Состояние психиатрической медицинской помощи на оккупированной территории Беларуси в годы Великой Отечественной войны

В. А. Латышева (Минск)

Организация медико-санитарной службы и деятельность лечебно-профилактических учреждений под контролем оккупационных властей долгое время оставались «вещью в себе». Однако в последнее время историография Великой Отечественной войны стала обогащаться исследованиями, позволяющими приоткрыть и эти малоизвестные страницы истории. Так, среди авторов отметим работы, принадлежащие, пожалуй, одним из ведущих современных специалистов в области истории отечественной медицины М. Е. Абраменко [1] и Е. М. Тищенко [13].

Однако по ряду причин проблема специализированного медицинского обслуживания населения на оккупированной территории Беларуси продолжает непозволительно долгое время оставаться за рамками исследовательской тематики. По-прежнему малоисследованными остаются вопросы, связанные с оказанием профессиональной помощи в области родовспоможения, пульмонологии, травматологии и других специализированных направлений.

Особое место занимает психиатрическая помощь. Если о катастрофе, постигшей пациентов специализированных медицинских учреждений, мы знаем по фактам их массового уничтожения, то медицинское обеспечение душевнобольных граждан, которые продолжали находиться за пределами этих учреждений, остаются исследовательской terra incognita. Сегодня о состоянии оказания медицинской помощи данной категории населения позволяют судить сохранившиеся материалы советских подпольных и партизанских организаций, собиравших информацию о положении на оккупированной территории, оккупационная и советская подпольная пресса, опубликованные и неопубликованные воспоминания очевидцев, дневниковые записи военных лет, материалы интервью.

Определенным достижением советской медицины в области психиатрии, достигнутым за довоенный период, можно признать укрепление ее материальной базы для оказания помощи психически больным людям, расширение сети структур, оказывавших специализированную помощь населению. Достижению этих результатов способствовал перевод финансирования медицинских учреждений для психически больных пациентов на полное государственное обеспечение. В сравнении с дореволюционным периодом, когда на протяжении довольно длительного времени каждая из губернских больниц в среднем располагала местами для 20 душевнобольных, в советской Беларуси за межвоенный период благодаря созданию крупных центров оказания психиатрической помощи они уже были рассчитаны на стационарное лечение от 300 до 1200 душевнобольных. Старейшие центры психиатрической помощи в Беларуси в Витебске, Минске и Могилеве стали организационной, лечебной и научной базой для дальнейшего развития психиатрии в республики. Однако ситуация стала резко меняться с началом Великой Отечественной войны.

Уже 1 сентября 1941 г. среди жителей оккупированного Минска была распространена листовка о приеме во 2-й больнице по адресу «бывшая улица М. Горького, д. № 2» среди прочих пациентов тех больных, которые страдали теми или иными психическими заболеваниями [7, л. 173].

Содержание листовки не вызывало удивления: это медицинское учреждение являлось одним из старейших на территории Беларуси. Больница была основана в 1799 г. при Свято-Троицком женском униатском монастыре, а в 1921 г. на ее базе открылась 2-я Советская больница. С 1922 г. ее функционирование было тесно связано с открывшимся медицинским факультетом Белорусского государственного университета: психиатрическое отделение больницы послужило практической основой для кафедры психиатрии университета [2]. Больница быстро расширялась; известно, что в 1938 г. она могла принять уже 640 пациентов стационара, из которых большинство – 400 больных – страдали психическими заболеваниями и расстройствами. Однако с началом оккупации начали развиваться иные тенденции.

Выявленные документы свидетельствуют, что с начала 1942 г. на оккупированной территории Беларуси в системе предлагаемой медицинской помощи (терапевтической, хирургической, стоматологической и т. д.) помощь психиатров уже отсутствовала [см., например: 4, л. 656–656 об.] Она не фигурировала ни в одном из приказов по установлению так называемых медицинских такс [см., например: 3, л. 109]. И это не случайно. Именно к началу 1942 г. было покончено практически со всеми пациентами из старейших центров оказания психиатрической помощи в республике. Их ликвидация была связана с реализацией нацистами трагической «Акции Тиргартенштрассе 4». Если первоначально преступная программа была направлена на массовые убийства «лишних едоков», «балластных существ» из числа немецких граждан, то с началом Второй мировой войны политика преследования с целью уничтожения людей с физическими и психическими ограниченными возможностями была перенесена на оккупированные Германией территории, в том числе Советского Союза, включая БССР.

С ликвидацией пациентов специализированных психиатрических учреждений Беларуси исчезли и сами эти учреждения. Помещения психиатрических больниц изымались под нужды войск и новой администрации, например, как это было в Витебске и Минске.

Значительное количество медицинского персонала специализированных учреждений было ликвидировано вместе с пациентами. Именно так произошло летом 1941 г. в Лидском районе. Акция ликвидации пациентов, которую там осуществили оккупанты, была направлена и против медицинского персонала. В числе погибших оказался известный врач еврей Рубинович. Методом ликвидации стал массовый расстрел. Его официальным предлогом декларировалась потребность в устранении очага туберкулеза. Убийство было совершено на глазах у жителей деревни около помойных ям, в которых чуть позже и были зарыты тела всех 120 погибших [11, л. 2].

Вместе с пациентами Могилевской психиатрической больницы в машине-душегубке погиб главный врач учреждения М. М. Клицман. Еще осенью 1941 г. нацистами вместе с семьей был расстрелян врач-психиатр Г. С. Маркович. От пыток в сентябре 1943 г. скончался доктор М. П. Кувшинов. Были расстреляны санитары Ткачев и Миронова [10].

Кроме того, в условиях острой нехватки медицинских кадров и ликвидации их прежних мест работы оставшийся в живых персонал, ранее оказывавший психиатрическую помощь населению, вынужден был либо изменить характер своей деятельности, либо переходить на работу в другие медицинские учреждения. В последнем случае эти люди, как правило, работали уже не по своей специальности, не имея возможности оказывать профильную психиатрическую помощь населению.

Так, например, сложилась судьба доктора О. И. Ольшевской, которая летом 1941 г. заведовала 6-м психиатрическим отделением 2-й больницы в г. Минске. После ликвидации ее пациентов нацистами доктор перешла на работу в 3-ю инфекционную больницу, где у нее на лечении находились уже люди, которые имели заболевания, соответствующие профилю этой больницы. По схожему сценарию сложилась судьба и у большинства персонала, ранее находившегося под руководством доктора [12, л. 46].

Однако следует обратить внимание на то, что в категорию душевнобольных входили не только пациенты специализированных учреждений, но также граждане, которые по тем или иным причинам находились за стенами медицинских учреждений. Кроме того, с началом оккупации не только случаи рецидивов, но и приобретения психических расстройств и заболеваний резко увеличились в силу военных факторов и тяжести оккупационного режима.

Очевидно, что в круг интересов новой, оккупационной администрации вопрос оказания психиатрической медицинской помощи населению не входил. Тот ее минимум, который еще мог оказываться душевнобольным, был подвергнут центробежным тенденциям. На оккупированной территории БССР помощь можно было получить только в Минске. Именно здесь располагалась единственная специальная больница, принадлежавшая так называемому «Gesundheitsamt» (отделу здравоохранения), более известному как «AbteilungdesTodes» (ведомство смерти) [14, с. 288]. Его пациенты состояли из больных, страдавших нейроинфекциями, травмами и функциональными нарушениями нервной системы.

Необходимость оказания такой мизерной помощи со стороны оккупационных властей была вызвана двумя факторами. В первую очередь сказывалась боязнь распространения инфекций: менингита, венерических заболеваний и прочих. Это давало определенный шанс тем психически больным, чье состояние усугублялось нейроинфицированием. Однако эффективность получения здесь специализированной медицинской помощи сводилась к нулю: больных, которым улыбалась удача и они выживали, выписывали уже по истечении 1–4 дней [14, с. 290].

Другим фактором была возможность использования нацистами этой больницы как медицинской инстанции при вывозе населения на принудительные работы. В данном случае профиль этого заведения определяла не необходимость в лечении, а необходимость в увеличении потока рабочей силы. Оккупационные власти пытались даже из нетрудоспособных граждан выбрать тех, кто еще хоть как-то мог быть физически пригодным к труду. Так произошло, к примеру, с больным П. Б., 49 лет (история болезни 2616/220). Ему был поставлен своеобразный диагноз – «аггравация» (от лат. aggravatio – отягощение), т. е. преувеличение симптомов имеющегося заболевания. Таким образом, П. Б., несмотря на его явный и действительный психоневрологический диагноз, подтвержденный еще в довоенное время советскими квалифицированными медицинскими работниками, признали трудоспособным, вследствие чего больной мужчина вместе с семьей был угнан на принудительные работы в Германию.

Однако намного чаще психическое заболевание или расстройство приводило его обладателя к смерти. Зимой 1942 г. советская авиация подвергла массированной ночной бомбардировке Витебск. Утром население согнали на тушение пожаров. В. Т. Бель, будучи тогда ребенком, стал свидетелем следующего происшествия. Под обломками одного из догорающих домов он увидел своего школьного товарища. На юношу было страшно смотреть. На его

стянутом от мороза лице была замерзшая кровь. Он не разговаривал, а жутко мычал. Немецкие солдаты втолкнули мальчика в какую-то медицинскую машину и увезли. Больше своего школьного товарища Владимиру Тимофеевичу встретить было не суждено [9].

В некоторых случаях судьба позволяла душевнобольным остаться в живых. Беженка из Смоленской области Н. Львова в 1942 г. проживала в Минске по ул. Белорусская, дом № 41. Проживавшая там же многодетная мать не прошла мимо совершенно чужой ей пожилой женщины, которая явно нуждалась в помощи, поскольку страдала психическим заболеванием. В дальнейшем, испытывая большие материальные затруднения, Н. Львова была вынуждена обратиться за соответствующей помощью в отдел гражданской опеки. Характерной оказалась реакция местной администрации. В ответ на обращение Н. Львова получила единовременную денежную помощь на сумму в 15 рублей, а также право на пять обедов [6, л. 48]. Физическое состояние женщины, остро нуждающейся в медицинской помощи, просто проигнорировали.

В провинции оказание медицинской помощи душевнобольным было, по всей видимости, еще менее выраженным, чем в городах и районных центрах. Местные органы власти не считали нужным входить в положение и помогать душевнобольным и их семьям. Зачастую люди, страдающие психическими расстройствами и болезнями, даже не рассматривались как нуждающиеся в медицинской помощи. Характерным примером можно считать случай, произошедший в марте 1943 г. в Мядельском районе. Жительница деревни Завруток Слободской волости Ю. Б. смиренно просила начальника района отправить ее дочь Г. в больницу в Вилейку: 22-летняя девушка, по словам матери, заболела «буйным помешательством» и угрожала жизни и здоровью самой Ю. и безопасности соседей. Однако реакция на обращение была предсказуемой: входить в положение просительницы не посчитали нужным, заявив, что Г. в больничном лечении не нуждается. На прошении была наложена красноречивая резолюция: «сама адвыкне» [5, л. 62].

Показателен и следующий факт. Летом 1944 г. А. – жена стражника М. Н. – после родов страдала психическим заболеванием, которое осложнилось нарывом груди. Сумасшедшая мать, испытывавшая жуткую боль, по неосторожности придушила младенца. Однако в глазах администрации состояние душевнобольной не заслуживало внимания. Больную женщину, которой, возможно, еще можно было помочь, отправили в камеру предварительного заключения м. Холопеничи. Без внимания оставались рапорты М. Н., мужа А., начальнику стражи Молчанову, в которых подчеркивалось, что из-за болезненного состояния женщина, по заключению местных врачей, должна находиться под непосредственным присмотром медицинских работников. Все просьбы мужа о необходимой госпитализации жены были проигнорированы [3, л. 233]. О дальнейшей судьбе А. не трудно догадаться…

В целом выявленные источники позволяют утверждать, что в сложившихся социально-экономических условиях оккупации душевнобольные из числа гражданского населения были фактически лишены медицинской помощи. Такая ситуация сложилась вследствие разрушения сети психиатрических учреждений республики уже в первый год оккупации; медицинский персонал был частично уничтожен, частично лишен возможности оказывать квалифицированную помощь; системой новой, оккупационной власти игнорировалось присутствие в обществе душевнобольных с их потребностями. Все это, а также преследование нацистами больных людей обрекали их зачастую на верную смерть.

Исследование специализированной помощи в годы оккупации требует своего продолжения. Очевидно, что представленная тема выходит за рамки истории медицины. Она затрагивает широкий спектр социальных, экономических, духовных, культурных, а также других аспектов оккупации и справедливо претендует на достойное место в рамках современной социальной истории.

Источники и литература

1. Абраменко, М. Е. Здравоохранение Беларуси в годы Великой Отечественной войны (1941 – 1945 гг.) / М. Е. Абраменко. – Гомель, 2010.

2. Вторая городская больница. По материалам, представленным доцентом В. Ф. Зайцевым [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.minsk-old-new.eom/minsk-3217.htm.b. – Дата доступа: 10.03.1914.

3. Государственный архив Минской области (далее – ГАМн). – Фонд 1039. – Оп. 1. – Д. 100.

4. ГАМн. – Фонд 1613. – Он. 1. – Д. 1.

5. ГАМн. – Фонд 4223. – Он. 1. – Д. 17.

6. ГАМн. – Фонд 622. – Он. 1. – Д. 3.

7. ГАМн. – Фонд 623. – Он. 1. – Д. 1.

8. ГАМн. – Фонд 1039. – Он. 1. – Д. 51.

9. Из материалов интервью А. Беланович с В. T. Белем.

10. Костейко, Л. А. Развитие психиатрии в Белоруссии (конец XVIII века – 1960 г.): автореф. дне… канд. мед. наук: 767 / Л. А. Костейко; Минский гос. мед. ин-т, 1970.

11. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ). – Фонд 861. – Оп. 1. – Д. 7.

12. НАРБ. – Фонд 861. – Он. 1. – Д. 8.

13. Тищенко, Е. М. Здравоохранение Беларуси в годы Великой Отечественной войны / Е. М. Тищенко. – Гродно, 2009.

14. Хазанов, М. А. Заболевания нервной системы населения БССР в связи с немецкой оккупацией / М. А. Хазанов // Сб. науч. работ, посвящ. 20-летию высш. мед. образования. – Минск, 1948.-Т. 1.-С. 288–306.