47. В «штабе разведки» накануне войны

47. В «штабе разведки» накануне войны

В начале января 1941 года руководитель внешней разведки, комиссар 3-го ранга П.М. Фитин вызвал для доклада начальника немецкого отделения старшего майора П.М. Журавлева. Разговор состоялся долгий и серьезный, речь шла о развитии советско-германских отношений. Судя по всему, в недалеком будущем Германия намеревалась начать войну с Советским Союзом. Но когда именно, какими силами и в каком месте — над этим предстояло серьезно поработать. Весной 1941 года руководство внешней разведки дало указание разведывательным подразделениям территориальных органов НКГБ и пограничникам о целенаправленном сборе разведывательных данных в отношении германской армии. 10 апреля 1941 г. было направлено распоряжение в берлинскую резидентуру об активизации добычи информации о намерениях и планах Гитлера развязать войну против СССР. В шифртелеграмме № 54 от 10 апреля 1941 г. резиденту в Берлине, в частности, рекомендовалось: «…по вопросам авиации озадачить «Старшину». Через «Шведа» выяснить дислокацию немецких частей в Румынии, через «Испанца» получить сведения о личном составе ВВС. Поручить «Корсиканцу» собрать сведения о положении в военнохимической промышленности, используя для этого возможности «Турка». Добыть военно-технические новинки через «Грека». О состоянии военно-морского флота получить информацию через «Итальянца». Ориентировать «Брайтенбаха» на выяснение дислокации германских воинских частей и строительства укреплений на границе, прилегающей к территории СССР».

Разведка принимала все меры, чтобы не пропустить «день X» — нападения фашистской Германии на Советский Союз. Директива от 10 апреля сыграла здесь свою роль. Однако руководству страны порой казалось, что информация поступает малоубедительная и не до конца раскрывающая замыслы противника.

17 июня 1941 г. Сталин отдал распоряжение наркому госбезопасности В.Н. Меркулову и П.М. Фитину проверить тревожную телеграмму из Берлина, предупреждавшую о возможности нападения Германии в любой момент, поскольку все приготовления для этого завершены, и доложить о результатах. Было также составлено подобное указание в Берлин, но начавшаяся война сделала его бесполезным.

Тем не менее обобщающий документ в самый канун войны был подготовлен. Известная разведчица З.И. Рыбкина вспоминала, как он готовился: «Нам был предоставлен весь информационный материал изо всех резидентур. И мы сидели. Мы с Журавлевым не вылезали из кабинета. Причем смотрели личные дела, смотрели, насколько можно верить источнику, как подтверждались предыдущие информации и т. д. Делали все, чтобы осталось тщательно просеянное и выверенное».

На тексте, извлеченном из архива, сохранилась резолюция: «т. Журавлеву. Держите у себя. 22.VI. П. Фитин».

П.М. Журавлев хорошо понимал значение документа, представлявшего одну из первых попыток Центра подготовить аналитическую записку. Ощущалась острая необходимость создания информационно-аналитического подразделения в структуре разведки (оно было создано в декабре 1943 г.).

Этот документ, условно названный «Календарь “Корсиканца” и “Старшины”» (т. е. Арвида Харнака и Харро Шульце-Бойзена), представляет собой почти 11 страниц убористого машинописного текста. В нем перечислены даты получения сообщений с наиболее важной информацией от берлинских антифашистов. Документ наглядно подтверждает, что берлинская резидентура внешней разведки день за днем отслеживала и докладывала в Центр данные, свидетельствовавшие о нараставшей угрозе для страны, показыает, насколько близко они отражали действительность и какую оценку получали у руководства. Среди подысточников информаторов мы видим генерального директора крупной фабрики, имевшего связи среди высокопоставленных военных, ответственного сотрудника Верховного командования вооруженных сил, начальника Военнохозяйственного институга при Комитете по четырехлетнему плану военно-экономической подготовки Германии, курируемого Герингом; Зольме, референта Всегерманской хозяйственной палаты; Эгмонта Цехлина, профессора высшей партийной школы НСДАП, ведущего экономиста химического концерна «ИГ Фарбениндустри»; Лянгелитке, заместителя начальника института по военно-хозяйственной статистике; Грегора, офицера по связи с МИД при штабе Геринга; Лебранда, руководителя восточного отдела во внешнеполитическом ведомстве Розенберга, занимавшегося также и разведкой; Хольцхаузена, офицера штаба авиации; подполковника Геймана, начальника русского отдела штаба авиации; Эрвина Гертца, начальника отдела штаба авиации. Круг охвата источников был достаточно широк. С некоторыми из указанных лиц наши источники поддерживали доверительные отношения, основывающиеся на общих антифашистских взглядах и гуманистических идеях. Что касается других высокопоставленных представителей партийно-государственного аппарата и военных, то они, имея доступ к секретам Германии, делились ими с «Корсиканцем» и «Старшиной» во время деловых или полуофициальных бесед, видя в них патрио и-чески настроенных немцев.

Судя по «Календарю “Корсиканца” и “Старшины”», внешняя разведка получала из Берлина информацию о нарастании темпов подготовки Германии к нападению, о переброске в этих целях частей вермахта на Восток, их концентрации и дислокации по всему периметру советской границы, увеличении потоков эшелонов с военными грузами, направлявшимися в Польшу, о призыве в армию лиц, знавших русский язык, выпуске карт пограничной полосы СССР, разведывательных полетах германской авиации над советской территорией и определении наземных целей для бомбовых ударов авиации (железные дороги, транспортные узлы — Москва, Ленинград, Киев, авиазаводы, порты, аэродромы советской авиации и др.). Из добытых данных складывались основные черты стратегии и тактики германской армии, рассчитывавшей выманить советские вооруженные силы в неукрепленную приграничную полосу и там нанести ей молниеносный сокрушительный удар.

Гитлер, оценивая соотношение сил двух стран, не без основания считал, что военное превосходство в тот момент было на стороне Германии и его следовало реализовать не позднее первой половины 1941 года. Оно могло быть со временем утрачено, и блицкриг на Восток мог не состояться. Такова в общих чертах суть сообщений «Корсиканца» и «Старшины» с октября 1940-го по июнь 1941 года.

З.И. Рыбкина, вспоминая этот период, писала: «Тогда было очень много сообщений о том, что война надвигается. Об этом говорилось повсюду и всеми. Информацию об этом мы получали даже из Австралии, практически со всех сторон. Правда, во всех сообщениях о войне указывались различные сроки, вплоть до того, что она могла начаться Первого мая!..»

Чем глубже и основательнее знакомишься с данными разведки за 1940-й — начало 1941 года, тем очевиднее становится факт, что советское руководство не могло игнорировать ее предупреждения о готовившейся агрессии, подтверждавшиеся другими секретными службами и внешнеполитическими ведомствами СССР.

Уместно отметить, что, как полагали многие сотрудники разведки, работавшие в те годы, уровень ее эффективности, очевидно, мог бы быть выше, если бы разведка не была парализованной массовыми репрессиями. Она едва оправилась от них к 1940 году.

Руководство нацистской Германии подготовило тщательно продуманный план дезинформационных мероприятий, оформив его в качестве дополнительных директив к плану «Барбаросса». Введение противника в заблуждение осуществлялось на уровне государственной политики Третьего рейха, в разработке основных направлений дезинформации и их осуществлении принимали участие Гитлер, Геринг, Геббельс, Риббентроп. Дважды подписывал директивные указания о дезинформационной работе в войсках начальник штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил Кейтель.

Дезинформация осуществлялась разными способами, например путем распространения ложных, но на первый взгляд правдоподобных слухов в кругах, где они могли стать достоянием иностранной агентуры; путем организации отвлекающих военных маневров, передвижений войск, инженерных работ, проведения направленных совещаний, подписания приказов и распоряжений, дающих ложное толкование происходящих в Германии и за ее пределами событий.

На первом этапе подготовки к нападению на СССР дезинформация немцев была направлена на то, чтобы дать хотя бы видимость объяснения передвижению войск на Восток и их сосредоточению у советских границ, создать впечатление, что Англия по-прежнему остается главным противником Германии. Проникновение на Балканы представлялось как попытка предотвратить вступление английских войск, военное строительство — как обычные хозяйственные работы, а переброска воинских частей на Восток — как стремление избавить их от бесконечных бомбардировок британской авиацией, дать войскам возможность отдохнуть перед предстоящей операцией «Морской лев» — вторжением в Великобританию.

Так, 30 апреля 1941 г. руководству страны была доложена информация, поступившая от одного из самых надежных источников берлинской резидентуры — «Корсиканца» — о том, что «Германия планирует решить продовольственные проблемы за счет расширения хозяйственных связей с СССР, предъявлением требований к Советскому Союзу о значительном увеличении поставок сырья и принуждении вплоть до применения силы». В начале мая тот же «Корсиканец» сообщил, что концентрация немецких войск у границ СССР есть средство ведения войны на нервах, чтобы побудить советское правительство принять германские требования. Аналогичным было и сообщение другого ценного источника резидентуры — «Старшины», в котором говорилось, что, хотя нападение на СССР и не снимается с повестки дня, немцы сначала предъявят Советскому Союзу ультиматум с требованием увеличить экспорт в Германию, а предъявлению ультиматума будет предшествовать война нервов.

Следует добавить, что дезинформацией занимались и другие государства, особенно Великобритания, преследуя свои политические и военные цели.

Все эти «помехи» и информационные «шумы» серьезно искажали происходящие события и затрудняли их понимание. Однако переоценивать роль дезинформации было бы ошибкой, так как советская сторона все же в основном разгадывала манипуляции немцев и не шла у них на поводу.

Получая ценную информацию из Лондона, Парижа, Рима и других западных стран, разведка в целом разобралась в планах гитлеровской Германии. Значительную роль при этом сыграла «легальная» резидентура в Берлине и ее помощники — «Корсиканец» — доктор Арвид Харнак, старший советник министерства хозяйства Германии, и «Старшина» — старший лейтенант штаба германской авиации Харро Шульце-Бойзен.

Соратница «Корсиканца» и «Старшины» по антифашистской борьбе Грета Кукхоф, побывавшая в застенках гестапо и освобожденная частями наступающей Красной Армии, в своих воспоминаниях в послевоенные годы утверждала, что Арвид Харнак просил близких друзей (если кто-нибудь из них выживет) попытаться выяснить, почему в Москве будто бы не доверяли его информации и не подготовились к войне.

Имея перед собой «Календарь», поднятый из архива СВР, можно сказать, что сведения «Корсиканца» о подготовке Германии к нападению не оставались без внимания. По крайней мере большая часть информации, полученной от «Корсиканца» и «Старшины», и не только их, была положительно оценена и доложена разведкой высшему руководству СССР.

За помощь, оказанную Красной Армии в разгроме фашистской Германии, антифашисты Арвид Харнак и Харро Шульце-Бойзен были награждены советскими орденами Красного Знамени (посмертно).