2. Ким Филби делает выбор

2. Ким Филби делает выбор

Ким Филби стал легендарной личностью. Его имя прочно вошло в историю XX столетия как «суперагента» советской внешней разведки, сыгравшего исключительную роль в борьбе разведок великих держав в критические моменты истории — и в предвоенные годы, когда решался вопрос, быть или не быть новой мировой бойне, и в годы войны, когда усилия всех прогрессивных и демократических сил мира были сконцентрированы на борьбе с фашизмом, и наконец, в годы холодной войны, когда мир снова оказался перед угрозой еще более страшной, ядерной, катастрофы.

Обычно имена разведчиков, особенно выдающихся, на долгие годы остаются тайной, похороненной в архивах секретных служб. С Кимом Филби вышло иначе. В том, что о нем стало широко известно в мире, разведчику повезло и не повезло одновременно. Повезло — потому, что его имя не осталось в пыли архивных папок, он стал мировой известностью, что дало ему возможность продолжить свою активную деятельность и начать новую страницу в борьбе за дело, которому он посвятил свою жизнь. Не повезло — потому, что мировая известность пришла к нему в результате невольной расшифровки его принадлежности к советской разведке. Слишком много факторов незримо связаны цепью взаимозависимости, и далеко не всегда все можно предвидеть и учесть, подчинить события своей воле. Филби вынужденно поставил себя под удар, спасая от неминуемого ареста своих друзей, агентов советской разведки Маклина и Берджесса. И имя разведчика зазвучало на весь мир. Сам факт существования в руководящих сферах Интеллидженс сервис советского агента поднимал престиж советской разведки и действовал удручающе на ее противников. За девять лет работы в английской разведке Филби прошел все служебные ступени. В 1949 году он был назначен на должность офицера связи с Центральным разведывательным управлением (ЦРУ) и Федеральным бюро расследований (ФБР) США, внедрившись та-ким образом в самый центр подрывной деятельности западных разведок против Советского Союза. Филби даже рассматривался в качестве кандидата на должность начальника британской разведки.

Когда в 1978 году были обнародованы сведения об истинной роли Филби, хорошо знавший его бывший сотрудник ЦРУ Майлз Коуплэнд заявил: «Это привело к тому, что все чрезвычайно обширные усилия западных разведок в период с 1944 по 1951 год были безрезультатными. Было бы лучше, если бы мы вообще ничего не делали»[6].

Ким Филби (полное настоящее имя Гарольд Адриан Рассел Филби, прозвище «Ким» родители дали своему сыну в честь героя одного из романов Киплинга) — продолжатель одного из старинных родов Англии. Его дед по отцу, Монти Филби, в конце прошлого века владел кофейной плантацией на Цейлоне, а его жена, бабушка Кима Филби, Квинти Дункан, происходила из известной в Англии семьи потомственных военных. Один из представителей этой семьи — маршал Монтгомери. Таким образом, Ким Филби был отдаленным родственником знаменитого британского полководца. Отец Кима, Сент-Джон Филби, долгое время работал в английской колониальной администрации в Индии, а затем увлекся востоковедением и стал известным и уважаемым в Англии арабистом. За свои научные труды он был награжден медалями Королевского картографического и Королевского азиатского обществ. Будучи оригинальным человеком, он принял мусульманское вероисповедание, взял саудовскую девушку из числа рабынь в качестве второй жены, подолгу жил среди бедуинских племен, был советником короля Ибн Сауда. Но Ким воспитывался в духе классических британских традиций и получил наиболее престижное в Англии образование.

Когда речь идет о Киме Филби как об агенте советской разведки, невольно напрашивается вопрос: как человек такого круга и воспитания мог принять решение связать свою судьбу с советской разведкой? В небольшом очерке о первых шагах Филби в разведке, основанном на архивных материалах и рассказах самого Филби, мы и постараемся ответить на этот вопрос.

Начало 30-х годов. Англия. Кембридж. Молодые люди, поступившие на учебу в это привилегированное учебное заведение, с жаром обсуждают события политической жизни. Капиталистический мир только что пережил экономический кризис невиданных доселе масштабов со всеми его ужасающими последствиями: безработицей, нуждой, отчаянием, крушением надежд на лучшее будущее. Почему разразился кризис? Что, капитализм как система исчерпал себя? — задавали себе вопросы многие молодые люди.

А на востоке Европы государство с новым общественным строем претендовало на создание общества социальной справедливости. Его экономические и политические успехи были бесспорны. Коммунисты проповедовали идеи, которым нельзя было отказать в притягательности.

В Германии к власти пришли фашисты с их стремлением завоевать для «высшей арийской расы» «жизненное пространство». Идеология и практика фашизма отталкивали честных людей мира. Ведущие же капиталистические страны вместо того, чтобы обуздать фашизм, заигрывали с ним, стремясь использовать фашистскую Германию для сокрушения Советского Союза.

Атмосфера приподнятости, гражданского долга и личной ответственности, причастности к происходящим в мире событиям не могла не повлиять на молодого Филби. Он решил посвятить свою жизнь делу борьбы за социалистические идеалы. Много позже он сам скажет об этом гак: «Я принял решение работать в какой-нибудь форме на коммунистическое движение в мою последнюю неделю в Кембридже. Процесс моего прихода к этому решению продолжался около двух лет. Отчасти это был рациональный подход, отчасти эмоциональный. Он включал в себя изучение марксизма и, конечно, изучение «великой депрессии» и подъема фашистского движения. Конечно, у меня были и сомнения, и надежды, и критика самого себя, но мое самообразование и влияние внешних факторов, событий в мире привели меня к этому решению. Я уже не видел способов обойти этот вопрос: либо я должен принять это решение, либо я вообще должен бросить политику. И однажды вечером я сидел в своей комнате в Кембридже, сидел в кресле и принял решение. Это решение было принято на всю жизнь. В то время это решение было известно только мне. Я сказал это самому себе».

Однако Ким Филби не спешил стать официальным членом коммунистической партии. Что-то удерживало его от этого. Возможно, рутина повседневной партийной работы — митинги, распространение газет и тому подобное. Не для этого готовил себя Филби. Юноша искал более эффективный путь участия в антифашистской борьбе. Он хотел проверить себя на боевой, опасной работе, убедиться в своих возможностях и готовности идти на жертвы. Филби решил уехать в Австрию, помогать там антифашистам. Австрия 1933 года была тем местом в Европе, где шла реальная борьба с фашизмом. Страна находилась на грани фашистского переворота. Обстановка усугублялась тем, что в Австрию хлынул поток беженцев из гитлеровской Германии Прогрессивные партии и организации оказывали им помощь, организовывали их нелегальную переброску в «безопасные» страны Европы. Для этого нужны были деньги, документы, а главное — люди, которые бы занимались этой связанной с риском работой. В Париже действовал Комитет помощи беженцам от фашизма.

Перед Филби встал вопрос, как связаться с австрийскими коммунистами. За советом он обратился к лектору, позднее профессору экономики Кембриджского университета Морису Доббу, который был членом Коммунистической партии Великобритании. Добб сказал: «Я наблюдаю за вами уже несколько лет и вижу ваше движение в этом направлении. Я очень рад, что вы приняли это решение».

После этого он дал Филби рекомендательное письмо к руководителю Комитета помощи беженцам.

И вот Филби в Вене. По рекомендации друзей он поселился в очень уютной комнате в квартире родителей Литци Фридман — активистки Австрийской компартии. Вскоре отношения между двумя молодыми людьми, которых связывали общность интересов и участие в рискованном деле, стали близкими.

В венской организации МОПР (Международная организация помощи революционерам) Филби пришлось выполнять множество обязанностей. Он был и казначеем ячейки, и составителем листовок, и сборщиком пожертвований. Но его главной работой было поддержание связей с коммунистами, нелегально жившими в Австрии, Венгрии и Чехословакии. Английский паспорт давал ему возможность путешествовать практически беспрепятственно.

«Обычно я брал с собой большой конверт, в котором было достаточно много бумаг, и часто кроме этого я брал еще с собой посылку, завернутую в коричневую бумагу. Что там было внутри, я понятия не имел. Могли быть деньги, могли быть инструкции, могли быть частные письма от мужа к жене. Я брал все это на полном доверии. Но если бы меня арестовали или задали вопрос, что находится в конвертах и в посылке, — вспоминает Ким Филби, — то я просто бы ответил, что кто-то из моих друзей попросил меня провезти это, а что там внутри, я не знаю. Может быть, мне задали бы вопрос: а кому вы все это везете? На это я был готов ответить: у меня есть адрес в бумажнике. Вынул бы бумажник, стал бы искать адрес и, естественно, сказал бы, что, о Боже, я забыл его в Вене. Конечно, это не самая убедительная история, но вы не всегда можете рассказывать только убедительные истории. Конспирация в то время была на любительском, очень примитивном уровне».

Столь же незамысловатым был и пароль для встреч в Праге или Будапеште — ветка мимозы. Несмотря на всю незащищенность этой курьерской деятельности, Филби утверждал, что не помнит ни одного случая, когда бы он почувствовал опасность этих поездок.

В начале 1934 года Филби полагал, что все идет к скорому захвату власти в Австрии нацистами. И хотя он с его английским, «почти дипломатическим» по престижности, паспортом мог чувствовать себя в безопасности, Филби понимал, что Литци Фридман расправы не миновать. Член компартии, наполовину еврейка, отсидевшая к тому же в тюрьме за политическую деятельность, она могла стать одной из первых жертв грядущего террора. «Если бы пришли нацисты, конечно, с ней бы покончили, — говорит Филби. — Поэтому я решил жениться на ней, дать ей английский паспорт, вернуться в Англию и продолжать партийную работу оттуда, из Англии».

Это и произошло в апреле 1934 года. Работа в Австрии, угроза фашизма, увиденная там собственными глазами, прочувствованная сердцем и понятая умом, оказали сильнейшее воздействие на окончательное формирование у Кима Филби коммунистических убеждений. Первым его шагом по приезде в Лондон было обращение в штаб-квартиру Коммунистической партии Великобритании с просьбой о приеме в ее ряды.

— Где вы были? — спросили его там. — Кто вы такой?

— Я был в Австрии, принимал участие в восстании.

— Ну, эго мы должны проверить. Партия там находится на нелегальном положении, поэтому сделать это нелегко. Приходите недель через шесть.

Эти шесть недель были, пожалуй, поворотным временем в судьбе Кима Филби. Он так никогда и не стал членом компартии, оставаясь коммунистом всю жизнь. Его последней «коммунистической акцией» было участие в первомайской демонстрации 1934 года.

Ким Филби не знал, что советская внешняя разведка давно уже обратила на него внимание. Еще когда он учился в Кембридже, его заметили как способного и честного юношу, который задумался над своим местом в жизни в борьбе за лучшую долю человечества. Знала советская разведка и о пребывании Филби в Австрии, его участии в антифашистской работе, о его желании примкнуть к английским коммунистам. Но ведь есть и другой путь борьбы — подпольная работа, путь опасный, но благородный. Разведка решила предложить его Киму Филби.

Филби рассказывает: «К счастью, еще до того, как закончился этот шестинедельный период, меня нашла одна моя знакомая по Австрии и спросила, не хотел ли бы я встретиться с одним очень важным человеком, который может меня заинтересовать. (Эта знакомая Филби носила имя Эдит Тюдор Харт. — Лет.)

— Конечно, — ответил я, не колеблясь.

И через два или три дня мы отправились с ней в длительное путешествие по городу, беря такси, спускаясь в метро, идя пешком, неожиданно останавливая такси и пересаживаясь в другое.

— Ким, я вас очень прошу, не спешите, потому что мне нужно запомнить как можно больше деталей.

— Я понимаю, я не буду спешить.

Одним словом, это было очень сложное путешествие, длившееся несколько часов. И закончилось оно в середине дня в Риджентс-парке в Лондоне. Там мы увидели человека, который сидел на скамейке. Моя знакомая подвела меня к нему и сказала: «Вот тот человек, о котором мы с вами говорили».

— Здравствуйте, — сказал я.

Человек на скамейке пожал мне руку. Я увидел, как моя знакомая из Австрии быстро уходит от нас. Больше я ее никогда не видел. А я остался с этим человеком. Он начал расспрашивать меня о моих взглядах, о моей деятельности. Большей частью мы говорили по-немецки. После долгой беседы он сказал мне:

— Я знаю, что вы хотите вступить в коммунистическую партию. Вы станете одним из многих тысяч коммунистов. Вы будете иметь прямую связь с рабочим классом. Прямую связь. Однако вы по образованию, по внешности и по происхождению — буржуа. И впереди у вас могла бы быть буржуазная карьера. А нам нужны люди, которые могут войти именно в буржуазию. От нас войти.

Я не задавал ему каких-либо конкретных вопросов о нем самом. И, честно говоря, я даже не знал тогда, откуда он, кого он представляет — Советский Союз или Коминтерн. Но смысл этого разговора заключался в том, что он предлагал мне очень интересное будущее, очень интересное занятие и перспективы, с тем чтобы я, находясь на интересных должностях, давал ту информацию, какую обычно коммунисты получить не могут.

— Другими словами, вы просто вежливо спрашиваете меня, не соглашусь ли я быть агентом глубокого проникновения?

— Именно это я и хочу вам предложить.

Мне все это чрезвычайно понравилось. Мое будущее выглядело теперь романтически. И хотя потом я понял, что деятельность моя не всегда могла быть определена словом «романтическая», а была эта деятельность трудной, будничной, иногда очень тяжелой, но тогда я не знал этого. Да если бы и знал, может быть, все равно дал бы тот же самый ответ.

— Я согласен, — сказал я.

Мы условились встретиться с ним через две недели».

Эта беседа в Риджентс-парке состоялась в начале июня 1934 года. Человеком на скамейке был советский разведчик-нелегал Арнольд Дейч, он же Отто. Филби с этого времени в оперативной переписке стал именоваться «Зенхен», что в переводе с немецкого на русский означает «Сынок».

Итак, в июне 1934 года Ким Филби начал свою работу в советской разведке. Первое, что попросил его сделать Дейч, это прекратить все контакты с коммунистами, с людьми, даже просто сочувствовавшими коммунистам, чтобы выглядеть безупречным в глазах английского истеблишмента. Жена Филби Литци, которая знала о его связи с советской разведкой, должна была сделать то же самое. Нужно было также избавиться от левой литературы в домашней библиотеке. Второе, что предстояло сделать Филби, — это внимательно присмотреться к своим друзьям и знакомым, в том числе по Кембриджу, с точки зрения их пригодности для работы в разведке. И наконец, третье — определить свою карьеру, опять же с точки зрения решения разведывательных задач.

В июле 1934 года перед нелегальной разведывательной группой в Лондоне Центром была поставлена долговременная задача проникновения в британскую разведку — Интеллидженс сервис — и получения информации о ее намерениях и конкретных действиях в отношении Советского Союза. В какой мере Ким Филби, за плечами которого был один из самых престижных университетов не только Великобритании, но и мира, мог решить эту задачу? Дипломатическая карьера оказалась для него недоступной из-за отказа университетского преподавателя экономики Робертсона, старого друга отца, рекомендовать «радикального социалиста», каким он считал Кима, на работу в Фо-рин офис. Его друзья сами только лишь начинали свой жизненный путь и ничем помочь ему не могли. Отец, которого в прессе того времени сравнивали со знаменитым разведчиком Лоуренсом Аравийским, почти ничем не помогал сыну в его карьере и был счастлив, когда тот избрал профессию журналиста и стал редактором малозначительного журнала «Ревью оф ревьюз». Казалось бы, пути для проникновения в разведку нет.

Иначе думал резидент-нелегал А.М. Орлов — очень опытный, изобретательный и темпераментный разведчик, с которым Филби стал работать в конце 1934 года. Именно журналистика открыла Филби путь в английскую разведку. Ким мог встречаться и беседовать с самыми различными людьми. Кое-что рассказывал ему отец. В 1935 году от Филби стала поступать иногда более, иногда менее ценная политическая информация. В июне 1935 года Филби сообщил о закрытом заседании Центрально-Азиатского общества, где его отец делал доклад об Англо-Персидской нефтяной компании, информацию о короле Ибн Сауде и английской политике в отношении Саудовской Аравии.

Особый интерес для Центра представили полученная им копия ответа саудовского посла Министерству иностранных дел Великобритании с согласием на строительство англичанами на Ближнем Востоке военно-воздушной базы, а также обзор деятельности Военного министерства и его разведки с характеристиками на некоторых ее сотрудников.

Последняя информация была получена от университетского приятеля Кима Филби Тома Уайли, который занимал должность секретаря постоянного помощника военного министра. В июне 1935 года Орлов писал в Центр:

«К числу новых агентурных наметок относится имеющийся у «Зенхен» подход к его университетскому товарищу, некоему Уайли, работавшему в последние годы на неинтересной для нас должности и назначенному месяца три тому назад секретарем постоянного помощника военного министра Криди… Уайли — способный и образованный малый… Я дал «Зенхен» задание ничего не предпринимать по существу, возобновив только дружбу с ним». Эта дружба дала возможность Филби длительное время получать от Уайли ценную информацию.

А.М. Орлов нашел путь, как можно использовать журнал, где работал Филби, в интересах разведывательной работы резидентуры. В расчете выйти на секретарей интересовавших советскую разведку английских учреждений он дал через «Зенхен» объявление в газету о том, что требуется машинистка-стенографистка, способная работать по линии экономико-политической литературы. «Среди моря предложен ий, изъятых нами из почтового ящика, — писал Орлов в Центр, — наиболее подходящей оказалась стенотипистка центрального секретариата морского министерства. Чтобы познакомиться с ней поближе, «Зенхен» взял ее на вечернюю работу в свою редакцию (2 раза в неделю). Теперь перед нами задача подыскать ей «любовника». Сами понимаете, что исход такого дела всегда чрезвычайно загадочен». В архиве сохранилась резолюция Центра на письме: «Использование «Зенхена» для вербовки категорически запретить». Центр понимал перспективность Филби. Его ждали большие дела. Изучение секретарши морского министерства было поручено сотруднику резидентуры.

И все же главная задача, поставленная Центром перед лондонской группой, — проникновение в британскую разведку — была далека от решения.

Вскоре, однако, открылись новые возможности для использования Филби.

Том Уайли познакомил его со своим другом Тэлботом, который уже несколько лет редактировал журнал под названием «Англо-русская торговая газета». Это издание было органом ассоциации тех английских финансистов и бизнесменов, которые имели деловые интересы в дореволюционной России и хотели бы получить кое-что назад. Их давление на парламент в этом направлении успеха не имело, с возрастом они отходили от активных дел, журнал постоянно терял денежную поддержку и тихо умирал. Тэлбот, встретив как-то Филби, сказал ему:

— Слушай, поскольку мой журнал умирает, что если мне начать новый, такого же рода, но на англо-германской основе, для активизации англо-германской торговли?

Филби эта мысль показалась весьма интересной, и они обсудили ее.

— Я уже в возрасте, — сказал Тэлбот. — Я слишком стар, чтобы начинать еще один журнал. Мне нужен молодой редактор. Почему молодой — чтобы он не запросил слишком много денег.

Нетрудно догадаться, что он имел в виду своего собеседника. Была названа сумма, которая устраивала Филби, и он сказал: «О’кей». «Мне кажется, — говорит Ким, — что вот это мое согласие и было началом моей действительной работы для Советского Союза». К тому времени А.М. Орлов уехал и работой Филби снова руководил Отто.

Как редактор нового журнала Филби вступил в Англо-германское содружество — организацию, которая существовала в то время для улучшения отношений между Англией и нацистской Германией. У него появились знакомые в немецком посольстве, а через них и доступ туда. Он начал получать малодоступные сведения о неофициальных контактах между Англией и Германией через финансистов, промышленников, специалистов по экспорту и импорту — всех тех, кто был заинтересован в сближении двух стран.

Филби стал часто ездить в Берлин — примерно раз в месяц на неделю. Будучи представлен Риббентропу, еще когда тот был послом в Лондоне, он продолжал встречаться с ним и его сотрудниками и в Германии. Завязались, естественно, и контакты с геббельсовским Министерством пропаганды.

Весьма продуктивная и полезная в разведывательном отношении, эта работа была особенно тяжела для Кима Филби психологически. Он оказался среди тех, кого ненавидел и из-за ненависти к которым, собственно, принял решение сотрудничать с советской разведкой.

Горьким воспоминанием отзывался у Филби визит к одному старому знакомому. Увидев его, тот спросил: «Скажи, пожалуйста, а когда ты был в Австрии, ты уже работал полицейским осведомителем против нас?»

Однако дело разведки, которому посвятил себя Филби, стало для него делом жизни. Он был готов идти на такие жертвы. Отто постоянно напоминал ему, что его задачей является вылепить из себя не образ нациста, а образ независимо мыслящего англичанина, который воспринимает гитлеровскую Германию как фактор европейской жизни середины 30-х годов и пытается извлечь из этого экономические и культурные выгоды для своей страны.

Можно только поражаться интуитивному, а может быть, и осознанному чувству меры Арнольда Дейча, так же как и его дальновидности и прозорливости. Как бы сумев заглянуть в будущее, он предполагал, что Англия будет воевать с Германией. И тогда, если переусердствовать в подаче Филби как пронацистски настроенного журналиста, ему не миновать тюремного заключения в период Второй мировой войны. Именно так и случилось с Кэрролом, редактором нацистского листка, который заменил в конце 1936 года журнал, издававшийся Филби.

На следующей же встрече с Отто Филби рассказал ему об этом разговоре с контактом в Министерстве пропаганды, который сообщил ему о прекращении финансирования журнала. Тот, к его удивлению, ничуть не огорчился и сказал:

— Ну и черт с ними. Это как раз вовремя, потому что ты едешь в Испанию.

— Куда? — переспросил обрадованный Филби. Он с детства очень интересовался Испанией. Но в 1936 году там уже шла война. — Куда я еду? В Мадрид, в Барселону, в Валенсию? — Филби назвал районы, занятые республиканцами.

— О нет, ты едешь на другую сторону. На какой еще стороне может находиться Ким Филби, английский журналист и «искренний друг нацистской Германии»?

В этот период работы советской разведки с Филби в составе лондонской нелегальной резидентуры появился новый резидент, который сменил выехавшего в конце 1935 года в другую страну Орлова. Это был Теодор Малли, проходящий по делам внешней разведки под псевдонимом Манн. Но Филби и его друзья по кембриджской группе знали его как Тео. С апреля 1936 года он как резидент стал руководить работой А. Дейча, совместно с ним разрабатывал и планировал операции по наиболее эффективному использованию возможностей Филби и его продвижению в британские спецслужбы. Малли лично провел несколько встреч с Филби в Лондоне и Берлине, куда он для этого специально выезжал. На этих встречах наряду с прочими обсуждался и вопрос о поездке Филби в Испанию.

Теодор Малли был далеко не ординарной личностью. Венгр по национальности, католический священник, он служил в годы Первой мировой войны капелланом в австро-венгерской армии, на Карпатском фронте попал в плен к русским и до 1917 года находился в лагерях для военнопленных. Революция освободила его. К этому времени Теодор Малли многое переосмыслил. Ужасы развязанной империалистическими державами кровавой войны поколебали его прежнюю веру. Он решил, что для борьбы за общечеловеческие идеалы нужно идти другим путем. Он участвовал в Гражданской войне в рядах Красной Армии, а затем был приглашен Ф.Э. Дзержинским для работы в ЧК. Хорошее образование и интеллигентность, умение находить пути к сердцам людей и устанавливать с ними доверительные отношения, знание нескольких иностранных языков и западного образа жизни — все это помогло Малли стать превосходным разведчиком-нелегалом. Он успешно работал с нелегальных позиций в Австрии, Германии, Франции, Англии, приобретя для советской внешней разведки немало ценнейших источников информации. Он посвятил свою жизнь борьбе с надвигающейся угрозой фашизма, понимая, что она неминуемо ведет к новой мировой войне.

Однако судьба этого замечательного человека оказалась трагической. В июне 1937 года он был отозван в Москву и репрессирован. Впоследствии Теодора Малли полностью реабилитировали. Его имя навечно останется в памяти российских разведчиков. Фотография Теодора Малли занимает почетное место в Кабинете истории внешней разведки.

Поездка Кима Филби в воюющую Испанию была задумана не только и не столько с целью сбора информации о положении дел у франкистов. Она была в большей степени продолжением реализации плана советской разведки по расширению разведывательных возможностей Филби и созданию предпосылок для последующего внедрения его в английскую разведку. Перед Кимом была поставлена задача создать себе репутацию смелого, яркого журналиста, способного привлечь внимание английской разведки. Лучшего места, чем Испания, наиболее «горячая» в то время точка планеты, для этой цели не было.

Филби ехал в Испанию как независимый журналист, то есть за свои деньги, надеясь компенсировать расходы публикацией в Англии статей, которые он будет посылать с фронтов Гражданской войны. В действительности же, конечно, его поездка полностью финансировалась советской разведкой. Но чтобы «легендировать» эти средства, Филби пришлось продать часть своих книг.

Перед отъездом он получил адрес в Париже, на который должен был направлять почтой свои донесения, и несложный код для их зашифровки, исполненный на листочке тонкой, но очень прочной бумаги. Этот листочек в случае необходимости можно было смять и проглотить.

Путь в Испанию лежал через Португалию. В Лиссабоне Филби получил франкистскую визу не в посольстве, которого у мятежников тогда еще не было, а в так называемом «агентстве» Франко. В конце января он прибыл в Севилью, откуда и начал действовать. Приблизительно через две недели Филби начал отправлять свои письма на парижский адрес и старался писать каждую неделю. Военные действия, которые он мог наблюдать непосредственно как журналист, велись активно. Он мог видеть собственными глазами временные аэродромы, которые только строились, наблюдать перемещения войск и не только по петлицам и погонам определять, что это за войска. Кроме того, у него установились некоторые контакты с испанцами. Они любили поговорить и подчас так хвастались, что Филби даже не нужно было задавать вопросов.

В марте 1937 года произошел тот самый эпизод с кодом, который подробно описан в книге Филби «Моя тайная война». После того как при чрезвычайных обстоятельствах Ким вынужден был проглотить листочек с кодом, ему пришлось писать письмо в Париж с просьбой выслать новый. «Сложность состояла в том, — вспоминает Филби, — что у нас не было кодового слова для слова «код», поэтому я написал в письме, что потерял книжку, которую мне дали, и просил прислать новую».

Вскоре он действительно получил ответ от своего друга по Кембриджу Гая Берджесса, который назначил ему встречу в отеле «Рок» в Гибралтаре. Эта встреча состоялась и была наибольшим сюрпризом для Гая, так как он, по утверждению Филби, не знал до этого момента о его сотрудничестве с советской разведкой. Филби же прекрасно знал о работе Берджесса, поскольку сам рекомендовал его. Через некоторое время Берджесс «отплатил» Филби тем, что помог ему поступить на службу в Интеллидженс сервис.

В Гибралтаре Гай передал Киму новый код и деньги. Они вместе поужинали и весь вечер проговорили. Филби сообщил старому другу максимум информации о франкистах. На следующий день Гай уехал.

Вскоре и сам Филби вернулся в Лондон. Его первый трехмесячный испанский период закончился. На встрече с ним Отто начал Кима поддразнивать:

— Слушай, ты писал письма прекрасной женщине в Париже мадемуазель Дюпон. И как же тебе не стыдно было писать такие скучные письма?

— Попробуй написать интересное письмо, если в каждом пятом слове ты должен сообщать что-то серьезное, — отшутился Филби (таково было правило кода, которым он пользовался).

— Твоя информация, тем не менее, была очень важной, и Центр благодарит тебя за это, — сказал Отто. — Но теперь твое пребывание в Испании надо использовать уже на все 100 процентов. Тебе нужно двигаться в большую журналистику. Нам хотелось бы, чтобы ты снова поехал к Франко, но уже от какой-нибудь крупной газеты, чтобы иметь больше доступа ко всем вопросам. Для этого тебе надо опубликоваться в каком-нибудь солидном издании.

Филби написал статью о своих впечатлениях от Испании. Писал свободно, не связанный оковами франкистской цензуры. Потом пошел за советом к своему отцу. Тот сказал: «Надо начинать с самого верха. Пошли ее в “Таймс”».

Ким послал статью в «Таймс». Ему повезло. «Таймс» как раз лишилась своих двух корреспондентов во франкистской Испании. Один погиб в автомобильной катастрофе, другой не смог выдержать давления цензуры и подал в отставку.

И вскоре Киму позвонил его отец: «Я только что встретил в своем ютубе заместителя редактора «Таймс» Берингтона Вуда. Он сказал мне, что ты написал вполне приемлемую статью, и они будут рады напечатать ее. Более того, они были бы счастливы, если бы ты согласился поехать от них обратно в Испанию в качестве их постоянного корреспондента». «Я с удовольствием сделаю это», — ответил Ким.

Придя в редакцию «Таймс», Филби был тут же представлен редактору иностранного отдела Ральфу Диккену, пятидесятилетнему холостяку, «немножко помпезному, с налетом снобизма, но по сути своей доброму человеку», и главному редактору Доусону. Ему предложили перед отправкой в Испанию поработать две-три недели в редакции «Таймс», чтобы познакомиться с тем, как делается газета.

В лондонской резидентуре подготовка к отъезду Филби в Испанию также шла своим чередом. Ему были даны условия связи с А.М. Орловым, который после отъезда из Англии занимал пост резидента НКВД и советника по вопросам безопасности при республиканском правительстве в Испании. Встречи должны были происходить в приграничном с Испанией французском городке Нарбоне, куда могли выезжать и тот и другой. Поезд, который шел от Байона вдоль всей франкоиспанской границы до Нарбона по красивейшим долинам Пиренеев, славился своей великолепной кухней и был любимым видом досуга для отдыхающих и туристов.

В перерывах между встречами с Орловым Филби направлял информацию, написанную симпатическими чернилами, по адресу в Париже. В качестве симпатических чернил использовался самый обыкновенный фотографический раствор, который можно было купить в любом магазине. Его хранение дома не вызывало никаких подозрений. А вот с парижским адресом мог произойти серьезный провал. Дело в том, что это был адрес советского посольства. Много позже, когда Ким уже вернулся из Испании, он пришел в ужас, узнав об этом. Но, к счастью, провала не произошло: контрразведки тогда не были столь сильны, как сейчас.

В мае 1937 года с благословения «Таймс» и Арнольда Дейча Ким вновь выехал в Испанию. На этот раз он заручился рекомендательными письмами от немецкого посольства в Лондоне, где был хорошо известен как «сочувствующий». Но и без этого отношение к нему франкистов заметно изменилось к лучшему. Корреспондент «Таймс» считался важной персоной. Тем не менее Филби продолжал использовать свое прошлое знакомство с Риббентропом для укрепления положения и расширения связей. Даже пятиминутная встреча с Риббентропом, которая ничего не давала Филби с точки зрения информации, оказывала громадное влияние на развитие его контактов с нужными людьми. Как только они узнавали, что Филби был принят Риббентропом, то начинали вести себя гораздо свободнее и говорили о тех вещах, о которых никогда бы не посмели говорить ему, будь он простым журналистом. Может быть, именно эта тактика открыла Филби дорогу к знакомству и «дружбе» с начальником абвера в Испании.

Работать в стане франкистов человеку с коммунистическими убеждениями означало постоянно испытывать большой психологический стресс. Ему приходилось посещать поля сражений, усеянные телами убитых и раненых товарищей, быть свидетелем их расстрелов и казней. «Это почти невозможно описать, — рассказывает Филби. — Это было страшное испытание. Я старался в своих статьях подавить всякое чувство. Я старался сообщать только холодную информацию».

Война в Испании закончилась. Воцарился фашистский режим Франко. Для разведчиков и журналистов страна превращалась в тихую заводь. В начале августа 1939 года Филби вернулся в Лондон. Над Польшей уже нависла военная угроза. В редакции «Таймс» ему сказали, что в случае войны он будет главным военным корреспондентом и его корпункт будет находиться при штабе английских войск.

…В 1940 году, уже после падения Франции под натиском гитлеровских войск и возвращения Филби в Лондон, его вызвали в редакцию «Таймс» и сказали: «Вам звонили из Военного министерства. Капитан Шелдон хочет видеть вас».

Первые шаги Филби на пути в английскую разведку закончились. Он «вышел на большую дорогу». Как и другие члены «кембриджской пятерки», Ким Филби еще долгие годы продолжал работу в советской разведке. Рассказ об их делах — в следующих томах очерков.