штаб генерала Боровского (2-я пехотная дивизия), но в 3toM штабе мне не могли указать места, где пребывает генерал Улагай. Генерал Улагай — это единственный в своем стиле человек. — Строг, справедлив, до беззаветности храбр, добр, с недюжинным военным талантом. Дивизия под его руководством, по существу, ни разу не терпела поражения, были небольшие неуспехи, но по вине его помощников (комбриги генерал Говорущенко и генерал Шапринский[20]) — ошибка генерала Улагая в их выборе. Сам же генерал Улагай безупречен.