«С Дона выдачи нет»…

«С Дона выдачи нет»…

Мы где-то на правом берегу Дона, но недалеко от Воронежа на запад, верст пятнадцать — двадцать. Кого-то ждем. Мимо нас проходит 10-я Донская казачья дивизия 4-го Донского корпуса. Под казаками хорошие лошади своей донской породы. Казаки однообразно одеты в серые шинели и черные папахи. Офицеры в фуражках войскового цвета. Идут широкой уставной рысью, видимо, куда-то торопятся. Равнение, дистанция и строй — словно в мирное время.

Моросит мелкий нудный осенний дождь. Он бьет прямо в лицо казакам, но они идут и идут вперед рысью своих крупных лошадей, не думая о башлыках, чтобы защититься от дождя. Да у них и нет башлыков, а есть только палаточные полотнища, прорезиненные, которыми и накрыли свои плечи некоторые казаки. Сотни идут молча и даже не смотрят в нашу сторону.

— Здравствуй, Федя! — выкрикнул кто-то в фуражке, уже пройдя меня, оглянувшись, и взмахнул рукою в знак приветствия.

Никого не зная из донских офицеров, я подумал, что окликнувший меня просто ошибся. Что-то сказав своему командиру сотни и откозырнув ему — «фуражка» наметом приблизилась ко мне и повторила приветствие. Это оказался нашей Кубанской батареи по Турецкому фронту подъесаул Юрий Борчевский.[212]

— Ты как, Юра, попал к донцам? — удивленно спрашиваю я своего друга.

— А я под судом был!., за то, что с немцами хотел освободить Кубань в 18-м году… с Тамани… с полковником Перетятько…[213] помнишь — там тогда немцы высадились?., ну, за это нас и отдали под суд… и я бежал к атаману Краснову… и до сих пор служу здесь. С Дону ведь выдачи нет! Ну, прощай! Отставать нельзя… у нас порядок, — быстро, весело произнес он эту длинную тираду, пожал мне руку, повернул коня и поскакал догонять свою сотню.

Борчевский стал инженером в Чехословакии и проживал в Праге. В последний раз я видел его в 1933 году. Кстати сказать, он там был женат на донской казачке с высшим образованием, имел дитя-сынишку и был правой рукой у полковника Г. И. Чапчикова в союзе казачьих младороссов. Дальнейшая судьба его мне не известна.